Главная страница

Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. История литературы


Скачать 3.68 Mb.
НазваниеИстория литературы
АнкорТынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино.doc
Дата17.10.2017
Размер3.68 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаТынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино.doc
ТипДокументы
#9500
КатегорияИскусство. Культура
страница51 из 61
1   ...   47   48   49   50   51   52   53   54   ...   61
Н. Степанов. Дружеская переписка 20-х годов. — В сб.: Русская проза. Л., 1926. Современное состояние изучения этой проблемы см. в кн.: Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М. — Л., 1966, стр. 529-534.

29 Так, в конце 20-х годов XX в. «бытовые» письма читателей к Мих. Зощенко, собранные им в книжку, озаглавленные «Письма к писателю» и
517

сопровожденные краткими его комментариями, становятся «литературой», вступая в сложное взаимодействие со всем творчеством писателя, лежащим за пределами данного сборника.

30 Ср.: А. Н. Веселовский. Историческая поэтика. М., 1940, стр. 21.

31 Н. И. Гнедич.

32 Этим псевдонимом пользовались разные лица: М. Т. Каченовский, М. П. Погодин, П. Л. Яковлев.

33 Ср. в 20-е годы XX в. псевдоним Ю. Олеши «Зубило», под которым он печатает свои стихотворные фельетоны в «Гудке» и который принципиально важен ему как особая социально-литературная ипостась авторской личности, предполагающая полное «замещение» других ее ипостасей, или псевдоним «Гаврила», стоявший под фельетонами Михаила Зощенко и нередко «внедрявшийся» непосредственно в текст, упрощая и уплощая ту «литературную личность», которая складывалась параллельно в рассказах и повестях Зощенко, подписанных собственным его именем. Соображения Тынянова о специфическом «поведении» антропонимов в художественном тексте (ср. также статью «Достоевский и Гоголь» и прим. 21 к ней) и литературном быту предвосхитили позднейшие исследования по поэтической ономастике, которая в принципе исходит из положения, выраженного в словах Тынянова: «В художественном произведении нет неговорящих имен» (ср. хотя бы использование «бесцветных» имен в качестве заглавий в современных Тынянову поэзии и прозе — «Ивановы» Заболоцкого, «Козлова» Л. Добычина).

О ЛИТЕРАТУРНОЙ ЭВОЛЮЦИИ
Впервые — «На литературном посту», 1927, № 10, стр. 42-48, под заглавием «Вопрос о литературной эволюции», без посвящения. С некоторыми изменениями вошло в АиН, где датировано: 1927. Печатается по тексту АиН.

Работа тесно связана со статьей «Литературный факт», где главенствует проблема литературной эволюции. После «Литературного факта» эта проблема продолжала оставаться основной теоретической темой Тынянова. Замысел новой работы возник не позже первой половины 1925 г. 25 июня 1925 г. Б. М. Эйхенбаум писал В. Б. Шкловскому: «Нам надо было бы издать сборник статей о литературной эволюции и истории литературы — вот это было бы дело. Мы никуда не двинемся, пока не возьмем этот вопрос за горло — отмахнуться от него нельзя. Юрий начал интересно работать над общим вопросом об эволюции. У него много сил — он, я думаю, сумеет расшевелить кое-что» (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 782). 4 октября Эйхенбаум записал в дневнике: «Заходил Тынянов [...] Интересную работу готовит об эволюции» (ЦГАЛИ, ф. 1527, оп. 1, ед. хр. 245). В письме к Шкловскому от 1 октября того же года Тынянов писал: «Работаю над книжкой „Эволюция литературы"» (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 722).

В «Отчете о научной деятельности Отдела словесных искусств ГИИИ», охватывающем период до 1 января 1926 г„ значится подготовленная к печати работа Ю. Н. Тынянова «Проблема литературной эволюции» (П — I, стр. 160). Предисловие Тынянова к сб. «Русская проза» (Л., 1926; написано не позже декабря 1925 г.), в котором конспективно изложены основные положения статьи «О литературной эволюции», убеждает, что к этому времени им были разработаны важнейшие аспекты темы; сам он рассматривает это предисловие как «неполное оглавление будущей книги» (стр. 11). Из письма Шкловскому, датируемого мартом — апрелем 1927 г., видно, что эта тема по-прежнему мыслилась в широких границах и определяла для автора планы ближайших лет: «Кончу роман, разные занятия, закачусь
518

на погибельный Кавказ, буду писать об эволюции литературы. Крепко о ней думаю, кое-что выдумал. [...] Выйдет у нас, чувствую, дело. Необходимо еще прожить 15 лет. Обоснуем свое значение на жизни, а не на смерти — это дело для поэтов» (ЦГАЛИ).

Статья, вычленявшаяся из общего замысла книги, была завершена примерно в конце марта 1927 г. и прочитана в ГИИИ. 10 марта Эйхенбаум записывает в дневнике: «29-го марта — юбилейное заседание нашего отдела в Институте истории искусств; поручено говорить мне (о литературном быте) и Тынянову (о литературной эволюции)» (ЦГАЛИ). На этом открытом заседании Отдела словесных искусств, посвященном 15-летию ГИИИ, и состоялся доклад Тынянова (П — IV, стр. 153). Ранее, 6 марта, выступая на диспуте о формальном методе в Тенишевском училище, Тынянов опирался на основные идеи работ о литературном факте и о литературной эволюции («Новый Леф», 1927, № 4, стр. 46). 26 апреля 1927 г. К. И. Чуковский записал в дневнике: «Был вчера у Тынянова. [...] На диване рукописи — самые разные — куски романа о Грибоедове, ученая статья об эволюции художественной прозы, переводы из Гейне» (хранится у Е. Ц. Чуковской). Весной статья была послана в журнал «На литературном посту». 9 мая 1927 г. Тынянов писал Шкловскому: «У меня к тебе, Витенька, дело. Ко мне месяца полтора назад обратился „Пост”, нет ли статьи — я и Боря послалиа. У меня теоретическая, читал ее в институте. „Пост” был как „Пост” и все-таки лучше „Нови” и „Нивы”. Значит, можно было печататься. Теперь, говорят, мелкий бес тебя там обвыл б. Между тем статью мою там приняли. Я беса еще не читал, но не сомневаюсь, что гнусь. Не знаю обстоятельств, кто тут в центре — бес или „Пост”, личность или неприличность. Если второе, придется написать, что не могу у них печататься. Посоветуй» (ЦГАЛИ). По-видимому, ответ Шкловского привел Тынянова к решению печататься в журнале.

Статьи Эйхенбаума и Тынянова в журнале «На литературном посту» были встречены как свидетельство методологических затруднений и существенных перемен внутри формальной школы (в этом же плане воспринимались вышедшие в 1928 г. книги Шкловского «Матерьял и стиль в романе Льва Толстого „Война и мир”» и Эйхенбаума — «Лев Толстой», кн. 1. См., напр.: М. Григорьев. Кризис формализма. — В его кн.: Литература и идеология. М., 1929 (первоначально: «Печать и революция», 1927, №9); Е. Мустангова. Формалисты на новом этапе. — В сб.: За марксистское литературоведение. Л., 1930; Ц. Вольпе. Теория литературного быта (там же); П. Н. Сакулин. К итогам русского литературоведения за десять лет. — «Литература и марксизм», 1928, кн. I.

После опубликования статьи проблема не перестает занимать Тынянова. В переписке со Шкловским 1928 г. повторяется мысль о будущей совместной работе — построении систематической истории русской литературы, несомненно в связи с концепцией, которая складывалась у Тынянова в 1925 — 1927 гг. Об этом же замысле говорит в дневниковой записи от 15 мая 1928 г. Эйхенбаум: «Витя приехал на два дня. С Юрием просидели
а Статья Эйхенбаума — «Литература и литературный быт» («На литературном посту», 1927, № 9).

6 Имеется в виду рецензия О. Веснина на «Третью фабрику» Шкловского, напечатанная в № 7 «На литературном посту» под названием «Кустарная мастерская литературной реакции». В письме от 8 — 9 апреля 1927 г. Эйхенбаум писал Шкловскому: «Юра тоже отдал свою статью о литературной эволюции в „Пост” — она пойдет, вероятно, без возражений: в ней трудно редакции понять что-либо, напечатают из уважения. Он тоже смущен статьей Бескина — напиши нам, тебе виднее. Я намекаю Авербаху, что следовало бы им показать, что редакция не подписывается под этой статьей — если журнал, так он пишет мне, стремится к серьезному, деловому и вдумчивому обсуждению разногласий» (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 782).
519

вечер у меня. Толковали о многом. О будущей нашей истории литературы, Это было бы действительно дело!» (ЦГАЛИ, ф. 1527, оп. 1, ед. хр. 247; ср. в предисловии Эйхенбаума к сб. «Русская проза», стр. 6 — 7, а также прим. к «Предисловию к АиН»).

Конец 1928 г. был отмечен энергичными попытками реорганизации Опояза на основе переосмысления теоретических принципов общества (о направлении этого переосмысления см. прим. к тезисам «Проблемы изучения литературы и языка»). 16 декабря 1928 г. Тынянов изложил содержание статьи, выступая в Пражском лингвистическом кружке с докладом о литературной эволюции (см. прим, к указ, тезисам).

Изменение названия статьи в АиН в известном смысле знаменательно: оно как бы засвидетельствовало прекращение работы над проблемой — «вопрос» оказался ответом. Изложен он в тезисной форме и потому требует подробного комментария.

Иной ответ — концепцию литературного быта — предлагал в ряде статей этих лет Эйхенбаум (вошли в его кн. «Мой временник», 1929). Как любезно сообщила комментаторам Л. Я. Гинзбург, обсуждение этой концепции в семинаре Эйхенбаума и Тынянова (первая половина 1927 г.) стало одним из эпизодов кризиса семинара, прекратившего свою работу в 1927 г.: «Теория была встречена возражениями. Выслушав их, Борис Михайлович сказал: „Семинарий проявил полное единодушие. Я — в ужасном положении. Но положение могло быть еще гораздо ужаснее. Представьте себе, что так, лет через пять вы начали бы говорить какие-нибудь там новые, смелые вещи и я бы вас не понимал. Ведь это было бы ужасно! К счастью, сегодня все получилось наоборот! ”»

И сам Эйхенбаум, и молодые авторы, последовавшие за концепцией литературного быта (М. Аронсон и С. Рейсер. Литературные кружки и салоны. Л., 1929; Т. Гриц, В. Тренин, М. Никитин. Словесность и коммерция. М., 1929) в-г, ссылались на «Литературный факт» и «О литературной эволюции» как на принципиально близкие им работы. Действительно, стремление к теоретическому обоснованию истории литературы, различение кате-
в-г Приводим (в переводе) рецензию Тынянова на эту книгу: «В настоящее время в теории и истории русской литературы одним из наиболее актуальных является вопрос о взаимосвязи между литературой и другими социальными областями. Книга молодых московских исследователей представляет собой попытку изучить „литературную среду”, область, наиболее близко стоящую к литературе. Русский термин „литературная среда” является очень запутанным комплексом. Сюда относится как проблема профессионализации писательской работы, так и проблемы исторической роли дилетантизма, книжного рынка, соотношения между журналом и альманахом. Практически совершенное отсутствие исследований по этим чрезвычайно важным проблемам объясняет то вполне понятное предпочтение к многокрасочному материалу, которое обнаруживают пионеры этих изысканий. Эта весьма широкая тематическая палитра рассматриваемой книги является ее сильной и, одновременно, слабой стороной. Богатство привлеченного исторического материала, представленного к тому же в свете современных проблем, несомненно, вызовет живой интерес. В то же время то обстоятельство, что авторы отказались от необходимой научной обработки этого материала, следует оценить как недостаток книги. Всю же работу следует характеризовать как одну из первых попыток забить шурф (Schürfungsversuche) в одной из важнейших областей современного русского литературоведения» («Slavische Rundschau», 1929, № 3, S. 191). Ср. в письме к Шкловскому из Праги (декабрь 1928 г.): «Поблагодари своих молодых, они очень быстро исполнили мою просьбу и прислали „Словесность и коммерцию” с трогательной надписью. В книге они, конечно, захлебнулись от интереса и удивления. Материала в ней тронуто слишком много. И это по крайней мере свежо, хоть и зелено. Я написал рецензию, хорошую» (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 723).
520

горий эволюции и генезиса, поиски выхода к внелитературным рядам присущи и Эйхенбауму и Тынянову. Но они намечали два разных пути — ближайших конкретных исследований и «опережающих» теоретических построений.

Эти построения основываются на идее системности. Как и в «Литературном факте», исходные постулаты мыслятся тождественными для литературы в целом и для отдельных ее участков. Предлагается, предварительное условие: признак системности приписывается литературе (данной эпохи) вообще и любому произведению, и притом считается основным. Отсюда по крайней мере двойная соотнесенность всякого рассматриваемого элемента произведения — с каждой из этих систем (практически отношение конкретного текста со «всей литературой» опосредствовано жанром). Это представление Тынянова опередило свое время и передало последующей науке задачу большой сложности. Еще и в настоящее время принцип системного подхода наиболее последовательно проводится при анализе отдельного текста, значительно менее последовательно при обращении к совокупности текстов одного автора или нескольким сопоставляемым текстам разных и в совершенно недостаточной степени применяется для описания «всей литературы» данной эпохид. Следует отметить одно чрезвычайно важное следствие, вытекающее из признания любого факта литературы системным: в процессе литературной эволюции отступление данного факта от прежней его соотнесенности подчеркивает эту соотнесенность, актуализует всю систему литературных связей (см. пункт 9 статьи). Таким эффектом сопровождаются, в частности, жанровые новациие. Другой важнейший тезис Тынянова интерпретирует категорию формы и в частном случае — феномен «новой формы». В связи с этим надо подчеркнуть, что Тынянов употреблял (не всегда последовательно) термин «функция», не придавая ему целевого значения (что соответствует общему его отталкиванию от телеологического понимания поэтики — ср. прим. 17). Сказать, что элемент (произведения — или произведение как элемент «всей литературы») выступает в некоторой функции — не значит определить, с какой целью он употреблен (даже если цель понимается не как субъективно творимая, а как заданная объективно) ; это значит прежде всего определить область корреляций элемента, провести линию соотнесенности — одну из множества линий, образующих схему данной литературной системы. Абстрактная схема функций-соотнесенностей и есть начало, организующее эмпирическую совокупность форм, непрерывное возникновение которых образует реальную жизнь литературы. Любой формальный элемент (или целостная «форма») представляет собой реализацию некоторого отношения и в этом плане мыслится зависимым от функции. Одна из подготовительных записей к статье так определяет соотношение основных категорий концепции: «Главное в историко-эволюционном порядке — форма. Главное в логическом порядке — функция» (АК). Блестящее рассуждение, проведенное в этом плане, — в добавлении 1928 г. к «Стиховым формам Некрасова» (см. в наст, изд.), статье, где уже было намечено понимание функциональных различий в использовании тождественных формальных элементов. (Ср.: Т. Todorov. Poétique de la prose. Paris, 1971, p. 19).
д Д. С. Лихачев показывает соотнесенность литературных и фольклорных жанров в общей системе словесной культуры древней Руси (см. раздел «Поэтика литературы как системы целого», глава «Отношения литературных жанров между собой» в его кн.: Поэтика древнерусской литературы, изд. 2-е. Л., 1971). Ср. постановку вопроса о теоретической истории литературы в его кн.: Развитие русской литературы X — XVII веков. Эпохи и стили. Л., 1973.

е Это близко идеям М. М. Бахтина о «памяти жанра». Можно указать и другие, совершенно определенные точки соприкосновения: так, Бахтин указывает на текучесть границ «между художественным и внехудожественным, между литературой и не литературой» (М. Бахтин. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975, стр. 475 — 476, ср. стр. 24 — 25).
521

Научное творчество Тынянова сложно преломило некоторые течения современной ему филологической мысли. Бросается в глаза своеобразное столкновение в его работах — более всего в статье «О литературной эволюции» — принципа историзма, с одной стороны, и тенденций, обусловленных достижениями «лингвистического модернизма», с другой. Стоило бы специально рассмотреть влияние Ф. де Соссюра и И. А. Бодуэна де Куртенэ на тыняновский подход к литературной эволюции, что расширило бы представление о плодотворном взаимодействии лингвистики и поэтики в русской филологии 10 — 20-х годов и о русском соссюрианстве. Тынянов слушал в Петербургском университете лекции и Л. В. Щербы, чья работа 1915 г. «Восточнолужицкое наречие» описывала языковые факты исключительно в их современном, данном состоянии, и Бодуэна де Куртенэ, чьи антимладограмматические положения о статической и динамической точках зрения на язык предвосхитили, как известно, принцип синхронии и диахронии, сформулированный Соссюром. Соссюр был в сфере интересов Московского лингвистического кружка (который имел возможность узнать о ном непосредственно от его ученика С. О. Карцевского — см.: R. Jakobson. Selected Writings, v. II. The Hague — Paris, 1971, p. 518), в особенности Г. О. Винокура. См. попытку построения поэтики с использованием разделения «langue — parole»: Г. Винокур. Поэтика. Лингвистика. Социология. (Методологическая справка). — «Леф», 1923, № 3, ср. его же. Культура языка. М., 1925, стр. 16 — 24, 147. «Курс» де Соссюра см. рец. М. Н. Петерсона на изд. 1916 г. — «Печать и революция», 1923, № 6) обсуждался в ГАХН (доклад М. М. Кенигсберга 31 июля 1923 г. — Гос. Академия художественных наук. Отчет. 1921 — 1925. М., 1926, стр. 20); В. В. Виноградов, ссылаясь на Соссюра, Бодуэна де Куртенэ, Щербу, выдвигал «функционально-имманентный» метод системного изучения индивидуального стиля писателя ж — см., в частности, «О задачах стилистики. Наблюдения над стилем „Жития протопопа Аввакума”» («Русская речь», вып. I, Пг., 1923, стр. 286 — 288), «О поэзии Анны Ахматовой (Стилистические наброски)» — Л., 1925, стр. 7; ср. обращение в 20-х годах к Соссюру в таких разных областях, как этнография и теория декламации: П. Г. Богатырев. Магические действия, обряды и верования Закарпатья (1929). — В его кн.: Вопросы теории народного искусства. М., 1971; С. И. Бернштейн. Эстетические предпосылки теории декламации. — П — III, стр. 303. «Можно сказать, что большинство представителей нашей лингвистической мысли находятся под определяющим влиянием Соссюра и его учеников Байи и Сешей» (В. И. Волошинов. Новейшие течения лингвистической мысли на Западе. — «Литература и марксизм», 1928, кн. 5, стр. 126; то же в его кн.: Марксизм и философия языка. Изд. 2-е. Л., 1930, стр. 60). Одно из первых, если не первое, свидетельство этого влияния — ссылка на Соссюра в книге Р. О. Якобсона «Новейшая русская поэзия» (Прага, 1921), датированной автором маем 1919 г.

Важным для понимания научной ситуации начала 20-х годов представляется следующий эпизод. Как показывают материалы архива А. И. Ромма (1898 — 1943), участника МЛК, в 1922 г. он готовил перевод «Курса» Соссюра. Ш. Балли узнал об этом из письма своей ученицы А. К. Соловьевой, при ее посредстве началась переписка Ш. Балли и А. Сешеэ с переводчиком. Сохранились копии двух писем Ромма и два письма к нему французских ученых, выражавших обеспокоенность качеством перевода и финансовыми условиями предприятия (ЦГАЛИ, ф. 1495, оп. 1, ед. хр. 88, 111).
ж Этот метод (характеризуя его как «феноменологический») В. В. Виноградов отличал от историко-литературного, с одной стороны, и критически-импрессионистского, с другой («Этюды о стиле Гоголя». Л., 1926, стр. 8 — 10).

з С. И. Бернштейн реферировал «Курс» Соссюра в ИЛЯЗВ 8 декабря 1923 г. (см.:
1   ...   47   48   49   50   51   52   53   54   ...   61


написать администратору сайта