Польстер И., М. - Интегрированная гештал... Ирвин Польстер, Мириам Польстер

• Название: Ирвин Польстер, Мириам Польстер
• Дата: 14.04.2022
• Размер: 1.66 Mb.
• Имя файла: Польстер И., М. - Интегрированная гештал...pdf
• Тип: Документы; #473547
• страница: 18 из 24

9. ЭКСПЕРИМЕНТ
Нельзя бесстрастно относиться к тому, что сохранилось и еще живо.
Бернард Беренсон
Еще Джон Девей, а затем Пауль Гудман, Джон Холт, Георг Деннисон и многие другие признавали важность действия в процессе обучения. Несмотря на это, большин- ство людей обычно настроены на эбаутизм (aboutism) в подходе к разрешению проблем.
Они обсуждают свои проблемы с другими людьми, думают об этом, пока не приходят к тому, что, по их мнению, можно осуществить. Затем, выбрав нужный момент для дей- ствия, они могут попробовать что-то совершить.
Такие решения часто остаются лишь планами, подавляющими новизну и сво- бодную импровизацию, то есть опять оборачиваются эбаутизмом. Поведение, основан- ное на прошлом опыте, не учитывающее актуальные желания и мечты, может стать ме- ханическим и безжизненным. Пробы и ошибки кажутся потерей времени, а свободное развитие нового – совершеннейшей чушью. Возьмем хрестоматийный пример: один студент-медик был настолько обязательным, что впадал в панику при малейшем откло- нении от планов. Занятия медициной были для него сплошным мучением и бедолага уже не мог определить, кто принял такое решение – он сам или его родители. Страх на- прасно потратить время, разочароваться в родительских и собственных ценностях или выбрать новое направление – все переплелось в нем. Он был накрепко привязан к про- шлому и мог только мысленно строить прожекты о том, что мог бы сделать, а затем за- стывал в бездействии. Такой способ принятия решений обычно сводит ошибки до ми- нимума, но одновременно и нивелирует индивидуальность как нежелательную помеху.
В нашем обществе, нацеленном на достижение успеха, ставка на единственно верные и решительные действия стала настолько высокой, что любая ошибка обходится слишком дорого. Лишь немногие чувствуют, что могут попытаться реализовать те идеи и воз- можности, которые не окупятся.
Гештальт-терапия делает попытки восстановить связь между эбаутизмом и дей- ствием. Когда человек включает действие в процесс принятия решения, он вырывается из-под гнета своего эбаутизма, который может свести на нет все его усилия. Лучше все- го решения принимаются, когда активное действие начинает выявлять положительные перспективы. Например, наш студент может пройти курс биологии, а затем прийти на прием к знакомому врачу, другу семьи, чтобы изучить на практике, как распространяет- ся инфекция, как оказывают первую помощь и т.п. Если в результате он захочет изучать медицину – это будет его собственное, настоящее решение.
Эксперимент в рамках гештальт-терапии – это попытка противостоять тупико- вому эбаутизму, он побуждает пациента к активному действию. В ситуации экспери- мента человек может мобилизовать себя перед лицом актуальных требований жизни, отыгрывая свои невыношенные чувства и действия в относительной безопасности. Без- опасность достигается тем, что рискованные действия пациента получают поддержку от терапевта или группы, которые то поощряют его, то побуждают к риску, в зависимо- сти от того, что уместно в конкретный момент.
Например, один мужчина страдал от давления своего начальника. Во время те- рапии он представил шефа сидящим перед ним, и довел себя до того, что стал истошно кричать воображаемому начальнику, что хочет убить его! Эти чувства таились в нем, но были слишком опасны, чтобы выйти наружу. Даже в ситуации, где риск был минималь- ным, он все еще боялся своей чрезмерной ярости. В результате это чувство настолько

захлестнуло его, что он испугался, даже несмотря на поддержку окружающих. Ведь поддержка возникает тогда, когда человек хочет ее получить.
На первый взгляд, привнесение в терапию незаконченного действия может стать имитацией реальности, только психологической игрой. Эксперимент не должен быть паллиативом или суррогатом актуальной жизни. В этом смысле эксперимент больше походит на искусство. Например, актер не просто воспроизводит сцену из жизни – он соединяет внешнюю реальность со своим внутренним опытом. Такой синтез может быть открытием даже для него самого. Нечто подобное происходит и в психотерапевти- ческом эксперименте. Человек не просто воспроизводит то, что уже произошло или могло бы произойти. Он соотносит реальность со своими потребностями в данный мо- мент, не пытаясь предвидеть будущие события или переформулировать прошлые. В условиях эксперимента он отдается потоку актуальных переживаний, приходя к их осо- знаванию. Однажды почувствовав ритм своего бытия, он сможет изменить к лучшему свое реальное поведение, и его поведение в жизни не станет копией терапевтической ситуации.
Эксперимент не является пробой или запоздалым анализом. Если бы человек, который кричал на начальника, рассматривал эту сцену как репетицию реальной ситуа- ции, это было бы явным абсурдом и саморазрушением. Однако эксперимент может дать человеку опору в будущем, если окажется тренировкой для лучшего контакта с началь- ником.
Наш творческий эксперимент отличается от искусства по крайней мере в одном важном пункте. Комментарий Герберта Рида поможет нам прояснить это различие:
1
"Мы не можем знать себя; мы можем только выдавать себя и делаем это подсо- знательно и обрывочно. Мы выдаем себя жестами, интонациями голоса, почерком.
Главное, что все эти формы или конфигурации (гештальты) автоматически показывают путь потока сознания. В этом смысле все искусство – это подсознательные проявления себя, которые не должны непременно осознаваться".
С точки зрения Рида, художественное творчество отличается от терапевтическо- го в том, что мы-то как раз пытаемся привнести в терапию " выдающее" нас осознава- ние. И, пожалуй, это одна из наших основных целей. Осознавание которое помогает че- ловеку, направляя его внимание на потребности, толкая к действиям, которые дают вы- ход его естественным ощущениям.
В этом смысле мы делаем нечто противоположное художественному творчеству.
Художник углубляется в свой внутренний мир и создает законченное произведение ис- кусства, которое становится его "заявлением" на данный момент его жизни. Закончен- ное произведение искусства имеет осязаемую форму, что делает его доступным для других. Это "высказывание", которое может трогать, ориентировать, поражать, восхи- щать, оно по-своему представляет людям их обычные переживания. Терапевт не может поместить свою работу в рамку и повесить на стену, у него не бывает "законченного произведения". Человек, который занимается творчеством, делает это только для себя и часто неохотно расстается со своей работой. Когда произведение искусства закончено, зрители могут вступить с ним в контакт. Искусство терапевта подводит пациента к дей- ствию, которое, в свою очередь, побуждает его к творческому диалогу со своим внут- ренним миром.
Read, H. Icon and Idea. New York: Schocken Books, 1965.
1

И все-таки то, что происходит в творческом эксперименте, похоже на художе- ственное творчество, потому что содержит такие же качества – возбуждение, открове- ние и неожиданность. Как правило, процесс работы художника скрыт от посторонних глаз, но готовое произведение отражает его психологическую жизнь. То же происходит и с пациентом – он может трепетать, умирать, смеяться, плакать и испытывать разнооб- разные чувства в узких рамках терапевтического пространства. Он, как художник, по- падает неизведанную область опыта, который находится в его собственной реальности, где успех не гарантирован. Когда пациент сталкивается с силами, которые прежде при- водили его на опасную территорию, это становится настолько рискованным, что он не- вольно пугается. Тогда терапевт становится его проводником и компаньоном, помогает ему сохранять баланс между безопасностью и риском, делает предположения, ориенти- рует и поддерживает пациента. Развивая незавершенную тему и следуя за ней по на- правлению к естественному разрешению, терапевт и пациент становятся соавторами в создании драмы, которая "пишется" в процессе ее разворачивания.
Есть несколько форм, которые может принимать эксперимент. Мы разделили их на пять следующих моделей: 1) отыгрывание; 2) направленное поведение; 3) фантазия;
4) мечты; 5) домашнее задание.
Отыгрывание
Ранние критики упрекали гештальт-терапию за то, что она является терапией отыгрывания. Она действительно является терапией отыгрывания, но не в худшем смысле, который предполагает психоаналитическое определение этого понятия. Это слово приобрело дурной привкус, потому что традиционно означало, что пациент "пу- стит в дело" все разорванные мысли и несовместимые идеи, возникающие в процессе терапии. Терапевт может сильно нервничать при одной только мысли о том, что нечто, происходящее в процессе терапии может стать причиной пагубного поведения пациен- та за ее пределами. Терапевту вряд ли понравится, если пациент переспит со своей ма- терью, в ответ на реплику, что запрет на инцест Фрейд считал пагубным для человече- ства. При терапии "сдерживания" пациент будет работать над своими проблемами, оставаясь пассивным в жизни, и будет знать, что, завершив работу, он достигнет зре- лости и ему достанет здравого смысла, чтобы вести себя пристойно.
Такая точка зрения выглядит пародией. Она предлагает упорное отрицание со- временных знаний о процессе научения, особенно того факта, что для лучшего эффекта, научение требует действия. Отыгрывание может быть единственным средством к от- крытым проявлениям пациента в психоанализе, так как психоаналитическая кушетка сковывает его естественные действия. В отличие от психоаналитика, гештальт-терапевт культивирует активность, для которой ищет удачный момент и заботится о том, чтобы она соответствовала жизни человека и его актуальным нуждам.
Ранее мы упоминали четыре уровня выражения чувств: блокированный, запре- щенный, эксгибиционистский и спонтанный. Блокированные и запрещенные выраже- ния чувств, как вы помните, – это выражения, которые не выходят наружу, потому, что либо побуждение остается незамеченным, либо выражение чувств сдерживается, хотя человек и испытывает побуждение выразить себя. Эксгибиционизм – это способ выра- жения чувств, который плохо приспособлен к реальной системе поведения человека.
Спонтанные выражения проявляются сильно и естественно, они целостны и пластич- ны.

В момент отыгрывания человек находится на стадии эксгибиционистского вы- ражения чувств, демонстрируя, кем он является, но не будучи таковым. Это критиче- ская фаза. Во-первых, потому что для достижения спонтанности часто бывает необхо- димо обсуждение. Во-вторых, потому что человек может легко застревать на этой ста- дии и принимать ее за спонтанность, не признавая ее экспериментальный характер.
Люди, которые настаивают на чистой спонтанности в действии, могут отказаться от стадии эксгибиционизма. Это значит, что они исключат все, что заставляет их чувство- вать неловкость или фальшь, несмотря на то, что новое поведение могло бы быть цен- ным, хотя и не достаточно целостным. Часто людям необходимо пройти через стадию эксгибиционизма прежде, чем они смогут достичь глубоких внутренних изменений. За- хочет ли педантичный человек рискнуть и проявить глупость или дурашливость? Если нет, – он останется тем, кто он есть, – то есть педантом. Но если он решится на незна- комое поведение, то сможет смягчить свою педантичность и приобрести новый опыт.
По сравнению с блокированной и спонтанной стадия эксгибиционизма нужна хотя бы потому, что в этот момент человек открыт для своей потребности совершить что-то новое. Доверяя своим потребностям, он интуитивно достигает внутренней опо- ры, даже если кажется неловким или вульгарным, странным или непредсказуемым.
Того, кто делает предложение каждой малознакомой женщине, едва ли назовут челове- ком, который знает, чего хочет. Тем не менее, начинающий Дон Жуан, если он не за- стрял на стадии эксгибиционизма, в итоге может найти подходящий вариант поведения и для того, чтобы развивать отношения. К сожалению, на этой стадии легко задержать- ся, и задача терапевта состоит в том, чтобы определить разницу между эксгибициониз- мом и спонтанным поведением. Ведь нередко браваду, наигранность и стереотипы можно принять за целостное новое развитие.
Для гештальт-терапевта "отыгрывание" – это инсценировка некоторых аспектов человеческого существования на терапевтической "сцене". Она может начаться с выска- зывания или жеста. Например, пациент делает короткий жест, а мы просим его продол- жить движение до полного разворота. Представим, что он выполнил нашу просьбу и ему стало казаться, что он похож на льва, сидящего на задних лапах. Мы спросим его, как он это чувствует. Он отвечает, что ему захотелось рычать. " Ну, так порычи", – предлагаем мы. И он рычит, и в это время принимается ходить по комнате и трогать окружающих своими " лапами". Некоторых людей он пугает, некоторых развлекает, кого-то завораживает, сам же он от всего этого приходит в возбуждение, которое демон- стрирует ему новую сторону собственного характера – сильную, животную, решитель- но ищущую контакта. Тогда он начинает понимать нечто такое, чего раньше не замечал.
Проявляясь в подходящий момент, такие черты характера включаются в систему пове- дения человека и открывают перед ним новые просторы.
Отыгрывание может принимать различные формы. Мы выбрали только четыре примера, хотя его можно применять к разнообразным человеческим переживаниям.
1) Отыгрывание незаконченной ситуации из далекого прошлого. У Сью была установка не бояться. Она могла пребывать в состоянии фрустрации, смущаться, упор- ствовать, но только не бояться. У нее был "каменный" голос, напряженные шея и плечи, сдавленное горло. Я попросил ее вставить пальцы в горло, чтобы вызвать рвотный ре- флекс, надеясь, что это поможет Сью расслабить горло и придаст ее голосу лучший ре- зонанс. Кроме того, я полагал, что такой неожиданный поворот вызовет у нее чувство страха, которое она намеренно блокировала. Она стремительно засунула пальцы в рот, закашлялась, немного занервничала – но никакого страха и рвоты не получилось. Тогда

я попросил ее попробовать еще раз. Случилось то же самое – стремительное движение, кашель, никакой рвоты, никакого страха и вообще никаких эмоций. Мы поговорили с ней о том, насколько она "стремительна" в жизни. Затем я попросил ее сделать еще одну попытку. На этот раз ей удалось вызвать рвотный рефлекс, но она снова закашля- лась и прервала спазм. Сью заметила, что какая-то ее часть оставалась незатронутой и не реагировала на происходящее. Она вспомнила, что уже испытывала похожие пере- живания. Первый раз это случилось, когда на нее набросился брат, который был на пять лет старше ее. Он не раз повторял свои посягательства, и ей ни разу не удалось остано- вить его. Чем больше она просила о пощаде, тем более жестоким он становился. Тогда она поняла, что чем безучастнее будет, тем быстрее он успокоится. Ее безучастность, возникшая из-за отчаянных попыток справиться с братом, закрепилась и на поведении в других ситуациях, не связанных с братом.
В этот момент и началось отыгрывание. Я не стал беседовать с ней об отноше- ниях с братом, а попросил Сью оставаться безучастной, чтобы я ни делал. Она согласи- лась. Я обошел ее со спины, положил руки ей на горло и начал душить. Она оставалась на удивление вялой. И все-таки в конце концов она стала решительно отпихивать мои руки от своего горла. Но я не ослабил хватку, и тогда она мгновенно прекратила сопро- тивление. В то же мгновение остановился и я.
Сью должна была заметить, что я мог задушить ее, так как она не дала мне об- ратную связь о том, что я причинил ей боль. Я почувствовал, что в ней поднимается агрессия против меня, и попросил в следующий раз, когда я снова подойду к ней, за- щищаться как можно решительнее. Когда я снова стал приближаться к ней все с тем же намерением, она поднялась прежде, чем я успел подойти, схватила меня за горло и на- чала бороться, пока мы не свалились на пол. В ответ на этот мощный отпор я опроки- нул ее на спину и попытался положить на обе лопатки, несмотря на сильное сопротив- ление. Она вспыхнула и наконец вскрикнула: " Хватит!"
Итак, мне удалось добиться этого. Сью была под большим впечатлением не только от физического воздействия, но и от того, что к ней вернулись прежние чувства.
Только на этот раз она получила новый результат. Ей было ясно, что я не ее брат и что она может повлиять на мир, который вовсе не так неизменен, как ей казалось. Ее скри- пучий голос, напряженные шея и плечи, отсутствие страха, ее стремительность и без- участность – все эти признаки были ключевыми частями отыгрывания незаконченной ситуации.
Возможно, этот эпизод был несколько рискованным и не совсем профессиональ- ным. И все же риск был невелик – к этому времени я уже долго работал со Сью и мог предполагать, что она выдержит такой физический контакт. Кроме того, она в достаточ- ной мере доверяла мне, даже во время эксперимента. Все это дало мне основания счи- тать, что такой опыт не оттолкнет ее от меня. Что же касается упрека в непрофессио- нальности... Профессиональная ответственность психотерапевта – состоит в том, что сделать все возможное и помочь пациенту восстановить утраченные чувства. Ведь ран- ние переживания Сью не были лишь слабой версией моего нападения на нее, значит и то, что происходило между ней и терапевтом, не должно было быть просто подобием контакта.
2) Отыгрывание незаконченной актуальной ситуации. Источником незакончен- ного действия может быть не только далекое прошлое. С незаконченными делами каж- дый из нас сталкивается каждый день. Как правило, незаконченные дела не становятся травмой для человека, но некоторые из них крепко застревают в голове, если от них во-

время не избавиться. Они забирают много сил, пока не будут завершены, и могут вы- звать апатию, враждебность, подавленность и другие переживания, которые обычно на- ходятся в фокусе терапии.
Мой пациент по имени Виктор жаловался на то, что жена постоянно вмешивает- ся в его жизнь. Она умудрялась влезать в любые его разговоры. Я попросил одну участ- ницу группы становиться между Виктором и любым человеком, с которым он будет разговаривать. Она энергично взялась за эту роль и показывала высший класс, словно баскетбольный защитник. Веселье и оживление группы резко контрастировало с подав- ленностью и вялостью Виктора. Но вскоре и он втянулся в процесс, активно пытаясь общаться с группой через голову мешающей ему женщины. Он стал говорить громче, увереннее, попросил ее заткнуться и убраться с его дороги. Потом он попытался пре- граждать ей путь, взяв ее за локти так, чтобы можно было двигаться с ней вместе и продолжать беседу в группой. В процессе отыгрывания стало ясно, что Виктор изба- вился от своей обычной пассивности. Он понял, что слишком кротко реагировал на вмешательства своей жены, и пришел к выводу, что она была более привлекательной в общении с людьми, чем он, когда оказывался от попыток вызвать к себе интерес. Кроме того, Виктор понял, что к агрессивности не обязательно относиться серьезно и что она не всегда ведет к открытой конкуренции.
Отыгрывание может быть веселым занятием, но это не умаляет его серьезности.
Нужно видеть разницу между весельем с целью избежать проблемы и весельем, кото- рое смягчает происходящее и не снижает его значимости для участников. У нас не было группы, где бы не возникали моменты буйного веселья. Был, правда, один случай, когда участники совсем не проявляли чувства юмора. Нам пришлось сделать это фокусом ра- боты, пока чувство юмора не проявилось во всей полноте. Только после этого члены группы смогли воспринимать друг друга серьезно! Пока в группе отсутствовал смех, в ней отсутствовала жизнь. Когда же мы восстановили атмосферу юмора, доверие участ- ников к друг к другу возросло, и они по-настоящему заинтересовались происходящим.
Работа приобрела более глубокий характер. Шутя и играя, можно достичь в того, что при чересчур серьезном подходе могло бы стать болезненным или бесперспективным.
Шутки, шаржи, карикатуры – все это портреты людей. Они высмеивают те черты чело- веческой личности, которым те придают слишком большое значение. Более того, юмор способствует творческому видению тех аспектов нашей личности, которые мы воспри- нимаем слабо или негативно.
Элементы игры, свойственные отыгрыванию, также являются источником живо- сти. И все же у многих людей отыгрывание вызывает затруднения. Чаще всего они слишком серьезно относятся к происходящему, им трудно изменить свой интеллекту- альный настрой и играть в какие-то игры. Необходимо очень точно выбирать момент, потому что такие участники готовы работать, только когда соблюдаются все условия и не допуская ни малейшего отклонения от ситуации. Дети, наоборот, интуитивно стре- мятся реагировать на запросы, направляя свои актуальные переживания в игру. Они иг- рают в больницу, школу, дочки-матери, ковбоев и индейцев и т.п. Игра – это не только воспроизведение какой-то ситуации, она создает новую реальность, которая сама по себе обладает силой и побуждает к личному участию. То же самое происходит и при отыгрывании у взрослых. Когда человек больше не находится под гнетом заданной ре- альности и может изменить и принять новые условия, он восстанавливает подвижность тела и разума. В отличие от заранее предопределенных законов общества, игре свой- ственны неожиданности. Это творчество, похожее на творчество в сновидениях, опи-

санное Фрейдом, это микрокосм, который основан на реальной жизни, только не огра- ничивается ее возможностями.
Настоящая игра обладает силой озарения. Когда я смотрел пьесу О'Нила "Комета альпиниста" , то испытал доселе неизведанное чувство любви и несколько месяцев на- ходился под этим впечатлением. Оно повлияло даже на мои отношения с людьми. По- том это чувство угасло, но даже спустя 15 лет оно иногда возвращается ко мне. По силе терапевтическая драма может сравниться с таким воздействием.
3) Отыгрывание особенностей характера. Слова выражают лишь малую толику того, что человек пытается сказать. Многие из них, особенно ключевые слова, требуют уточнения и дополнения, если вы хотите, чтобы они были совершенно понятны в их уникальном значении в контексте. То же самое можно сказать и о самом человеке и его понимании самого себя и других людей. Представьте себе, например, что человек хочет быть добрым, но не может, потому что его опыт требует оставаться всегда хитрым и расчетливым. Ему необходимо понять, как он лично представляет себе доброту, хит- рость и расчетливость. Он мог бы привести примеры, когда он сам или другие люди проявляли доброту. Скажем, он может вспомнить, как однажды не стал отчитывать ра- бочего.
Когда он отыграет свой образ доброты, этот образ, возможно, будет существенно отличаться от его первоначального представления. То же может произойти и с опреде- лениями хитрости и расчетливости. Для одного человека хитрость ассоциируется с осторожностью животного, для другого -с паранойяльной настороженностью. Рассмат- ривая отвлеченный смысл слова, мы никогда не поймем его контекстуального значения
– слово живет своей собственной жизнью. Овеществление слова уводит от его практи- ческой функции – это более или менее эффективный способ обращения к процессу, ко- торый остается живым и постоянно меняющимся. Отыгрывание является одним из спо- собов сохранять слово живым. Сохранение связи между речью и действием предпола- гает изменение и рост. В этом случае человек не будет чувствовать себя обреченным испытывать только какие-то определенные чувства.
Сайреса, одного из участников группы, тяготило то, что его родители были рас- четливыми, хитрыми и слишком осмотрительными людьми. Сам он отвергал такой об- раз мыслей. Это было бы не плохо, если бы он так ревностно не оборонялся от подоб- ных проявлений. В результате он стал вялым и апатичным. Я попросил Сайреса про- честь нам лекцию о пользе хитрости и расчетливости в надежде на то, что он прибли- зится к пониманию этих характеристик. Напыщенно и с большим удовольствием он на- чал читать нам лекцию о том, как работает с недвижимостью, заботясь о прибыли. Сай- рес хорошо знал, о чем говорит, речь его была энергичной, выразительной и взволно- ванной. Он понял, что действительно получает удовольствие от того, чем занимается.
Прежде он сдерживал свои порывы и был застигнут врасплох с помощью собственных же ярлыков.
Я мог бы использовать и другой прием – попросить его походить по комнате и проявить доброжелательность к каждому из присутствующих. Это дало бы ему шанс получить опыт собственной доброты и сделать этот опыт более живым и личным, чем в обыденной жизни. Ведь доброта была для него не просто речевым стереотипом – у
Сайреса были свои представления о том, что значит быть добрым. Расчетливость и доброжелательность не были единственными чертами, которые ему нужно было изу- чать в себе. Сайресу необходимо избавиться от ярлыков, чтобы понять, кто он сам. Ос- новная задача терапии заключается в том, чтобы в действии восстановить самоощуще-

ние и распознать свою индивидуальность, а не хранить верность неподвижным стерео- типам.
Метафоры, которые описывают человека – это один из самых богатых источни- ков информации о нем. Индивидуальное значение метафоры, как и слова, нужно иссле- довать, и отыгрывание весьма плодотворный способ сделать это.
Мэй, молодая женщина, описала себя так: "Всегда завязанная в узлы" . Я попро- сил ее на самом деле завязать себя в узлы и разыграть собственную метафору. Она дей- ствительно "заплела" свои руки и ноги, свернула туловище, выполнив мое задание бук- вально. Я спросил ее, как она чувствует себя в таком состоянии, и она ответила, что чувствует бессилие, натянутость и напряжение. Но кроме того, она почувствовала, что таким способом как будто "соединяет" себя. Тогда я попросил ее постепенно "разъеди- нить" себя, стараясь прочувствовав каждый шаг разъединения. Когда же она попыта- лась это сделать, то с удивлением обнаружила, что боится себя "развязывать"! Пока она оставалась завязанной в узлы, это причиняло боль и парализовало ее, но в это состоя- нии, по крайней мере, была какая-то целостность. Если бы она полностью "развязала" себя, то не знала бы, кем или чем она стала!
4) Отыгрывание полярности. Отыгрывание полярности – это тоже драматиче- ское воплощение человеческого характера, но в данном случае речь идет о двух проти- воположных чертах характера – "ангельской" и "дьявольской"; большой и маленькой и т.п. Здесь могут участвовать также два противоположных направления действия – оста- ваться и уходить, говорить или молчать. Такое расщепление внутри одного человека может привести к раздвоенности или смятению, а может и приблизить к достижению желанной цели – избавлению от неопределенности.
Итак, пациент "утверждает" то, что кажется ему победной стороной характера, при этом побежденная или подавленная сторона отправляется на задний план с чув- ством вины, унынием, истощением и другими саморазрушительными настроениями.
Усилия, затраченные на "порабощение" или замалчивание подавленных черт характера,
– обречены. Эти черты неожиданно заявляют о себе самым нежелательным образом, как и любые другие силы, которые насильно отправляются на задний план. Эта борьба похожа на фарс и часто напоминает сцену с родителями, которые торопятся уложить ребенка спать и в спешке сокращают привычный ритуал с рассказыванием сказок, пе- нием песенок и заботливым укрыванием одеялом. Ребенок продолжает реветь, потому что точно знает, что не хочет спать. В результате на попытки ускорить этот ритуал за- трачивается больше энергии и времени, чем на обычную процедуру, к которой ребенок уже привык.
То же самое происходит и полярностью. Игнорируя части самого себя, человек чувствует себя так, словно обманывает маленького ребенка, задающего назойливые во- просы. Непризнаваемый "дьявол" будет неожиданно возникать везде, к большому за- мешательству и неудобству "ангела". Потребуется особая бдительность, чтобы предот- вращать нежелательное появление "дьявольской" энергии, даже в ее "ангельских" про- явлениях. Хуже того, отказ от " дьявольской" энергии лишает человека веселости и мо- жет отобрать у "ангела" ту ловкость, которая ему нужна, чтобы добиваться успеха.
Основное требование в работе с полярностями – восстановить контакт между противоположными силами. Тогда каждая часть станет полноправным участником борьбы, и они будут не разобщенными сторонами, а союзниками в поисках лучшей жизни. Когда контакт между ними установлен, человек неизбежно обнаруживает, что противоположные "полюса" имеют свои достоинства и во многом компенсируют друг

друга. Восстановленная связь между полярностями гарантирует человеку больший вы- бор в жизни.
Однако мы не стремимся к тому, чтобы полюса поменялись ролями, например, чтобы "дьявол" встал на место "ангела", как в рассказе Стивенсона о докторе Джейкиле и мистере Хайде. Такого рода сосуществование частей не является союзом. Временное "помешательство" может быть полезно: чтобы вновь почувствовать свою подавленную часть, порой бывает необходимо выпустить на свободу всю ее энергию, разрушив все барьеры. Поэтому и возникают ситуации, в которых доброжелательный человек вдруг становится жестоким, отыгрывая это свое качество. По прошествии времени ему снова придется восстанавливать союз с отвергнутой доброжелательностью. Для того, чтобы такой союз состоялся, нужна большая вера в это – а большинство людей нелегко допус- кают подобные радикальные изменения.
Гештальт-терапия предполагает естественную саморегуляцию, а это означает, что каждая часть личности может быть "услышана". Она не устанавливает диктатуру, а поворачивается в сторону содружества всех частей характера, которые составляют ин- дивидуальность человека. Диктат одной части возникает в ответ на сильное давление, как, например, родительские требования, и тогда деструктивная часть уходит в фон.
Если человек причастен к разным аспектам своей натуры, а не отправляет их на задний план, ему не нужны "репрессивные меры", чтобы подавлять нежелательные проявле- ния. Целостность человека опирается на включение, на структуру, а не просто специа- лизацию. Можно много говорить о пользе личной диктатуры, решительности, целе- устремленности. Это нелегкий путь, и хотя многие люди успешно справляются с этим, потери бывают слишком велики – повальная амбивалентность, вредные предубежде- ния, стремление к упрощенным решениям.
Один из распространенных методов работы с полярностью – диалог между по- лярными частями. Карла сравнила с себя с живописным полотном, на котором был си- ний фон с вкрапленными в него красными точками. Синий цвет представлял ее основ- ное настроение – подавленное, "бесформенное", создающее общий негативный фон.
Красные точки означали счастливые моменты в ее жизни, они были ярко выраженными, но мелкими, сиюминутными, изолированными друг от друга. Я попросил Карлу начать диалог между синим фоном и красными точками на ее полотне. Синий фон заметил, что он был бы счастливее, если бы имел более четкие очертания, как у красных точек.
Кроме того, ему тоже хотелось бы быть ярко выраженным. Это может означать, как по- няла Карла, что ей нужно яснее представлять свою печаль, так же как свою радость.
Обычно она сопротивлялась этому, переживая неясное чувство подавленности, вместо того чтобы четко сфокусироваться на своей печали. Она объясняла это нежеланием жа- ловаться, но именно оно и удерживало ее от любых изменений в не удовлетворяющей ее части жизни. Красные точки слушали, как синий фон говорит о печали, о сложных отношениях Карлы с возлюбленным, о ее беспомощности в работе. Так Карла сделала первый шаг к возможным изменениям в жизни – она попробовала определить не удо- влетворяющую ее часть.
Другой короткий диалог нашей пациентки произошел между "большой" и "ма- ленькой" частями. Она часто чувствовала, что старается сохранить "хорошую мину", когда не уверена в себе и нуждается в самоутверждении.
Маленькая часть (со слезами): Я чувствую себя такой маленькой, такой беспо- мощной и слабой... Мне нужно, чтобы обо мне кто-нибудь заботился. Я не хочу быть

большой и заботиться о ком-то еще. Они все время хотят, чтобы я ухаживала за други- ми, а я слишком мала.
Большая часть: Перестань, не будь такой. Вот я такой не хочу быть. Я большая и сильная. Я в состоянии контролировать ситуацию.
Маленькая часть: А я не хочу быть большой...Я маленькая...Когда мне было только 3 года, я нянчила младшего брата и... он упал с веранды! Я слишком мала, чтобы следить за ним. Мне так плохо!
Терапевт: Звучит, как большая работа для маленькой девочки.
Маленькая часть: Так и было...Я не должна была это делать... От меня слишком много требовали, а я так мала... (Пауза) Теперь я стала больше...Мне 11 лет, и меня по- просили поехать к родственникам, чтобы нянчить двоюродную сестру. А я волнуюсь за свою маленькую сестренку... Ведь перед нашим домом есть река, и я боюсь, что она может упасть в реку, и никто за ней не присмотрит.
Терапевт: Значит, или ты, или никто.
Большая часть : Чепуха это!
Терапевт: Что?
Маленькая часть : Кто-то присмотрит... Это не обязательно должна быть я! Я хочу быть маленькой, чтобы кто-нибудь обнимал меня. (Сворачивается на кушетке... и вытягивает руки.)
Терапевт: Что ты хочешь сейчас?
Пациентка: О, я не знаю... Я чувствую себя, как дитя! Это так глупо!
Терапевт: Чего же такого глупого ты хочешь?
Пациентка: Не могли бы вы... не могли бы вы обнять меня?
Я сел рядом с ней на кушетку, посадил ее к себе на колени и обнял. Она продол- жала плакать, но постепенно напряжение и оцепенение покинули ее. Минут через пять я попросил ее просто почувствовать объятия. Еще минут через пять я спросил, что она осознала.
Пациентка: Сейчас я почувствовала такое расслабление, которого никогда не испытывала.
Терапевт: Ты чувствуешь себя большой или маленькой?
Пациентка: Я не чувствую себя маленькой... Я не чувствую себя ребенком. Но и большой я тоже себя не чувствую. Я не думаю, что должна изображать большую и де- лать вид, будто не хочу, чтобы меня обнимали... Я... Это чепуха! Я не могу быть боль- шой и все еще хотеть, чтобы меня обняли!
Полярности принимают разнообразные формы, как маски в античном театре, где каждый черта характера стоит особняком. Полярности могут представлять собой "театр военных действий" между интеллектом и эмоциями, компетентностью и невежеством, острым умом и тупостью, зависимостью и безответственностью, зрелостью и незрело- стью. При отыгрывании этих характеристик человек может позволить каждой части го- ворить в полный голос и полностью выражать свою индивидуальность.