Средние века.Мет.указания. Средние века. История западноевропейской литературы средних веков
 Скачать 0.94 Mb.
|
|
Джауфре Рюделя, сеньора Блайи(Jaufre Rudel, ок. 1113 — ок. 1170). Его Канцона о любви издалека являет собой яркий пример ранней лирики Прованса, в котором идеал рыцарской любви выражен со всей искренностью и чистотой Спрохвала — кое-как, с прохладцей, полегоньку, не спеша Мне впору долгих майских дней Мил щебет птиц издалека, Зато и мучает сильней Меня любовь издалека. И вот уже отрады нет, И дикой розы белый цвет Как стужа зимняя, не мил. Мне счастье, верю, Царь царей Пошлет в любви издалека, Но тем моей душе больней В мечтах о ней — издалека! Ах, пилигримам бы вослед, Чтоб посох страннических лет Прекрасною замечен был. Что счастья этого полней Помчаться к ней издалека, Усесться рядом, потесней, Чтоб тут жене издалека, Я в сладкой близости бесед, И друг далекий, и сосед, Прекрасной голос жадно пил! Надежду в горести моей Дарит любовь издалека, Но грезу, сердце, не лелей К ней поспешить издалека. Длинна дорога — целый свет, Не предсказать удач иль бед, И будь, как бог определил! Всей жизни счастье — только с ней, С любимою издалека. Прекраснее найти сумей Вблизи или издалека! Я бы, огнем любви согрет, В отрепья нищего одет, По царству сарацин бродил. Молю, о тот, по воле чьей Живет любовь издалека, Пошли мне утолить скорей Мою любовь издалека! О, как мне мил мой сладкий бред: Светлицы, сада больше нет Все замок Донны заменил! Слывет сильнейшей из страстей Моя любовь издалека, Да, наслаждений нет хмельней, Чем от любви издалека! Одно молчанье — мне в ответ, Святой мой строг, он дал завет, Чтоб безответно я любил Одно молчанье — мне в ответ. Будь проклят он за свой завет, Чтоб безответно я любил [9, с. Перевод В. Дынник Средневековая биография Рюделя отличается от жизнеописаний других трубадуров содержащимся в ней фантастическим элементом, что, возможно, и сделало ее самой известной из всех. Трогательность и наивность, горячая и искренняя вера в любовь к своей Прекрасной Даме, убежденность в неизменности рыцарского идеала повлияли на привлекательность данного сюжета для многих творцов последующих поколений. Ñàìîñòîÿòåëüíî ïðî÷òèòå ñðåäíåâåêîâóþ áèîãðàôèþ Ä. Ðþäåëÿ. Êàê îíà ïðîÿñíÿåò ñîäåðæàíèå êàíöîí ýòîãî òðóáàäóðà? В отличие от Джауфре Рюделя трубадур-гасконец Маркабрю(н) (Marcabrun, ок. 1100–1110 — ок. 1150) никогда не любили не был любим. В его жизнеописании говорится, что именно он был одним из первых трубадуров, хотя и не имел благородного происхождения. По одной версии, его родила бедная женщина (возможно, кухарка) по имени Брюна, подругой его подкинули в дом к некоему богатому господину. Трудно сказать, мрачный ли тон стихотворений Маркабрю привел к тому, что он был наделен подобной биографией, или же действительно обстоятельства жизни гасконца заставили его смотреть на мир пессимистически. Несомненно одно с именем этого поэта в развитии лирики трубадуров связывают появление так называемого темного стиля, который предполагает наличие в поэтическом тексте сложно зашифрованного послания, выраженного большим числом разнообразных тропов: многозначных метафор, изысканных сравнений и пр. Подобное предпочтение объяснялось желанием трубадуров усложнить для читателя понимание смысла своего произведения, добраться до которого можно только с помощью ключа (с) или даже второго ключа (clau segonda). Представители темного стиля, чаще всего знатные аристократы, полагали, что подлинная поэзия — удел немногих избранных, которые таким способом могут скрыть содержание своего творчества от слуша- телей-профанов. Вполне естественно, что в противовес этим трубадурам вскоре появились те, кто стал защитником ясного стиля или plan). По их мнению, лирика способна возвысить каждого, кто к ней приобщится, и чем понятнее будет ее язык, тем большее количество читателей и почитателей она обретет. А чем больше их будет, тем благороднее и прекраснее станет окружающий мир. Размышления на эту тему находим в часто цитируемой и приводимой во всех учебниках и хрестоматиях тенсоне (tensos — спор) между трубадурами Гираутом де Борне(й)лем (оксит. Giraut или Guiraut де Bornelh, Borneil или Borneyll, ок. 1138–1215) и Ра(й)мбаутом Оран(ж)ским(оксит. Raimbaut d’Aurenga, ок. 1143–1173), где Рамбаут провозглашает Гираута поборником ясного стиля. Причем делает это не без доли иронии Гираут считался одним из мастеров темной манеры, это видно и из того, что некоторые его ответы выдержаны в присущем ей закрытом духе. Сам жанр тенсоны — стихотворного диалога двух поэтов (синоним партимен, то есть раздел мнений) — представлял собой один из первых образцов литературной полемики в европейской поэзии и был очень любим трубадурами, так как давал возможность продемонстрировать виртуозность владения техникой стихосложения. Первый поэт задавал ритм, размер, рифму стиха, а второй должен был мастерски уложиться в заданный канон. Текст тенсоны приводится здесь с сокращением Сеньор Гираут, да как же так? Вы утверждали, слух идет, Что песням темный слог нейдет, Тогда я вам Вопрос задам: Ужель, избрав понятный слог, Себя я показать бы мог Сеньор Линьяуре, я не враг Затей словесных, — пусть поет Любой, как петь его влечет, Но все же сам Хвалу воздам Лишь простоте певучих строк: Что всем понятно — в томи прок Гираут, зачем тогда, чудак, Трудиться, зная наперед, Что труд усердный попадет Не к знатокам, А к простакам, И вдохновенных слов поток В них только вызовет зевок Линьяуре, я — из работяг, Мой стих — не скороспелый плод, Лишенный смысла и красот. Вот и не дам Своим трудам Лишь тешить узенький мирок. Нет, песни путь — всегда широк Гираут! А для меня — пустяк, Широко ль песня потечет. В стихе блестящем — мне почет. Мой труд упрям, И — буду прям, Я всем свой золотой песок Не сыплю, словно соль в мешок — Линьяуре! Верьте, много благ Спор с добрым другом принесет, Коль бог от ссоры упасет. Что здесь и там По временам Я допускал на вас намек, Поставлю сам себе в упрек <...> [9, с. Перевод В. Дынник С определенной оговоркой можно считать, что указанное эстетическое обоснование для разделения поэтических стилей трубадуров стало первым в европейской культуре примером противопоставления массовой и элитарной литературы Линьяуре — поэтический псевдоним графа Рамбаута. Означает Происходящий из золотого рода С именем Маркабрю связана еще одна важная особенность лирики трубадуров. Как уже говорилось выше, не будучи аристократом по происхождению, он тем не менее свято чтил куртуазные ценности ив своих стихотворениях зачастую осмеивал пренебрежение к ним. Отсюда и появление в его творчестве жанра пастурели (фр. р, прованс. pastorela, pastorita), сюжет которой в определенной мере противоположен содержанию канцоны. Пастурель, как правило, всегда начиналась словами L’autrier… (Однажды) и Toza, fi-m eu… (Девушка, сказал я ей. Это завязка разговора. Далее описывается встреча рыцаря с пастушкой, их беседа, которая могла закончиться как сладостным уединением в ближайшей роще, таки печальной по своим последствиям встречей с недовольными родственниками девушки или ее гневной отповедью сладким речам сеньора (см. одну из первых пастурелей трубадуров, принадлежащую перу Маркабрю: «Как-то раз на той неделе…»). Очевидная разница в отношении к женщине, представленная в канцоне и пастурели, отражает две разновидности любовного чувства, которого строго придерживались последователи куртуазного идеала это так называемая тонкая любовь (la fin’amor) и ложная любовь (la fals’amor). Первая знаменует любовь к Прекрасной Даме, любовь-служение, о которой говорилось выше (этот идеал и отстаивал Маркабрю), вторая — чувственное влечение, ту любовь, цель которой — удовлетворить физические потребности рыцаря. В жанровом отношении кроме упомянутых выше канцон, пасту- релей, тенсон лирика трубадуров включала в себя альбы (прованс. alba — заря, серенады (serenade — закати плачи (planh). Альба — один из самых красивых жанров провансальской поэзии, где каждый куплет сопровождается припевом, в котором должно быть слово заря. Эту предрассветную песнь мог исполнять влюбленный рыцарь (или его дама, жалуясь на то, как коротка ночь свидания. Серенада, в отличие от альбы, исполнялась вечером. На ее создание рыцаря вдохновляла будоражащая и искренняя надежда на скорую встречу с возлюбленной или затаенная мечта хоть 43 В лирике трубадуров дамы могли не только вдохновлять певцов, но и сами выступать в качестве авторов любовных песен. До нас дошли имена около 30 провансальских поэтесс, самыми известными из которых считаются Беатриса де Диа, Мария Французская, Мария Вентадорнская и др на краткое мгновение увидеть ее тень в окне. Название жанра плач или плань) говорит само за себя. Содержание плача предполагало оплакивание какого-либо лица, чаще всего покровителя поэта. Жанры лирики трубадуров делились на аристократические (кансона, тенсона, сирвента, плач, дескорт) и простые (альба, па- стурель, баллада, серенада). Своего расцвета лирика провансальских трубадуров достигает в творчестве Бернарта де Вентадорна (оксит. Bernart de Ventadorn, ок. 1125–1140 — ок. 1190–1200) 44 , родившегося в Окситании, в замке Вентадорн, руины которого сохранились до сих пор. Согласно дошедшей до нас биографии Бернарт, как и Маркабрю, имел незнатное происхождение, но вырос он парнем красивыми ладным, выучился хорошо петь и овладел трубадурским художеством и стал мужем, сведущим в законах вежества и весьма куртуазным [1, с. 20]. Дамой его сердца стала виконтесса Вента- дорнская, которой он посвятил множество своих канцон. Виконт, заподозривший измену, изгнал Бернарта, и тот был вынужден искать нового покровителя. Им стала внучка Гильема Аквитанского Алиенора — одна из самых куртуазных дам эпохи, чья биография содержит немало авантюрных моментов. И как до того полюбил он жену своего сеньора, так теперь влюбился он в герцогиню, а она в него Там же, с. 22]. При дворе Алиеноры Аквитанской Вентадорн находился вплоть до ее второго замужества, а после уединился в Далонском аббатстве, где и умер. Поэтическое наследие Вентадорна, включающее в себя 45 канцон, разнообразно и по форме, и по содержанию. Его лирика отличается богатством метрики, им использовано самое большое 44 Стихотворения Вентадорна изданы отдельной книгой в серии Литературные памятники (Бернарт де Вентадорн. Песни / подгот. В. А. Дынник. М. : Наука, 1979). 45 Алиенора (Элеонора) Аквитанская была одной из самых известных и почитаемых дам Средневековья. Ее двор всегда считался самым куртуазным в Европе. Первым мужем Алиеноры был французский король Людовик VII, после развода с которым у нее остались обширные земли в центре и на юге Франции. Эти владения были переданы ее сыну от второго брака с Генрихом II Плантагенетом, будущему королю Ричарду Львиное Сердце, и привели к войне Ричарда с французским королем Филиппом-Августом. Позднее титул хозяйки эталонного куртуазного двора перешел к внучке Алиеноры Марии Шампанской. Обе сеньоры стали вдохновительницами творчества немалого количества трубадуров количество разнообразных строф, размеров и рифм. Среди известных произведений поэта — Песня о полной зависимости от Дамы, Песня, рассуждающая о том, стоит ли делиться Дамой с другими, У любви есть дар высокий — колдовская сила…». Однако хорошо известно, что расцвет какого-либо явления неизбежно содержит в себе и признаки его упадка. Данный феномен мы находим ив поэзии Вентадорна. В качестве иллюстрации приведем тенсону между Бернартом и еще одним мастером стиха, трубадуром Пейре Овернским (оксит. Peire d’Alvernhe, ок. 1130 — ок. 1190–1215): — Мой славный Бернарт, неужель Расстались вы с песней своей? А в роще меж тем соловей Выводит победную трель, Страстно и самозабвенно Ликуя в полночный час. В любви превосходит он вас Мне, Пейре, покой и постель Рулад соловьиных милей. Душе опостыли моей Несчастной любви канитель, Цепи любовного пленa. Уж я отбезумствовал раз, Постигнув любовь без прикрас Бернарт, перестаньте, мой друг, Бесстыдно любовь порицать. Oна заставляет страдать, Но в мире нет сладостней мук. Ранит любовь и врачует. В ней — счастье великое нам, Пускай и с тоской пополам Эх, Пейре, вот стали бы вдруг Любви у нас донны искать, Чтоб нам их владыками стать Из прежних безропотных слуг! Где уж Три года минует, Как мог убедиться я сам: Не сбыться сим дерзким мечтам Бернарт! Что валять дурака! Любовь — вот исток наших сил! Ужели бы жатвы решил Я ждать от сухого песка! В мире такой уж порядок: Положено донну любить, А донне — к любви снисходить Мне, Пейре, и память горька О том, как я нежно любил, Так донной обижен я был, Такая на сердце тоска! Донны коварных повадок Вовек не могу я простить. Ловка она занос водить Полно, Бернарт мой Нападок Умерьте безумную прыть. Любовь нам положено чтить Пейре, мой жребий несладок, Коварную мне не забыть Так как же безумным не быть [9, с. Перевод В. Дынник Итак, мы видим, что предметом спора трубадуров становится обсуждение куртуазной любви. Пейре упрекает Вентадорна в том, что тот перестал петь о ней и даже порицает ее. Бернарт же с позиции здравого смысла замечает, что его душе опостылела несчастной любви канитель, и почему бы ситуации не измениться пусть Прекрасная Дама теперь ищет любви рыцаря, а не наоборот. Ответная реплика Пейре выдержана в сугубо дидактическом духе: Положено донну любить, А донне — к любви снисходить. Попутно отметим, что подобный поучительный, морализаторский тон вообще характерен для Пейре в этой тенсоне. Любовь нам положено чтить, — безапелляционно завершает он свою партию, а последующий заключительный терцет (трехстишие) Вентадорна все расставляет по своим местам. Оказывается, все эти, казалось бы, здравые, речи, которые он вел ранее, — лишь бред, свидетельствующий о влюбленности поэта. Иначе бы он так не говорил. Игровой момент, на котором строится все стихотворение, как рази свидетельствует о грядущем закате лирики трубадуров идеал куртуазной любви уже не переживается поэтом, а воспринимается как дань традиции, как этикетная формула, привычный ритуал (неслучайно в речах Пейре дважды звучит положено. Примером такой ритуализованности может служить, к примеру, созданная к этому времени иерархическая модель служения рыцаря. Согласно этой модели влюбленный должен пройти четыре ступени служения даме на первой он fenhedor (тайный возлюбленный, в свое чувство он еще никого не посвящает на второй — preiador (вздыхающий, молящий о любви на третьей — entendedor поклонник, открыто прославляющий свою даму на четвертой — drutz apelatz наслаждающийся возлюбленный, но это означает лишь то, что дама особо выделяет его среди других своих поклонников). Как уже говорилось выше, значительную часть своей творческой жизни Бернарт де Вентадорн провел при дворе Алиеноры Аквитанской, которая, как и ее внучка Мария Шампанская, всегда испытывала самый живой интерес к вопросам куртуазии. Атмосфера ее замка любви вдохновила клирика французского короля Андре Капеллана на создание известнейшего в Средние века трактата О любви. Трактата, формально отсылающего к Науке любви и Лекарству от любви Овидия, но содержательно абсолютно оригинального произведения, автор которого задается вопросами что есть любовь, каково есть действие любви, сколько и каковы есть способы достижения любви и пр. Значительную часть книги составляет описание судов любви, рассматривающих различные неординарные ситуации куртуазного этикета. Например, такие чья любовь предпочтительней, молодого ли человека или пожилого какие предметы прилично принимать солюбовнице в дар от солюбовника»; что делать, если дама подает надежду на любовь, принимая любовные дары, а потом беспричинно в любви отказывает и т. д. В качестве арбитра на этих судах у Капеллана чаще всего выступают сами Алиенора или Мария. Подобная игра в вопросы- ответы, сосредоточенность на соблюдении этикета, следование ритуальному действу и есть то, чем становится куртуазная ситуация любви в период своего расцвета. Из нее уходит пафос высокого служения, искренность переживания, присущие ей изначально. Впоследствии (вкупе с политическими событиями, такими как альбигойские войны) это приведет к закату лирики трубадуров, появлению большого количества авторов-эпигонов (бесталанных подражателей, паразитирующих на куртуазных темах. Это будет позднее. Заканчивая же разговор о самых значительных фигурах провансальской поэзии, нельзя не упомянуть имя рыцаря-поэта Бертрана де Борна(оксит. Bertran de Born, ок. 1140–1215). Дошедшие до нас биографические сведения рисуют его как доблестного воина, который был сведущим в законах вежества и сладкоречивым, равно рассуждать умевшим о добре и худе [1, с. 51–53], а также как мятежного подстрекателя и зачинщика распрей. Его главным соперником был собственный брат Константин, поддерживаемый самим Ричардом Львиное Сердце. Официально Бертран де Борн считался вассалом Генриха Плантагенета и его сына, но и здесь он прилагал все усилия, чтобы посеять вражду между ними. Успевал они поучаствовать в войнах между королями Англии и Франции, что было ему крайне выгодно, так как давало возможность присовокупить новые земли к своему феоду. Возможно, поэтому доминирующим жанром в творчестве де Борна становится сирвента (sirventes — исторически песня служащего песнь, формально строящаяся по образцу любовной канцоны (трубадуру можно было использовать уже имеющиеся метрические схемы и музыку, но посвященная самым разным вопросам современности. Например, как в случае с де Борном, важности участия настоящего рыцаря в войнах и мятежах. Вот начало одной из его сирвент (сравните ее с началом канцоны Рюделя): Мила мне радость вешних дней, И свежих листьев, и цветов, И в зелени густых ветвей Звучанье чистых голосов, Там птиц ютится стая. Еще милее по лугам Считать шатры и здесь и там И, схватки ожидая, Скользить по рыцарским рядам И по оседланным коням. Мила разведка мне — и с ней Смятенье милых очагов, И тяжкий топот лошадей, И рать несметная врагов. И весело всегда я Спешу на приступ к высотам И к крепким замковым стенам, Верхом переплывая Глубокий ров, — как горд и прям Вознесся замок к облакам! Лишь тот мне мил среди князей, Кто в битву ринуться готов, Чтоб пылкой доблестью своей Бодрить сердца своих бойцов, Доспехами бряцая [9, с. Перевод В. Дынник Еще одно стихотворение, о котором нельзя не сказать в связи с поэзией де Борна, — это его Канцона о Составной Даме (в другом переводе — Песня, пытающаяся заменить жестокосердую возлюбленную некоей Составной Дамой»). Дама, мне уйти велит Ваш безжалостный приказ. Но вовек, покинув вас, Не найду другую, И такого Счастья не дождусь я снова, И неисполним мой план — Привезти из дальних стран Вас достойную сеньору, А не лгунью и притвору. Кто, как вы, меня пленит? Нет! Такой услады глаз, Столь прекрасной без прикрас, Встретить не могу я. Будет ново То, что в каждой образцово, Взять себе — вот лучший план! Я желаньем обуян Выбрать по сосенке с бору, Положив конец раздору Свежий, яркий цвет ланит, Свет любовный нежных глаз, Цимбелин 46 отняв у вас, С вами поступлю я Не сурово Ведь себе забрали все вы. Дама Аэлис, дурман Вашей речи сладок, прян Средство, чтоб не знать позора Даме входе разговора. Путь в Шале мне предстоит К виконтессе, мой заказ Белых рук ее атлас. А затем сверну я, Верный слову, К Рошшуаровскому крову Пасть к ногам Аньес; Тристан Мог скорей найти изъян У Изольды, хоть укора Ей не сделаешь, нет спора. Дама Аудьярт хранит Куртуазных черт запас; В том, что для тебя сейчас Часть я конфискую, Что плохого? Щедрость — дел ее основа! Пусть еще мне будет дан Мьель-де-бе прелестный стан, Обнажить хотят который Руки более, чем взоры. В госпоже Файдите слит Блеск поступков с блеском фраз, Зубы белы — в самый раз Увидать такую Средь улова. Бель-мираль душой здорова, Вкус изыскан, лик румян, От ее бесед я пьян, Голос свой прибавлю к хору Тех, кто в ней нашли опору. Бель-сеньор, ваш дом, ваш вид, Ваш прием меня потряс. О, когда б желать, как вас, Даму Составную! И без зова Сердце к вам лететь готово: Чем иных побед обман, Лучше в ваш попасть капкан… Что ж не кончит Дама ссору, Противостоя напору? Папиоль, явись незван С песней к другу Азиман 47 Пусть узнает, что Амору От тоски заплакать впору [8, с. Перевод А. Г. Наймана 4647 Данное стихотворение интересно прежде всего своей явно выраженной комической интонацией, о которой мы уже говорили в связи с творчеством Гильема Аквитанского. Подчеркнем еще 46 Сеньяль не атрибутирован «Папиоль, явись незван / С песней к другу Азиман...». Папиоль — постоянный исполнитель песен (жонглер) Бертрана; Азиман — сеньяль со значением магнит, обозначающий трубадура Фолькета Марсельского раз, что трубадуры нередко пародировали в своих стихотворениях и каноны куртуазной любви, и поэтическую манеру друг друга. При этом пародия могла доходить и до сатиры, как, например, в известной сирвенте Пейре Овернского, где он последовательно проводит перед читателем портретный ряд трубадуров, для каждого находя отнюдь нелестные эпитеты. Однако большая часть провансальских поэтов все же творила в рамках карнавальной культуры Средних веков, поэтому и смех в их произведениях — это смех амбивалентный, не имеющий целью принизить осмеиваемое. Íàéäèòå â òåêñòå «Êàíöîíû î Ñîñòàâíîé Äàìå» ìàðêåðû, ñâè- äåòåëüñòâóþùèå î åå ñâÿçè ñ êàðíàâàëüíîé êóëüòóðîé, è äîêàæèòå, ÷òî ñìåõ â íåé íîñèò àìáèâàëåíòíûé õàðàêòåð (îá àìáèâàëåíòíîñòè ñì. ïîäðàçäåë 5.2 î ëèðèêå âàãàíòîâ). Ñàìîñòîÿòåëüíî ïîäáåðèòå ñõîæèå ñòèõîòâîðåíèÿ, êîòîðûå èìåþò òîò æå èñòî÷íèê êîìè÷åñêî- ãî, è îáîñíóéòå ñâîþ ïîçèöèþ. |