Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. История литературы
 Скачать 3.68 Mb.
|
|
(Г. Шпет. Эстетические фрагменты. III. Пг., 1923, стр. 33). 3 Имеется в виду символическое изложение (с обозначением через X, А, а) Потебней некоторых положений его теории — о значении поэтического образа, его составных частях, идее и содержании и т. п. В книге «Из записок по теории словесности» (Харьков, 1905) некоторые тексты, включающие «иксовые» обозначения, были напечатаны, как видно из сопоставления книги с рукописями Потебни (ЦГИА УССР, ф. 2045), с большими искажениями, что затемняло их смысл. 4 У Потебни на самом деле — более широкое противопоставление: не разговорной речи и стиха, а поэзии и прозы; в последнюю он включал не только обыденную речь, но и язык и категории науки. Но для него, действительно, не было разницы между словом в стихе и словом в прозе, ибо речь шла о «поэтическом слове» и «прозаическом слове», живущем каждое собственной жизнью; и то и другое могло существовать в любом виде речи, независимо от ее принадлежности к стиху или прозе или вообще вне конструкции. Поэтому «темп, размер, созвучие» (А. Потебня. Из записок по теории словесности, стр. 97) — не самое существенное для поэзии. Тынянов же, ставя вопрос — в чем специфичность стихового слова и чем оно отличается «от своего прозаического двойника» (ПСЯ, стр. 75), — решал его только обращением к фактам конструкции: стиховое слово включается в ритмическое единство, где действуют (в терминологии ПСЯ) факторы тесноты стихового ряда, динамизации и сукцессивности речевого материала. Потебнианскую теорию образа Тынянов также критиковал за «игнорирование конструкции, строя» (ПСЯ, стр. 168), которые, по Тынянову, являются решающими; поэтому «не одно и то же образ стиховой и образ прозаический» (ПСЯ, стр. 170). Следует отметить, впрочем, что Тынянов, развивая свои положения о конструктивной роли ритма, об эквивалентах текста, обращался и к некоторым мыслям Потебни (см. ПСЯ, стр. 46, 40). Правда, в последнем случае, ссылаясь на указание Потебни относительно усиления ритмических элементов в эволюции поэзии, Тынянов специально оговаривает, что это указание «не имело отношения к общей системе Потебни». Неясно, однако, что можно считать «системой Потебни», — его обобщающая работа по поэтике «Из записок по теории словесности» не была завершена, и многие фрагменты ее показывают, что в позднейшие годы теоретические взгляды Потебни времени «Мысли и языка» подвергались авторевизии, и иногда существенной. Как сторонник психологического метода, Потебня исходил из бытия произведения в воспринимающем сознании. Но, созерцая движение слова в поле этого сознания, он пытался прежде всего постичь взаимоотношение структурных элементов самого слова и самого текста. Его последователи не пошли в этом направлении. «Единственный путь, — писал А. Г. Горнфельд, — это восхождение к автору, к его духовному миру» (А. Горнфельд. Пути творчества. Пг., 1922, стр. 113). Легко отходил от текста и обращался к «личному душевному складу» поэта, его «психологическому диагнозу» и Д. Н. Овсянико-Куликовский. Теорию возникновения и восприятия слова и 503 текста ученики Потебни расширили до зыбких пределов «психологии творчества». 5 Полемика с В. В. Виноградовым, провозглашавшим в ряде работ (не исчерпывающих, впрочем, систему его взглядов) «проникновение в индивидуальное поэтическое сознание» «необходимым условием лингвистического анализа» (В. Виноградов. О символике А. Ахматовой. — «Литературная мысль». Альманах I, Пг., 1922, стр. 236). Эти же принципы — в работе Виноградова «О поэзии Анны Ахматовой (Стилистические наброски)», написанной в 1923 г., но опубликованной позже (Л., 1925). 0 В указанной работе главной задачей, которая и была в обозначенных автором пределах выполнена, В. В. Виноградов считал «показать характерные особенности семантических сплетений в поэзии Ахматовой и обусловленные ими индивидуальные отличия к значении символов, определив пути движения словесных ассоциаций в языковом сознании поэтессы» («О символике А. Ахматовой», стр. 92). 7 Сергей Игнатьевич Бернштейн (1892-1970) — лингвист, автор работ по стиху и проблемам звучащей художественной речи, в это время — заведующий Кабинетом изучения художественной речи при Разряде истории словесных искусств ГИИИ. С Тыняновым он был хорошо знаком еще по Петербургскому университету, где в 1912-1915 гг. занимал должность библиотекаря Пушкинского семинария (curriculum vitae от 7 мая 1924 г. — ЛГАЛИ, ф. 3289, оп. 2, ед. хр. 55, л. 105); в ГИИИ они вели совместный семинарий по лексикологии поэтического языка. Активное творческое сотрудничество Бернштейна и Тынянова в ГИИИ было связано именно с проблематикой ПСЯ, входившей в круг их общих научных интересов. См. также комментарии к статьям «Ода как ораторский жанр» и «Вопрос о Тютчеве». 8 Опояз — общество изучения поэтического языка. Некоторые из основных его идей впервые были обнародованы в кн. В. В. Шкловского «Воскрешение слова» (1914); в 1916-1919 гг. его участники группировались вокруг «Сборников по теории поэтического языка». В curriculum vitae, представленном в ГИИИ 15 октября 1920 г., В. Б. Шкловский писал: «В 1915 г. вернулся в Петербург и, организовав кружок филологов, издал первый „Сборник по теории поэтического языка” [...] В 1916 г., служа в авиационной роте, издал второй „Сборник”6 [...] В 1917 г. поехал на фронт, был ранен в живот при июньском наступлении. Конец войны провел в Северной Персии. В 1918 г., вернувшись в Петербург, редактировал сборник „Поэтика”» (ЛГАЛИ, ф. 3289, оп. 1, ед. хр. 66, л. 51). Согласно Р. О. Якобсону, решение о создании общества было принято на обеде в квартире О. М. Брика в феврале 1917 г. (кроме Брика и Якобсона присутствовали В. Б. Шкловский, Б. М. Эйхенбаум и Л. П. Якубинский). — R. Jakobson. Selected Writings, v. II. The Hague — Paris, 1971, p. 529-530. См. его заметку о Брике в кн.: Michigan Slavic Materials, № 5. О. М. Brik. Two Essays on Poetic Language. An Arbor, 1964. Устав Опояза имеется в нескольких экз. в ЦГАЛИ (ф. 1646, оп. 1, ед. хр. 27; ф. 562, оп. 1, ед. хр. 812; ф. 1527, оп. 1, ед. хр. 727). Говоря об истории Опояза, следует иметь в виду, что ни в первое время своего существования, ни после Октябрьской революции, когда он «получил штамп, печать и был зарегистрирован» (В. Шкловский. Жили-были. М., 1966, стр. 127), «Опояз никогда не был регулярным обществом, со списком членов, общественным положением (siege social), статусом. Однако в продолжение наиболее рабочих лет он имел подобие организации в форме бюро» (В. Tomašévskij. La nouvelle école d'histoire littéraire en Russe. — б Ценз, разреш. первого сборника — 24 августа 1916 г., второго — 24 декабря 1916 г. Сборники печатались в типографии визитных карточек 3. Соколинского. На последней странице обложки стоял знак ОМБ, «что означает Осип Максимович Брик» (В. Шкловский. О Маяковском. М., 1940, стр. 95). О. М. Брик финансировал эти сборники. 504 «Revue des études slaves», 1928, v. VIIT, p. 227). В виде свободного содружества кружок, по свидетельствам Шкловского, высказанным в беседах с комментаторами настоящего издания, существовал еще до выхода сборников и был создан им и Якубинским (с которым Шкловского в 1915 — начале 1916 г. познакомил И. А. Бодуэн де Куртенэ, заинтересовавшийся футуризмом, — он надеялся получить из поэтической зауми данные о жизненности некоторых аффиксов). Несколько позже к ним присоединился Е. Д. Поливанов, а затем Б. М. Эйхенбаум. Дневник Эйхенбаума 1917-1918 гг. (ЦГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 245) показывает, что особенно интенсивным было в это время его научное общение со Шкловским и О. М. Бриком. Тынянов в записях за эти годы еще не упоминается. В общество входили также Б. А. Кушнер, Вл. Б. Шкловский. В объявлении в «Жизни искусства» (1919, 21 октября, № 273) в качестве членов указаны, кроме того, С. И. Бернштейн, А. Векслерв, Б. А. Ларин, В. А. Пяст, Е. Г. Полонская, А. И. Пиотровский, М. А. Слонимский; Тынянов в этом объявлении не назван. Близкие к Опоязу позиции в ряде работ занимали Б. В. Томашевский, B. М. Жирмунский, В. В. Виноградов (в то же время последние существенно расходились с Опоязом и неоднократно выступали с критикой его платформы: ср. в наст. изд. прим. к рецензии на альманах «Литературная мысль», «Запискам о западной литературе», статьям «Ода как ораторский жанр», «О литературной эволюции», тезисам «Проблемы изучения литературы и языка»). Среди принимавших участие в Опоязе называли также C. М. Бонди, М. К. Клемана, Л. Н. Лунца, А. Л. Слонимского («Печать и революция», 1922, № 5, стр. 393). Брошюра А. А. Реформатского «Опыт новеллистической композиции» (М., 1922) вышла под грифом «Московский кружок Опояза. Вып. I» и с объявлением о работе кружка. В ряде статей начала 20-х годов к Опоязу близок И. А. Груздев. Тынянов вступил в Опояз в 1919 или в 1920 г., хотя знакомство с ведущими участниками группы состоялось раньше. В автобиографии он писал: «В 1918 году встретил Виктора Шкловского и Бориса Эйхенбаума и нашел друзей. Опояз, при свече в Доме искусств спорящий о строении стиха. Голод, пустые улицы, служба и работа как никогда раньше» (ТЖЗЛ, стр. 19). Заявление в отдел печати Петроиздата о перерегистрации издательства «Опояз» от ноября 1921 г. подписано: «Председатель Виктор Шкловский. Секретарь — Ю. Тынянов» (ЛГАЛИ, ф. 2913, оп. 1, ед. хр. 8, л. 52). Это и было то бюро Опояза, о котором упоминал Томашевский (указ. соч.). Тынянов в отличие от Шкловского и Эйхенбаума не принял участия в печатной полемике вокруг Опояза (ее центральным эпизодом была дискуссия в журнале «Печать и революция», отразившая взгляд на формальный метод марксистской критики, — см. об этом во вступ. статье, а также: П. С. Коган. О Лефе, о формалистах, Жирмунском и Маяковском. — В его кн.: Литература этих лет (1917-1923). Иваново-Вознесенск, 1924; А. Цейтлин. Марксисты и формальный метод. — «Леф», 1923, № 3; М. Шагинян. Формальная эстетика. — В ее кн.: Литературный дневник. М., 1923). Тем больший интерес представляют документы, освещающие его позицию в одном из эпизодов этой полемики и помогающие пониманию его принципиальных научных взглядов. Речь идет о письме Тынянова к А. Г. Горнфельду в связи со статьей последнего «Формалисты и их противники» («Литературные записки», 1922, № 3), написанной по поводу резкого антиопоязовского фельетона В. Ирецкого (псевд. В. Я. Гликмана) «Максимализм» (там же) и в ряде пунктов также направленной против формалистов. Тынянов писал: «Опояз непочтителен по отношению к дилетантизму, ставшему за последнее время принудительным каноном в русской истории литературы; в первый боевой период он борется против обывательского отношения к научным вопросам, которое лишало воздуха, необходимого для начала всякой живой работы. [...] Живое течение не может (1) жить без в Ученица В. Б. Шкловского по студии Дома искусств, печаталась в газ, «Жизнь искусства». 505 полемики и мирно сосуществовать с враждебными, (2) быть осторожным и, делая шаг вперед, делать шаг назад. [...] Виктор Шкловский сменил Пыпина и Мережковского (и не шутя ведь сменил)» (ЦГАЛИ, ф. 155, оп. 1, ед. хр. 489). По тому же поводу к Горнфельду обратились Эйхенбаум и Томашевский; кроме того, Эйхенбаум одновременно со своим письмом (от 6 авг. 1922 г.) послал Горнфельду «Письмо в редакцию» «Литературных записок», подписанное этими тремя членами общества (Шкловский находился в Берлине). — ЦГАЛИ, ф. 155, оп. 1, ед. хр. 527, 479. В ответе Эйхенбауму от 11 авг. Горнфельд отказался поместить коллективное письмо в журнале (там же, ед. хр. 188). Эйхенбаум вернулся к этой полемике в известной дискуссии о формализме («Печать и революция», 1924, № 5, стр. 5 — 6), а Томашевский — в статье «Формальный метод» (в сб.: Современная литература. М., 1925, стр. 150-151). Следует отметить, что уже в университете, в Пушкинском семинарии С. А. Венгерова Тынянов столкнулся с раннеформалистическими веяниями, возникшими независимо от устремлений руководителя семинарияг и связанными отчасти с неудовлетворенностью молодого поколения филологов академической наукой, отчасти — с тем интересом к поэтике, который был принесен символизмом и поддержан поэтическими школами 10-х годов Настойчивое тяготение к изучению литературы как искусства активно выражали такие участники семинария, как М. О. Лопатто и Г. В. Маслов (см.: М. Лопатто. Повести Пушкина. Опыт введения в теорию прозы. — «Пушкинист», III. Пг., 1918, стр. 3 — 7; ср. прим. к статье «Георгий Маслов» в наст, изд.). Тынянов начал у Венгерова в целом традиционным рефератом о «Каменном госте» (20 февраля 1914 г.; текст — ИРЛИ, ф. С. А. Венгерова), а затем, обратившись к отношениям Пушкина и Кюхельбекера, перешел к вопросам поэтического языка и жанра и определил узловую для раннего этапа его работы проблему — пародии («Ода его сиятельству графу Хвостову»). Именно этой проблеме посвящены наиболее близкие к исходной платформе Опояза работы Тынянова — «Достоевский и Гоголь»д, «Стиховые формы Некрасова», где историческая смена литературных явлений рассматривалась как их борьба, орудием которой и выступала пародия. В статье о Некрасове он подошел и к пониманию — это оказалось важным для последующего — функциональных различий в использовании тождественных формальных элементов. Уже в этот период Тынянов стремится к созданию понятийного, терминологического аппарата, который позволил бы теоретически четко осмыслять наблюдаемые историко-литературные факты (решение этой задачи не было им завершено). В этом смысле показательна небольшая статья «Тютчев и Гейне» (особенно если сравнить ее с публикуемой в наст. изд. незаконченной монографией того же названия). Вообще внутри Опояза научным интересам Тынянова отвечали прежде всего тенденции к построению теоретически обоснованной истории литературы. «Литературный факт» — в определенном отношении переходная работа. Намеченная здесь концепция, которую можно было бы назвать концепцией литературной релятивности, подвела некоторые итоги развития идей Опояза (таких, как выведение из автоматизма, деформация материала в конст- г Хотя непонимание Венгеровым своих студентов достигало, по устному свидетельству С. М. Бонди, курьезных пределов, широта взглядов и терпимость профессора во многом способствовали успеху семинария. Занятия вопросами стиля, стиха и т. д. проходили с его благословения. Как рассказано в дневнике К. И. Чуковского (хранится у Е. Ц. Чуковской), Тынянов уверял, что умирающий Венгеров просил сидевших у его постели Томашевского и Тынянова: «Поговорите при мне о формальном методе». д С пристальным вниманием наблюдавшему за деятельностью Опояза А. И. Белецкому это исследование Тынянова представлялось даже результатом коллективной работы кружка (^4. Белецкий. Новейшие течения в русской науке о литературе. — «Народное просвещение». Курск, 1922, № 5-6, стр. 44). 506 рукции и т. д.). О последнем этапе методологических исканий Тынянова, принесшем существенные отличия от раннего формализма, см. прим. к статьям «О литературной эволюции» и «Проблемы изучения литературы и языка». Поздние теоретические работы Тынянова в связи с «отходом формалистов от первоначальных позиций» рассматриваются в статье: Д. Д. Ивлев. Формальная школа и проблема единоцелостного анализа художественного произведения. — В кн.: Актуальные проблемы теории и истории литературы XX века. Рига, 1966. ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФАКТ Впервые — «Леф», 1924, № 2, стр. 101-116 (под заглавием «О литературном факте», без посвящения). С некоторыми изменениями вошло в АиН, где датировано: 1924. Печатается по тексту АиН (об отношениях со Шкловским, которому посвящена статья, см. прим. к предисловию к АиН). Работа над статьей относится, по-видимому, ко второй половине 1923 г. — года, когда интенсивнейшие историко-литературные и теоретические штудии предыдущего четырехлетия завершались обобщающими построениями в области стихового слова и литературы в целом. Статью удалось напечатать не сразу. 25 мая 1924 г. (почт, штемп.) Тынянов спрашивал Шкловского: «Что ты сделал с моими статьями 1. „Мнимый Пушкин”, 2. „Литературный факт” [...]? Если ничего нельзя, — пришли, пускай, по крайности, в столе лежат» (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 722). Судя по письму О. М. Брика Опоязу от 13 февраля 1924 г., инициатива печатания исходила от «Лефа»: «Очень просим статью Тынянова о „литературном факте” и все прочие продукции Опояза» а (Уч. зап. Тартуского ун-та, вып. 251. Труды по русской и славянской филологии, XV, 1970, стр. 13; ЦГАЛИ, ф. 1527, оп. 1, ед. хр. 343). Анкета от 27 июня 1924 г. показывает, что в это время статья уже печатается в «Лефе» (ИРЛИ, ф. 172, ед. хр. 129). Можно думать, что Тынянов предполагал перепечатать статью в расширенном виде: в протоколе заседания Разряда словесных искусств ГИИИ от 17 декабря 1924 г. в списке трудов, намечавшихся к печати, значится «Литературный факт» (ЛГАЛИ, ф. 3289, оп. 1, ед. хр. 67). В истории формализма — полемики, дискуссий и борьбы вокруг него — нельзя не учитывать того обстоятельства, что с первых лет деятельности Опояза, помимо принципиальной научной критики, имели широкое хождение поверхностные и приблизительные толкования и применения его теории. «Мы окружены эклектиками и эпигонами, превращающими формальный метод в некую неподвижную систему „формализма”, которая служит им для выработки терминов, схем и классификаций» (Б. Эйхенбаум. Литература, 1927, стр. 116). От такого рода толкований предостерегал и Тынянов — ср, в уже упомянутой анкете: «О формальном методе много говорено и сейчас все более или менее формалисты. Учение о форме очень многими понимаетсяб как учение о „формальном отношении к делу”. Кой-кто не прочь „осудить” или пересмотреть формализм даже за то, что формалисты признают в стихе „только звуки” etc. etc. Все это, конечно, неправильно». а В № 1 (5) «Лефа», посвященном В. И. Ленину (о работах опоязовцев для этого номера и шла главным образом речь в письме Брика), была напечатана статья Тынянова «Словарь Ленина-полемиста» (см. ПСЯ). 6 Далее зачеркнуто: «вне учения о функции — это приводит к складу номенклатуры и к классификации, в которой рядышком отлично уживаются „1-я любовь Пушкина” и „Русская девушка Тургенева” и пр. (Впрочем, об этом я говорю в своей книжке о семантике)». 507 Статья Тынянова, пересматривавшая некоторые основные категории литературоведения, была заметным движением вперед в развитии опоязовских идей. Ее тему можно определить как литературность (пользуясь термином Р. О. Якобсона) в эволюционном аспекте. «Статья очень важная, может быть, решающая по значению» |