Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. История литературы
 Скачать 3.68 Mb.
|
|
В. В. Виноградов. О художественной прозе. М. — Л., 1930, раздел «Риторика и поэтика». Ср. также: М. Бахтин. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975, стр. 80 — 82. В 1924 г. в № 1 (5) «Лефа» появилось несколько опоязовских работ о языке и ораторских приемах Ленина: Шкловского, Эйхенбаума, Якубинского, Тынянова («Словарь Ленина-полемиста»), Казанского, Томашевского (о необходимости возрождения риторики и ее соотношении с поэтикой см. особенно статьи двух последних уторов). У Эйхенбаума и Тынянова интерес к современной ораторской практике стоял в связи с осмыслением некоторых явлений поэзии футуризма как возрождения оды (см. «Анна Ахматова» — ЭП, стр. 83; неоднократные обращения к XVIII в. в «Промежутке») — жанра, расцвет которого в русской литературе происходил в эпоху, когда по традиции, восходящей к античным истокам европейской филологии, риторика была полноправной дисциплиной. В «Оде...» Тынянов и обратился к сопоставлению «Риторики» Ломоносова и его поэтической практики. В то же время на конкретном материале было показано, как в историческом развитии поэтического языка действуют две взаимообусловливающие тенденции — удаление от практического языка и приближение к нему, формирующие и соответствующие литературно-критические и нормативно-стилистические концепции. Характеризуя семантику оды, Тынянов освещает и те вопросы, которые были поставлены им в ПСЯ. Если в книге они рассматриваются в плане общих закономерностей семантики и ритмики стиха, то в «Оде...» 492 в плане исследования конкретного жанра, его функционирования в процессе литературной эволюции (некоторые переклички отмечены ниже). В этом последнем отношении «Ода...» предстает иллюстрацией к тем обобщениям, которые были сформулированы в статьях «Литературный факт» и «О литературной эволюции», в особенности к одному из них — относительно «речевой функции» литературы. В свою очередь обобщения (как и в ПСЯ) в определенной мере базировались на материале XVIII в. В «Оде...» (в этом ее существенное отличие от «Архаистов и Пушкина») и двух названных теоретических статьях Тынянов использует один терминологический аппарат (разработка его осталась в конце 20-х годов незавершенной — с основными понятиями «доминанта», «установка», «функция» (см. прим. 2 к данной статье и прим. 17 к статье «О литературной эволюции»). Очевидно, редактирование, которому Тынянов подверг текст «Оды и элегии», заключалось, в частности, во вводных методологических и терминологических замечаниях, близко следующих за статьей «О литературной эволюции». «Ода...» — единственная статья Тынянова, целиком посвященная поэзии XVIII в., — имеет самостоятельное значение для этой области истории русской литературы. Здесь она должна быть сопоставлена с современными ей и более поздними выдающимися работами Г. А. Гуковского. В 1923 — 1924 гг. Гуковский, как и Тынянов (отношения между ними, судя по упоминаниям в переписке Тынянова, не были дружескими), преподавал в ГИИИ — читал курс по XVIII в. на Высших курсах искусствоведения (П. Н. Берков. Введение в изучение истории русской литературы XVIII века, ч. I. Л., 1964, стр. 187 — 188). Тогда же была написана его книга, вышедшая только в-1927 г. («Русская поэзия XVIII века». Л., 1927, стр. 7) в. Первая ее глава — «Ломоносов, Сумароков, школа Сумарокова» прямо соотносится с «Одой...» Тынянова (см. ниже в прим.), в меньшей мере это касается главы «Первые годы поэзии Державина». Из переписки со Шкловским видно, что Тынянов намеревался вернуться к литературе XVIII в. В связи с занятиями Матвеем Комаровым у Шкловского возник замысел совместной с Тыняновым книги по XVIII в. В сентябре — октябре 1928 г. Тынянов писал ему: «Насчет XVIII века. Знаешь что? Начнем. Ты — прозу (и журналы), я поэзию? С перемычками: ,,поэтич[еской] ” и „ораторской” прозы и ,,прозаич[еской]” поэзии» (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 723). Намеченная совместная работа, как и более широкий замысел истории русской литературы, обсуждавшийся в переписке 1929 г., не была осуществлена. Как видно из писем, Тынянов был очень заинтересован «Матвеем Комаровым» Шкловского. Однако он остался в стороне от подобных попыток соединения опоязовских идей и социологической методы. Тынянов 30-х годов , эволюционировал иначе — в направлении традиционных историко-литературных и биографических изысканий. Приводим большую часть наброска из архива Тынянова (ЦГАЛИ, ф. 2224, оп. 1, ед. хр. 60). Зачеркнутое даем в прямых скобках. «[Русская] ода [XVIII века] как декламационный жанр В искусстве нет решенных вопросов и нет достигнутых результатов. Каждый результат в нем упраздняет самого себя [и диалектически вызывает противное явление]. Революции в искусстве ничего не закрепляют, они только изменяют искусство. На протяжении 30 последних лет пережито несколько литературных революций: символизм, футуризм. Революции эти результатов не закрепили, они изменили литературу. Новый, более мед- в Сведения о докладах Гуковского см.: ГИИИ-1927, стр. 50, 57. Ср.: Gr. Gukovskij. Von Lomonosov bis Deržavin. — «Zeitschrift für slavische Philologie», Bd. II, 1925. 493 ленный период развития, как и новая „простота”, развивается на фоне старых. Борьба футуризма и его ответвлений с символизмом, жестокая и беспощадная, не имеет себе примеров в более ровной и более медленной истории поэзии XIX века. Она переносит нас в XVIII век, к его грандиозной и жестокой борьбе за формы. Вместе с тем она отвлекла внимание от другой ветви лирикиг, которая противопоставила себя символизму и, не зная, как себя назвать, назвалась было акмеизмом и последователи которой никак себя не называют. [Я назвал несколько кардинальных течений; есть течения уединенные, в которых, может быть, будущая линия развития.] На материале современности легче всего убедиться в множественности путей литературы; в их сложном соотношении, в отсутствии одной прямой линии развития искусства. Литературная борьба нашего времени неслучайна; она ведется за основные вопросы искусства. В этом отношении она напоминает некоторые эпизоды предшествовавшей литературы; и здесь и там решающую роль играет вопрос о конструктивном принципе поэзии, о том, как оформляется (и деформируется) слово. Слово — в своем составе сложное единство; в каждой конструкции оно оборачивается своей конструктивной стороной, причем остальные стороны осознаются как подчиненные, а иногда и бледнеют; этой деформацией жива поэзия; когда исчезает ее сознание, стирается искусство — и вызываются к жизни противоположные явления, которые именно своею противоположностью снова обнажают форму как деформацию группы одних факторов со стороны группы других, несущей конструктивную роль [...]» 1 В статье «О литературной эволюции», где концепция функций литературного ряда изложена наиболее подробно, эта соотнесенность носит название синфункции. Ср. также в предисловии к сб. «Русская проза» (Л., 1926). 2 Б. Христиансен. Философия искусства. Пер. Г. Федотова под ред. Е. В. Аничкова. СПб., 1911, стр. 204 и след. Б. М. Эйхенбаум ссылался на Христиансена, вводя термин «доминанта» в кн. «Мелодика русского лирического стиха» (ЭП, стр. 332) и в «Анне Ахматовой» (там же, стр. 106). Ср. также использование термина в итоговой части ретроспективной статьи Эйхенбаума «Теория формального метода» («Литература», стр. 148), в «Проблеме стихотворного ритма» Томашевского («О стихе», стр. 27). У Тынянова понятие «доминанта» связано с понятием «функция» (ср. пункт 9 «О литературной эволюции», где они употребляются так же, как в «Оде...»). Ср. другие случаи обращения к Христиансену у Тынянова (ПиЕС, стр. 382), у Шкловского (П-1919, стр. 120), Жирмунский, стр. 221. В 1935 г. Р. О. Якобсон писал о термине «доминанта»: «Это было одно из наиболее фундаментальных, наиболее разработанных и наиболее продуктивных понятий в теории русского формализма» (Я. Jakobson. Dominante. — В его кн.: Questions de poétique. P., 1973, p. 45). В Пражском лингвистическом кружке оно осмыслялось не только в плане структуры произведения, жанра, но и в плане общей теории искусства (указ, работа Якобсона; ср.: J. Mukařovsky. Estetiská funkce, norma a hodnota jako sociálni fakty (1936) — В его кн.: Studie z estetiky. [Praha], 1971. В 20-х годах это понятие стало важным инструментом анализа и в книге М. М. Бахтина о Достоевском. Ср. замечания о зарождении понятия доминанты в критике и науке начала века: А. П. Чудаков. Проблема целостного анализа художественной системы (О двух моделях мира писателя). — В кн.: Славянские литературы. VII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1973. 3 Имеется в виду рецензия Шевырева на IX и X тт. посмертных «Сочинений Александра Пушкина». — «Москвитянин», 1841, ч. V, № 9, стр. 259- г Вместо слова „лирики” было „символизма”. 494 264. Мнение Шевырева о несходстве прозы Пушкина и его современников стало, по словам Тынянова, общим для историков литературы (ПиЕС, стр. 158 — 159). Тынянов выдвинул собственную гипотезу о генезисе пушкинской прозы (см. там же, стр. 159 — 163). 4 В. Эйхенбаум. Лермонтов. Опыт историко-литературной оценки. Л., 1924, стр. 14 — 17, где анализируются оценки Шевырева, Вяземского, Кюхельбекера. Тема «Кюхельбекер и Лермонтов» интересовала Тынянова и специально — см. статью «Кюхельбекер о Лермонтове»: «Литературный современник», 1941, № 7 — 8. 5 Об этом Огарев писал П. В. Анненкову 9 февраля 1854 г., сравнивая Лермонтова с Тютчевым. — П. В. Анненков и его друзья. СПб., 1892, стр. 642. 6 См. прим. 17 к статье «О литературной эволюции». 7 В статье «Язык Зощенки (Заметки о лексике)» — в кн.: Михаил Зощенко. Статьи и материалы. Л., 1928, стр. 53, 56 — 58. Ср. те же утверждения в кн.: В. В. Виноградов. О художественной прозе. М. — Л., 1930, стр. 26 — 28. 8 2-я и 3-я фразы цитаты — из § 8 Риторики 1748 г. («Краткое руководство к красноречию». VII, 91, 96 — 97). Из предполагавшихся трех частей «Руководства» — Риторики, Оратории и Поэзии — Ломоносов закончил только первую и, хотя не создал специального «о стихотворстве учения», разработал «учение о красноречии вообще, поколику оно до прозы и до стихов касается». Тынянов исходит из того, что поэзия Ломоносова реализует принципы его риторики. Той же точки зрения придерживался Г. А. Гуковский («Русская поэзия XVIII века», стр. 16). 9 § 1 (VII, 23). Этот труд Ломоносова — первый вариант Риторики — при жизни автора оставался в рукописи и был впервые опубликован в III т. «Сочинений М. В. Ломоносова» (СПб., 1895) М. И. Сухомлиновым. 10 О высоком. Творение Дионисия Лонгина. Перевод Ивана Мартынова. Изд. 2-е. СПб., 1826, стр. 3. Трактат, традиционно приписывавшийся ритору Лонгину (III в. н. э.) и канонизированный Буало, изучался Ломоносовым (он читал его в переводе Буало — см. VII, 791). Этому источнику Тынянов придавал большое значение в связи с эстетикой высокого в русской поэзии 1810 — 1820-х годов, в частности у Кюхельбекера. См.: В. К. Кюхельбекер. Лирика и поэмы, т. I. Л. 1939, стр. X; ПиЕС — по именному указателю, особ. стр. 240; ПСЯ., стр. 108 — 110. Новейшее изд. трактата псевдо-Лонгина: О возвышенном. Пер., ст. и прим. Н. А. Чистяковой. М. — Л., 1966 (там же библиография). Ср.: ./V. Hertz. Lecture de Longin. — «Poética», 15. 1973. 11 О трактате Ломоносова как грамматике идей и риторических общих мест см.: В. В. Виноградов. Очерки по истории русского литературного языка XVII — XIX вв. М., 1938, стр. 116 — 120. 12 В «Слове о богатом, различном, искусном и несходственном витийстве» (1744). О полемике в этом трактате с Риторикой Ломоносова см.: Г. А. Гуковский. Тредиаковский как теоретик литературы. — В сб.: XVIII век, 6. М. — Л., 1964, стр. 66. 13 В ПСЯ (стр. 68 — 76, 169 — 170 и др.) Тынянов подробно рассматривает «сукцессивность речевого материала в стихе» как специфическую, эстетически информативную затрудненность поэтического слова. При этом в качестве противоположного свойства практической речи мыслилась ее симультанность. Ср. у Ю. М. Лотмана («Анализ поэтического текста». Л., 1972, стр. 38 — 39): «Речь — цепь сигналов, однонаправленных во временной последовательности, — соотносится с существующей вне времени системой языка. [... ] Художественная конструкция строится как протяженная в пространстве — она требует постоянного возврата к, казалось бы, уже выполнившему информационную роль тексту [...]». Здесь отношение «однонаправленная временная последовательность практической речи — пространственноподобная конструкция художественной речи» соответствует тыняновскому противопоставлению «симультанность практической речи — сукцессивность стиховой». 495 14 Наименьшее количество строф в одах Ломоносова — 14 (хореический перевод из Фенелона, 1738), наибольшее — 44 (на прибытие Елизаветы Петровны из Москвы в Петербург, 1742). 15 Об одической строфе см.: К. Ф. Тарановский. Из истории русского стиха XVIII в. — В кн.: Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры. М. — Л., 1966; Ю. В. Стенник. Одическая строфа Ломоносова: — В кн.: Вопросы русской литературы. Вып. 2 (22). Львов, 1973. 16 Из трех следующих ниже цитат две последние приведены в качестве примеров зыблющегося и отрывного периодов самим Ломоносовым в Риторике 1748 г., §§ 43 — 44 (VII, 123 — 125). Для наглядности Тынянов располагает строки иначе, чем у Ломоносова, отделяя периоды друг от друга внутри строфы. 17 Как указал II. Н. Берков, в VII т. академического издания Ломоносова (стр. 78) — ошибочное чтение этого слова: «отдельно» (см. сб.: Академику В. В. Виноградову к его 60-летию. М., 1956, стр. 79). 18 Здесь Тынянов расходится с Эйхенбаумом, который считал, что в оде вопросы и восклицания «не развиваются в цельную систему интонирования», интонация «как бы аккомпанирует канону логическому и лишь окрашивает собой его отвлеченные деления» (ЭП, стр. 348, 331). Близкое к Тынянову мнение выразил В. М. Жирмунский: полемизируя с Эйхенбаумом в рецензии на его книгу, он указал на ломоносовскую «Оду, выбранную из Иова», которая, как и цитируемый Тыняновым перевод оды Ж. Б. Руссо, построена на вопросительных конструкциях (Жирмунский, стр. 127). 19 Переводы Ломоносова и Сумарокова были опубликованы в журнале «Полезное увеселение», 1760, январь. Об этом поэтическом состязании см.: Г. А. Гуковский. К вопросу о русском классицизме. Состязания и переводы. — П-IV, стр. 129-130; его же. Русская поэзия XVIII века, стр. 41. 20 В русской поэтике XX в. проблема мотивированной связи между фоникой и семантикой языка (и стиха) решалась по-разному. Некоторые поэты высказывали утверждения, в принципе близкие к ломоносовским. С другой стороны, в «слове как таковом», взятом вне значения, предлагалось видеть отличие поэтического языка от практического (заумь футуристов и осмысление такого рода явлений молодой филологией, напр., в статье Шкловского «О поэзии и заумном языке» в I вып. «Сборников по теории поэтического языка», 1916; вопрос обсуждался также в связи с работами М. Граммона и К. Ниропа — см. реферат Вл. Шкловского, там же; ср.: В. Шкловский. Из филологических очевидностей современной науки о стихе, — «Гермес». 1919, стр. 67 — 68). Решительно против концепций «звуковой символики» выступали Р. О. Якобсон (с полемикой против М. Граммона — «О чешском стихе преимущественно в сопоставлении с русским». Берлин, 1923, стр. 68) д и Б. М. Эйхенбаум (именно — против А. Белого, см. в его кн.: Сквозь литературу. Л., 1924, стр. 201 — 208; ЭП, стр. 473), а также Л. С. Выготский (в его кн.: Психология искусства. М., 1968, стр. 90 — 94; см. комм. Вяч. Вс. Иванова — стр. 513 — 514, там же литература вопроса). Эйхенбаум, однако, учитывал конкретное историко-литературное значение тех или иных попыток обоснования «звуковой символики» (см.: ЭП, стр. 480 — о Фете и Бальмонте; ср.: Жирмунский, стр. 146). Тынянов, который в ПСЯ разработал собственную концепцию взаимодействия семантических и фонических факторов стиха, отразившуюся и в «Оде...» (см. ниже), в данном случае ограничивается демонстрацией текста Риторики и указанием на функциональную связь соответствующих положений Ломоносова с ораторской установкой его поэзии. То же относится к ломоносовской «метрической символике», к которой Тынянов переходит непосредственно далее в статье. д Иная точка зрения в позднейшей работе Якобсона «Лингвистика и поэтика (см.: Style in Language. Cambridge, 1964, p. 372 — 373). 496 21 Изложение взглядов Ломоносова, данное Тредиаковским в предисловии «Для известия» в кн. «Три оды парафрастические псалма 143...» (СПб., 1744; перепеч. в кн.: Тредиаковский. Избранные произведения. М. — Л., 1963, стр. 421), в которой были помещены переложения Ломоносова, Сумарокова (ямбические) и Тредиаковского (хореическое). Ср. о ямбе и об «изображении аффектов» в стихах других размеров в «Письме о правилах российского стихотворства» Ломоносова (VII, 15). Анализ разногласий Ломоносова и Тредиаковского дан в известных работах Б. В. Томашевского, С. М. Бонди, Г. А. Гукоцского, Л. И. Тимофеева и др. Вопрос, поставленный создателями новой русской поэзии, не получил окончательного решения до сих пор. Тынянов в «Архаистах и Пушкине» показал, что споры 1810 — 1820-х годов вокруг таких метрических и строфических форм, как гекзаметр и октава, переплетались со спорами о жанрах и шире — о функциях поэтического слова. Позднее «метрическая символика», по-видимому, приняла более «личностный» характер, основываясь преимущественно на художественном авторитете поэта. В настоящее время также имеют место научные и вненаучные попытки связать тот или иной метр с определенным кругом тем, интонаций, семантических структур и т. д. «Связь эта столь же условна, как и все конвенциональные отношения обозначаемого и обозначающего, однако, поскольку все условные связи в искусстве имеют тенденцию функционировать как иконические, возникает устойчивое стремление семантизировать размеры, приписывать им определенные значения» |