Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество. Грядущее постиндустриальное

• Название: Грядущее постиндустриальное
• Анкор: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Дата: 02.02.2017
• Размер: 5.69 Mb.
• Имя файла: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Тип: Книга; #1773
• страница: 27 из 51

ее каталогов — если тогда они сохранятся в карточ­ной форме — будет состоять из почти трех четвертей миллиона ящиков, занимающих не менее восьми акров площади помеще-

¹⁰ Rider F. The Scholar and the Future of the Research Library. N.Y., 1944. " Ibid. P. 11-12.

ний. Новые поступления достигнут 12 млн. томов в год, а их каталогизация потребует штата библиографов, превышающего 6 тыс. человек”¹².

Результаты проведенных Ф.Райдером исследований роста американских научных библиотек были распространены Д.Прайсом на оценку всей совокупности научных знаний. В своей пер­вой книге, посвященной этой проблеме, “Наука со времен Вави­лона”¹³, он стремился нарисовать картину роста издания научно­го журнала и научной газеты как двух основных индикаторов знания. И тот, и другая были продуктами научной революции кояца XVIII века. Они позволяли обеспечить сравнительно быструю передачу новых идей растущему кругу лиц, проявлявших ингерес к науке. Старейшим из сохранившихся журналов явля­ются “Философские труды Лондонского Королевского Общества”, впервые опубликованные в 1665 году, за которыми последовали еще три иди четыре подобных журнала других национальных академий европейских государств. Затем число издаваемых журна­лов стадо расти, достигнув к началу девятнадцатого века около ста, к середине столетия — тысячи, а к 1900 году — примерно 10 тыс. Д.Прайс делает следующий вывод: “Если произвести... подсчет за период с 1665 года до наших дней, сразу же становится очевидным, что огромный рост количества научных периодиче­ских изданий от единицы до порядка ста тысяч происходил с чрез­вычайной регулярностью, которую редко можно наблюдать в ста­тистике какой-либо человеческой деятельности и природных про­цессов. С большой степенью точности вырисовывается, что это количество возрастало десятикратно каждые полвека, начиная с 1750 года, когда в мире было около десяти научных журналов”¹⁴.

В последующих публикациях Прайс отстаивает идею подсчета издаваемых газет как способа оценки уровня научного

¹² Rider F. The Scholar and the Future of the Research Library. P. 11-12. При это!" не принимается в расчет возможность замены книг микрофильмами. Од­нако это проблема хранения, а не роста знания.

¹³ Price D. Science Since Babylon. New Haven (Ct.), 1961. Его первой публи­кацией по этому вопросу была статья, вышедшая во французском “Archives Internationales d'Histoire des Sciences” в 1951 году (No. 14). Впоследствии она была расширена и помещена в более популярной форме в лондонском журнале “Discovery” (июнь 1956 года).

14. Price D. Science Since Babylon. P. 96.
знания. В статье, опубликованной в 1965 году, он писал: “Для самого ученого публикация представляет собой непостижимо мощный, вечный и открытый литературный архив, в котором он читает результаты своих исследований. Только в очень ред­ких и особых случаях ученому приходится иметь дело лишь с собственно научной работой, в которой нет конечного продук­та, имеющего литературную форму. К ним относятся скорее па­тологические случаи, подобные тому, что произошел с Г.Кавендишем, занятым интенсивными научными исследованиями, но в подавляющей части не публиковавшим свои выводы и откры­тия. По этой причине они на столетие были потеряны, пока их не обнаружил Дж.Максвелл, всего через несколько лет после того, как эти ценные результаты были независимо подучены други­ми. Являются ли вкладом в науку неопубликованные труды, по­добные работам Г.Кавендиша, или те, что остаются неизвест­ными и не публикуются, потому что числятся государственными секретами? Я считаю, что в целом будет правильным ска­зать: нет, не являются. Наука, которая не имеет способов пере­дачи своих результатов, — это не наука!

Таким образом, согласно нашему определению, наука — это то, что публикуется в научных журналах, газетах, докладах и книгах. Короче, это то, что воплощается в литературе. Достаточ­но удобным представляется то, что печатную продукцию намно­го легче определить, очертить ее границы и дать ее количествен­ную характеристику, чем что-либо другое, с чем в данном случае приходится иметь дело. Ввиду того что научная литература име­ет важнейшее функциональное значение для ученых, она в тече­ние столетий является объектом систематизации с использова­нием индексов, классификаторов, реферативных журналов и си­стем поиска... Она подсчитывается, классифицируется и год за годом подбирается в продолжающиеся серии. Например, глав­ный компонент исследовательской литературы может быть опре­делен как публикации в научных сериях, включаемых во “Все­мирный перечень научных периодических изданий” — инстру­мент для ссылок, хорошо знакомый работникам библиотек”¹⁵.

¹⁵ Price D. The Science of Science // Platt J.R. (Ed.) New Views of the Nature of Man. Chicago, 1965. P. 58-59.
К 1830 году, когда стадо очевидно, что при наличии в мире около трехсот научных журналов человек, работающий в науке, уже не в состоянии успевать знакомиться с новым знанием, по­явился новый инструмент — реферативный журнал, в сжатом виде представлявший содержание статей и позволявший заинте­ресованному человеку решить, с какими из них ему целесообраз­но ознакомиться в подробном виде. Однако, как указывает Д.Прайс, число реферативных журналов также росло, повторяя тот же путь — увеличиваясь десятикратно каждые полстолетия. В результате к 1950 году их количество достигло “критической величины” — около трехсот изданий.

Из этих цифр Д.Прайс попытался вывести “закон экспонен­циального роста”. Он считал важнейшим выводом то, что коли­чество новых журналов росло не линейно, а экспоненциально. “Константа выражается примерно 15 годами для удвоения, что соответствует десятикратному увеличению за 50 дет и тысяче­кратному — за полтора столетия...” Если это так, то важно отме­тить, что мы не просто наблюдаем быстрый рост, но и что отра­жающая его кривая должна быть экспонентой, как математиче­ское следствие той зависимости, что чем больше количество, ко­торое возрастает, тем быстрей происходит его рост. “Почему происходит так, — спрашивает Д.Прайс, — что издаваемые жур­налы вызывают рост новых темпами, пропорциональными их количеству в какой-то один момент, а не с конкретным уров­нем?” Так должно происходить потому, говорит он, что “это связано с научными открытиями иди статьями, в которых они публикуются... Так как каждое научное достижение генерирует новую серию успехов достаточно постоянными темпами, то ко­личество появляющихся достижений строго пропорционально количеству открытий в то или иное конкретное время”¹⁶.

Этот “закон экспоненциального роста”, применимый к числу реферативных журналов, может быть распространен, считает Д.Прайс, и на фактическое количество помещенных в них науч­ных статей. Проанализировав статьи, опубликованные в журнале “Физические рефераты” за период с 1918 года до наших дней, он утверждает, что общее их число соответствует кривой экспонен­циального роста, причем отклонения не превышают 1 процента.

¹⁶ Price D. Science Since Babylon. P. 100-101.
На начало 1960-х годов в номерах этого журнала было опублико­вано 180 тыс. статей по физике, и их число устойчиво удваивалось темпами даже более высокими, чем за каждые 15 дет. На основе примерно тридцати таких исследований, проведенных с 1951 года, Д.Прайс пришел к выводу, что “нет никаких оснований сомне­ваться в том, что в любой нормальной, развивающейся области науки рост литературы происходит экспоненциальными темпами, удваиваясь через периоды от 10 до 15 лет”¹⁷.

Более позднее исследование публикаций в области математи­ки, проведенное К.О.Мэем¹⁸, подтверждает общую закономер­ность, выведенную Д.Прайсом для физики, однако его автор при­ходит к выводу, что “темпы роста [числа публикаций] в матема­тической науке наполовину меньше выявленных Д.Прайсом”. Интервалы удвоения, которыми оперирует Д.Прайс, “соответ­ствуют ежегодному росту на 5—7 процентов, в то время как для математики ежегодный рост составляет около 2,5 процента, а удвоение происходит каждые 28 лет”.

Причиной расхождений является то, что для исследований были избраны разные исходные точки. Как отмечает К.О.Мэй, “прежде чем делать поспешный вывод о том, что в математике имеют место темпы роста, отличающиеся от других наук, заме­тим, что хотя Д.Прайс говорит о “литературе”, словно он ис­следует всю литературу, фактически его данные относятся к ли­тературе в той или иной области после определенного времен­ного рубежа, которым в каждом случае является появление ре­феративной службы: для физики это — 1900 год, для химии — 1908-й, для биологии — 1927-й и для математики — 1940-й”.

Профессор К.О.Мэй начинает свое исследование с 1868 года, когда стал выходить ежегодник “Jahrbuch ueber Fortschritte der Mathematik”, и прослеживает по нему рост до 1940 года, продол­жая свои оценки с 1941 по 1965 год — по “Mathematical Reviews”. Он отмечает, что если игнорировать литературу до 1900, 1920 и 1940 годов, то в математике также можно получить серии кри­вых роста, сходные с наивысшими результатами Д.Прайса. “Пред­ставляется вероятным, — делает вывод К.О.Мэй, — что если бы

¹⁷ Ibid. P. 102n.

¹⁸ May K.O. Quantitative Growth of the Mathematical Literature // Science.Vol.154 (1966). P. 1672-1673.
Д.Прайс и другие исследователи приняли во внимание литерату­ру, относящуюся к более раннему периоду, чем их статистиче­ские ряды, они подучили бы значительно более низкие темпы роста. Данный анализ подтверждает предположение, что темпы ро­ста всей научной литературы составляют примерно 2,5 процента в год и ее удвоение происходит четыре раза в столетие”.

Пределы роста. Любой экспоненциальный рост в каком-то пункте замедляется и прекращается, в противном случае он стад бы абсурдным. Например, данные по электротехнической про­мышленности показывают, что, начав анализ с единственного человека и с 1750 года — времени экспериментов Б.Франклина с электрическими разрядами, — экспоненциальный рост приведет нёс к цифре в 200 тыс. человек, занятых в отрасли в 1925 году, и к миллиону в 1955-м; если рост продолжался бы теми же темпа­ми, то уже к 1990 году все работающее население страны было бы занято в одной этой отрасли¹⁹. Однако в определенном пунк­те неизбежно достигается насыщение, и происходит замедление роста. При измерении роста знания, как и в других областях, где имеют место подобные процессы, вопрос заключается в том, ка­ким образом определить это состояние насыщения и оценить срок его наступления.

Описанная выше экспоненциальная модель, предполагающая достижение некоего потолка, представляет собой сигмоиду, или S-образную кривую, на которой темпы изменения ниже и выше ее середины часто бывают совершенно симметричными. Поскольку это так, легко строить прогноз исходя из того, что темпы изме­нения выше срединной точки будут соответствовать темпам ниже ее, после чего окончательно затухнут. Именно красота этой кри­вой вызывает у многих статистиков соблазн считать ее “фило­софским камнем”, дающим понимание человеческого поведения.

Феномен насыщения применительно к общему закону наро­донаселения был впервые предложен в 30-х годах XIX столетия статистиком А.Кетле, основоположником социальной физики, в качестве реакции на теорию Т.Р.Мальтуса. По его мнению, типичная модель роста населения предполагает медленное по­вышение от асимптотического минимума, переходящее в быст-

¹⁹ Приводимый пример заимствован из книги: Price D. Science Since Babylon. P. 108.
рое многократное увеличение, после чего рост замедляется и продолжается до слабовыраженного асимптотического макси­мума; в своем движении кривая проходит через пункт изгиба и приобретает S-образную форму. В 1838 году коллега А.Кетле математик П.Ф.Верхальст попытался придать этому общему вы­воду форму, позволяющую превратить кривую Мальтуса, выра­жающую геометрическую прогрессию, в S-образную, или, как он ее называл, логистическую кривую, которая выражала бы ис­тинный “закон народонаселения” и показывала предел, сверх которого его рост был бы маловероятен²⁰.

П.Ф.Верхальст предполагал ряд допущений, а именно: темпы роста не могут быть постоянными; они должны находится в ли­нейной зависимости от народонаселения, имеющегося на дан­ный момент; в какой-то точке рост замедляется, иначе говоря, наступает насыщение, причем замедление это тем выраженное, чем выше численность населения. Таким образом, факторы роста и торможения взаимно пропорциональны, ввиду чего, благодаря “симметрии” кривой, можно предугадывать и прогнозировать

будущее²¹.

В 1924 году биолог и математик Р.Перл, ознакомившись с тру­дами П.Ф.Верхадьста, сформулировал закон Верхальста—Перла. Стремясь получить S-образную кривую роста народонаселения, он установил, что темпы роста зависят от численности населения в конкретный момент и от наличия “неиспользованных резервов жизнеобеспечения населения”, [в первую очередь] в виде невоз­деланных земель. Ранее Р.Перл сформулировал уравнения, описы­вающие рост популяции фруктовых мух в закрытой среде, и в 1925 году на базе подобных же уравнений он сделал прогноз, со­гласно которому население Соединенных Штатов в 1950 году дол-

²⁰ Подсчет приводится на основании данных, содержащихся в книге: D'Arcy Thompson. On Growth and Form. Vol. I. P. 142-150.

²¹ “Точкой, где начинается борьба за существование и где, ipso facto, возни­кает снижение темпов роста, П.Ф.Верхадьст назвал естественным уровнем на­родонаселения; он принял ее в качестве исходного пункта своей кривой, кото­рая, таким образом, оказывается центрально симметричной относительно этой точки. Таким образом, закон Верхадьста и его логистическая кривая своей фор­мой, точностью и самой своей способностью прогнозировать будущее обязаны определенным гипотетическим посылкам” (D'Arcy Thompson. On Growth and Form. Vol. I. P. 146).
жно было составить 148,7 млн. человек, а в I960 году — 159,2 млн. Прогноз на 1950 год отклонился от реальных данных в пределах 3 клн. человек, но прогноз на 1960 год был превышен уже более чем на 25 млн. Оценка Р.Перлом верхнего предела населения Со­единенных Штатов в 197 млн. человек была превзойдена уже в напем десятилетии, а к 2000 году население страны вполне может составить 275 млн. человек. .

Ключевой проблемой анализа; основанного на использовании S-образной кривой, является то, что он применим только либо к “закрытой системе”, либо базирующейся на фиксированных ре­сурсах, подчиняющихся физическим законам, либо предполагаю­щей некие безусловные допущения. Говоря другими словами, “условия потолка” вызывают выравнивание кривой. Поскольку человеческое сообщество не является “закрытой системой”, при использовании логистических кривых для прогнозирования его развития всегда существует риск ошибки. Однако применение такой модели в качестве “базовой линии” или гипотезы, на осно­ве которой проверяется социальная действительность, имеет оп­ределенную ценность. Покойный Л.Райденур, бывший главный научный специалист военно-воздушных сил США, который пер­вым прокомментировал данные Ф.Райдера (в 1951 году в статье, опубликованной в сборнике “Библиография в эру науки”), отме­тил, что феномен темпов удвоения университетских библиотек можно наблюдать также в росте активов страховых компаний, количества междугородных телефонных и радиотелефонных раз­говоров, сокращении времени кругосветного путешествия, уве­личении веса гражданских самолетов, пассажиро-километров пе­ревозок, числе зарегистрированных легковых автомобилей и т.д. Считая закон экспоненциального роста экспериментально дока­занным, он утверждал, что существует “закон социального изме­нения”, сходный с “самоподдерживающимся процессом”, таким, как химическая реакция иди рост клетки, описанные в химии и биологии. Стремясь найти этому объяснение, Л.Райденур утвер­ждал также, что темпы принятия членами общества нового про­дукта или услуги (таких, как междугородные телефонные пере­говоры иди пользование пассажирским авиатранспортом) про­порциональны количеству людей, которым о них известно. По­скольку в каком-то пункте должно наступить насыщение, Л.Рай­денур, как и П.Ф.Верхадьст, предлагал дифференциальное урав­нение для определения темпов замедления, обнаруживающегося тогда, когда кривая начинает приближаться к абсолютному верх­нему пределу²².

Проблема предложенного Л.Райденуром “закона социального изменения” состоит в том, что подобные кривые могут быть пост­роены только для одной переменной и заранее предполагают на­сыщение. Однако то, что верно для бобов, дрожжей, мух и подоб­ных им организмов, рост которых в фиксированной экологичес­кой среде точно отображается данной кривой, может и не иметь силы для социальных ситуаций, где решения порой откладывают­ся (как в случае с рождением детей) иди где возможны замены (например, использование автобусов и метро вместо легковых ав­томобилей), в результате чего рост не происходит строго фиксированным, “имманентным” образом. По этой причине использо­вание логистических кривых может ввести в заблуждение.

Однако одно преимущество этого метода в любом случае ос­тается: использование математического языка часто позволяет обнаружить идентичные основы самых разных явлений. Вряд ли кто-нибудь считает, что вступление людей в брак и обзаведе­ние детьми суть явления того же рода, что и замена основного оборудования на предприятии, но тем не менее английский эко­номист из Кембриджа Р.Стоун нашел точную математическую аналогию между ними. Он обнаружил такое же поразительное сходство между эпидемиями и спросом на образование²³. При

²² См.: Ridencur L., Shaw R.R., Hill A.G. Bibliography in an Age of Science. Urbana (111.), 1952. Применяя математические уравнения к “закону социально­го измерения”, Л.Райденур пишет: “Поскольку так много аспектов человечес­кой деятельности подчиняются одному и тому же общему типу кривой роста, представляется целесообразным исследовать вопрос: нельзя ли найти рациона­листическое объяснение эмпирическому закону социального изменения? Одно из таких объяснений находится на поверхности. Оно зависит от обоснованной, как представляется, посылки о том, что темпы дальнейшего принятия обще­ством нового устройства иди услуги в любой данный момент прямо пропорци­ональны тому, в какой мере таковые уже используются. Если взять конкретный пример, то эта посылка предполагает, что число людей, которые купят яичный автомобиль, в расчете на единицу времени, будет зависеть от степени возмож­ности тех, кто не имеет автомобилей, ездить в машинах, которые имеют другие. Масштабы же таких возможностей прямо пропорциональны количеству уже зарегистрированных автомобилей”.

²³ Stone R. A Model of the Educational System // Stone R. Mathematics in the Social Sciences and Other Essays. Cambridge, 1966. P. 105.
вычерчивании кривой, отражающей спрос на образование, не­приемлемость простой экстраполяции прежних тенденций оче­видна, поскольку, как мы видели, в каком-то пункте система “взрывается” и в тенденции происходит скачкообразное изме­нение. (Так, если спроецировать спрос американцев на универ­ситетское образование на базе тенденций 50-х годов, то полу­чится, что только к 1975 году 40 процентов лиц из возрастной группы от 18 до 22 дет должны были обучаться в колледжах; меж­ду тем фактически эта цифра была достигнута уже в 1965 году.) Р.Стоун полагает, что рост спроса на высшее образование мож­но рассматривать как “эпидемический процесс”: “На каждом этапе количество лиц, инфицированных иди решающих посту­пить в университет, частично зависит от количества тех, кто уже был инфицирован ранее иди уже поступил в вуз”. Но со временем такая “зараза” распространяется все шире и шире до тех пор, пока все, восприимчивые к ней, не окажутся инфици­рованы. Эта модель описывается дифференциальным уравнени­ем, решение которого также имеет вид S-образной, иди логистиче­ской, кривой.

Множество сложных проблем возникает даже тогда, когда анализ с применением логистической кривой используется не для составления реальных прогнозов, а как модель, подчеркива­ющая уже известную трендовую линию. Это связано с тем, что в характерных точках S-образной кривой достигаются “крити­ческие величины” и логистическая кривая “реагирует” на усло­вия приближающегося потолка различным образом. Р.Перл и Л.Райденур в своем анализе исходили из простого насыщения и замедления роста. Д.Прайс в “Науке со времен Вавилона” так­же склонялся к принятию аналогичной упрощенной точки зре­ния: “Характерной чертой симметричной сигмоидной кривой является то, что ее переход от малых значений до значений на­сыщения происходит в ее центральной части в период време­ни, соответствующий только пяти иди шести периодам удвое­ния (более точно — 5,8), независимо от того, какова точная величина отображаемого ею потолка... Для науки Соединенных Штатов точные цифры роста показывают, что между перио­дом, когда трудности почти не ощущаются, и временем, когда они становятся настолько острыми, что, возможно, окажутся непреодолимыми, проходит всего около 30 дет... Сегодня мы уже находимся, грубо говоря, на половине пути, ведущего к вер­хнему пределу роста людских ресурсов”²⁴.

Двумя годами позже Д.Прайс, однако, начал менять свою точ­ку зрения. Он, похоже, стал осознавать, что накопление знаний описывается не просто S-образными, иди логистическими, кривы­ми. Под влиянием работ гарвардского физика Дж.Холтона он по­пытался определить более дифференцированные способы измене­ния. Прибегая уже к подчеркнуто гипотетическому языку, Д.Прайс пишет: “...Рост, который длительное время оставался экспоненци­альным, не обязательно содержит в себе стремление к замедлению. Еще до достижения срединной точки [такие кривые] начинают делать изгибы и повороты и, подобно злым духам, меняют свою форму и утрачивают четкость, чтобы не быть уничтоженными при достижении этого ужасного предела. Или, если выражаться менее антропоморфными терминами, возникает кибернетический фено­мен поиска, и кривая начинает лихорадочно колебаться. Каждое новое ограничение порождает реакцию восстановления роста, но кривая, описывающая такой рост, сначала взмывает вверх, далеко опережая предыдущую отметку, а затем резко падает ниже пре­жнего. Если реакция достигает своей цеди, ее значение состоит, как правило, а том, что благодаря преобразованию исследуемого объекта кривая оживает и с новыми силами устремляется вверх, пока не достигнет своего естественного предела.

Таким образом, существуют два варианта традиционных ло­гистических кривых, встречающихся чаще плоских кривых. В обо­их случаях каждый из них возникает в какой-то момент изгиба кривой, предположительно тогда, когда проблемы, вызванные сни­жением темпов экспоненционального роста, становятся непере­носимыми. Если несколько скорректировать определение иссле­дуемого объекта — в той мере, в какой возможно измерять но­вое явление в тех же показателях, что и старое, — то, подобно фениксу, из пепла прежней логистической кривой рождается но­вая. Это явление впервые было установлено Дж.Холтоном и удачно названо им “эскалацией”. В том случае, если изменившиеся усло­вия не допускают нового экспоненциального роста, возникают интенсивные флуктуации, которые либо продолжаются до тех пор, пока статистические данные не станут настолько неточны-

²⁴ Price D. Science Since Babylon. P. 115-116.
ми, что ими уже невозможно пользоваться, либо (в некоторых случаях) не начнут уменьшаться в логарифмической прогрессии до стабильного максимума. Иногда за этой завершенностью мо­жет даже последовать крах, и вместо стабильного максимума возникают либо медленный спад обратно к нулю, либо внезапное изменение самого объекта, делающее невозможным измерение индекса и круто прерывающее кривую на полпути”²⁵.

Однако довольно рассуждений о симметрии сигмоидной кри­вой! Д.Прайс предлагает: “Теперь, когда нам многое известно о патологической потусторонней жизни логистической кривой и установлено, что подобные тенденции имеют место в ряде обла­стей науки и техники, вернемся к вопросу о кривой роста науки в целом”²⁶. Открытие Д.Прайса в конечном счете сводится к тому, что после “крушения” линии экспоненциального роста кривая развития (после сжатия мускулов для прыжка!) может двигать­ся “либо в направлении эскалации, либо в направлении интен­сивных флуктуации”. Но в каком именно направлении — мы не знаем. Как же в этом случае оценивать ситуацию? Идея “эскала­ции”, или возобновления поднимающейся вверх кривой, может иметь определенное значение там, где существует заданная тра­ектория движения, подчиняющегося некоторым физическим за­конам, что в определенном смысле находит применение в техно­логических прогнозах, использующих в подобных случаях так называемую “огибающую кривую”. Однако разговоры об “ин­тенсивных флуктуациях” приносят мало пользы для оценки из­меряемых изменений, поскольку сами флуктуации не описыва­ются какой-либо определенной моделью.

В итоге мы приходим к выводу, что “общие” оценки научного знания, выражаемые кривыми роста, приносят, по крайней мере пока, мало пользы, если не учитывать их метафоричность или способность привлекать наше внимание к проблемам, с которы­ми мы можем столкнуться в будущем. Основывать социальную политику на таких вычерченных кривых было бы в высшей сте­пени ошибочо. Для решения возникающих вопросов необходимо обратиться к менее “точным”, но социологически более значи­мым наблюдениям, относящимся к характеру развития знания.

²⁵ Price D. Big Science, Little Science. N.Y., 1963. P. 23-25.

²⁶ Ibid. P. 30.
ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ЗНАНИЯ

Идея экспоненциальности, согласно которой научное знание на­капливается некоторым сложным образом, игнорирует тот факт, что более характерной и важной особенностью его развития яв­ляется не просто рост, а “разветвление”, т.е. образование новых многочисленных сфер и специальностей в рамках каждой облас­ти науки.

В противоположность господствовавшему в прошлом веке представлению о науке как ограниченной иди исчерпаемой сово­купности знаний, пределы которого в конечном счете будут дос­тигнуты, мы придерживаемся сегодня мнения об открытости зна­ния, проявлением чего является его огромная дифференциация. Каждое новое достижение приоткрывает, иногда быстро, иногда медленно, новые области, которые, в свою очередь, порождают собственные ответвления. В качестве иллюстрации можно взять приводимый Дж.Холтоном пример с “ударными волнами”, ис­следование которых было начато в 1848 году англичанами — математиком и физиком Дж.Г.Стоксом и астрономом Дж.Чадлисом, получившими теоретические уравнения движения газов, что привело не только к важному вкладу в уже существовавшие на­правления математики и физики (во многом благодаря работам Э.Маха, а позже — Дж. фон Неймана и Г.Бете), но и к появле­нию четырех явно выраженных областей исследования: shock tube, аэродинамики, детонации и магнитогидродинамики. Последняя, разработанная в 1942 году Алфвеном, играет основополагающую роль как в фундаментальных, так и в прикладных исследованиях термоядерного синтеза²⁷.

Иногда возникает ситуация, когда кажется, что та иди иная область полностью исследована, но позже новые открытия по­рождают серию внезапных прорывов. Так, в 1895 году казалось, что В.Рентген до конца исследовал все основные аспекты откры­того им излучения, но обнаружение в 1912 году М. фон Лауэ, В.Фридрихом и Книппингом дифракции рентгеновских лучей в

²⁷ Holton С. Scientific Research and Scholarship: Notes Toward the Design of Proper Scales // Daedalus. Spring 1962. P. 362 - 399. Рассматривая вопрос о диф­ференциации науки, я широко пользовался результатами исследований Дж.Хол-тона.
кристаллах коренным образом трансформировало две различные области: рентгенографию и кристаллографию. Подобным же об­разом открытие в 1934 году супругами Жолио-Кюри искусствен­ной радиоактивности породило качественный сдвиг, давший на одном ответвлении импульс работам О.Гана и Штрассмана, ко­торые Л.Майтнер удачно интерпретировала как расщепление ато­ма урана, а на другом — исследованиям Э.Ферми по увеличению радиоактивности металлов, бомбардируемых медленными нейт­ронами, — работам, которые непосредственно привели к откры­тию контролируемого деления атомного ядра и созданию атом­ной бомбы.

Явление дифференциации в большой степени обусловлено не только “имманентной” логикой интеллектуального развития, но и социальной организацией науки. В XIX столетии наука была малочисленной, но престижной профессией отдельных лиц. Од­нако в XX веке тот способ, каким ученые стали организовывать свои исследования, формируя “быстрорастущее содружество зна­ния”, как его именует Дж.Холтон, побуждал их во все большей мере сосредоточиваться на работе в рамках собственных иссле­довательских групп. Дж.Холтон иллюстрирует это явление путем изображения “дерева” и его “ветвей”, и одним из его примеров служит работа нобелевского лауреата И.А.Раби. В 1926 году он, работая в Колумбийском университете, осуществил “прорыв” в чистой физике, исследовав молекулярное излучение в магнитном поле, что дало толчок к развитию нескольких различных направ­лений в оптике, физике твердого тела, ядерных исследованиях и полудюжине других областей. И.А.Раби не только разработал оригинальные методы исследования молекулярных излучений — создал ствол дерева, — но побудил также группу талантливых помощников и учеников провести исследование новых вопросов, углубиться в смежные проблемы и способствовать прорыву в не­сколько новых направлений, многие из которых впоследствии дали начало собственным ответвлениям²⁸.

Некоторые показатели чрезвычайно большой пролиферации областей науки можно найти в “Национальном регистре науч­но-технического персонала”, официальном издании, где указа­ны специализации всех лиц, занятых в науке. (“Регистр” вы-

²⁸ Hohon С. Scientific Research and Scholarship... P. 386-387.
пускается совместно Национальным научным фондом и основ­ными профессиональными научными обществами США.) Изда­ние перечня, первоначально включавшего 54 научные специаль­ности, было начато вскоре после второй мировой войны; через 20 дет он содержал уже свыше 900 специальностей в области на­уки и научно-технических исследований. Это в значительной мере следствие развития системы реклассификации, предполагающей все более тщательное разграничение научных специальностей; однако во многих случаях причиной роста является создание новых научных специальностей и направлений. Так, в физике перечень 1954 года включал 10 различных областей с 74 специ­альностями, а в 1968 году — 12 областей со 154 специальностя­ми. В 1954 году раздел теоретической (квантовой) физики, ко­торая значилась как особая область, включал в качестве подраз­делов ядерную и атомную физику, а также физику твердого тела. В 1968 году этого раздела уже не было, а вместо него появилась более дифференцированная классификация. В 1954 году физи­ка твердого тела делилась на 8 специальностей, а в 1968 году — уже на 27 в связи с тем, что произошло дальнейшее “разветвле­ние” этой области.

Ни одно из научных обществ, ответственных за составление перечня, не ставило целью выявить причины пролиферации объек­та этого издания, и потому неясно, происходит ли она в результа­те изменений в классификации или же в силу появления новых областей науки. Между тем систематическое наблюдение за раз­витием каждой из областей могло бы выявить полезные и важные показатели темпов изменения в ходе развития областей знания.

ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ ПЕРЕМЕНЫ

МОДЕРНИТИ И ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС

Отличительным признаком модернити можно считать потребность в новизне, причем подобные требования не столько представля­ют собой какие-то новые аспекты человеческого опыта, сколько изменение в масштабах явления. Культурный синкретизм [изве­стен давно]; он был отличительной чертой эпохи Константина с се смешением [политеистической] греческой и мистической азиатской религий. Раздвоение сознания так же старо, как и разделе­ние Платоном рационального и духовного, если не старше. Однако революция в средствах передвижения и связи, превратив­шая мировое общество в одну огромную Ойкумену (Вселенную), означала распад старых замкнутых культур и слияние всех суще­ствующих в мире традиций искусства, музыки и литературы в новое, вселенское вместилище, доступное для всех и обязанное своим существованием всем. Уже это расширение горизонта, смешение отдельных искусств, поиски “нового”, будь то путеше­ствие с целью открытий или снобистское стремление чем-то от­личаться от других, само по себе представляет создание нового типа модернити.

В центре этой проблемы стоит значение понятия “культура”. Когда речь идет о “классической культуре” или о “католической культуре” (об этом часто говорят почти в том же смысле, что и о “бактериальной культуре”, т.е. выращивании четко определен­ных штаммов), имеют в виду совокупность долгое время форми­ровавшихся взаимосвязанных представлений, традиций, обрядов и правил, которые в ходе их исторического развития образовали нечто однородное по своему стилю. Но модернити — это четко выраженный разрыв с прошлым как с прошлым, перемещающий его в настоящее. Старая концепция культуры базируется на пре­емственности, современная — на многообразии; старой ценно­стью была традиция, современный идеал — синкретизм.

В этом разрыве между настоящим и прошлым технология яв­ляется одной из главных сил, определяющих характер социаль­ного времени; принося с собой новую систему оценок и расши­ряя контроль человека над природой, она трансформирует наши социальные отношения и все наше мировоззрение. Несколько произвольно можно выделить пять способов, которыми техноло­гия вызывает к жизни эти перемены:

1. Позволяя производить больше товаров с меньшими издер­жками, технические достижения являются главным средством повышения жизненного уровня повсюду в мире. Именно они, как любил повторять И.Шумпетер, позволили сделать цену шелко­вых чулок доступной как для королевы, так и для простой про­давщицы. Однако техника стала не только средством повышения жизненного уровня, но также основным механизмом уменьше­ния неравенства в западном обществе. Во Франции, пишет Ж.Фурастье, “главный окружной судья... в 1948 году зарабатывал в час всего в четыре с половиной раза больше, чем мальчик для поруче­ний в его же суде, в то время как в 1800 году первый зарабатывал больше второго примерно в 50 раз”. Очевидной причиной этого, подчеркивает Ж.Фурастье, является снижение стоимости боль­шинства товаров и рост реальной заработной платы рабочего класса в западных странах²⁹.

2. Развитие технологии создало новый класс, ранее неизвест­ный в обществе, — класс инженеров и техников, людей, непос­редственно не участвующих в производительном труде, но пред­ставляющих собой “аппарат планирования” операций, образую­щих процесс производства.

3. Технологический [прогресс] сформировал новое определе­ние рациональности, новый способ мышления, делающие упор на функциональные отношения и на количественные показатели. Критериями производительности в нем являются эффективность и оптимизация, т.е. использование ресурсов с наименьшими из­держками и усилиями. Это определение функциональной рацио­нальности имело своим следствием новые формы образования,, когда количественные методы системного и экономического ана­лиза оттесняют старые принципы, основанные на умозритель­ных размышлениях, традициях и внутреннем смысле.

4. Революции в области транспорта и передачи информации, явившиеся следствием развития техники, создали новые эконо­мические взаимосвязи и новые социальные взаимодействия. Воз­никли новые комплексы социальных взаимоотношений (прежде всего произошел сдвиг от связей, основанных на родстве, к бази­рующимся на профессиональных признаках и роде занятий); сре­дой человеческой деятельности стали новые компактные образо­вания, физические и социальные.

5. Радикально изменились эстетические представления, осо­бенно касающиеся пространства и времени. Древние не знали концепции скорости и движения в том понимании, в каком они существуют сейчас: тогда не было и синоптической концепции высоты — вида с воздуха, — которая сегодня дает возможность использовать другой стандарт для оценки вида сельской мест-

²⁹ Fourastie'J. The Causes of Wealth. Glencoe (111.), 1960. Chap. 1. Особенно см.: р. 30-31.
ности иди городской панорамы. Именно это радикальное изме­нение восприятия отражено в искусстве, особенно в живо­писи³⁰.

ОЦЕНКА ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИЗМЕНЕНИЙ

Развитие техники оказывает влияние прежде всего на экономи­ку, так как техника есть основа индустриального общества. Эко­номические новации и перемены непосредственно зависят от новой технологии. Тем не менее этот факт был осознан сравни­тельно недавно. Отцы-основоположники современной экономи­ческой науки были заняты преимущественно мрачными размыш­лениями, поскольку им казалось, что накопление капитала не может продолжаться бесконечно долго. Этот вывод базировался на трех посылках: законе уменьшающейся отдачи; мальтузиан­ском принципе (согласно которому увеличение реальной зара­ботной платы вело лишь к ускорению роста населения и “проеда­нию” этого увеличения) и, неявно, на представлении о неизмен­ном состоянии техники. Все это составляло основу экономичес­кой теории Д.Рикардо³¹. Она была развита Дж.Ст.Миллем в его концепции “the Stationary State”.

Даже К.Маркс, который в этом смысле был пострикардианцем, приходил к пессимистическому выводу. Хотя он значитель-

³⁰ Более подробное рассмотрение этого вопроса см. в: Bell D. The Disjunction of Culture and Social Structure // Holton G. (Ed.) Science and Culture. Boston, 1965. P. 236-251.

³¹ Д.Рикардо писал в “Принципах политической экономии и налогового обложения”: “Когда население испытывает нехватку средств существования, есть только два способа решения проблемы: либо сокращение численности на­селения, либо ускорение накопления капитала. В богатых странах, где все пло­дородные земли уже обрабатываются, второй способ является не очень целесо­образным и не очень желательным, поскольку результатом его применения бу­дет (если оно зайдет слишком далеко) превращение всех классов в равной мере в бедняков”. Цитировано по: Lave L.B. Technological Change: Its Conception and Measurement. Englewood Cliffs (NJ), 1966. P. 3. В предшествовавшем абзаце я также следовал формулировкам Л.Лэйва.

Рассмотрение Дж.Ст.Милдем вопроса о “стабильном государстве” представ­лено в его работе: Mill J.St. Principles of Political Economy. Toronto, 1965. Book IV. Chap. 6. P. 752-758.
но лучше, чем его современники, понял революционную роль тех­ники, К.Маркс считал, что главным следствием замены живого труда машинами будут централизация капитала за счет мелких предпринимателей, усиление эксплуатации труда (путем удлине­ния рабочего дня) со стороны отстающих в борьбе за выживание капиталистов и в конечном счете возникновение ряда кризисов, когда система достигнет предела своего развития. Рассуждая с точки зрения трудовой теории стоимости, К.Маркс считал, что рост “органического строения капитала” может привести только к падению средней нормы прибыли и дальнейшему обнищанию рабочих.

Однако этот пессимизм был развеян. Реальная заработная плата в последние 100 лет неуклонно возрастала; доход на душу населения в Соединенных Штатах с 1870 года увеличивался в среднем более чем на 2 процента ежегодно. Как могло случиться, что представители классической экономической науки так жес­токо ошиблись? Как пишет профессор Л.Лэйв: “Если бы Д.Ри­кардо спросили, возможен ли рост производительности, он, ве­роятно, ответил бы, что производительность будет повышаться, . если будут возрастать размеры капитала, в том числе и земли, в расчете на одного рабочего”³². Однако он не смог бы выразить этот эффект количественно. Стандартное отношение “капитал— выпуск” (известное как функция Кобба—Дугласа), которое обыч­но используется для ответа на этот вопрос, исходит из того, что каждые 3 процента роста капитала, при постоянном уровне ра­бочей силы, порождает рост производительности на 1 процент. В период с 1909 до 1949 год капиталовооруженность в расчете на один человеко-час в частном несельскохозяйственном секторе экономики США увеличилась на 31,5 процента. На этом основа­нии рост выпуска продукции в расчете на человека должен был составить около 10 процентов. Однако поразительный факт со­стоит в том, что за период, в течение которого капиталовложе­ния выросли на 31,5 процента, выпуск готовой продукции в рас­чете на человеко-час повысился не на 10, а на 104,6 процента. Произошло увеличение производительности, которое на 90 про­центов нельзя объяснить одним лишь ростом капиталовооружен­ности труда рабочего. Объяснение этому — простое по сути, но

³² Lave L.B. Technological Change. P. 3.
сложное в деталях и системе доказательств — было дано в став­шей ныне классической (иди, возможно, ее следует назвать нео­классической?) статье Роберта М.Солоу, и сводится оно к тех­нологическим изучениям³³. Сегодня мы знаем, что технология есть основа растущей производительности, а производительность ме­няет экономическую жизнь таким образом, какого ни один клас­сический экономист не мог себе представить.

Однако этот простой ответ требует сложного вопроса: что представляют собой технологические изменения? Можно сказать, что технический прогресс включает в себя совершенствование всех методов, которые повышают эффективность (т.е. улучшают использование) как старого, так и нового капитала. Но сюда вхо­дит множество факторов. Это может быть машина для прессова­ния блоков автомобильных двигателей, пришедшая на смену ста­рым ручным методам литья. Это может быть механическое при­способление, такое, например, как наклонная плоскость, позво­ляющая затаскивать наверх камни при строительстве пирамид. Это может быть простой хозяйственный метод, такой, как гру­бое разделение труда при изготовлении обуви или детальный ана­лиз процесса труда с точки зрения хронометража отдельных про­изводственных операций. Это может быть логическое исследова­ние, выраженное в оценке операций или математической форму­ле, такой, как линейное программирование, определяющее новые таблицы производства или графики очередности, по которым должны выполняться заказы. Совершенно ясно, что все эти раз­личные вещи несоизмеримы. Как же можем мы свести их под одну рубрику и попытаться измерить?

³³ Solow P.M.. Technical Change and the Aggregate Production Function // Review of Economics and Statistics. Vol. 39. August 1957. В своем анализе Р.Солоу исходит из условия, что техника является остаточным фактором, не учи­тывающимся в оценках капитала и рабочей силы. Однако экономисты предпо­читают оценивать все в показателях издержек и не любят признавать остаточ­ные факторы в качестве удовлетворительного объяснения. Соответственно Д.Иоргенсон и З.Гридичес попытались пересчитать данные по издержкам та­ким образом, чтобы показать, что затраты на капитал и рабочую силу могут полностью объяснить увеличение производительности. Они писали: “В объяс­нении экономического роста мы предлагаем в большей мере, чем это делалось прежде, полагаться на два столпа: живой и овеществленный капитал, каждый из которых поддерживает важную часть общей структуры капитала. Возможно, недалек тот день, когда экономисты смогут полностью убрать из своих расчетов интеллектуальные подпорки в виде идеи о технических изменениях” (Grihches Z., Jorgenson D.W. Sources of Measured Productivity Changes: Capital Input // American Economic Review. May 1966).

Если “правые” экономисты ставят под сомнение значение техники, то “ле­вые” считают, что схема Р.Солоу является слишком неоклассической и не уделяет достаточного внимания структурным факторам. В своем анализе производствен­ных функций Дж.Робинсон рассматривает капиталистический характер хозяй­ства скорее с позиций выбора технологических методов, чем общих условий рав­новесия. Эти вопросы освещены в: Hwcowt G.C. Some Cambridge Controversies in the Theory of Capital // The Journal of Economic Literature. Vol. VII. No. 2. June 1969.
Острота этой проблемы усугубляется тем, что нам приходит­ся постоянно слышать, что мы живем в эпоху “неуклонно уско­ряющихся темпов технических изменений”, которые порождают новые “взрывоопасные” социальные проблемы. Сейчас уже ник­то не может отрицать, что со времен второй мировой войны про­изошло немало технологических перемен: использование атом­ной энергии, создание ЭВМ и реактивных двигателей — лишь три наиболее впечатляющих примера появления новых продук­тов и процессов. Однако трудность публицистической (и поли­тической) аргументации при рассмотрении темпов технического прогресса состоит в том, что сам термин “темпы” подразумевает измерение, указывает на то, что происходящие сегодня техни­ческие изменения могут быть сопоставлены, скажем, с внедрени­ем парового двигателя, железной дороги, телефона, динамо-ма­шины и других подобных технических творений XIX столетия. Но каким образом можно сравнить изменения, вызванные от­крытием электричества, с переменами, принесенными использо­ванием атомной энергии? Сделать это невозможно. И то и дру­гое — “революционные” новшества. Методов адекватного срав­нения их эффекта не существует. Более того, одновременно про­исходят многие социальные изменения, и часто авторы свалива­ют их в общую кучу, рассматривая как составную часть идеи быстрых технологических перемен.

Вопрос о том, что же представляет собой та “революция ус­корения”, которая происходит в наше время, слишком широк и туманен. Очевидно, что она имеет технологическую составляю­щую, однако это и политическая революция в том смысле, что мы впервые видим включение широких масс в общественную жизнь, и этот процесс сопровождается пересмотром социальных, граж­данских и политических прав. Это также и социологическая ре­волюция, поскольку она предвещает крупный сдвиг в сознании и моральных устоях: в сексуальном поведении, понятии успеха, характере социальных связей, чувстве ответственности и т.п. Она представляет собой и культурную революцию, что уже было от­мечено выше. Очевидно, что не существует простого концепту­ального метода, позволяющего сгруппировать все эти различные аспекты воедино и найти для них общий измеритель. Если строго ограничить себя идеей “изменений”, то измерить их “темпы” невозможно. Какого либо сводного индекса не существует; каж­дый из элементов приходится рассматривать по отдельности.

Если ограничиться измерением технических параметров и поставить вопрос о темпах их изменений, необходимо прежде всего вернуться к той области, где выражаются их ценности (в первую очередь в денежном аспекте), т.е. к экономике.

Для экономиста техническое изменение есть изменение в “про­изводственной функции”³⁴. Последняя может быть определена как отношение между издержками и выпуском, показывающее в лю­бой момент времени максимальный уровень выпуска благ, кото­рый может быть достигнут на основе данного объема факторов производства. В простейшем случае факторами производства можно считать капитал и труд, и производственная функция по­кажет в этой ситуации наиболее эффективную комбинацию (оп­тимальные соотношения) факторов при заданных издержках³⁵.

³⁴ Приведенное здесь определение базируется на исследовании Э.Мэнсфил-да “Технологические изменения в технике: показатели измерения и распрост­ранение”, выполненном по заказу Национальной комиссии по технике, автома­тизации и экономическому прогрессу и опубликованному в приложении № I (Technology and the American Economy. Washington (D.C.), 1966) к докладу Комиссии.

³⁵ Р.Недьсон, М.Пек и Э.Калачек в своей интересной книге представляют менее обобщенную теорию производственной функции технического прогрес­са. Стремясь определить виды и величину вклада в исследования и разработки, необходимые для доведения конструкторской идеи до стадии работающей тех­ники, они утверждают, что объем требуемых ресурсов зависит от трех главных переменных: 1) искомых масштабов продвижения, по сравнению со сходными существующими продуктами; 2) характера и области использования продукта, особенно размера и сложности системы, и 3) наличия соответствующих зна­ний, позволяющих разработать требуемую новую технику, а также наличия материалов и компонентов, с которыми могли бы работать создатели техники (см.: Nelson E.R., Peck M.J., Kalachek E.D. Technology, Economic Growth and I'nblic Policy. The Brookings Institution, Washington (D.C.), 1967. P. 23).

Рост реальных доходов в расчете на человеко-час зависит как от относительного роста капитала, так и от более эффективного использования ресурсов. Согласно классической экономической теории, повышение уровня реальных доходов вызывается ростом основного капитала. Однако реальная заработная плата может увеличиться и в результате повышательного движения производ­ственной функции благодаря исследованиям, приводящим к луч­шей комбинации ресурсов, применению новых методов и т.п. Фактически мы сегодня исходим из того, что технические изме­нения являются более эффективным фактором повышения ре­альной заработной платы, чем объем основного капитала. Напри­мер, Р.Солоу в вышеупомянутой статье 1957 года предложил по­нятие “совокупная производственная функция” (подвергшееся критике за положения об однородности и большой эластичности замены труда капиталом и капитала капиталом), которое должно было отделить рост продуктивности, вызванный ростом капитала, от ее повышения вследствие технологических изменений. Он при­шел к выводу, что в течение периода с 1909 по 1949 год рост ос­новного капитала обеспечивал примерно 12,5 процента роста про­изводительности, а изменения в технике — 88 процентов³⁶.

В более широком смысле мы должны перейти от производ­ственных функций к измерению производительности, рассчитан­ной по последовательным временным сериям. Условно можно исходить из того, что совокупным измерением технологических сдвигов служит ежегодное изменение объема выпуска в расчете на человеко-час, иди то, что экономисты называют частным ин­дексом производительности. Он рассчитывается путем деления рыночной стоимости товаров и услуг, произведенных в течение данного года (в экономике в целом или в определенной отрас­ли), на количество человеко-часов, затраченных на их производ­ство. Рассчитанная таким путем производительность никоим об­разом не показывает, за счет чего возросла эффективность: в силу
³⁶ Пересчет модели Р.Солоу позволил обнаружить некоторые ошибки, и доля ““питала в увеличении производительности более точно может быть определе­на не в 12,5, а 19 процентов (см.: Lave L.B. Technological Change. P. 34).
использования ли новых машин, более квалифицированной рабо­чей силы иди даже интенсификации труда. Тем не менее, если требуется ответить на вопрос, имело ли место в последние годы резкое ускорение технического прогресса, этот метод является единственным удовлетворительным способом его измерения.

В наиболее всеобъемлющем исследовании производительнос­ти труда за последние годы, выполненном Дж.У.Кендриком³⁷, приводится следующий ряд выводов. В период с 1889 по 1957 год реальный ежегодный прирост национального продукта США, в расчете на человеко-час, составлял в среднем 2—2,5 процента. Эти показатели распределяются во времени очень неравномер­но вследствие быстрого роста, начиная с первых десятилетий XX века, реальной почасовой заработной платы и сокращения продолжительности рабочего дня на 20—30 процентов. После \ первой мировой войны, согласно Дж.У.Кендрику, имело место \ изменение тенденции. В период 1889—1919 годов выпуск в рас­чете на человеко-час рос со средним темпом 1,6 процента в год, а в период 1920—1957 годов — 2,3 процента. Причины такого роста неясны. Дж.У.Кендрик полагает, что ими были распрост­ранение научной информации, увеличение числа лиц с высшим образованием и учеными степенями на административных дол­жностях в бизнесе, расширение производственных исследова­ний и разработок, а также изменения в иммиграционной поли­тике. Сходная 'картина возникает и в том случае, если для рас­четов используется и “совокупный” индекс производительнос­ти. Этот последний, разработанный Е.Домаром, учитывает из­менения, связанные с вкладом как труда, так и капитала, а не одного только труда. Используя его, Дж.У.Кендрик подсчитал, что в период 1889—1957 годов общая производительность для всей национальной экономики США возрастала на 1,7 процен­та, а в период после первой мировой войны — на 2,1 процента в годовом исчислении.

В рамках таких оценок обычно предполагается, что измене­ния в технике носят в основном “организационный” характер, т.е. технический прогресс состоит в применении более совершен­ных методов, позволяющих повысить эффективность как старо-

³⁷ См.: Kendrick J. Productivity Trends in the United States. National Bureau of Economic Research and Princeton University Press, Princeton (NJ), 1961.
го, так и нового капитала. Если попытаться измерить тот аспект перемен, который вызывается непосредственно техническими средствами, а не просто организационными методами (такими, как использование анализа трудовых процессов, линейного про­граммирования и т.п.), следует исходить из того, что эти изме­нения, прежде чем быть использованы, должны быть воплощены в основном капитале. Например, внедрение станов непрерывно­го широкополосного проката в сталелитейной промышленности и дизельных локомотивов в железнодорожном транспорте потре­бовало крупных капиталовложений, и поэтому мы можем выде­лить долю производительности, порожденную их применением. В опубликованной в 1959 году работе, базирующейся на иссле­довании изменений, воплощенных в капитале, Р.Солоу делает вывод, что “темп” технического прогресса в частном секторе американской экономики в период 1919—1953 годов составлял 2,5 процента в год³⁸.

Большая часть аналитических и фактологических оценок от­носится к периоду в десять и более лет назад. Происходил ли рост в последующие годы? Неуклонно высокий уровень безрабо­тицы в начале 60-х (в среднем около 6 процентов) породил опа­сения, что ее причиной является быстрый рост автоматизации (что обязательно проявилось бы в ускорении темпов роста про­изводительности). Ряд экономистов предсказывал столь высокие темпы роста производительности, при которых народное хозяй­ство должно было оказаться неспособным поглотить новые това­ры, не произведя предварительно четкого разделения между до­ходом и трудом. В 1965 году президент Джонсон образовал На­циональную комиссию по технике, автоматизации и экономичес­кому прогрессу с тем, чтобы подготовить доклад по данному вопросу, и после годичного изучения проблемы комиссия при­шла к выводу, что опасения авторов прогноза сильно преуве­личены. В ее докладе говорилось: “В течение 35 лет, предшество­вавших окончанию второй мировой войны, объемы производства в частном секторе экономики росли с трендовым темпом 2 про­цента в год. Однако этот период включает депрессию 30-х го­дов. Между 1947 и 1965 годами производительность повыша-

³⁸ Solow R.M. Investment and Technical Change // Arrow K.J., Karlin S., Suppes P. (Eds.) Mathematical Models in the Social Science. Stanford, 1959.
дась в среднем на 3,2 процента в год, т.е. общий прирост соста­вил более 50 процентов. Если же исключить сельское хозяйство, контраст уменьшится: до войны темпы роста составляли 2 про­цента в год, после войны — 2,5 процента”³⁹.

Если обратиться к более точным индексам, то, согласно оцен­кам Кендрика и Сато, средние ежегодные темпы роста совокупной производительности в частном секторе американской экономики на этапе 1948—1960 годов составили 2,14 процента в год по срав­нению с 2,08 процента, характерными для более длительного пери­ода 1919—1960 годов. Р.Нельсон, исходя из того, что изменения в технике носили организационный характер, оценил их средние темпы в период 1922—1947 годов на уровне 1,9 процента в год, с 1947 по 1954 год — 2,9 и с 1954 по 1960 год — 2,1 процента в год. Таким образом, хотя и имеются некоторые свидетельства того, что после Второй мировой войны темпы технического прогресса были выше, чем в предыдущий период, эта разница значительно меньше той, которая вырисовывается при анализе показателей выпуска в расчете на человеко-час труда⁴⁰.

Вышеупомянутая президентская комиссия заключала: “Наша оценка имеющихся фактов позволяет прийти к мнению, что дос­таточной базы для выступления с глобальными заявлениями по поводу ускорения научного и технического прогресса не суще­ствует... Наш общий вывод сводится к тому, что темпы техноло­гических изменений в последние десятилетия выросли и в буду­щем могут возрасти еще более, но при этом какого-либо скачка в непрерывном ходе технического прогресса в прошлом не про­изошло, и ничто не говорит о том, что это может случиться в следующем десятилетии [поскольку наиболее крупные открытия в области техники, которые будут иметь значительное экономи­ческое влияние в этот период, уже находятся на стадии коммер­ческих разработок]”⁴¹.

³⁹ Technology and the American Economy. Washington. (D.C.), 1966. P. 2.

⁴⁰ Данные приводятся в работе: Mansfield E. Technological Change // Technology and the American Economy. P. 105.

⁴¹ Technology and the American Economy. P. 1. Слова, помещенные в квад­ратные скобки, взяты со стр. 4 этого отчета. Комиссия признала причиной вы­сокого уровня безработицы в период 1958—1966 гг. низкие темпы роста эконо­мики ввиду отставания роста совокупного спроса и удвоения темпов пополне­ния рабочей силы молодежью как результат достижения работоспособного возраста представителями поколения, родившегося сразу после второй мировой

войны.

Поскольку некоторые выводы доклада комиссии могут вызывать возраже­ния, следует сообщить о моем “личном интересе” в этих вопросе, так как я был членом данной комиссии, участвовал в ее исследованиях и подписал ее заклю­чение. Основным автором раздела о технологических изменениях был профес­сор Р.Содоу из Массачусетсского технологического института.

прогнозирование ТЕХНИКИ

Хотя трудно доказать, что в последние десятилетия в “темпах” технических изменений произошел значительный скачок, нельзя отрицать того, что некие существенно новые черты техники ста­ли определять экономическую и социальную историю [нашего времени]. Это изменившийся характер взаимоотношений между наукой и техникой, включение науки через институционализацию научных исследований в действующую экономическую струк­туру, а в Соединенных Штатах — и вхождение ее в качестве естественной составной части в структуру коммерческой корпо­рации. Поэтому новыми являются два аспекта: систематическое развитие научных исследований и создание новых, базирующих­ся на науке, отраслей промышленности.

Экономисты классической школы, даже того позднего ее на­правления, к которому принадлежал Дж.Ст.Милль, полагали, что население и земля являются переменными, ограничивающими эко­номический рост, и что разумное развитие должно завершиться созданием “статичной (stationary) структуры”⁴². К.Маркс, напро­тив, видел, что динамика капиталистического общества неизбеж-
⁴² Как прочувствованно писал Дж.Ст.Милдь: “Я не могу... рассматривать не­изменную структуру капитала и богатства с той нескрываемой антипатией, кото­рую так широко демонстрировали в отношении ее политические экономисты ста­рой шкоды. Я склонен считать, что в целом она способна значительно улучшить наше нынешнее положение. Я открыто признаю, что меня отнюдь не восхищает идеал жизни, предлагаемый теми, кто думает, что нормальное состояние челове­ческих существ состоит в борьбе за преуспевание, что топтание и подавление других, расталкивание локтями и наступание на пятки друг друга, составляющее ныне существующий тип социальной жизни, является самым желательным жре­бием человеческого рода или же не чем иным, как неприятными симптомами одной из фаз индустриального прогресса. Он может быть необходимой стадией в процессе цивилизации, и тем европейским государствам, которым пока что уда­лось счастливо избежать ее, возможно, еще предстоит пройти через нее” (Mill J.St. Principles of Political Economy. N.Y., 1886. Vol. II. Book IV. Chap. 6. P. 328).
но обеспечивается накоплением, но монополия неизбежно замед­лит темпы роста, а сама система может даже разрушиться под бременем ее “противоречий”. Несколько поколений экономистов, работавших после К.Маркса, в свою очередь, ожидали появления нового состояния “экономической зрелости”, базирующегося либо на истощении рынков и возможностей инвестирования в новых странах (идея империализма), замедлении роста населения (лю­бимая тема экономических пессимистов 30-х годов, таких, как О.Хансен⁴³), либо на истощении новых технических достижений как следствии [угасания] “длинной водны” деловой активности, испытывающей ослабление стимулирующего действия появления железных дорог, электричества и автомобиля.

Пугало “экономической зрелости” к настоящему времени боль­шей частью развеяно. Главной причиной тому являются открывшиеся возможности техники. В своей книге “Капитализм, соци­ализм и демократия”, опубликованной в 1942 году, И.Шумпетер писал: “В настоящее время мы находимся на затухающей фазе той волны предпринимательской деятельности, которая создана с появлением электростанций, электротехнической промышлен­ности, электрифицированных ферм и домов, а также автомоби­ля. Все это мы нашли настолько чудесным, что в течение всей жизни не можем видеть, откуда бы могли появиться новые воз­можности такого же масштаба и значения”.

Хотя И.Шумпетер и был настроен пессимистически в отно­шении будущего капитализма (ввиду бюрократизации корпора­ций и враждебности со стороны интеллектуалов), у него не было четкого представления о перспективах, которые открывало раз­витие техники. Так, он добавлял: “...остается фактом, что надеж­ды, связанные с развитием только одной химической промыш­ленности, сегодня намного больше тех, какими они были, ска­жем, в 1880 году... Технические возможности — это неизведан­ное море. ...Нет никаких причин ожидать снижения темпов про­изводительности из-за их истощения”⁴⁴.

За четверть века, прошедшую с тех пор, когда И.Шумпетер сделал свои пророческие замечания, произошло два важных из­менения. Первым стадо систематическое соединение науки с изоб-

⁴³ См.: Hansen A. Fiscal Policy and Business Cycles. N.Y., 1941.

⁴⁴ Schumpeter J. Capitalism, Socialism and Democracy. N.Y., 1942. P. 117-118.
ретательством, главным образом через организацию научных ис­следований и технических разработок. Второе, более новое, свя­зано с усилиями “изведать море” техники путем создания новых методов технического прогнозирования, которые позволяют оп­ределять будущие области разработок и на этой основе дают воз­можность промышленности или обществу в целом систематиче­ски осуществлять перспективное планирование хозяйственных ин­вестиций, определять потребности и продукты производства. Этот новый синтез науки и инноваций, открывающий возможность систематического и организованного технологического прогрес­са, является одной из фундаментальнейших основ постиндустри­ального общества.

Прежние изобретения и технические новшества не были на­прямую связаны с научными исследованиями. К примеру, Р.Нельсон, М.Пек и Э.Кадачек отмечали: “Сравните использование Уаттом концепции скрытой теплоты при изобретении отдельной ка­меры сжатия для паровых двигателей или то, как Маркони при­менял разработки в области электромагнетизма, с работой У.Карозерса, открывшего нейлон, иди У.Шокли, приведшей к созда­нию транзистора, иди с последними техническими достижения­ми в производстве лекарств и военных самолетов. В первых слу­чаях научные исследования, обусловившие прорыв в знании, были полностью отделены от изобретательской деятельности. В после­дних большая часть научных знаний, лежащих в основе изобре­тений, была получена в результате усилий, осознанно направлен­ных на обеспечение понимания фундаментальных законов и по­лучение данных, необходимых для достижения последующих тех­нических результатов. Исследования У.Карозерса, проведенные им на фирме “Дюпон” и положившие начало производству ней­лона, финансировались руководством фирмы в расчете на то, что более глубокие знания о длинных полимерах приведут к созда­нию новых химических продуктов иди к усовершенствованию существующих. Исследовательский проект У.Шокли был осуще­ствлен компанией “Белл телефон лэборэториз”, полагавшей, что получение новой информации о полупроводниках приведет к со­зданию более совершенных электрических приборов”⁴⁵.

⁴⁵ Nelson R.R., Peck M.J., Kalachek E.D. Technology, Economic Growth and Public Policy. P. 41.
Однако, продолжают они, новые отрасли 70-х годов — элект­роника и оптика, производство полимеров и пластмасс, химиче­ских и синтетических материалов, аэрокосмической техники и средств связи — интегрально базируются на научных исследова­ниях: “Основанные на науке (science-based) технологии и отрас­ли промышленности имеют основополагающее значение для дос­тижения крупных успехов в создании новых продуктов и про­цессов. Исследования, направленные на выявление новых воз­можностей, пришли на смену как отдельным случайным рывкам в развитии соответствующих наук, так и классическим усилиям, направленным на решение проблемы путем лобовой атаки. Лави­нообразная серия достижений, имевших место после второй ми­ровой войны в электронике, самолетостроении, ракетной техни­ке, создании химических продуктов и медицине, отражает фор­мирование в этих отраслях зрелой научно-исследовательской базы, а также использование ими больших объемов ресурсов для раз­вития техники. Многие из продуктов наукоемких отраслей про­мышленности представляют собой материалы, используемые в других сферах хозяйства, и достигаемые в них усовершенствова­ния ведут к быстрому росту производительности в иных секто­рах экономики. Наиболее значимые новые потребительские то­вары либо непосредственно вышли из основанных на науке от­раслей, либо стали результатом использования материалов и ком­понентов, созданных в этих секторах, при разработке новых из­делий за их пределами”⁴⁶.

Роль “исследований и разработок” как составной части науч­ной и экономической деятельности будет рассмотрена в следую­щем разделе. Сейчас же, рассматривая измерения технического прогресса, следует обратиться к новым видам знания, представ­ленным технологическим прогнозированием.

Способны ли мы сегодня предвидеть [будущее] лучше, чем раньше, по крайней мере в таких относительно познанных обла­стях, как технология? Современное состояние прогнозирования отличается от прежнего тремя факторами: 1) пониманием того, что в обществе идет сложный процесс дифференциации, что тре­бует исследования различных видов систем и их взаимоотноше-

⁴⁶ Nelson R.R., Peck M.]., Kalachek E.D. Technology, Economic Growth and Public Policy. P. 43.
ний; 2) развитием новых методов, преимущественно статисти­ческих, а зачастую и математических, облегчающих систематиза­цию и анализ данных образом, позволяющим выявлять различ­ные темпы изменений, происходящих в различных секторах об­щества; 3) наличием достаточного количества эмпирических дан­ных, дающих возможность выявлять детальный структурный со­став секторов и выражать тенденции развития в виде последова­тельных временных рядов.

Самым простым и, возможно, наиболее важным достижением является наличие обширных статистических данных. В 1790 году в английском парламенте дебатировался вопрос о том, увеличи­вается или уменьшается население страны. Разные люди, осно­вываясь на своих ограниченных эмпирических сведениях, отста­ивали прямо противоположные доводы. Вопрос был разрешен путем проведения первой современной переписи населения. Од­нако важно и то, какое количество специалистов способно ком­петентно работать с этими данными. Дж.Шпенглер был недалек от истины, когда говорил: “Сегодня экономисты не только могут больше уделять внимания проблеме народонаселения, чем в пред­шествующие 80 дет, когда этому вопросу они посвящали от 1 до 1,5 процента своих статей; имеется также больше экономистов, способных выполнять эту работу. Сегодня в мире работает боль­ше экономистов, чем их жило за предыдущие 4 тысячи дет, и их число возрастает даже быстрее, чем численность населения”⁴⁷.

Попросту говоря, чем больше имеется в наличии информации (вы только посмотрите на количество исходных данных, необхо­димых для построения системы национальных счетов!), тем лег­че составить схему поведения переменных и сделать прогноз. Если не все наши основные экономические и социальные проектировки, то большая их часть основана сегодня на концепции валового национального продукта. При этом поразительно сознавать, сколь недавно была учреждена государственная система сбора и публи­кации подобных макроэкономических данных, восходящая к бюд­жетному посланию президента Ф.Д.Рузвельта 1944 года. [Сле­дует иметь в виду], что систематическое технологическое про­гнозирование и сегодня пребывает в зачаточном состоянии. Во всеобъемлющем обзоре вопросов технического прогнозирования,

⁴⁷ Spengler J.J. Presidential Address // American Economic Review. May 1966.
подготовленном для Организации экономического сотрудниче­ства и развития, Э.Янтш пишет: “подавляющая часть техничес­ких прогнозов делается сегодня без последовательного использо­вания специальных методов... Потребность в формальных мето­дах стада осознаваться всего несколько лет назад. Хотя начало систематического технического прогнозирования может быть от­несено примерно к 1950 году, а первые шаги к нему — к 1945-му, широкий интерес к его специальным методам впервые проявился около 1960 года, а первые эксперименты с применением новых методов относятся к концу 50-х. Теперь, в середине 60-х, наблю­дается заметный интерес к более совершенным многоуровневым методам и интегрированным моделям, которые могут быть при­способлены для компьютерного программирования”⁴⁸.

Большая часть современного технического прогнозирования все еще строится на учете того, что воображают в качестве возможно­го инженеры и писатели. В 1892 году немецкий инженер Пдесснер предсказал технические разработки (сверхкритичный пар и тур­бины для паров металла) и [некоторые] новые функциональные возможности (печать текстов “с голоса” и телеуправление), кото­рые относились — а в определенной степени и сегодня относят­ся — к отдаленному будущему. А.Кларк, который в своих серьез­ных научно-фантастических произведениях сделал ряд наиболее рискованных прогнозов, утверждает, что все, что теоретически воз­можно, будет, несмотря на технические трудности, достигнуто, если существует достаточно сильное желание это сделать. “Фан­тастические” идеи, говорит он, осуществлялись и в прошлом, и только исходя из того, что они по-прежнему будут осуществлять­ся, мы можем в какой-то мере надеяться на возможность предска­зывать будущее⁴⁹. Большая часть такого рода надежд имеет “по­этический” характер, поскольку в них слишком мало уделяется внимания существующим ограничениям, особенно экономическим. Фантазия, возможно, необходима, однако только при условии, что она ставится соответствующими методами в определенные рамки. М.Макдухан, с его склонностью к парадоксам, говорил, что совер­шенствование интуиции есть сугубо техническое дело.

⁴⁸ Jantsch E. Technological Forecasting in Perspective. Organization for Economic Cooperation and Development. Paris, 1967. P. 109.

⁴⁹