Польстер И., М. - Интегрированная гештал... Ирвин Польстер, Мириам Польстер
Скачать 1.66 Mb.
|
Новые теоретические перспективы Очевидно, что ни одна теория не может претендовать на конечную истину. Но в когда психоаналитическая теория была впервые сформулирована, тем, кто не разделял взгляды Фрейда, было трудно отстаивать свои собственные идеи, так же, как поначалу и самому Фрейду. Отто Ранк , который смог преодолеть узость взглядов Фрейда, писал: 2 "... Психологические теории меняются, как мода, и неизбежно вынуждены ме- няться, чтобы стать доступными и выразить существующий тип человека в его динами- ческой борьбе за выживание и бессмертие". С этой точки зрения новые теоретические изыскания не должны ожесточаться в полемике и самоутверждении. Они могут походить на живопись, которая выражает взгляд и чувства одного только художника. Наконец, они являются его взглядом, а не рассматриваются как жизнь сама по себе. Теории создают ясность. Они нужны нам, Polster, E., Encouter in Community in Encounter, Burton, Burton, A. Ed., San Francisco: Jossey-Bass, 1969. 1 Rank, O., Beyond Psychology. New York: Dover Pub., 1941. 2 чтобы увязать воедино наши взгляды и поступки, чтобы то, что мы делаем сегодня, имело смысл и будущем. Но теории не являются конечной истиной. Халл и Линдзей 1 дают такое определение теории: "... Теории не предопределены природой, условиями или любым другим кон- кретным процессом. Как один и тот же опыт или наблюдение может вдохновить поэта или писателя сочинить произведения в различных жанрах, так и данные исследований можно объединить во множество различных теоретических схем. Теоретик выбирает одно конкретное мнение, представляя факты, которые его интересуют, пользуясь сво- бодным творческим выбором. Этот выбор отличается от выбора в искусстве только яс- ностью, по которой можно будет судить о плодотворности теории". То, что люди перестали воспринимать установленные теории всерьез, как это было раньше, – здоровый знак. Тем не менее сегодня по-прежнему не достает теории, которая могла бы отразить практические интересы. Человеку нужны способы, чтобы хорошо ориентироваться в своей реальности, мыслях, чувствах, желаниях. Гештальт- терапия дает такую ориентацию. Это творческое течение объединило всех, даже мало- известных фрейдовских отступников в рамках гештальт-направления. Его основная 2 идея состоит в том, что терапевтический опыт не просто подготовительный этап, а он является самоценным per se , не требующим никакого внешнего подтверждения 3 своей уместности в жизни пациента. Гештальт-терапия не ограничивается только истинами сегодняшнего дня, кото- рые нужны только сейчас и отвечают только сиюминутным витальным потребностям. Если мы скажем, что гештальт-терапия действительна только на сегодняшний день, значит признаем, что содержание этой книги и многих других ей подобных через 40 лет будет уже не актуально. Пожалуй, через 40 лет наши взгляды могут и устареть. Рас- смотрим, например, суть психоаналитической концепции трансфера (переноса). Это была замечательная идея, пролившая свет на наши представления об психических на- рушениях. Однако в представлении многих психотерапевтов эта теория уже устарела. Она указывает на качество "как будто" психотерапевтических отношений, но этого не- достаточно, чтобы обойти момент деперсонализации, широко распространенной в наше время. Сегодня нужно нечто большее, чем понимание, что многие актуальные отноше- ния являются повторением важных детских отношений. Чувства, которые возникают между психотерапевтом и пациентом самоценны, и в психотерапевтической работе нужно отдавать им должное. Слишком просто думать обо всем, что с нами происходит, как об элементарном воспроизведении отношений с родителями. Каковы бы ни были подражания, гештальт-терапия фокусируется на актуальных отношениях как таковых . Если пациент злится на терапевта, это может быть важно, например, с той точки зрения, как пациент воспринимает эти чувства сейчас или что он собирается с этим сделать. Интерпретация переноса отвлекает пациента от целостности его опыта, замутняя силу актуальных чувств и поведения, заменяя "сейчас" на "давным- давно". Это не значит, что концепция переноса вовсе не имеет значения для людей, жи- Hall, C.S. and Lindzey, G., Ed., Theories of Personality. New York: Willey, 1965. 1 Тем не менее, следует отметить тех, кто оказал влияние на гештальт теорию. См. Приложение 1. 2 По существу, само по себе (лат.) 3 вущих в настоящем, в частности в контексте их отношений с родителями. Просто она больше не является предметом нашего интереса. Современный художник может считать картину Рембрандта великолепной, но ему не придет в голову самому писать такие же картины. Серьезно изучая живопись Рембрандта, он будет следовать собственному ви- дению мира, в котором он живет, своей манере изображать этот мир. Новые представления, лежащие в основе в гештальт-терапии и большей части гуманистических подходов, таковы: 1) источник силы – в настоящем; 2) опыт важнее всего; 3) сам терапевт является инструментом терапии; 4) терапия слишком хороша, чтобы ограничиваться лечением. Источник силы – в настоящем Только настоящее существует в данный момент. Эту истину усвоить труднее все- го. Игнорировать ее – значит отказаться от ценности происходящего. Это кажется оче- видным и широко распространилось среди психологов так называемой третьей волны. Однако вызывает удивление, что акцент на настоящем, при всей его громадной терапевтической силе, энергично отрицают большинство психотерапевтов. Два основ- ных парадокса тормозят развитие идеи настоящего как определяющей основы жизни. Первый парадокс заключается в том, что гештальт-терапия признает воспоминание и планирование как функции настоящего, даже если они относятся к прошлому или бу- дущему. Второй парадокс состоит в том, что, имея дело с вопросами, связанными с прямой межличностной конфронтацией, мы соприкасаемся со многими важными явле- ниями жизни людей – войны, расизм, экология и др. Эти парадоксы стали основным источником путаницы в вопросе о силе настоя- щего времени. Но говорить о них необходимо, чтобы прояснить и расширить наше по- нимание настоящего. Многие уже не разделяют взгляды на настоящее как на букваль- ные актуальные переживания. События, которые случились или могли случиться вне "здесь и сейчас" можно игнорировать только в исключительных случаях. Некоторые из таких событий касаются самых захватывающих и драматических эпизодов человече- ского существования. И если они являются "запретной зоной", то это большая потеря – как для говорящего о событиях, так и для слушателя. Прошлое и будущее. Прошлое и будущее содержат то, что однажды произошло, и то, что когда-то может случиться. Они определяют психологические границы акту- ального опыта и психологического контекста. Этот контекст поставляет материал для выделения новых фигур из фона, в котором они существуют сейчас. Парадокс в том, что взаимодействие прошлого или будущего с настоящим является центром психологи- ческой жизни. Однако многие относятся к этому так, словно прошлое или будущее су- ществуют отдельно, тем самым игнорируя живые возможности существования. Сен- сорные и моторные системы человека могут работать только в настоящем, и благодаря их работе актуальный опыт становится живым и наполненным переживаниями. Например, когда пациент "застревает" на воспоминаниях об отцовской порке, он относится к этому лишь как к событию прошлого и погружен в свои воспоминания. В этом случае затронута лишь маленькая часть происходящего в настоящий момент. Если же он захочет осознать свои телесные ощущения в тот момент, когда его избил отец, ему следует усилить свои актуальные переживания, чтобы преобразовать свой телес- ный зажим в реальное чувство. Тогда он сможет рассказать эту историю с яростью, да- вая слушателям проникнуть в существо своих переживаний. Напряжение, которое воз- никает в таких случаях, имеет свою собственную направленную силу и с помощью воспоминаний или чего-то другого переносится в настоящее и выражается со слезами, криками, ударами, бранью и т.п. То, что было вытеснено раньше, возрождается сейчас, с помощью воспроизведения текущих сенсорных и моторных проявлений. Процесс продолжается благодаря распознаванию, усилению и концентрации до тех пор, пока на- пряжение не иссякнет. Лишь тогда, будучи значимым только в настоящем, событие из далекого прошлого окончательно осознается человеком. Некоторым людям, нуждающимся в определенной дисциплине. Было бы полезно предложить говорить только в настоящем времени. Это может быть интересным упражнением, но злоупотребление "правилами грамматики" обедняет человеческие от- ношения. Люди, которые слишком стилизуют свою жизнь, принимая романтические настроения за истинные переживания, могут в конце концов потерять способность ис- пытывать настоящие чувства, заменяя их стилизацией. По иронии судьбы увлечение рекомендациями, как людям надо говорить друг с другом, представляет опасность для гештальт-терапии. Ведь это полная противополож- ность той ориентации на "анти-долженствование" (anti-should), которую отстаивает ге- штальт-терапия. Человеку, который только осваивает искусство жить в настоящем, бес- смысленно предлагать пребывать в настоящем до тех пор, пока он сам не научится де- лать это. Будучи приговорен к настоящему грамматическими правилами или другими навязанными формами, он может уступить, но это будет пустая формальность, а не дей- ствительная жизнь в настоящем. Эбаутизм Второй парадокс сосредоточивается вокруг того, как говорить о чем- 1 то, не теряя при этом непосредственности переживаний. Проблема эбаутизма заключа- ется в том, что он может стать пагубной зависимостью, в нем можно застрять, как во вращающейся двери. Человек, естественно, заинтересован в том, что простирается за пределами слу- чайного "здесь и сейчас". Он будет говорить о том, что его волнует. Тем не менее, даже такие темы могут быть попыткой уйти от того, что волнует и затрагивает. Порой они являются не более чем способом поддержать разговор, отвлечь от чувства недоверия, выставить напоказ свои знания и заинтересованность, желанием избежать столкнове- ния, сексуального контакта или смятения. Эти и многие другие маневры делают жизнь безопасной, но неинтересной. Настойчивое требование пребывать в узко ограниченном мире "здесь и сейчас", как реакция на такого рода деперсонализацию общения, тоже не полезно. Многие люди, особенно те, кто посещают терапевтические группы или группы встреч (encounters group) , скажут, что отвлеченные темы – политика, общественная жизнь, культура и т.д. – не "групповой материал". Это очевидный абсурд, потому что работа внутри таких ограничений уплощает сущность человеческой жизни. В одной из групп заговорили об отношении к старости в нашей культуре, и одна женщина начала рассказывать о том, как она поместила свою мать в дом престарелых вместо того, чтобы забрать к себе домой. Вскоре обсуждение вылилось в воображаемый разговор женщины с матерью, и она высказала то, что никогда не могла бы произнести в реальности. В результате этого диалога она осознала свои приоритеты и освободилась от привычных представлений о том, как должна была вести себя с матерью. От английского "about" – в данном контексте, о чем, про что. 1 Для людей, заинтересованных с личностном росте и сотрудничестве, важно на- учиться выбирать из потока информации нечто личностное и волнующее. К сожалению, до сих пор основной способ передачи информации при обучении служат лекции. Недо- статки этой формы обучения общеизвестны, но ее по-прежнему продолжают использо- вать. Еще не изобрели таких форм коммуникации, которые могли бы объединить полу- чение информации по актуальной теме с активным участием слушателей. Однако по- пытки предпринимаются. Все больше и больше преподавателей и студентов стремятся к активному процессу обучения. "Контактное образование" является одним из приме- ров того, как педагог и студент разрабатывают индивидуальные планы и обсуждают программу обучения. Рабочие проекты и индивидуальные планы придают процессу обучения ощущение непосредственного участия. Вся наша культура нуждается в новых средствах выражения, которые будут по- буждать людей переживать настоящий момент в процессе общения, обучения и любой другой деятельности. Не удивительно, что изгнание эбаутизма из терапии и групп встреч становится почти ритуальным. Тем не менее, подобные псевдокоммуникации, напоминающие фобии, актуальны и могут привести к снижению самосознания из-за тесных ограничивающих рамок. Такое исключение общих тем несет в себе опасность вырождения самосознания. Настоящее как оно есть. Значение гештальт-терапии – в стремлении к реаль- ности, несмотря на парадоксальные сложности. Терапевтический опыт – индивидуаль- ный или групповой – это упражнение в свободном пребывании сейчас, когда не обяза- тельно затрагивать важные темы, обсуждать будущие или прошлые поступки. Так как жизнь невротика в основном обращена в прошлое, любое обращение к актуальному опыту будет "противоядием" от невроза. Человек должен научиться общаться без жест- ких правил, когда ему ничего не запрещают и он может не беспокоиться, рассказывая непристойности, пытаясь понять смутные мысли другого, может веселиться, осуждать, сидеть тихо, обниматься, хихикать и вести себя любым другим способом. Когда он на- ходится в группе, он пребывает в новом для себя сообществе. Задача этого сообщества определяется тем, что делают участники в данный момент, и тем, что вытекает из этого взаимодействия. И если один слишком громко смеется, то другой может его осудить, и с этим приходится считаться. Возможность развития приходит с учетом реальности, а внутренние изменения происходят при общении людей в настоящем. Когда в жизнь вторгается прошлое, человек должен научится отставлять его в сторону и переживать актуально происходящее прямо сейчас, в этой группе людей. Одного пациента спросили, как он представляет себе свою жизнь, если бы он был совершенно здоров, но потерял память. Сначала ему понравилась идея забыть все свои неприятности, но потом он впал в уныние, потому что угодил в собственные сил- ки. Этот пациент понял, что он – тот единственный человек, для которого его прошлое остается живым. И это действительно так. Значение опыта Значение настоящего времени неразрывно связано со значением опыта. Потреб- ность осознавать смысл переживания была настолько сильно фиксирована в культуре, что перекрыла сами чувства как таковые. Чувствам так или иначе не уделялось должно- го внимания. Фрейд увидел оба аспекта терапевтического взаимодействия – и чувственный и смысловой. Но его подход фокусировал внимание психотерапевта на смысловом аспек- те терапии и обыденной жизни, а не на качестве актуальных переживаний. Его двой- ственный подход к переносу "затуманил" основной результат прямых переживаний. С одной стороны, подход Фрейда к переносу отклоняет все актуальные взаимодействия, выдавая их за пришедшие из прошлого. С другой стороны, перенос всегда был цен- тральным фактором аналитической терапии, даже если он, в конечном счете, находил поверхностное объяснение. Несмотря на утверждение, что аналитик играет роль "глу- хой стены", он должен проявлять свое присутствие для пациентов, которые всегда ссылаются на мнение своего аналитика. Две эти возможности приведены в работах Фрейда где он описывает как отражающее качество переноса, так и его потенциал для 1 усиления переживаний. В первом случае, говоря о неврозах и зависимости от аналити- ка, Фрейд пишет: "...Опасность таких состояний переноса, очевидно, состоит в возможности непо- нимания пациентом природы этих состояний; он принимает их за актуальные пережи- вания, тогда как они являются отражением прошлого". Конечно, такое прояснение существующих отношений с терапевтом толковалось лишь как уловка для того, чтобы отвлечь от анализа неосознанного прошлого. Однако в том же рассуждении Фрейд утверждает: "Другая особенность переноса заключается в том, что с его помощью пациент раньше нас проясняет важную часть истории своей жизни, из которой он, возможно, предъявляет лишь малую часть. Он будто бы разыгрывает перед нами свою историю вместо того, чтобы рассказать ее нам". Здесь Фрейд ясно демонстрирует, что его присутствие для пациента в настоящем времени перекрывает воспоминания из прошлого. Он признает наглядность символики терапевтического сеанса. Но Фрейд не в состоянии принять тот факт, что вместо поиска символов из прошлого настоящие переживания сами по себе порождают символы, ко- торые имеют самостоятельную ценность не только для терапевтического взаимодей- ствия. Символическое качество происходящего проецируется в будущее благодаря его способности обретать новый смысл для человека. Когда происходящее приобретает та- кой смысл, оно находит свое место в контексте жизни, а не ограничивается стенами те- рапевтического кабинета. Алиса фантазировала, представляя себе прогулку по лесу. Она шла со своей ма- терью, рука в руке, и впервые почувствовала теплоту своих отношений с матерью. Ко- гда сессия закончилась, она подошла ко мне , нежно поцеловала меня, сказала: "Я люб 2 - лю Вас" – и вышла из комнаты. В тот момент она действительно любила именно меня, а не своего отца или кого-нибудь еще, как истолковали бы этот эпизод поборники идеи переноса. В гештальтистских представлениях такое выражение чувств воспринимается буквально, оставляя в стороне все вопросы о причинах поведения или чувств Алисы. Freud,S., An Outline of Psychoanalysis. New York: W.W. Norton &Co.,1949. 1 При описании личных переживаний терапевта мы решили использовать первое лицо, чтобы избежать 2 грамматических сложностей. Кроме того, мы используем вымышленные имена пациентов. Мы, напротив, призываем доверять естественному течению отношений, а не искать их символическую связь с прошлым или пускаться в психологизирование, чтобы объяс- нить ее поведение. Символическое "Я люблю Вас" направлено в будущее, где любовь станет для Алисы допустимой. Это событие, как и все другие события, повлияет на са- моощущения женщины, на ее мир и ее жизненную направленность. Когда пациент целует своего терапевта, как это было в описанном случае, и го- ворит, что любит его, это может означать: "Теперь я открыта для того, чтобы любить и говорить о любви, когда я ее почувствую. Я сумею говорить о ней любыми способами, которые способны выразить мои чувства". Сила терапевтического события переносит новый опыт в будущее поведение Алисы, придавая ему новые стимулы и расширяя кон- текст. Происходящее не всегда нуждается в интерпретации, она может стать штампом, поспешным и необдуманным. Опасность поиска смысла таится в том, что смысл отли- вает в застывшую форму то, что еще находится в процессе развития. Управляя поведе- нием и подчиняя его определенному смыслу, мы лишь устанавливаем другую рамку для стереотипного поведения. Смысл и чувство находятся в сложных отношениях, и доступ к одному из них может блокировать жизнь другого. Искусство хорошо иллюстрирует эту проблему. Не- которые произведения искусства, к примеру, полотна Иеронима Босха, создают такую сложную символическую систему, что в ней легко потеряться и забыть, что перед тобой живопись, если сконцентрироваться на поиске смысла . Некоторые современные драматурги, такие как Альбе, Пинтер, Беккет, отверга- ют символический смысл в своих произведениях, настаивая на чувственном восприя- тии пьесы. Но зрители так привыкли во всем искать смысл, что начинают заполнять брешь своими собственными домыслами. Как бы там ни было, потребность в поиске смысла не просто причуда, и никто не знает об этом лучше, чем эти авторы. Они пола 1 - гают, что какой бы смысл ни нашел зритель, он ощутит свежее дыхание жизни, и каж- дый человек будет просто испытывать свои переживания вместе с происходящим на сцене. Вот что говорит Пикассо о понимании живописи: "Каждый хочет понимать живопись. Почему никто не пытается понять пение птиц? Почему можно любить ночь, цветы, все, что окружает человека, не стараясь по- нять все это?... Те, кто хотят объяснить картину, почти всегда находятся на ложном пути. Гертруда Стайн, к моему удовольствию, заявила недавно, что она наконец поняла, что на моей картине изображены три музыканта. А это был натюрморт!" Раздражение Пикассо разделяют многие художники, так как долгое время значе- ние, которое придавалось смыслу, затмевало другие основополагающие стороны суще- ствования. Как будто поиск смысла является главной интеллектуальной работой! Раз- дражение художника все же направлено скорее против замены естественных пережива- ний на поиск смысла, потому что даже он определяет смысл своей работы, когда назы- вает ее натюрмортом. А для Гертруды Стайн это были три музыканта. Гарольд Пинтер отказывался давать объяснения своим пьесам, убежденный в том, что в них он сказал уже более чем достаточно. И тем не менее, желание найти смысл столь велико, что сам Параллель между потребностью в поиске смысла и феномене фигура/фон, который является центром 1 концепции гештальт-терапии, описывается в главе 2. Пинтер, будучи постановщиком пьесы Роберта Шоу, постоянно спрашивал автора о том, что означает та или иная сцена. Гештальт-терапия находится в таком же положении, когда мы придаем большое значение смыслу, то занижаем важность реальных переживаний. Если поиску смысла в гештальт-терапии будет отводиться центральное место, реальная проблема будет све- дется к выяснению ее правильного места. Важно выслушать историю и дать смыслу развернуться, а не подчинять все поведение определенному представлению. Поиск смысла – это человеческий рефлекс, но при этом принуждение к осмыслению мгновен- но топит чувства. Смысл возникает сам – из череды событий, из естественного ритма переживаний и их осмысления. Символ в психотерапии наиболее силен, когда свою значимость он обретает в переживаниях. Они существуют прежде всего как таковые, и лишь потом проявляется их естественный и очевидный смысл, который помогает инте- грировать опыт. В этом процессе пациент является равноправным партнером терапевта, каждому новому переживанию он находит место в новом контексте и наполняет его но- вым собственным смыслом. Он по-новому начинает участвовать в терапевтическом процессе, отказываясь от стереотипного поиска причин, истоков и смысла, смысла, смысла. Это особое внимание к самому опыту вместо его интерпретации отражает про- тест против авторитарной системы, которая заведомо решает, что какой-то человек мо- жет знать больше, чем другой. Вместо того, чтобы разрешать в интеллектуальные за- гадки, мы предпочитаем, чтобы пациент вошел в контакт со своими переживаниями. И верим, что, получая ясное представление о происходящем внутри него, он сможет про- двигаться от ограничивающих его представлений к ценному опыту. Его внутренняя ди- намика должна быть осознана и оживлена. Обычно люди только косвенно осознают, что именно поддерживает или усиливает ощущение полноты их бытия. Если, к примеру, спросить у кого-нибудь, что он испытывает, когда говорит о своих проблемах с шефом, или о близком друге, или о путешествии в Африку, он, воз- можно, будет удивлен или даже поражен тем, что это нелегко обозначить словами. Бо- лее того, когда люди могут описывать или, по крайней мере вступать в контакт со свои- ми собственными переживаниями, беседа становится более увлекательной. Некоторы- ми людьми такой подход рассматривается как частный или отвлекающий, но когда от него отказываются, общение сразу делается скучным, потому что в нем отсутствуют личные переживания человека. Еще недавно здания проектировались таким образом, чтобы спрятать или замас- кировать несущие конструкции – стальные балки, перегородки, открытые кухни. Сей- час все это остается на виду. Если провести аналогию со структурами внутреннего опыта человека, то можно услышать такие замечания: "Ваш вопрос пугает" – вместо лукавого: "Меня поражает ваша осведомленность"; или даже "Я потрясена тем, что нравлюсь вам" – вместо вежливой холодности. |