Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. История литературы
 Скачать 3.68 Mb.
|
|
В. Полянский. Об идеологии в литературе. — В его кн.: На литературном фронте. «Новая Москва», 1924 (статья датирована октябрем 1922 г.); П. С. Коган. Об искусстве и публицистике. — «Красная газета», 1922, № 274; Л. Лунц. Об идеологии и публицистике. — «Новости», 1922, № 3 (18); В. Ареатов. Серапионовцы и утилитарность. — «Новости», 1922, № 5(20); см. еще статью, указ, в прим. 4 к рец. на альм. «Лит. мысль». К полемике примыкает статья Груздева «Искусство без искусства» («Сибирские огни», 1923, кн. 4), содержащая яркие суждения о русском левом искусстве после революции. «Есть все основания думать, — писал Груздев, — что шумным изобретателям будут предпочтены тихие приобретатели (по антитезе Хлебникова). [...] Государство лучше знает, что утилизировать в искусстве, и учить его не следует» (стр. 187); см. также: А. Эфрос.Концы без начал. — «Шиповник», I. 1922. Ср. более позднее выступление Арватова — «Литература и быт» («Звезда», 1925, № 6; там же полемический ответ Е. Мустанговой). Эстетические взгляды Арватова изложены в его книгах «Искусство и классы» (М. — Пг., 1923), «Искусство и производство» (М., 1926), «Об агитационном и производственном искусстве» (М., 1930). 15 Груздев имел в виду статьи теоретика группы «производственников» Б. А. Арватова «На путях к пролетарскому творчеству» («Печать и революция», 1922, № 1) и «Серапионовцы и утилитарность» (см. прим. 14). 16 Груздев писал: «Подсластив Писарева, Б. Арватов впадает в тот же ненавистный и презираемый им „эстетизм”: „Вместо каменных коробок-домов, — мечтает он о будущем, — чудеса из стекла и расцвеченной стали; вместо серенькой пошлости сюртуков и юбок — сверкающие солнечные материи; вместо невыносимого однообразия стен... — монументальная выразительность окрашенных плоскостей; вместо метафизики роденовских статуй — конструктивно-скульптурные формы мебели” [...] Но с каких же пор восприятие окрашенных плоскостей и скульптурных форм перестало (или перестанет) быть эстетической функцией?» Аргументация Лунца и Груздева близка собственным взглядам Тынянова. Ср. в ПСЯ: «Можно ли говорить „жизнь и искусство”, когда искусство есть тоже „жизнь”? Нужно ли искать еще особой утилитарности „искусства”, если мы не ищем утилитарности „жизни”?» (стр. 172). Для Тынянова характерно понимание абсолютной неустранимости искусства: всякое наступление «утилитарности», быта, факта, документа и т. д. на искусство 457 есть лишь некоторый исторически-конкретный момент в историй искусства же. В теоретическом плане это один из модусов динамического соотношения искусства и других областей культурного целого, имеющий своей необходимо обусловленной противоположностью максимальную художественную условность. Взаимное воздействие художественной и внехудожественной сфер культуры не может растворить искусство во внехудожественной действительности, превратив его в элемент «быта», хотя бы и активный, формирующий. На этих предпосылках основана тыняновская концепция литературного факта — см. статью «Литературный факт» и прим. к ней, в частности об отношении Тынянова к Лефу. Теории «производственников», глубоко повлиявших своим творчеством на архитектуру и изобразительное искусство XX в., остались фактами именно истории искусства. См. о них: Л. Жадова. О теории советского дизайна 20-х годов. — В кн.: Вопросы технической эстетики, вып. 1. М., 1968; С. О. Хан-Магомедов. М. Я. Гинзбург. М., 1972; Теоретические концепции творческих течений советской архитектуры (обзор). М., 1974. 17 «Центральным фактом для его поэзии было введение в поэтический оборот лапидарного жаргона улицы, что неизменно сопровождалось комическим эффектом. Так произошла подмена. Самоценность слова подменялась самоценностью уличной речи. Зато в этой сфере Маяковский был единственным мастером. [...] От культуры самоценного слова до такого обеднения слова, какое мы имеем в сатирах, расстояние как от центра до периферии» («Петроград», стр. 186 — 187). Ср. оценку сатир Маяковского у Тынянова в «Промежутке». 18 В журнальном тексте рецензии ошибочно: «Т. Манна». 19 В альманахе помещено несколько стихотворений, подписанных: Г. Лазаревский. СОКРАЩЕНИЕ ШТАТОВ Впервые — «Жизнь искусства», 1924, № 6, 5 февраля, стр. 21 — 22. Подпись: Ю. Ван-Везен. Печатается по тексту журнала. Статья представляет собой образец того критического жанра, который связан с псевдонимом «Ю. Ван-Везен» (см. прим. к «Запискам о западной литературе»). Этим обусловлен полемический, острофельетонный ее тон, характерный для журналистики начала 20-х годов. К 1924 г. относится цикл работ Тынянова-критика о современной прозе: «200000 метров Ильи Эренбурга» («Жизнь искусства», 1924, № 4), «Сокращение штатов», «Литературное сегодня» (см. в наст, изд.), рецензия на книгу Л. Сейфуллиной «Инвалид. Александр Македонский. Четыре главы» («Русский современник», 1924, № 2). В первой из этих статей Тынянов отмечал литературную потребность в «большой форме». Проблема жанра, в это же время разрабатываемая им теоретически, главным образом на материале XIX в. (см. «Литературный факт», здесь становится опорной точкой для рассмотрения материала современного. «Малая форма, новелла и рассказ, прошла свой путь. Психологистические завитки импрессионизма и словесная орнаментика сказа ее омолодили ненадолго. Принцип новой конструкции вырисовался по противоречию: малая форма родила принцип большой формы. После рассказа все осознали необходимость романа. Но принципа конструкции еще мало; он ищет своего материала, он идет на соединение с нужным материалом. Здесь самый легкий путь — путь экзотики — большая нагрузка интереса лежит на вещах незнакомых. Самой трудной была всегда для русской литературы большая форма на национальном материале. Чтобы создать русский роман, Достоевскому нужно было мессианство, Толстому — история [...]» («Жизнь искусства», 1924, № 4, стр. 13). 458 Ср. ранее в докладе В. М. Эйхенбаума «Поэзия и проза»: «Идет культура крупных форм. Рождается новая фаза романа — с богатой фактурой, с разработкой сложных сюжетов, с новым бытовым и душевным материалом...» (Труды по знаковым системам, V. Тарту, 1971, стр. 479). Ср. противоположную точку зрения: «В „Литературном особняке” состоялся доклад Ф. Жица на тему «Блокнотное творчество». Докладчик отстаивал ненужность наших современных литературных форм — романа, повести, рассказа. Вместо их докладчик предлагает книги мыслей, афоризмов, блокноты, записные книжки... Жизнь идет слишком быстро, больших произведений читать и писать некогда: ценны в них лишь миросозерцание автора, а оно яснее всего выявляется в блокноте» («Жизнь искусства», 1920, № 422 — 423, стр. 2). О проблеме романа в критике 20-х годов см. также примечания к статье «Литературное сегодня». В статье «200000 метров Ильи Эренбурга» Тынянов писал: «Перед русской прозой стоит тяжелая задача: тяжело ей доставшийся, нащупанный в смерти психологической повести и бесфабульного рассказа — принцип фабульного романа ищет какого-то единственно возможного соединения с русским материалом». В «Сокращении штатов», сосредоточиваясь на категории героя, Тынянов развивает этот взгляд на перспективы романной формы, в частности фабульного романа. Как обычно, Тынянов-критик соединяет прогнозы и рекомендации, обращенные к современной литературной практике, с утверждением своих теоретических тезисов — ср. замечания о донаучном, бытовом подходе к литературному герою в статьях «Литературный факт», «О композиции „Евгения Онегина”» (см. в наст, изд.), в ПСЯ. Что касается фабульного романа, то мнение Тынянова о перспективах его в русской прозе вскоре изменилось — см. «Литературное сегодня». 1 Ср., напр., извещение: «Литературный отдел Наркомпроса объявляет первый всероссийский конкурс на художественные рассказы, изображающие переживаемый момент (период социальной революции и борьбы за утверждение коммунизма). При разных художественных достоинствах предпочтение будет оказано тем из рассказов, в коих ярче и полнее будут даны идеалы коммунизма» («Художественное слово. Временник Лито НКП», 1920, № 2, стр. 72). 2 Издательства 1920-х годов, широко выпускавшие переводную литературу. Ср., напр., сообщение о продукции «Атенея»: «Книга и революция», 1923, № 4, стр. 88. 3 Имеется в виду роман французского писателя Пьера Бенуа (1886 — 1962) «Атлантида», принесший автору большой успех. «В 1919 году, после величайшей в мире войны, в разгар величайшей в мире революции, — писал Л. Лунц, — молодой французский писатель Пьер Бенуа выпустил роман „Атлантида”: чисто авантюрная повесть, к тому же еще экзотическая. Роман этот был встречен с исключительным восторгом, небывалым за последнее время... Я не склонен преувеличивать значение этого романа. Бенуа — писатель молодой. „Атлантида” написана под сильнейшим влиянием Хаггарда, и, конечно, она хуже хаггардовских романова. Но для меня „Атлантида” важна как пример, как показатель» («Беседа», 1923, № 3, стр. 260), — т. е. показатель популярности западного авантюрного романа. История мгновенной славы романа П. Бенуа рассказана в это же время И. Лежневым, который начинает этим примером свою статью «Где же новая литература?», обсуждая, как и Лунц, проблемы жанра, сюжета и героя современной прозы («Россия», 1924, № 1). На русский язык роман был переведен в 1922; в 1922 — 1923 гг. переведены были также романы Бенуа «Кенигсмарк», «Соленое озеро», «За дон Карлоса», «Дорога гигантов»; авантюрный сюжет и экзотическая обстанов- а 20-томное собрание романов Г. Хаггарда вышло в русском переводе в 1915 г. См. также: Г. Р. Хаггард. Доктор Терн. Роман в обработке Л. и О. Брик. М. — Л., 1927. 459 ка действия принесли и этим романам большую популярность. Характерное свидетельство см.: С. Бондарин. Гроздь винограда. Записки, рассказы, повесть. М., 1964, стр. 146; ср. там же: «до дыр зачитывались Бенуа и Жироду» (стр. 150). См. упоминание «Атлантиды» в качестве образца «популярной в наши дни переводной литературы»: А. И. Белецкий, Н. Л. Бродский, Л. П. Гроссман и др. Новейшая русская литература. Иваново-Вознесенск, «Основа», 1927, стр. 96; ср. также в статье Асеева, называющего «имена, сравнительно недавно услышанные русским читателем, — Джозефа Конрада, Синклера Льюиса, Густава Мейринка и др. иностранцев, не говоря уже об О’Генри и Пьере Бенуа, буквально заполнивших книжные прилавки...» («Печать и революция», 1925, № 7, стр. 67). Ср. одно из первых в России упоминаний о М. Прусте — противопоставленном «усиленно переводимым у нас Пьеру Бенуа, Пьеру Миллю или, скажем, Клоду Фарреру»: Б. Кржевский. О современной французской литературе. — «Литературный еженедельник», 1923, № 40, 14 октября. Вскоре появился перевод М. Рыжкиной отрывка из «В поисках утраченного времени» — «Современный Запад», 1924, № 5 (здесь же: В. Вейдле. Марсель Пруст). Тот же журнал сообщал о Д. Джойсе (1923, № 2, стр. 229; 1923, № 4 — заметка В. Азова). О популярности переводной литературы Эйхенбаум писал в фельетонной статье «О Шатобриане, о червонцах и русской литературе»: «Всеволоду Иванову переименоваться бы в Жюля Жанена или прямо в Шатобриана де-Виньи, а Михаилу Зощенко — в Жан-Поля Цшокке, что ли. Можно по созвучию или по соотношению. Вот Грину повезло — до сих пор, кажется, в точности не знают, иностранный это писатель или русский» («Жизнь искусства», 1924, № 1, стр. 3). Пародийная интерпретация тех же литературных фактов — в повести М. Зощенко «Страшная ночь» (впервые: «Ковш», 1925, № 1, стр. 132). В связи с этими оценками стоит и скептическое определение романа «Хулио Хуренито» как «экзотического», данное Тыняновым в статье «200 000 метров Ильи Эренбурга». 4 Имеется в виду трехтомная «История русской интеллигенции» Д. Н. Овсянико-Куликовского (СПб., «Прометей», 1906 — 1911), где литература использована как материал для рассмотрения развития и смены «общественно-психологических типов». 5 К. Чуковский. От Чехова до наших дней. Литературные портреты, характеристики. СПб., 1908. 6 См. статьи Шкловского, указ, в прим. 50 к «Литературному сегодня». Известно, что Горький любил Дюма. См., напр., в его письме А. И. Груздеву от 28 дек. 1928 г. с просьбой прислать новое издание («Academia») «Трех мушкетеров»: «Люблю папашу Дюма. Конечно — стыжусь, но — люблю!» (Переписка А. М. Горького с А. И. Груздевым. М., 1966, стр. 164). В данном случае Тынянов намеренно говорит только о герое Горького 1890-х годов, значительно отличающемся от позднейшего его героя. О прозе Горького 20-х годов см. в «Литературном сегодня». В статье «Алексей Максимович Горький», посвященной двухлетней годовщине со дни смерти писателя, Тынянов писал о его ранних произведениях: «Русские провинциальные города жили от рассказа до рассказа Горького. Вдруг стали читать и говорить о нем люди, ничего никогда hp читавшие, а на окраинах учились грамоте, чтобы прочесть его. Литература переменилась, потому что переменилось ее значение, — новый читатель стал ждать немедленных и прямых ответов: как жить» («Литературный современник», 1938, № 6, стр. 171). 7 Подразумевается главным образом ранняя проза Вс. Иванова (иная ее оценка содержится в рецензии Тынянова на альманах «Серапионовы братья» и в статье «Литературное сегодня» — см. в наст, изд.). Ср. пародию М. Зощенко на Вс. Иванова «Кружевные травы» («Литературные записки», 1922, № 2; перепечатано: «Вопросы литературы», 1968, № 10) 8 В статье «О Шатобриане, о червонцах и русской литературе». 9 Об отношении Тынянова к традиционному пушкиноведению см. в наст. изд. статью «Мнимый Пушкин» и прим. к ней. 460 10 На это выражение ссылался В. Каверин (еще до опубликования статьи Тынянова), обсуждая возможность «создать произведение, совершенно свободное от условности... Говоря словами Ю. Ван-Везена — вставить настолько живой стул в повествование, чтобы он разорвал бумагу» («Разговоры о кино (Разговор второй)». — «Жизнь искусства», 1924, № 2, стр. 22). 11 Ср. в статье «Иллюстрации» (в наст, изд.) о «словесной» конкретности в отличие от «зрительной». 12 А. И. Галич в «Опыте науки изящного» (1825). См. ПиЕС, стр. 139. 13 См. прим. 7. 14 И. Эренбург. Тринадцать трубок. Москва — Берлин, «Геликон», 1923. ЖУРНАЛ, КРИТИК, ЧИТАТЕЛЬ И ПИСАТЕЛЬ Впервые — «Жизнь искусства», 1924, № 22, стр. 14 — 15. Подпись: Ю. Ван-Везен. Печатается по тексту журнала, с учетом небольшой авторской правки, нанесенной на этот текст (АК). Статья была помещена в журнале «в порядке дискуссии» и имела подзаголовок: «Статья 1. (Ответ Б. М. Эйхенбауму: „Нужна критика”, см. «Жизнь искусства», № 4»). Б. М. Эйхенбаум писал: «Критики у нас сейчас нет, но я верю, что она скоро будет. Она должна быть. Я чувствую это, проходя по Невскому, заглядывая в окна книжных магазинов, разговаривая с читателями, с писателями — даже с издателями, как ни трудно стало с ними разговаривать. Совершенно ясно: публика перестала верить в русскую литературу и не вернется к ней до тех пор, пока не появится новая критика. Одним прошлым не проживешь. Мы вернулись к тому положению литературы, которое было в конце 20-х годов прошлого века, когда Пушкин спорил с Марлинским и в ответ на его слова „у нас есть критика и нет литературы” писал ему: „Литература кое-какая у нас есть, а критики нет”. Выступление Эйхенбаума в «Жизни искусства» предшествовало большой его статье «В ожидании литературы», напечатанной вскоре в первом номере «Русского современника» (перепечатано в его кн.: Литература. Л., 1927); к вопросу, о котором спорил Пушкин с Марлинским в 1825 г., в ней добавлен был новый — «есть ли у нас читатель?» Едва ли не впервые с такой определенностью Эйхенбаум охарактеризовал важное явление современности — смену читателя; здесь же дана классификация современной критики. Отвечая на анкету 27 июня 1924 г., Тынянов писал: «Вопрос о направлении критики — сложен. Направление обычно приклеивается в виде ярлыка к уже мертвым явлениям. А о самом себе — очень трудно сказать. Терпеть не могу критики „Аполлона” (и Айхенвальда), Иванова-Разумника не могу читать, Горнфельда читать люблю — писатель хороший (но пишет очень мало), критик же совсем плохой» (ИРЛИ, ф. 172, ед. хр. 129). Актуальность фигуры критика для литературной жизни 1920-х годов подтверждается прямым введением ее (вплоть до воображаемых диалогов) в прозу Зощенко: «Автор заранее, забегая вперед, дает эту отповедь зарвавшимся критикам, которые явно из озорничества захотят уличить автора в искажении провинциальной действительности. Действительности мы не искажаем. Нам за это денег не платят, уважаемые критики» («Страшная ночь». — «Ковш», 1925, № 1, стр. 134). Ср. также в повести «О чем пел соловей». — «Ковш», 1925, № 2, стр. 134. Тынянов видел литературную полемику с критикой в самом названии этой повести — ср.. письмо его к К. И. Чуковскому от 13 сентября (?) 1927 г.: «Зощенку если увидите, передайте от меня поклон. Я люблю неблагополучных писателей. Самое трудное — ирония, которая после XIX-го [века] 461 больше не нужна. „О чем пел соловей” — хорошее название, критик волей-неволей должен подписаться ослом» (ГБЛ, архив К. И. Чуковского, ф. 620). Дискуссии о литературной критике неоднократно возникали на страницах журналов 20-х годов. См., напр.: А. Лежнев. Диалоги. — «Красная новь», 1926, № 1; И. Груздев. Два апельсина, — «Литературный еженедельник», 1923, № 3; его же. Критика как труд. «Звезда», 1927, №3. Статья «Нужна критика» и ответ Тынянова (прямо инспирированный концовкой статьи Эйхенбаума: «Но об этом, я думаю, напишет когда-нибудь Виктор Шкловский или Ю. Ван-Везен») тесно связывали проблему новой критики с появлением журнала нового типа, представляющего собой некое целостное литературное явление. «Критика нужна, и она будет, — писал Эйхенбаум. — Но для этого должны быть журналы — и не какие-нибудь сборные, а тоже долженствующие быть в наше время». Можно не сомневаться, что обе статьи имели ориентиром тот новый журнал — «Русский современник», первый номер которого уже готовился к выходу в свет в момент появления статьи Тынянова и в котором оба автора должны были выступить как критики. Ср. запись в дневнике Эйхенбаума от 19 января 1924 г., упоминающую о разговоре с Е. И. Замятиным, который «сказал мне о своих надеждах на журнал и понедельничную газету. Для «Жизни искусства» написал статью «Нужна критика» (будет в № 4) — кончаю ее словами о журнале» (ЦГАЛИ, ф. 1527, оп. 1, ед. хр. 245). Однако в первой статье (см. подзаголовок) Тынянов говорит главным образом о критике; о журнале, судя по последним фразам, он предполагал говорить во второй статье, но она, по-видимому, не была написана. Попыткой продемонстрировать искомую журнальную форму стал «Мой временник» Эйхенбаума (Л., 1929). 1 См. у Эйхенбаума: «Но конечно — не та критика нужна нам сейчас, которая или ругает, или хвалит. Пятибалльная система сюда не подходит. Если просто „плохо”, так об этом нечего и писать, нечего соблазняться на легкую руготню. Критик должен обладать не просто „вкусом”, а острым чутьем долженствующей формы. Мы должны почувствовать в нем особый дар — чувство современности, чтобы прислушаться к его словам. Есть разного рода оценки: оценка критика — не то, что оценка школьного учителя. Да, критик не учитель. В этой роли он наивен и смешон, потому что никаких учеников у него нет» («Жизнь искусства», 1924, № 4, стр. 12). 2 Ср. в «Литературном сегодня» определение критического лозунга Л. Лунца как «одноцветного». 3 Примеры статей-обзоров см. в прим. к «Литературному сегодня». 4 Определение своей научной и критической работы как «веселой» было принципиально важным для Тынянова и его единомышленников и входило в ту кружковую семантику, за которую упрекал их А. Г. Горнфельд («Литературные записки», 1922, № 3, стр. 5). Ср. в статье Тынянова «Льву Лунцу», написанной в годовщину смерти писателя: «[...] Вы, с вашим умением понимать и людей и книги, знали, что литературная культура весела и легка, что она — не „традиция”, не приличие, а понимание и умение делать вещи нужные и веселые» («Ленинград», 1925, № 22, стр. 13). Ср. в статье Эйхенбаума «5=100» (к пятилетнему юбилею Опояза): «Нас язвительно называют „веселыми историками литературы”. Что ж? Это не так плохо. Быть „веселым” — это одно теперь уже большое достоинство. А весело работать — это просто заслуга. Мрачных работников у нас было довольно — не пора ли попробовать иначе?» («Книжный угол», 1922, № 8, стр. 40). Ср. также у Шкловского: «На дне искусства, как гнездо брожения, лежит веселость. Ее трудно сохранить, трудно объяснить не специалисту» («Гамбургский счет». Л., 1928, стр. 152). См. также письмо И. А. Груздева к П. Н. Зайцеву, где статья Тынянова аттестуется как «веселая» (прим, к ст. «Мнимый Пушкин»). Семантика восходит, возможно, к имевшей большой резонанс речи А. Блока «О назначении поэта», где слово «веселый» становится определительным для Пушкина и его литературного дела. Ср. также у Блока обыгрывание названия книги Ницше «Веселая наука» |