история реферат золотая орда миф или реальность. История России в свете цив подхода. История России в свете цивилизационного подхода Учебное пособие
 Скачать 0.88 Mb.
|
|
//. ТЕНДЕНЦИЯ ВОСПРОИЗВОДСТВА ФУИДАМЕНТАЛИСТСКИХ ЦИВИЛИЗАЦИОНИЫХ СТЕРЕОТИПОВ В ХОДЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ РОССИИ При всей логической несуразности, несоответствии между марксистско-ленинской теорией и идеологией, с одной стороны, и реальной практикой социалистического строительства - с другой, сочетание первою н второго оптимально соответствовало прагматическим целям модернизации . Научный марксизм был умело адаптирован ленинской и сталинской “гвардией” к цивилиэационпым мировоззренческим стереотипам и ценностям массового сознания россиян, что позволило обеспечить надежную легитимность (легитимная власть - та, которая законосообразна, с которой согласно большинство граждан-подданных) политической власти, утраченную в феврале 1917 года; устранить чувство национально-державной неполноценности, дезинтегрирующее общество; осуществить его небывалую идеологическую мобилизацию на основе концепции беззаветного самопожертвования ради созидания исключительно “светлого будущего” - коммунизма, а также сформировать стойкое неприятие большинством населения 92 иноцивилизационных ценностей и сколь-нибудь оппозиционных режиму идеологических воззрений внутри страны. Как же соотносился этот адаптированный марксизм с традициональными стереотипами российского массового сознания? О русификации классического марксизма в соответствии с господствовавшими традиционными ценностями и представлениями населения выдающийся русский философ Н.А. Бердяев писал следующее: “Он (русский марксизм - авт.) воспользовался свойствами русской души... ее религиозностью, ее догматизмом и максимализмом, ее исканием правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и к терпеливому несению страданий..., воспользовался русским мессианством, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России. Он отрицал свободы человека, которые и раньше не были известны народу, которые были привилегией лишь верхних культурных слоев общества и за которые народ совсем не собирался бороться. Он провозгласил обязательность целостного, тоталитарного мировоззрения, господствующего вероучения, что соответствовало навыкам и потребностям русского народа в вере и символах, управляющих жизнью. ...Народная душа легче всего могла перейти от целостной веры к другой целостной вере, к другой ортодоксии, охватывающей всю жизнь ... произошло удивительное превращение. Марксизм, столь не русского происхождения и не русского характера, приобретает русский стиль, стиль восточный, почти приближающийся к славянофильству”. Своеобразными “несущими конструкциями” русского, ленинско-сталинского марксизма стали: 1. Идея коллективной (общественной) собственности в общенародной (по сути, государственной) и кооперативно-колхозной формах, соответствующая вековой коллективистской общинной психологии и естественному для россиян предпочтению минимального, но гарантированного прокорма и коллективной безответственности. Вспомним ведущий лозунг большевиков -“Земля - крестьянам, фабрики - рабочим!”. 2. Идея отмирания государства и перехода к общественному самоуправлению, сочетавшаяся с характерной для российского менталитета ценностью “народоправства” и анархии. “Россия - самая безгосударственная страна, самая анархическая страна в мире... Анархизм - явление русского духа... Русский народ как будто бы хочет не столько свободного государства, свободы в государстве, сколько свободы от государства”, - писал в связи с этим Н.А. Бердяев. 3. Идея скорого “светлого будущего” для всех, образ которого лаконично сформирован в марксовой “Критике Готской программы”: “На высшей стадии коммунистического общества, после того как исчезнет 93 порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество может написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!”. Эта идея, вполне созвучная радикально-утопическому типу сознания россиян (“По щучьему велению, по моему хотению”), была представлена как цель, достижимая для первого же послереволюционного поколения. “Только преобразуя коренным образом дело учения, организацию и воспитание молодёжи, - говорил В.И. Ленин в 1920 г., выступая на III съезде РКСМ, - мы сможем достигнуть того, чтобы результатом усилий молодого поколения было бы создание общества, не похожего на старое, т.е. коммунистического общества”. 4. Идея социального авангарда, т.е. “инстанции, знающей волю народа лучше самого народа”, в виде партии, которая с помощью великого учения постигает высшие законы истории, а посему заведомо не подотчетной этому народу. Из числа сознательных строителей светлого будущего исключался даже “самый передовой” рабочий класс. “... Социал-демократического сознания у рабочих и не могло быть. Оно могло быть привнесено только извне,” - читаем мы у Ленина (Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т.6. С.30). Напомним в связи с этим и показательное четверостишье из оригинального текста Гимна Советского Союза. “Сквозь грозы сияло нам солнце свободы, И Ленин великий нам путь озарил. Нас вырастил Сталин на верность народу, На труд и на подвиги нас вдохновил.” Здесь также наблюдается полное сущностное совпадение с российской фундаменталистской традицией отношений общества и правящей элиты, когда “... наши государи... почти всегда вели нас за руку..., почти всегда тащили страну на буксире без всякого участия самой страны.” . 5. Идея особой миссии, ведущей роли Советского государства в мировом общественном прогрессе - главного оплота всех прогрессивных сил - является прямым продолжением в новой форме идеи богоизбранности России, сформулированной еще старцем псковского Елеазарова монастыря Филофеем в конце XV века. Для Филофея после падения Византии “богоизбранным” 94 становится именно Русское царство - “Тритий Рим” (после Сима и Копстантинополя), несущий спасение всему миру, т.к. только там и сохранилась и первозданной чистоте православная вера. Тем самым “святой Руси” приписывалась ведущая универсальная роль в мире . С тех пор идея мировой спасительной миссии России стала одной из ведущих идеологом как народного, так и элитарного самосознания. “С давних времен было предчувствие, что Россия предназначена к чему-то великому, что Россия - особенная страна, не похожая ни на какую страну мира. Русская национальная мысль питалась чувством богоизбранности и богоносности России. Идет это от старой идеи Москвы как Третьего Рима, через славянофильство - к Достоевскому, Владимиру Соловьеву и к современным неославянофилам”. Итак, мы видим, что идеологические аспекты большевистской модели модернизации по сути дела воспроизвели в новых формах многие фундаментальные стереотипы и ценности, характерные для российского культурно-цивилизапионного комплекса, доминировавшие на протяжении многих веков. Более того, этот идеологический орнамент революционной трансформации общества оказался гораздо ближе традиционалистскому, “почвенному” массовому сознанию, нежели официальная идеология самодержавия и совершенно непонятная большинству западническая, либерально-демократическая идеология интеллигенции и крупной буржуазии. “Секрет” идеологическою успеха “русского коммунизма” (Бердяев Н.А.) заключался прежде всею в акцентировании эгалитаристских (эгалитаризм - от фр. “равенство”. Общественная теория, обосновывающая необходимость равенства имущества в рамках индивидуального или коллективного хозяйства ценностей, в официальном курсе на форсированное перераспределение общественного богатства якобы в руки трудящихся (экспроприация экспроприаторов”), в создании всеобщей иллюзии прямого народоправства (“Вся власть Советам!”), в нахождении нового поприща для национального самоутверждения (“СССР - оплот мирового революционного процесса”). В результате на длительное время был преодолен духовно-идеологический кризис общества, кризис государственной власти. Социальный оптимизм был также подкреплен рационалистическим энтузиазмом покорения природы. Своеобразным кредо (символом веры) стали слова популярнейшей песни - “Нам нет преград ни в море, ни на суше!”. В то же время эта идеологическая модернизация создала все необходимые предпосылки для тоталитаризма - тотального (всеобщего) подчинения общества “закрытой” власти партийно-государственной бюрократии - “номенклатуры”. Ещё в 1936 году на этот феномен 95 модернизации обратил внимание известный французский писатель, нобелевский лауреат Лндре Жид, который был приглашен в СССР лично Сталиным. “В СССР, - писал он в книге “Возвращение из СССР”, - решено однажды и навсегда, что по любому вопросу должно быть только одно мнение. Впрочем, сознание людей сформировано таким образом, что этот конформизм (т.е. пассивное принятие существующего порядка - авт.) им не в тягость, он для них естественен, они его не ощущают, и не думают, что к этому могло бы примешиваться лицемерие. Действительно ли это те самые люди, которые делали революцию? Нет, это те, кто ею воспользовался. Каждое утро “Правда” им сообщает, что следует знать, о чем думать и чему верить. И нехорошо не подчиняться общему правилу”. Добиться такого добровольного единомыслия режиму удалось благодаря созданию убедительной иллюзии о полном совпадении воли народа и воли властвующей элиты. Напомним в связи с ним расхожий лозунг всего социалистического периода - “Планы партии - планы народа!”. На первый взгляд он вполне соответствовал действительности, понимаемой сквозь призму классового подхода марксизма-ленинизма. Подавляющая часть партийно-государственной бюрократии комплектовалась выходцами из рабоче-крестьянской среды. После разгрома “ленинской гвардии” все ключевые позиции в партии и в государстве, включая первых и генеральных секретарей ЦК, занимали “выходцы из народа”, которые избирались самим же пародом. Поэтому весьма убедительно выглядела нецелесообразность и даже опасность многопартийной системы и идеологического плюрализма. Действительно, если Коммунистическая партия и Советское государство выражают и защищают интересы трудового народа, т.е. тех. кто раньше “был никем”, то любая другая партия или идеология в лучшем случае не выражает, а скорее всего угрожает этим интересам. Соответственно, все реальные или потенциально возможные враги режима представлялись последним как “враги народа”. Другой важной составляющей способов поддержания лояльности граждан выступали массовые репрессии, получавшие оправдание в вышеназванной “логике”. И здесь тоталитарный режим намного превзошел масштабы и эффективность репрессивности самодержавного полицейского государства. Существенно был модернизирован большевизмом и фактор информационной изоляции общества от внешнего мира. Если при сомодержавии отстраненность России от западной цивилизации определялась естественно-историческими причинами (слабое развитие торговых отношений, противостояние религий, языковые барьеры и т.д.), то при советской власти эти препоны были усилены антагонистическим, непримиримым идеологическим и 96 военно-политическим противостоянием не только Западу, но и всему несоциалистическому миру. Таким образом режим оградил себя от критики извне, а общество было лишено информации, необходимой для конструктивной самокритики. Упомянутый А. Жид так описывает эффект этой культурно-информационной закрытости: “Надо иметь в виду также, что подобное сознание (лояльное к режиму - авт.) начинает формироваться с раннего детства. .. Отсюда странное поведение, которое тебя, иностранца, иногда удивляет, отсюда способности находить радости, которые удивляют тебя еще больше. Тебе жаль тех, кто часами стоит в очереди, - они же считают это нормальным. Хлеб, овощи, фрукты кажутся тебе плохими - но другого ничего нет. Ткани, вещи, которые ты видишь, кажутся тебе безобразными - но выбирать не из чего. Поскольку сравнивать совершенно не с чем - разве что с проклятым прошлым, - ты с радостью берешь то, что тебе дают. Самое главное при этом - убедить людей, что они счастливы настолько, насколько можно быть счастливым в ожидании лучшего, убедить людей, что другие повсюду менее счастливы, чем они. Этого можно достигнуть, только надежно перекрыв любую связь с внешним миром...”. В экономической сфере общественных отношений модернизация также оказалась фундаменталистской. Преодоление глубокого кризиса российской экономики, усугубленного военными поражениями, форсированная индустриализация страны осуществлялись не путем перехода к экономической системе либерального образца (доминирование частнособственнических отношений, подчинение производства потребительскому рынку, относительно свободная конкуренция, минимальная экономическая зависимость граждан от государства), а за счет нахождения новых естественных, человеческих и организационных ресурсов, традиционных для российской цивилизации путей экономического роста. Напомним, что к последним в первую очередь относятся преобладание экстенсивного освоения ресурсов выживания и развития общества, государственно-мобилизационных, внеэкономических форм его эксплуатации, воспроизводство экономического бесправия и зависимости подданных-граждан от властно-бюрократических структур. И дело здесь отнюдь не в злой воле большевиков и их последователей, как до сих пор считают многие. Просто у российского общества того периода, как мы попытались показать в начале раздела, не было достаточных предпосылок для вестернизированной, западнической модели модернизации и, наоборот, сохранились достаточные ресурсы для модернизации фундаменталистской, которые и бьши чрезвычайно эффективно использованы тоталитарно-социалистическим режимом. Вся последующая практика “социалистического строительства” ,- от первых декретов Советской власти до периода “застоя” 70 - 80-х годов -представляет собой последовательные попытки власти и общества 97 модернизировать фундамснталистский тип социального развития в экономической, социальной, политической и духовно-идеологической сферах, приспособить их к реалиям XX века. В экономической сфере вопреки популярному лозунгу “Земля - крестьянам!” в первые же годы большевистской диктатуры была реализована так называемая политика “военного коммунизма” (январь 1919 - март 1921 г.), которая включала: введение полной государственной хлебной монополии и запрет частной торговли продовольственными товарами; “продразверстку” -принудительное изъятие “излишков” сельскохозяйственной продукции у крестьян, которым оставлялись лишь фиксированная потребительская норма (минимальное личное потребление) и семенной фонд; широкое использование вооруженных продотрядов, обеспечивавших конфискацию “излишков”; максимальную централизацию экономической политики (Народный комиссариат продовольствия стал главным распределителем продуктов); введение всеобщей трудовой повинности (принудительных работ на пользу пролетарского государства). После вынужденного отступления от лобовой экстенсивно-конфискационной политики “военного коммунизма” в форме НЭПа (Новой экономической политики - март 1921-апрель 1929 гг.) наступает период “Великого перелома” - форсированной индустриализации и коллективизации . К 1927 г. стало ясно, что новая экономическая политика, обеспечившая невиданные темпы роста экономики в середине 20-х гг., истощилась. “Неизбежным становилось падение темпов производства, резкое замедление экономического развития, ибо сложившаяся уже к 1927 году система использовала почти все “готовые” ресурсы, вовлекаемые в производство. На этом пути (при ориентации на сельское хозяйство через его укрепление, усиление интереса к промышленным товарам, участие во внешней торговле и т.п.) крестьянство должно было автономизироваться и, следовательно, стать реальной политической силой. Структура хозяйства менялась бы относительно медленно, тем более что культурный слой катастрофически поредел...” - отмечает в связи с этим отечественный экономист В. Данилов-Данильян. Советское государство не могло принять медленной эволюции на сельскохозяйственном базисе с городской безработицей и размыванием социальной базы режима. Эволюционно-рыночный путь экономического возрождения был неприемлем в 98 условиях противостояния России мировому капиталистическому окружению. У государства также нс было сколько-нибудь достаточных ресурсов для внедрения интенсивных форм хозяйствования. По расчетам экономиста II. Чаянова, для обустройства двух миллионов безземельных и пяти миллионов малоземельных хозяйств только в европейской части России требовалось 3 миллиарда золотых рублей . Поэтому даже безотносительно к антирыночной коммунистической идеологии большевик гс кого режима он был принужден укачанными объективными обстоятельствами выбрать резкий, насильственный переход к командно-административной модели организации хозяйства страны. “Великий перелом”, включавший форсированные коллективизацию и индустриализацию, но сути, повторил политику “военного коммунизма”. Была объявлена тотальная война не только частной, но и сколько-нибудь заметной личной собственности, в кратчайшие сроки были искоренены рыночные отношения, введены прямое централизованное распределение и жесткое планирование, командование было объявлено лучшим и единственным способом управления в хозяйстве и обществе. Такой поворот имел пол собой я довольно значительную общественную поддержку. По оценке В. Данилова-Данильяна, к 1929 году в обществе накопилось массовое недовольство обогащением нэпманов, хлебозаготовительными кризисами, безработицей в городах. Большинство люмпеннзированного населения не могло найти себе места в условиях НЭПа. В ходе коллективизации и индустриализации доминировали экстенсивные факторы экономического развития. Страна располагала огромными запасами природного сырья, неосвоенными землями, трудовыми ресурсами. Экстенсивный рост предполагает опору не па новые формы взаимодействия хозяйства и природы, не на новые базовые технологии, новый характер труда, а на вовлечение в производство все новых ресурсов - сегодня осваивается одно месторождение, завтра - другое аналогичное при помощи такой же техники, затем третье и т.п., то же относительно заводов, фабрик, новых контингентов трудящихся... О громадных возможностях экстенсивного наращивания производства говорит хотя бы тот факт, что среднегодовая численность рабочих и служащих в народном хозяйстве за первые четыре года пятилетки (1928 -1932) удвоилась, достигнув 22,9 мил. человек. К средине 30-х гг. сложилась такая экономическая система, при которой партийно-государственная номенклатура стала монопольным собственником национальных богатств. Реализовались идеи Ленина, высказанные в его статье “О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики”, -“Мы ничего “частного” не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное. Мы допускаем капитализм только 99 государственным, а государство - это мы...”. Таким образом, задачи модернизации -быстрое развитие промышленности на базе машинизации, достижение желанной независимости от импорта, укрепление военной мощи, делюмпенизация трудоспособною населения - были в основном выполнены путем усиления фундаменталистских основ экономического развития российской цивилизации, во многом совпадавших с восточной традицией. На Востоке, как мы отмечали, базовым принципом является совпадение политической власти и собственности. Согласно отечественному исследователю Л.С. Васильеву, “государство в этой структуре - не орудие господствующего класса. Будучи субъектом собственности, оно в лице аппарата власти само выполняет функции и играет роль господствующего класса (государство - класс)”. При этом практически все члены общества оказались в прочнейшей экономической зависимости от государства. Так, в 1939 году вне социалистических форм собственности было занято лишь 2,6% населения - крестьяне-единоличники и некооперированные кустари Что касается социальной сферы, то, на первый взгляд, кажется, будто бы русский коммунизм напрочь порвал с вековыми традициями: разрушена сословная иерархия, обеспечена всеобщая доступность образования, созданы возможности для социальной мобильности по принципу - “кто был никем, тот станет всем!” Однако все эти существенные изменения не затронули важнейшего принципа социальной организации России - упорядочивающего подчинения личности и социальных групп произволу государства, регламентации с его стороны общественного поведения и статусов подданных-граждан. При формальном равенстве возможностей улучшать свой социальный статус (за исключением представителей эксплуататорских классов) граждане СССР имели весьма ограниченную свободу изменять, например, экономическое содержание своего статуса. Последний неизменно нивелировался различными способами - государственно-экономическими (“экспроприация”), властно-политическими (“репрессии”) и идеологическими (“кто не с нами - тот против нас”). На другую фундаменталистскую особенность социальных отношений в СССР обратил внимание западный ученый Р. Арон. Все социальные “группы, возникающие в демократическом обществе западного типа, - писал он, - на основе общности интересов, получают разрешение на структурное оформление, на защиту своих интересов; в советском же обществе права на структурное оформление ни одна группа, основанная на общности интересов, не получает. Это важнейший факт, поразивший нас при сравнении общества западного и советского типов. В первом случае социальная масса неоднородна во многих отношениях, но она не распадается на структурно оформленные группы, сознающие свою непохожесть на |