Средние века.Мет.указания. Средние века. История западноевропейской литературы средних веков
 Скачать 0.94 Mb.
|
|
Позднее Средневековье (XIV–XVI века) — время зарождения и развития нового культурного движения, названного его представителями Возрождением. Это своеобразное место встречи ушедшей античной литературы с практически сложившейся и оформившейся литературой Средних веков. По образному выражению А. Ф. Лосева, подобно юноше, бунтующему против своих родителей и ищущему поддержки у дедов, Возрождение было склонно забывать обо всем, чем оно было обязано средневековью, и преувеличивать значение античности [2, с. 7]. И действительно, гуманисты XIV–XVI веков так настойчиво противопоставляли себя своим родителям, что ученые последующих эпох, подхватив пафос своих предшественников, подчеркивали лишь видимую разницу между теоцентризмом Средневековья и антропоцентризмом Возрождения, рассматривая их как отдельные художественные системы. Однако более вдумчивое наблюдение за литературой данного периода позволило говорить не столько о разрыве Возрождения со Средними веками, сколько о синтезе Античности и Средневековья на последнем этапе его развития. ОСНОВНЫЕ ФАКТОРЫ ФОРМИРОВАНИЯ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Итак, эпоха Средних веков начинается с упадка Римской империи, ее завоевания языческими племенами древних германцев вестготов, вандалов и пр. Некогда могущественнейший Рим оказался бессилен перед толпой варваров, проигнорировавших достижения цивилизации и культуры римлян и принесших с собой оригинальные мифы, легенды и предания, ставшие одним из факторов формирования новой европейской культуры Сюжеты, герои, образы языческого эпоса послужили основой огромного количества памятников средневековой культуры. Так, например, кельтские корни дают о себе знать в целом ряде рыцарских романов, особенно в Легенде о Тристане и Изольде». Мифы древних германцев, зафиксированные в Старшей Эдде», легли в основу монументального памятника немецкого национального эпоса — Песни о Нибелунгах» и пр. Однако культура завоевателей не подчинила себе окончательно литературу завоеванных накопленные за многовековой период развития произведения греческих и римских авторов также оказывали мощное влияние на развитие средневековой культуры. Среди любимых античных авторов Средневековья — Аристотель, Вергилий и Овидий (многие ученые называют XII век «Овидиан- ским Возрождением. Их влияние сказывается и на формировании картины мира позднего Средневековья (Аристотель, и на появлении гедонистических мотивов в поэтическом творчестве трубадуров или вагантов (Овидий). Первые рыцарские романы также обязаны своим происхождением античным сюжетам троянского и фиван- ского мифологических циклов, а также легендарной биографии Александра Македонского, объявленного первым рыцарем Европы. Заметное влияние на средневековую культуру оказали римский праздник Великих сатурналий, нашедший свое продолжение в средневековой карнавальной культуре, без осознания феномена которой невозможно адекватное восприятие значительного числа произведений того времени. Третьим и важнейшим фактором образования и развития средневековой культуры было, вне всякого сомнения, христианство. Именно оно сформировало саму картину мира человека того времени, менявшуюся на протяжении веков от жестко дуалистической модели раннего Средневековья до Великой Цепи Бытия, характеризующей позднее Средневековье. Пожалуй, справедливо будет говорить о том, что христианская идеология определила и ведущие эстетические принципы этой эпохи 13 1.3. ЭСТЕТИКА СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. КОНЦЕПЦИЯ МИРА И ЧЕЛОВЕКА Представление средневекового человеке о мире, как уже было сказано выше, менялось на протяжении веков. Раннее христианство в частности, Августин Блаженный в труде Ограде божием») предлагало видеть во всем, что происходит здесь и сейчас, слабое, искаженное отражение истинного, подлинного мира, который находится там и всегда. Мир божественный, горний, считался единственно неподдельными сущим, мир же земной, дольний, воспринимался как реальность, которая искажена материей, плотью. Соответственно смысл жизни человека мог определяться тем, насколько восприимчив он будет к знакам из того мира и насколько сильна будет его воля следовать правильному, истинному пути в этой жизни. Подобным «двоемирием» во многом объясняется тот факт, что средневековая литература практически безымянна, анонимна. Большинство ее памятников являются плодом не столько индивидуального, сколько коллективного творчества, ведь при описанном выше восприятии мира сама творческая активность, авторская деятельность оказываются по определению неистинными, ложными. Художнику остается играть роль медиума, своеобразного медиатора, улавливающего божественное откровение и пытающегося облечь его в словесную ткань произведения. Дуалистическое разделение двух миров повлияло на такое качество средневековой культуры, как ее предельный символизм и аллегоризм, что нашло отражение, с одной стороны, в описании многочисленных ритуальных, символических жестов в сюжетах произведений, ас другой — в самóм книжном языке, где материальное слово становилось знаком и приобретало многосмысленность, символичность. Самое яркое тому подтверждение — знаменитая Божественная комедия Данте, где первую строчку — Земную жизнь пройдя до половины, / я очутился в сумрачном лесу, / утратив правый путь во тьме долины — можно прочитать минимум в четырех смыслах. Во-первых, ее можно понять буквально поэт утратил пространственные ориентиры и оказался в лесу, не зная, куда идти дальше. Во-вторых, место, описываемое в поэме, можно воспринять как лес заблуждений и ошибок, которые совершил сам Данте, пока дошел до половины своего жизненного пути, то есть до 35-летия. В-третьих, хорошо известно, что Италия — родина поэта — переживала в тот период непростое время, она была раздираема борьбой двух партий, гвельфов и гибеллинов; первые из них мечтали видеть страну объединенной под властью Папы, а вторые — под властью императора. Данте, всегда принимавший самое активное участие в политической борьбе, действительно переживал происходящее в его стране как нечто сумрачное, как потерю истинных ориентиров в жизни государства. И, наконец, в-четвертых, утрата правого правильного) пути может трактоваться в поэме и как знак мировой катастрофы, следствие всего комплекса человеческих слабостей и грехов, самыми страшными из которых поэт считает сладострастие, гордыню и алчность (жадность. Эти пороки персонифицированы, символически воплощены в тексте в образах трех животных рыси пантеры, льва и волчицы соответственно. В качестве примера символического жеста можно привести эпизод из памятника французского национального эпоса Песнь о Роланде»: после смерти главного героя с неба спускается ангел и берет его перчатку (Он правую перчатку поднял ввысь. / Приял ее архангел Гавриил. Смысл данной сцены становится понятен читателю только тогда, когда он обратится к сноске, объясняющей, что в Средние века сеньор, принимая вассала к себе на службу, брал из его рук правую перчатку ив свою очередь, залогом явки вассала на службу к своему сюзерену была протянутая перчатка, которую последний мог как принять, таки не принять. Господь в лице Гавриила берет перчатку, и Роланд становится вассалом самого Бога — еще одно, самое сильное, свидетельство безусловной значимости героя. Другой характерной чертой средневековой литературы, обусловленной христианством, стал ее апсихологизм — невозможность развития в художественном произведении конфликта, связанного с проблемой выбора героем того или иного решения. Поясним сказанное на примере крупнейшего памятника литературы данного периода — легенды о Тристане и Изольде. Эпизод первой встречи героев и описание начала их отношений, казалось бы, противоречат выдвинутому выше утверждению, ведь Тристан испытывает по-настоящему трагический психологический конфликт ему одинаково дроги и важны и король Марк, которого он искренне любит как человека, заменившего ему отца, и спасшая ему жизнь Изольда. Выбор между этими одинаковыми по силе чувствами осложняется еще и кодексом рыцарской чести, которому Тристан не может быть неверен. Чем не психологический конфликт даже для современного романа Но конфликт этот, едва наметившись в тексте средневекового романа, тут же из него уходит Тристан, везущий на корабле Изольду в качестве невесты короля Марка, по ошибке выпивает вместе с ней волшебный напиток, навсегда связавший их столь прочными любовными узами, что передними бессильны все и вся. Таким образом, теперь герою приходится выяснять отношения нес самим собой, а спорить с высшей силой, противостоять Судьбе, и это переводит конфликт произведения на качественно новый уровень. А если говорить точнее, только внутри такого метафизического обрамления и становится возможным описание метаний и переживаний Тристана. Приведенный пример доказывает, что психологизм в средневековой литературе только зарождается, он еще далек от тех его форм, которые сложатся, например, в XIX веке. С апсихологизмом и символизмом средневековой литературы тесно связана и четвертая составляющая ее эстетики. Если, как мы уже сказали, для человека все определено, расписано и закреплено за позитивными негативным полюсами, то единственное, что остается делать авторам в такой системе координат, — это наставлять человека на путь истинный, увлекать рассказами о том, как хорошо и радостно будет праведнику на небесах и как тяжело, мучительно и страшно будет наказан любой грешник. Именно этим обусловливается дидактизм практически всех памятников Средневековья, их явно выраженный морализаторский тон, пафос назидания, поучения, наставления. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ. Косиков Г. К Средние века и Ренессанс. Теоретические проблемы // Зарубежная литература второго тысячелетия. 1000–2000 / под ред. Л. Г. Андреева. М. : Высш. шк, 2001. С. 8–39. 2. Лосев А. Ф Эстетика Возрождения. М. : Мысль, 1982. 624 с. Турышева ОНО концепции вузовского курса История зарубежной литературы Средних веков и Возрождения // Павермановские чтения. Литература. Музыка. Театр : сб. науч. тр. / под ред. ОН. Турышевой. Екатеринбург Издат. дом Ажур, 2014. Вып. 2. С. РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе / Э.Ауэрбах. — М. : Прогресс, 1976. — 557 с. Гофф Ж ле. Герои и чудеса Средних веков / Ж. ле Гофф ; перс фр. Д. Са- восина. — М. : Текст, 2011. — 220 с. Гофф Ж. ле. Интеллектуалы в средние века / Ж. ле Гофф ; перс фр. А. М. Руткевича. — СПб. : Изд-во С.-Петерб. унта, 2003. — 160 с. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры / А. Я. Гуревич // Избранные труды. Вт. Т. 2. — СПб. : Изд-во С.-Петерб. унта, 2007. — 560 с. Гуревич А. Я Средневековый мир культура безмолвствующего большинства А. Я. Гуревич. — М. : Искусство, 1990. — 395 с. Зюмтор П Опыт построения средневековой поэтики / П. Зюмтор. — СПб. : Алетейя, 2003. — 544 с. Уайт Т. Х Средневековый бестиарий. Что думали наши предки об окружающем их мире / Т. Х. Уайт перс англ. С. Ф. Федорова. — М. : Центрполиграф, 2013. — 285 с. Хейзинга И Осень Средневековья / И. Хейзинга ; перс нидерл. Д. В. Силь- вестрова. — М. : Наука, 1988. — 544 с. Хоппер В. Числовая символика Средневековья. Тайный смысли форма выражения / В. Хоппер. — М. : Центрполиграф, 2014. — 224 с. Элиаде М. Образы и символы (эссе о магико-религиозной символике) / М. Элиаде // Избранные сочинения. Вт. Т. 2. Миф о вечном возвращении. — М. : Ладомир, 2000. — С. 125–247. 17 2. ЯЗЫЧЕСКИЙ ЭПОС Как уже говорилось выше, языческий эпос Средних веков представляет собой мифы, легенды и предания варварских племен, заселивших Европу в период раннего Средневековья. Отличительными чертами этого литературного явления можно считать) многобожие, наличие архаического пантеона богов и мифологической модели мира, представленной в текстах, рассчитанных на устное воспроизведение) наличие фигуры героя-богатыря, воплощающего силу, мощь и величие племени. В связи стем, что относительно ранняя христианизация Европы одной из своих главных целей ставила запрещение, уничтожение всего языческого, эпос варварских племен в большинстве случаев либо не сохранился совсем, либо дошел до нас в неполном, зачастую искаженном позднейшими христианскими вставками виде. Менее всего поврежденным (в силу поздней христианизации) оказался эпос островных народов — ирландцев, исландцев, скандинавов. Первые донесли до нас эпос кельтов (греческое название древних индоевропейских племен, римский аналог — галлы, а вторые и третьи — эпос древних германцев. 2.1. КЕЛЬТСКИЙ ЭПОС. САГИ О КУХУЛИНЕ Кельтские мифы и предания лучше всего сохранились натер- ритории Ирландии. Главной формой их бытования были саги. Сагу можно определить как прозаический документ, повествующий о жизни рода, племени. Рассказчиками саг изначально были 2 Ныне потомками кельтов считаются ирландцы, уэльсцы, бретонцы (жители Бретани — исторической области и одноименного полуострова на северо-западе Франции) игорные шотландцы Данное значение слово сага имеет ив наши дни. Ср. Сагу о Форсайтах» Д. Голсуорси или Московскую сагу В. Аксенова: ив томи в другом произведении речь идет о жизни рода, одной семьи друиды, которые позднее утвердились как жрецы, а их функции хранителей и обработчиков сказаний взяли на себя барды (лирические поэты и музыканты) и флиды (бывшие также законодателями и предсказателями. Обучение филида длилось 12 лет. В результате каждый причислялся к одному из семи рангов по количеству освоенных текстов. Так, филид первого, высшего, ранга должен был знать наизусть около трехсот саг. 2.1.1. Саги уладского цикла. Образ героя Первые записи ирландского эпоса были сделаны монахами в VII–VIII веках, что и позволяет говорить о нем как о древнейшем в Европе. К сожалению, собственно мифологическая часть кельтского эпоса дошла до нас довольно скудно. Известно, что значительную роль в пантеоне играл культ племенных богов, в частности особой популярностью пользовались племена богини Дну. При этом наряду с собственно богами (в числе которых у ирландцев были боги как светлые — бог мудрости Óгме и бог света Луг, таки темные — фоморы) большое значение имели итак называемые младшие божества — духи-сиды (аналог фей, среди которых были и женщины, и мужчины, эльфы, леприконы, гоблины и пр. Однако ни космогонические (происхождение мира, ни эсхатологические оконце света) мифы кельтов до нас не дошли. Зато героическая часть ирландского эпоса сохранилась достаточно полно. Древнейшими наиболее интересным циклом героических саг является так называемый ý лад с кий цикл, по названию племени ладов, обитавших на территории нынешнего Ольстера на севере Ирландии. Основной драматический стержень саг этого цикла составляет борьба Улада с соседним королевством Кóннахт, которым правят король Айлль и его злая и коварная жена Медб, причиняющая много бед воинам-уладам. Первоначально героем этого цикла был король Конхобáр, возможно, реальная личность, правившая в I веке н. э. Однако довольно быстро главная роль переходит к его племяннику Кухýлину, 4 Филиды по сравнению с бардами занимали в социальной иерархии кельтов более высокую ступень, но ступень достижимую. Так, бард четвертого ранга мог стать филидом. сыну сестры Конхобара Дехтре. Ему посвящено около ста саги по ним можно реконструировать его героическую биографию саги Рождение Кухулина», Сватовство к Эмéр», Угон быка из Куáльнге», Болезнь Кухулина», Смерть Кухулина» и др, в которой собственно героическое начало тесно переплетено с мифологическим. Так, жизненный путь Кухулина включает все основные архаические мифологические мотивы, присущие герою-богатырю любого эпоса. Тайна происхождения и необычность облика О происхождении героя повествуется в саге Рождение Кухулина». Отцом героя в ней назван бог света Луг. Однако те, кто не мог поверить в божественное зачатие, считали отцом ребенка самого Конхобара. Появлению героя на свет предшествовал целый ряд знаменательных событий, о которых упоминает Луг, явившись перед матерью Кухулина Дехтире. Во сне ей предстал некий мужи возвестил, что ныне она зачала от него Это я создал птиц, — сказал он ей. — Я побудил вас гнаться за птицами до того места, где я создал дом, приютивший вас. Я создали женщину, мучившуюся родами я же принял облик мальчика, который там родился, и меня воспитала ты это меня оплакивали в Эмайн-Махе, когда мальчик умер. Но теперь ясно- ва вернулся, проникнув в твое тело в виде маленького зверька, который был в питье. Я — Луг Длинной Руки, сын Этлена, и от меня родится сын, ныне заключенный в тебе. Сетанта 5 будет имя его. Величиной с трехлетнего ребенка был младенец. Приемным отцом его стал Кулан-кузнец. Сетантой назвали мальчика, и имя это он носил до тех пор, пока не убил пса Кулана и не отслужил ему за это стой поры стали звать его Кухулином [1, c. Чудесное рождение служит объяснением обязательного для героя языческого эпоса магического основания его мощи и величия. Внешне это проявляется в специфических мифологических чертах облика Кухулина. 5 Первое имя Кухулина — Сетанта — чаще всего связывают с названием одного из племен — сетанции, подчеркивая тем самым архаические корни образа Всех превосходил Кухулин в подвигах быстротою и ловкостью. Женщины Улада весьма любили Кухулина за ловкость в подвигах, за проворство в прыжках, за превосходство ума егоза сладость речи, за красоту лица, за прелесть взора его. Семь зрачков было в королевских глазах его, четыре водном глазу и три в другом. По семи пальцев было на каждой руке его, по семи на каждой ноге. Многими дарами обладал он прежде всего — даром мудрости (пока не овладевал им боевой пыл, далее — даром подвигов, даром игры в разные игры на доске, даром счета, даром пророчества, даром проницательности. Три недостатка было у Кухулина: то, что он был слишком молод, то, что он был слишком смели то, что он был слишком прекрасен [1, c. Еще экспрессивнее описывается преображение Кухулина вовремя боя. Логика языческого рассказчика и слушателя в этом случае довольно проста чем более устрашающе выглядит герой — тем больше к нему уважения со стороны друзей и тем сильнее страх передним у недругов. Детские подвиги и тайна имени В пять лет Кухулин мог сразиться с пятьюдесятью сверстниками. Через год задушил чудовищного пса, охранявшего дом кузнеца Клана, в котором собралось на пир мужское население уладов, забывшее пригласить шестилетнего ребенка. За это Кухулин в течение семи лет охранял дом, выполняя функции убитого животного. Отсюда имя героя (Cu-Chulainn — пес Кулана) и его первый гейс (клятва, которая дается на всю жизнь и которую нельзя нарушить) — никогда не есть мяса собаки. |