Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество. Грядущее постиндустриальное

• Название: Грядущее постиндустриальное
• Анкор: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Дата: 02.02.2017
• Размер: 5.69 Mb.
• Имя файла: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Тип: Книга; #1773
• страница: 31 из 51

См. Bell D. The Reforming of the General Education. N.Y., 1966. Chap. 3.
кций: в области фундаментальных научных исследований; как институт обеспечения потребностей общества в высококвали­фицированных кадрах; в развитии общего образования. В изве­стном смысле все эти функции не новы, поскольку, когда впер­вые были предприняты шаги по организации университетов, начиная с Университета Джонса Гопкинса и Чикагского уни­верситета, эти функции уже имелись в виду. Новизна заключа­ется скорее в огромном изменении их масштабов. Большинство ученых, ведущих фундаментальные исследования, сегодня со­средоточено в университетах; именно они служат источником специализированных кадров, в которых нуждаются правитель­ство и общественные организации; даже большинство критиков и писателей находят себе сегодня применение в университетах. Университет стал центром культуры истеблишмента. Студен­ческие волнения в середине 60-х годов стали проявлением про­теста против небрежного отношения к традиционной функции обучения и недостаточного внимания к студенту. Однако са­мым примечательным фактом является то, что при отсутствии организованной академической системы правительство США, вольно или невольно, возложило на университеты огромный объем самых разнообразных задач, которые в других странах выполняются вне пределов университетской системы. Важной чертой послевоенного американского общества является не не­зависимость системы образования, которая носит традицион­ный характер, а возникновение “научно-административного комплекса”, представляющего собой беспрецедентное в истории Америки взаимопереплетение государства, науки и универси­тетской системы. Часто вспоминают, как в своем “прощальном выступлении” президент Д.Эйзенхауэр предупреждал об опас­ности военно-промышленного комплекса; в то же время очень редко вспоминают о том, что в той же речи он уравновесил это заявление равнозначным предупреждением об опасности науч­но-административного комплекса, который, по его мнению, так­же представляет собой чрезмерную концентрацию влияния.

Если, как о том свидетельствуют прогнозы до конца столетия, мы можем ожидать удвоения численности студентов высших учеб­ных заведений, сохранение существующей концентрации элитар­ных университетов окажется под вопросом. Многое будет зави­сеть от источников студенческого контингента. Если значительная его часть будет формироваться из выходцев из семей рабо­чих, вполне возможно, что большая часть абитуриентов будет поступать в младшие колледжи, которые представляют собой наиболее быстро растущий сектор американской системы обра­зования. В 1930 году в стране было 217 младших колледжей; к 1950 году их число возросло до 528; к 1968-му оно увеличилось до 802. Элитарные частные учебные заведения, университеты и колледжи начади ограничивать прием студентов в противопо­ложность крупным, таким, как университеты штатов Висконсин, Огайо, Миннесота, Мичиган иди Калифорния, которые разрос­лись до невиданных размеров. Как отмечали К.Дженкс и Д.Рисман, “доля рынка, [контролируемая частными учебными заведе­ниями, ] которая с 1910 по 1950 год колебалась около 50 процен­тов, начала сокращаться на 1 процент ежегодно. В 1964 году она составляла 36 процентов, а к 1980 году может снизиться пример­но до 20 процентов. Ограничение приема студентов в частные учебные заведения имело два следствия. Во-первых, это повыси­ло качество контингента этих учебных заведений, сделав част­ные колледжи более привлекательными как для студентов, так и для преподавателей, и, вероятно, косвенно способствуя повыше­нию рыночной ценности получаемых здесь ученых степеней. Во-вторых, это означало, что филантропические доходы не должны более распределяться столь широко”⁹¹.

В течение многих дет число элитарных учебных заведений оставалось относительно стабильным (хотя изменения их стату­са в пределах этой группы происходили постоянно). Сохранится ли такое положение впредь, покажет будущее.

Несмотря на то, что огромные суммы бюджетных средств были израсходованы на научные исследования (подробно этот вопрос рассматривается в следующем разделе), в 70-е годы правитель­ство не имело ни централизованного бюджета расходов на эти цеди, ни набора приоритетов, ни системы оценок, яи долгосроч­ного планирования в отношении областей, представляющих особый интерес, ни перечня научных специальностей, развитие которых должно поощряться. Начиная с Манхэттенского проекта,

⁹¹ Jencks Ch., Reisman D. The Academic Revolution. N.Y., 1968. P. 272. В 1970 году в частных колледжах и университетах обучалось менее 30 процентов всех студентов.
в ходе которого была создана атомная бомба, американская на­учная политика была в своей подавляющей части ориентирован? ной на достижение определенных целей; при этом каждое прави­тельственное агентство — оборонное ведомство, Министерство здравоохранения, структуры, ответственные за развитие атомной энергии, освоение космоса, и т.д. — само определяло собственные цеди, а выделяемые на их достижение средства лишь рассматри­вались Бюджетным бюро и распределялись Конгрессом. Ввиду такой целевой ориентации исследований не существует системы, в рамках которой имеющиеся возможности или ресурсы одного ведомства иди министерства могли бы использоваться другим. Вместо этого по мере того, как возникали новые нужды, срочные потребности и приоритеты, создавались новые исследовательские институты, организации и лаборатории и устанавливались но­вые контакты с университетами. Поскольку зачастую потребнос­ти возникают неожиданно, а возможностей для их удовлетворе­ния правительство не имеет, было изобретено множество меха­низмов выполнения таких задач вне пределов государственного сектора, путем заключения “федеральных контрактов” со специ­ально создаваемыми некоммерческими корпорациями и с уни­верситетами. Научно-исследовательская деятельность правительства настолько институционально разбросана и рассредоточена, что в настоящее время не существует единого описания всех ее направлений и структур!

В рамках президентской администрации в 1957 году был уч­режден пост специального советника президента по науке и тех­нике. На него возлагались также обязанности председателя Уп­равления по науке и технике (создано в 1962 году), Консульта­тивного комитета по науке при президенте (создан в 1957 году), Федерального совета по науке и технике (создан в 1951 году) и члена Научного комитета Министерства обороны.

Предполагается, что советник президента по науке может составить общий взгляд на федеральную научную политику, но его положение ослабляется тем, что почти 90 процентов расхо­дов на научные исследования и разработки производятся че­тырьмя ведомствами — обороны, атомной энергии, исследова­ния космоса и здравоохранения, — в отношении деятельности которых его мнение мало что значит. Консультативный коми­тет по науке при президенте — это правительственное ведомство, члены которого назначаются из числа диц, не являющихся государственными служащими. Это — совещательный орган в области научной политики, в обязанности которого входит оп­ределение новых направлений финансирования и оценка рас­пределения ресурсов между научными и техническими исследо­ваниями, а также военным и невоенным использованием науч­ных достижений. Однако влияние его на реальные действия политиков весьма незначительно.

При администрации Р.Никсона прерогативы советника по науке были значительно урезаны, а в январе 1973 года было уп­разднено и само Управление науки и техники, функции которого отчасти были распределены между другими ведомствами, а отча­сти перешли к Национальному научному фонду. Это означало, что научное сообщество лишилось прямого доступа к президен­ту, который оно имело в период с 1945 по 1968 год.

Так как бюджеты научно-исследовательских проектов нахо­дятся в руках различных федеральных органов, сложилась запу­танная система, разновидности которой различаются от ведом­ства к ведомству. Национальное управление по аэронавтике и исследованию космоса (НАСА) создало крупный собственный технический потенциал, однако большая часть его заказов на новые разработки передана на контрактной основе частным пред­приятиям. Комиссия по атомной энергии основала множество государственных лабораторий, однако почти все они управляют­ся по контрактам университетами (например, Аргонская лабора­тория в Чикаго — Чикагским университетом), консорциумом университетов (например, Брукхейвенская лаборатория на Лонг-Айденде) иди частными компаниями (лаборатория Оук-Ридж управляется корпорацией “Юнион карбайд”, лаборатория “Сан-дия” — “Вестерн электрик”). Министерство обороны также имеет множество разнообразных подразделений. Его прикладные ис­следования и разработки могут осуществляться некоммерчески­ми корпорациями, такими, как РЭНД иди Институт оборонных проблем; поисковые исследования могут проводиться по контрак­там с университетами, например, с лабораторией Линкольна при Массачусетсском технологическом институте (МТИ); конструк­торские работы могут выполняться некоммерческими организа­циями, созданными университетами, такими, как МИТРЕ (при МТИ) или Риверсайдский институт (при Колумбийском универ­

ситете); разработки новой техники могут вестись некоммерчес­кими организациями, подобными “Аэроспейс корпорейшн”, а ее производство — крупными компаниями, такими, как “Локхид”, “Боинг” и т.п. В области здравоохранения наблюдается тенден­ция к созданию государственных учреждений, и система нацио­нальных институтов здравоохранения, созданная в 1948 году, включает сегодня девять учебных центров. Национальные инсти­туты здравоохранения расходуют до 40 процентов всех средств, которые тратятся в США на медицинские исследования. Их ру­ководство с самого начала имело мандат как на проведение ис­следований в собственных научных учреждениях, так и на предо­ставление субсидий другим институтам. Первоначально объем обоих видов деятельности был примерно равным. Затем, однако, соотношение изменилось в пользу исследований, проводимых на основе грантов; так, в 1966 году было оплачено контрактов на 912 млн. долл., и лишь 218 млн. долл. пошло на деятельность ве­домственных исследовательских учреждений. (Чтобы судить о сегодняшних масштабах этой активности, достаточно сказать, что в 1950 году на исследовательские субсидии было израсходо­вано примерно 30 млн. долл., а на непосредственную деятель­ность ведомственной научной базы — 15 млн. долл.)

В целом институциональная структура американской науч­ной политики до настоящего времени характеризовалась двумя особенностями: там, где возникают специальные задачи, особен­но в новых областях, прикладных исследованиях и разработках, создаются новые формы и методы достижения этих целей; в об­ласти теоретических и фундаментальных исследований деньги выделяются на основе проектов тем лицам и организациям, ко­торые смогут убедить экспертную комиссию в научной значимо­сти проекта иди в своей компетентности как исследователей.

Это сочетание целевой ориентации и субсидирования иссле­довательских проектов создало уникальные возможности для ус­пеха, достигаемого путем концентрации внимания на конкрет­ных целях и мобилизации крупных ресурсов для их достижения, а также стимулирования высокой научной отдачи специалистов, которые могут очень быстро проявить себя как творческие лич­ности (в противоположность европейской модели, где исследо­ватель может быть в течение длительного времени “прикреплен” к определенному профессору). Слабости же такого подхода в равной мере очевидны: в этом случае снижается роль организо­ванных институтов — как государственной научно-исследователь­ской базы, так и университетов, поскольку исследовательские здания и оборудование ставятся большей частью на службу от­дельным лицам или небольшим группам. (Университет, ирони­чески заметил К.Керр, стад часто, если не всегда, походить на гостиницу.) При таком подходе отсутствует и возможность для ведения долгосрочных исследований, так как проектная система порождает тенденцию делать упор на конкретных и четко види­мых научных проблемах, разработка которых может быть завер­шена за два-три года.

В более широком, политическом контексте отсутствие уни­фицированной научной политики иди системообразующей ака­демической или министерской структуры означает, что “техно­кратический потенциал”, заключенный в растущем влиянии на­уки и природе технологизированного характера принятия реше­ний, в американской системе сводится к минимуму. Наука сама по себе стада оформившейся силой, но силой, лишенной внут­реннего единства, кроме воплощенного в профессиональных ас­социациях, и поддерживаемой политическим влиянием той ста­рой верхушки, которая играла заметную роль во время и сразу после окончания второй мировой войны. Как оформившаяся сила наука, подобно промышленности, рабочим, фермерам иди бедня­кам, является одним из претендентов на национальные ресурсы, хотя большую часть своих дед она ведет не с Конгрессом, а с исполнительными ведомствами. Однако в случае научной поли­тики сила основана не столько на непосредственном влиянии научного сообщества или единого представительного органа на­уки, сколько на политических и бюрократических интересах ос­новных ведомств, заинтересованных в научных достижениях, — министерства обороны, комиссии по атомной энергии и аэро­космического агентства.

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ РЕСУРСОВ

По общему согласию “финансовым” показателем развития на­уки и технологий стали расходы на научные исследования и раз­работки (НИОКР). Предпринимались попытки соотносить их с

индикаторами экономического роста, с продуктивностью науч­ной деятельности, ускорением темпов изобретений, сокращени­ем времени между появлением той или иной инновации и нача­лом производства продуктов на ее основе и т.п. При рассмотре­нии каждой из этих взаимосвязей возникают свои аналитиче­ские проблемы. Но если что и может быть принято в качестве простого индикатора, так это приверженность страны развитию своего научно-технического потенциала, отражаемая цифрой расходов на НИОКР и, косвенно, на образование.

Соединенные Штаты, выделяющие на НИОКР 3 процента ВНП, стали, по словам доклада Организации экономического сотрудничества и развития, “символом для других стран, полу­чивших ориентир, к которому им предстоит упорно двигаться”⁹². За два десятилетия, прошедших после окончания (второй миро­вой ]войны, расходы США на НИОКР выросли в 15, а расходы на все виды образования — в 6 раз, хотя сам ВНП лишь утроил­ся. В 1965 году Соединенные Штаты тратили на НИОКР и обра­зование более 9 процентов своего валового национального про­дукта⁹³.

Хотя международные сопоставления в этой области — весьма рискованное дело, проведенные сравнения усилий Америки с дей­ствиями Западной Европы, Канады и Японии показывают ог­ромный разрыв между ними. Расходы на НИОКР в Великобри­тании — стране, более других приблизившейся к магической циф­ре в 3 процента, — составляют 2,3 процента национального про­дукта, а расходы других крупных индустриально развитых стран не превышают 1,5 процента. Если сравнить долю научных работ­ников в численности населения, легко увидеть, что Соединенные Штаты имели в 4 раза больший показатель, чем Западная Герма­ния, Франция, Бельгия и Канада, и почти в 2 раза больший, чем Великобритания и Япония (таблица 3-22).

⁹² OECD. Reviews of National Science Policy: United States. P. 29.

⁹³ Статистические данные в этом разделе, если иное специально не оговоре­но, взяты из докладов Национального научного фонда: National Patterns of R&D Resources, Funds and Manpower in the United States (NSF 67-7) и Federal Funds for Research, Development and Other Scientific Activities за 1966, 1967 и 1968 финансовые годы (NSF 67-19. Vol. XVI). Статистические данные, относящиеся к периоду 1967-1970 годов, взяты из последующих докладов Национального научного фонда тех же серий; ссылки на них даются в тексте.

Отличительной особенностью НИОКР в США является то, что большая часть затрачиваемых на них средств предоставляет­ся федеральным правительством, в то время как сами работы выполняются в основном промышленными компаниями, универ­ситетами и некоммерческими организациями. Без ведущей роли центрального правительства развитие НИОКР в Соединенных Штатах, вероятно, шло бы медленно. Федеральные расходы на эти цели в период с 1940 по 1964 год росли примерно на 24,9 процента ежегодно. В 1965 году на НИОКР было израсходовано 20,5 млрд. долл., из которых федеральное правительство обеспечило 64 про­цента, промышленность — 32, университеты — 3,1 и некоммер­ческие организации — 1 процент⁹⁴. При этом только 15 процен­тов всех работ было выполнено государственными научно-исследо­вательскими учреждениями, тогда как 70 — корпорациями, 12 — университетами (в том числе 3 процента — исследовательскими центрами, работающими по федеральным контрактам) и 3 про­цента — некоммерческими организациями. На фундаментальные исследования федеральное правительство выделило 64 процента отпущенных средств, и основными исполнителями этих работ стали университеты. Из почти 3 млрд. долл., израсходованных на фундаментальные исследования в 1958 году, 58 процентов были использованы университетами, 21 процент — промышленно­стью и 7 процентов — некоммерческими организациями (табли­ца 3-23).

Если рассматривать НИОКР не просто как элемент экономи­ческого роста иди двигатель науки и техники, а подходить к ним в политическом контексте, возникает совершенно иная картина предпринятых в указанный период усилий. Основная часть всех расходов на НИОКР была использована в оборонных целях. Эти

⁹⁴ В других странах доля государственных средств, расходуемых на НИОКР, существенно меньше. В 1964 году она, согласно данным ОЭСР, составляла:




прямые расходы на военные исследования (по линии Министер­ства обороны и некоторым программам Комиссии по атомной энергии), в период 1953—1961 годов составлявшие около 50 про­центов всех расходов страны на НИОКР, сократились, согласно данным ННФ, до 32 процентов к 1965 году. Но большая часть этого сокращения была обусловлена увеличением расходов на исследование космоса, а не на решение внутренних проблем стра­ны, и если вслед за докладом ОЭСР о научной политике в США мы будем рассматривать как “единую категорию” все расходы, связанные с внешним вызовом, то окажется (см. таблицу 3-24), что эта политическая причина обусловила более 80 процентов всех федеральных расходов и более 60 процентов всех расходов на НИОКР. (При этом, поскольку большая доля НИОКР, фи­нансируемых за счет частных средств и проводимых промышлен­ными компаниями, также была связана с оборонными заказами, общие размеры расходов на исследования и разработки, обу­



словленные необходимостью политического ответа на внешний вызов, несомненно, превосходят 60 процентов.)

Учитывая все сказанное, заметное преимущество Соединен­ных Штатов перед другими странами в области НИОКР требует учета иных соотношений. Великобритания использует на воен­ные цели и оборону (включая атомные исследования в военных целях) около 33 процентов своих расходов на НИОКР; Запад­ная Германия выделяет на атомные, космические и военные ис­следования 17 процентов; Италия — 21; Канада — 23; Япония — 3 и Франция — 45 процентов (из которых 22 используются на развитие ядерной энергетики). В результате становится ясно, что стимулом активного финансирования НИОКР со стороны американского правительства являются главным образом политические цели, так же, как они определяют соответствующие пропорции и в любой другой стране.

Каковы перспективы на будущее? В период с 1953 по 1965 год расходы на НИОКР росли примерно на 12,5 процента ежегод­но—с 5,2 млрд. долл. до почти 20,5 млрд. За тот же период ВНП рос со средним темпом 5,3 процента. Однако если соизмерять тем­пы роста расходов на НИОКР с базовым 1953 годом, то после пика в период 1953—1956 годов, когда они достигли 17,6 процента в год, началось снижение. В 1964—1965 годах, когда темпы роста ВНП выросли до 7,8 процента, расходы на НИОКР увеличива­лись на 6,7 процента в год, что стало первым периодом, когда темпы их роста оказались ниже темпа роста экономики в целом.

Число специалистов — основного компонента исследований и разработок — в период с 1954 до 1965 года росло быстрее, чем гражданская рабочая сила страны в целом, увеличившись в этот период с 237 тыс. до 504 тыс. человек, при ежегодных тем­пах роста 7,1 процента, по сравнению с 1,5 процента роста со­вокупной рабочей силы. Доля задействованных в НИОКР уче­ных в составе рабочей силы возросла за этот же период с 0,3 до 0,68 процента. Самым крупным работодателем для научных ра­ботников и инженеров в 1965 году оставалась, как и прежде, про­мышленность, которая из общего числа 503,6 тыс. человек ис­пользовала (в пересчете на полный рабочий день) 351,2 тыс. че­ловек, иди около 70 процентов всех научных и инженерных кад­ров. Федеральное правительство применяло труд 69 тыс. науч­ных работников и инженеров, иди около 14 процентов общего числа. В университетах и колледжах работало 66 тыс. ученых и инженеров, занятых в НИОКР, или 13 процентов их общего чис­ла, причем 54 тыс. из них непосредственно состояло в штате уни­верситетов и колледжей. 3 процента научных работников и ин­женеров работали в других некоммерческих организациях. Эта структура распределения научных кадров была близка к структу­ре, имевшей место в 1958 году (см. таблицу 3-25).

Анализируя информацию о научных исследованиях и разработ­ках, Национальный научный фонд выделяет средства, направляе­мые на непосредственные разработки, прикладные исследования и фундаментальные программы. (Федеральное финансирование НИОКР в целом проиллюстрировано в таблице 3-26.) При этом непосредственные разработки определяются как проектирование и


испытание специфических прототипов (образцов) изделий иди от­дельных процессов, предназначенных для удовлетворения конкрет­ных функциональных (например, оборонных) или экономических потребностей. Прикладные исследования определяются как первые пробные шаги по практическому использованию имеющегося зна­ния. Фундаментальными же работами называют деятельность, “мо­тивом которой является стремление получить новое знание ради него самого... не связанное с какими-либо текущими потребностя­ми и... имеющее целью внести вклад в углубление понимания есте­ственных законов”. Являются ли эти определения, особенно отте­няющие различия между фундаментальными и прикладными иссле­дованиями, достаточно обоснованными, само по себе представляет важный вопрос, требующий дальнейшего изучения⁹⁵. Поскольку, однако, они используются Национальным научным фондом, на их основе можно проследить некоторые тенденции и дать оценки на будущее. В то время как соотношение расходов на технологические разработки и в целом на прикладные и фундаментальные исследо­вания оставалось сравнительно постоянным — две трети средств шло на разработки и одна на исследования, — пропорции затрат на прикладные и фундаментальные исследования несколько изменя­лись. В 1965 году бюджет фундаментальных исследований состав­лял порядка 14 процентов всех расходов на НИОКР, а приклад­ных — 22 процента; в период же 1953—1958 годов на фундамен­тальные исследования тратилось примерно 9 процентов всех средств, выделяемых на НИОКР.

Если оценить распределение расходов между научными дис­циплинами, то в 1967 году из общей суммы ассигнований в 5,6 млрд. долл. примерно 68 процентов, или 3,8 млрд. долл., было затрачено на естественные науки; 25 процентов, или 1,4 млрд. долл., — на науки о живой природе и 7 процентов, иди 0,4 млрд. долл., на психологические, общественные и другие исследования (см. таблицу 3-26).

В период с 1955 по 1965 год произошло резкое увеличение рас­ходов на исследования. Наибольший абсолютный рост наблюдался в сфере наук о неживой материи, на втором месте располагались биологические науки. Однако ассигнования на общественные и пси-

⁹⁵ Полезное рассмотрение этого вопроса содержится в статье: Reagan M.D. Basic and Applied Research: A Meaningful Distinction // Science. March 17, 1967.
хологические науки, рост которых начался с меньших исходных значений, в относительном выражении увеличивались быстрее про­чих. Между 1956 и 1967 годами их ежегодный темп составил в сред­нем 26 процентов, в то время как ежегодные темпы роста расходов на другие науки оставались на протяжении этого десятилетия на уровне около 20 процентов. Ожидается, что в 70-е годы основной упор в исследованиях будет сделан на развитии океанографии и морских технологий, изучении космоса, биологических и медицин­ских науках, метеорологии, а также общественных науках, исследо­вании проблем образования и развития городов.

Распределение фондов, выделяемых на поддержку прикладных исследований, между основными научными направлениями не слиш­ком отличается от распределения средств, направляемых на фун­даментальные программы. Эти ассигнования в большей степени поглощаются физическими исследованиями, так как именно они выступают областью особого интереса для Министерства оборо­ны и НАСА. Научные исследования неживой природы поглощали в 1967 году 69 процентов всех выделяемых средств, биологиче­ские программы — 23 процента, а психология и смежные науки — 8 процентов. В области фундаментальных исследований соответ­ствующие показатели составляли 65, 29 и 6 процентов.

Значительные различия проявляются на более частном уровне. Так, в рамках наук о неживой природе 46 процентов средств, ис­пользуемых на прикладные исследования, направлялись в 1967 го­ду на инженерные проекты, тогда как в сфере фундаменталь­ных исследований этот показатель составлял лишь 10 процен­тов. В рамках наук о живой природе собственно биологические разработки обеспечивались 2 процентами расходов в сфере при­кладных исследований и 16 процентами — в сфере фундамен­тальных. Долевое распределение средств между научными направ­лениями в рамках прикладных исследований оставалось фактиче­ски неизменным начиная с 1956 года; более 45 процентов всех фондов использовалось на инженерные проекты и около 20 про­центов — на медицинские. В области фундаментальных разра­боток, как можно предположить, наибольший потенциал роста имеют расходы на исследования живой природы и работы в области социальной психологии (см. таблицу 3-27).

Значительная часть фундаментальных исследований проводит­ся, конечно, в университетах. В 1966 году
университеты и созданные при них исследовательские центры, работающие по федераль­ным контрактам, израсходовали на НИОКР почти 2 млрд. долла­ров (на долю университетов приходится 1,3 млрд. долл., контрак­тных центров — 640 млн.). Более половины этой суммы (55 про­центов) направлено на фундаментальные исследования, две пятых (39 процентов) — на прикладные, и только 6 процентов — на непосредственные разработки. Почти все ассигнования на уни­верситетские НИОКР обеспечиваются пятью федеральными ве­домствами — Министерством здравоохранения, образования и социального обеспечения; Министерством обороны; Национальным научным фондом; НАСА и Комиссией по атомной энергии. Наи­большие суммы — свыше 40 процентов всех средств — поступают по линии Министерства здравоохранения, образования и соци­ального обеспечения, преимущественно из Национальных инсти­тутов здравоохранения, и составляют основной источник финан­сирования программ в области медицины, наук о живой природе и о поведении человека.

Такова была картина в “золотые годы” НИОКР. В период администраций Д.Эйзенхауэра и Дж.Ф.Кеннеди расходы на эти цели возрастали в среднем на 15—16 процентов ежегодно. При президенте А.Б.Джонсоне рост продолжался с ежегодным тем­пом в 3—4 процента, однако в период президентства Р.Никсона имело место снижение расходов на НИОКР. В 1960—1967 годах федеральные финансовые обязательства неуклонно возрастали, причем наиболее быстро развивалась программа космических ис­следований. Долгосрочный цикл их роста завершился в 1967 году, когда бюджет НИОКР достиг своего пика в 16,5 млрд. долл.

В период с 1967 по 1970 год финансирование НИОКР неук­лонно снижалось — на 2 процента в год в текущих ценах. При пересчете в неизменные цены, т.е. с учетом инфляции, ежегодное снижение доходило до 7 процентов, и программа исследований в этот период не расширялась, а свертывалась (см. таблицу 3-28 и диаграмму 3-5).




Если оценить долю расходов на НИОКР в федеральном бюд­жете, то в 1940 году она составляла менее 1 процента. К 1956 го­ду этот показатель возрос почти до 5, к 1963 году — до более чем 10 процентов, а пик был достигнут в 1965 году, когда на науч­ные исследования и разработки направлялось 12,6 процента всех бюджетных расходов. С тех пор, хотя сумма ассигнований в текущих ценах оставалась относительно постоянной, их доля к 1971 году снизилась, согласно официальным оценкам, до 8 про­центов расходной части бюджета (см. таблицу 3-29).

Однако основная особенность остается прежней. В период широкой экспансии НИОКР в Соединенных Штатах главными сферами федерального финансирования были оборона, освоение космоса и развитие атомной энергии. В 1960 году на эти три ве­домства пришелся 91 процент всех федеральных расходов на на­учные исследования и разработки. К 1970 году, хотя абсолютные размеры расходов и выросли, удельный их вес снизился; в соот­ветствующий период он составлял около 82 процентов. В то же




время доля расходов на здравоохранение, составлявшая в 1960 го­ду 4 процента общей суммы, к 1970 году удвоилась, достигнув 8 процентов (см. таблицу 3-30).

С точки зрения распределения по видам техники 70 процен­тов всех расходов на исследования и разработки в промышлен­ности в 1969 году приходились на пять областей: управляемые ракеты и космические аппараты, электротехническое оборудова­ние, летательные аппараты, машины и химические продукты. В результате структура исследований и разработок в Соединенных Штатах имела крайне однобокий характер. Это проявлялось двоя­

ко: во-первых, с точки зрения экономического роста и производи­тельности Соединенные Штаты — как это показано в серии ис­следований Национального научного фонда, опубликованных в феврале 1971 года, — осуществляли недостаточные капиталовло­жения в гражданский сектор; во-вторых, почти не велось исследо­ваний и разработок, имеющих целью удовлетворение очевидных общественных нужд и решение обостряющихся социальных про­блем, таких, как обеспечение жильем, загрязнение воздуха и воды, разрушение окружающей среды и т.п. К 1966 году в странах Ев­ропы научных работников и инженеров, занятых в сфере иссле­дований и разработок, ориентированных на гражданские цеди иди на нужды промышленности и решение экологических про­блем, насчитывалось на 30 процентов больше, чем в Соединен­ных Штатах.

Наглядное представление о ситуации дает сравнение состоя­ния в области жилищного строительства и обороны. Например, согласно оценкам Национальной ассоциации планирования, в 1968 году общие размеры частных и государственных расходов на городские сооружения, включая жилые здания, были больше, чем расходы на национальную оборону, — 92 млрд. долл. против 81 млрд. Тем не менее Министерство обороны в 1970 и 1971 го­дах затратило на исследования и разработки от 7 до 8 млрд. долл., в то время как Министерство жилищного строительства и разви­тия городов в 1970 году израсходовало на те же цели всего лишь 22 млн. долл., а в 1971 году эти траты повысились до 35 млн. долл. Планируемые в этой области расходы на 1971 год, как от­мечает сотрудник Национальной ассоциации планирования Л.Лехт, составят не более 1/4 процента всех федеральных ассиг­нований на НИОКР.

Эти два фундаментальных изменения — прекращение роста и даже снижение уровня федеральных расходов на НИОКР, с од­ной стороны, и непоследовательная их переориентация на про­блемы здравоохранения, жилищного строительства и транспор­та, с другой, — порождают очевидные проблемы. Останется ли процесс распределения ресурсов лишь механизмом быстрого реа­гирования на возникающие нужды — будь то в области обороны иди в социальной сфере, где могут быть “обнаружены” загрязне­ние окружающей среды, бедность, хаос городской жизни и дру­гие социальные болезни, — или же он превратится в систематические усилия по выработке скоординированного набора политических программ, базирующихся на четком понимании долго­срочных национальных целей? Сохранится ли нынешняя система “административного плюрализма”, при которой власть находит­ся в руках отдельных ведомств, иди же будут созданы единые правительственные агентства, координирующие науку и образо­вание? Могут ли научные исследования и разработки и впредь финансироваться большей частью на основе отдельных проектов или же будет рассмотрен вопрос о формировании системы их долгосрочного планирования и регулирования — либо путем со­здания таких возможностей в рамках федерального правитель­ства, либо в отдельных независимых институтах и ведомствах, либо во взаимосвязи с самими университетами? И если основ­ным мотивом для наращивания усилий в области НИОКР в предшествующий период было то, что именуется “внешним вызо­вом”, — быстрое расширение научного комплекса с целью укреп­ления оборонного потенциала, то будут ли приняты подобные же меры по существенной поддержке усилий, направленных на удов­летворение внутренних нужд и долгосрочных интересов науки и образования в постиндустриальном обществе?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящей главе были поставлены три задачи: оценить основ­ные структурные изменения в обществе с точки зрения их влия­ния на науку и технологии; проанализировать некоторые про­блемы измерения знания; обрисовать нынешние и будущие чер­ты класса образованных и технически подготовленных граждан. Это весьма обширные задачи, и поэтому многие вопросы были по необходимости рассмотрены лишь бегло. Более того, учиты­вая рамки книги, пришлось абстрагироваться от ряда важных вопросов. Однако при любом всестороннем обсуждении проблем знаний и техники не могут не рассматриваться такие аспекты, как: изменение организационных условий [получения, передачи и использования] знания (в частности, соотношение иерархи­ческой и бюрократической систем организации работ с ценнос­тями коллективов и ассоциаций); устои науки (например, воз­можность соединить идею автономии науки с призывом служить национальным целям); типы связей внутри научных структур (проблемы поиска информации, формальных и неформальных коммуникационных сетей и т.п.); революционный характер но­вых “интеллектуальных технологий” (например, роль имитаци­онных моделей, системотехники и других подобных методов, свя­занных с использованием компьютеров).

Значительная часть главы касалась фактов, цифр, количествен­ных оценок. Д.Юм, этот шотландский скептик, в свое время го­ворил: “Взяв в руки любой том богословской иди школьной мета­физики, спросим себя: содержит ли он какие-либо абстрактные умозаключения, касающиеся количества и чисел? Нет, не содер­жит. Содержит ли он основанные на экспериментах умозаключе­ния, касающиеся фактов реальной жизни? Нет, не содержит. Тогда бросьте его в огонь, ибо он не содержит ничего, кроме софисти­ки и иллюзий”.

Можно учесть предупреждение скептика, однако следует от­давать себе отчет в существовании сферы, в которой ничто не может быть измерено или взвешено, — сферы психологических ценностей и нравственного выбора. Важнейшей особенностью последней трети XX столетия — назовите ее постиндустриаль­ным обществом, обществом знания, технетронной эрой иди ак­тивным обществом — является то, что сегодня требуется более совершенное социальное управление и более широкое использо­вание экспертных оценок⁹⁶. В определенной степени мы сталки­ваемся со старой технократической мечтой. Однако прежние мечтатели, такие, как А. де Сен-Симон, считали, что в технокра-

⁹⁶ Огромная работа по анализу социологических основ этого качественно нового вида общества была проделана А.Этциони в его книге “Активное обще­ство” (см.: EtzioniA. Active Society. N.Y., 1968). Совершенно правильно отме­тив, что исторический метод исследования и полученные социологические мо­дели, даже когда с их помощью удается показать факт социального прогресса, оказываются непригодными при рассмотрении его направления и открываю­щихся возможностей, он предпринял попытку построения системы новых соци­ологических понятий. Мне, однако, кажется несовершенным использование А.Эт­циони в качестве ключевых элементов исследования понятий “сознание” и “ки­бернетика”. Кибернетическая модель, если даже она включает обратную связь и самонастройку, является по своей сущности механистической и закрытой. Сознание же, как и использование расширяющегося кругозора человека и его способностей осуществлять контроль над природой и обществом, могут реали­зовываться только в открытой системе.
тическом обществе политика исчезнет, так как все проблемы ста­нут решаться, экспертами. Люди будут подчиняться компетент­ности специалистов, подобно тому, как они следуют указаниям врача, дирижера оркестра или капитана корабля⁹⁷. Однако сегод­ня представляется более вероятным, что в постиндустриальном обществе роль политики станет большей, чем когда-либо ранее, в силу того, что теперь выбор становится осознанным, а центры принятия решений оказываются более видимыми³⁸. Природа ры­ночного механизма общества предполагает рассредоточение от­ветственности и “производство” решений на основе множествен­ных потребностей рассредоточенных потребителей. Однако ре­шение о выделении средств на определенный научный проект, а не на какой-то другой, принимается, в противоположность рын­ку, политическим центром. Поскольку политика есть сплав инте­ресов и ценностей, зачастую очень противоречивых, усиление конфликтов и напряженности в постиндустриальном обществе становится фактически неизбежным.

Вследствие того, что знание и технологии стали основным ресурсом общества, некоторые политические решения оказыва­ются предопределенными. Поскольку институты знания претен­дуют на определенные государственные средства, общество по­лучает неоспоримые права предъявлять к ним некоторые свои требования.

В результате мы сталкиваемся с множеством обстоятельств, требующих как от всего социума, так и от сообщества знания принятия ряда трудных решений, касающихся их взаимосвязан­ного будущего.

Финансирование высшего образования. Очевидно, что акцент в сфере высшего образования смещается от частных учебных за­ведений к государственным колледжам, однако сегодня даже ча­стная высшая шкода не может больше существовать без значи­тельной помощи со стороны общества; при этом в обоих случаях

⁹⁷ Более разработанный вариант этого аргумента дан Р.Аэйном в его эссе:

Lane R The Decline of Politics and Ideology in a Knowledgeable Society //American Sociological Review. October 1966.

⁹⁸ Технократические утопии таких авторов, как А. де Сен-Симон, О.Курно, Ф.У.Тейлор и Т.Вебден, а также их ограниченность в условиях политизирован­ного мира, рассматриваются мною в шестой главе.
степень оказываемой поддержки требует централизованных уси­лий на федеральном уровне". В этой связи возникает неизбеж­ный вопрос: кому и как следует помогать? Должно ли любое учеб­ное заведение — крупное и мелкое, общественное и частное, ре­лигиозное и светское, младший, старший иди профессиональный колледж — получать поддержку независимо от качества своей деятельности? Если это не так, кто должен принимать решение об оказании помощи? Если возникает необходимость создания новых колледжей, должно ли соответствующее решение быть пре­рогативой властей штатов, зачастую не принимающих во внима­ние региональные и национальные нужды? Если учебные заведе­ния будут финансироваться за счет общественных средств, ка­ким образом будет при этом учитываться общественное мнение?

Оценка знания. Если для получения знания используются об­щественные ресурсы, то каким образом и кем должны оценивать­ся результаты научных исследований, становящиеся предпосыл­кой новых расходов? Если ввиду ограниченности средств возни­кает необходимость выбора между использованием интеллекту­ального потенциала и финансовых возможностей на исследова­ние космоса и, скажем, на создание ускорителей элементарных частиц (общая стоимость которых может превышать миллиард долларов), — как должны приниматься подобные решения?

Условия творческой деятельности. Является ли знание про­дуктом “общественной кооперации”, коллективных усилий, воп­лощающихся в деятельности лаборатории и исследовательской группы, или же оно есть результат работы отдельного мыслите­ля, плод индивидуального гения? И если такая постановка воп­роса означает утверждение слишком жесткой иди даже неверной антиномии, то каковы условия и формы обеспечения творческой деятельности и продуктивности в науке?

Распространение технологий. Каковы процессы, посредством которых лабораторные открытия могут быстро воплотиться в технических образцах и быть запущены в производство? Отчас­ти эта проблема носит информационный характер, что порожда-

⁹⁹ См. материалы симпозиума по проблеме финансирования высшего обра­зования, помещенные в: The Public Interest. No. 11. Spring 1968; особенного внимания заслуживают выступления К.Керра, Д.Трумэна, М.Мейерсона, Ч.Хит-ча и других докладчиков.
ет, например, вопрос об ответственности федерального прави­тельства за учреждение широкой программы “внедрения” новой техники, которая не ограничивалась бы лишь публикацией информации о технических новшествах, а включала бы меры активного поощрения их использования промышленностью; в частно­сти, если рассматривать этот вопрос как составную часть более широкой проблемы распространения технических знаний в ма­лоразвитых странах, она принимает форму программ культура ной и технической помощи. ,

Темпы развития знания. Если знание в целом и отдельные” научные дисциплины претерпевают все более ускоренную диф­ференциацию, что нужно сделать, чтобы преподавание не отста­вало от этих процессов? Не возникла ли необходимость оцени­вать характер учебных курсов с точки зрения “структуры зна­ния”, о которой говорит Дж.Брюнер, или “концептуальных но­ваций”, отмечаемых вдоль тех структурных линий, о которых я писал ранее?¹⁰⁰

Опасности перемен. Учитывая, что американское общество, как и всякое другое, переживает ряд происходящих одновремен­но революций (включение социально обездоленных групп в со­став общества; усиление взаимозависимости и создание нацио­нальных сообществ; ускоряющаяся замена рыночного механизма принятия решений политическим; создание полностью урбани­зированных обществ и сокращение сельского населения; массо­вое внедрение новых технических устройств и т.д.), не нуждаем­ся ли мы в использовании более чувствительных средств “конт­роля” за социальными изменениями и в создании механизмов, позволяющих прогнозировать будущее?¹⁰¹

Вернемся к нашей притче. Вавилонская башня описана в кни­ге Бытия как один из первых примеров человеческого опыта. “И сказал Господь: "Они один народ и у них всех один язык; и вот что они начали делать; и теперь ничто не удержит их от того, что они вознамерились сделать. Иди и смешай их язык, чтобы они не могли понять речь друг друга" ”.

¹⁰⁰ См.: Bell D. The Reforming of General Education. N.Y., 1966; Brnner J. The Process of Education. Cambridge (Ma.), 1960.

¹⁰¹ Этот вопрос рассматривается в пятой главе, в связи с концепцией “соци­ального доклада”.
Выброшенное из Эдема понимания, человечество пребывает в поисках общего языка и единого знания, набора “исходных прин­ципов”, которые, в рамках теории познания, могли бы быть по­ложены в основу субординации данных опыта и категорий логи­ки, тем самым формируя набор незыблемых истин. Вавилонская библиотека есть издевка над этой человеческой гордыней; как в бесконечном космосе, там все есть и там ничего нет; и, как в теореме Геделя, — осознание некоего противоречия устраняет его по существу. В конце, говорил поэт, заключено начало. Это парадокс, [требующий] неизбежного смирения человека в его усилиях измерить собственное знание.