Средние века.Мет.указания. Средние века. История западноевропейской литературы средних веков
 Скачать 0.94 Mb.
|
|
5.2. ЛИРИКА ВАГАНТОВ Лирика вагантов наряду с поэзией трубадуров представляет собой один из ярчайших образцов поэзии, ассоциирующейся именно с эпохой Средних веков. Для доказательства того, что она на слуху у современного читателя, достаточно упомянуть знаменитый студенческий гимн всех времени народов Gaudeamus (см. Приложение 2) или популярную Песенку ваганта (Прощание со Швабией»): На французской стороне, / На чужой планете / Предстоит учиться мне / В университете…». Истоки появления этого феномена следует искать в жизни средневекового общества XIII века, впору крестовых походов и расцвета университетов. Несколько упрощая суть исторических событий того времени, можно условно нарисовать следующую картину. Эпоха крестоносцев, стремящихся на Восток ради освобождения Гроба Господня, требовала от рыцарей в том числе и включения в свою свиту грамотных людей, которые вели бы расходы господина, записывали его подвиги, а самое главное — совершали все необходимые церковные обряды. Именно поэтому у каждого отправляющегося в поход сеньора рядом всегда был духовнк (канóник 76 , принимающий исповедь, контролирующий выполнение обязательных религиозных церемоний. Также ученые люди требовались ив городских церквях, в канцеляриях графов, герцогов и королей, в консисториях аббатов, епископов, архиепископов и пап [8, с. Спрос на грамотных клириков удовлетворяли появляющиеся один за другим европейские университеты. Такая ситуация длилась до тех пор, пока не возник своеобразный кризис перепроизводства крестовые походы понемногу теряли свой масштаб, потребность в священнослужителях падала по мере того, как выпускники университетов заполняли всевозможные вакансии и занять достойную должность становилось все труднее. В результате завершившие обучение студенты были вынуждены либо совершенствовать свое образование в соседних университетах, либо путешествовать по Европе в поисках более-менее приличного места. Вскоре нашлось и словесное определение для таких людей — ваганты. Образовано оно было от латинского vagantes, что, собственно, и означает бродячие люди (лат. глагол vagari — бродяжничать, слоняться. Тот факт, что число вагантов в средневековой Европе было достаточно значительным, определил их особое место в общественной жизни того времени. По аналогии с существующими рыцарскими орденами странствующие школяры, объединяясь в большие 76 Каноник — чаще всего католический священник, принявший монашеский обет и малые группы, союзы, назвали себя Орденом вагантов и даже сочинили свой устав. «Эй, — раздался светлый зов, началось веселье! Поп, забудь про часослов! Прочь, монах, из кельи!» Сам профессор, как школяр, выбежал из класса, ощутив священный жар сладостного часа. Будет ныне учрежден наш союз вагантов для людей любых племен, званий и талантов. Все — храбрец ты или трус, олух или гений принимаются в союз без ограничений. «Каждый добрый человек, сказано в Уставе, немец, турок или грек, стать вагантом вправе». Признаешь литы Христа, это нам не важно, лишь была б душа чиста, сердце не продажно. Все желанны, все равны, к нам вступая в братство, невзирая на чины, титулы, богатство. Наша вера — не в псалмах! Господа мы славим тем, что в горе ив слезах братане оставим. Кто для ближнего готов снять с себя рубаху, восприми наш братский зов, к нам спеши без страху! Наша вольная семья враг поповской швали. Вера здесь у нас — своя, здесь — свои скрижали <…> [5, c. Перевод Л. Гинзбурга Как хорошо видно из приведенного отрывка, главный пафос лирики вагантов — это свободолюбие. А главная антитеза, на которой строится стих, связана с противопоставлением жестким законам религиозной иерархии, аморальными лицемерным, внутреннего благородства, открытой сердечности и естественности в проявлении чувств. Вполне объяснимо, что подобные нападки на церковь не остались без внимания священнослужителей, тут же обвинивших нечестивых школяров в ереси и уничижительно прозвавших их голи- ардами», то есть горлодерами, крикунами (от лат. gula — глотка 77 Подругой версии слово «голиард» восходит к провансальскому gualiador морочащий других, и дано вагантам не церковниками, а чернью Обидное прозвище оказалось к тому же созвучно латинскому имени Голиаф (лат. Golias), которое носил библейский персонаж, побежденный псалмопевцем Давидом. Поражение могучего великана от руки тщедушного юноши аллегорически воспринималось церковью как победа Христа над врагом рода человеческого. Указанное созвучие еще больше должно было подчеркнуть нечестивость странствующих студентов. Однако попав в английский язык, слово «голиард» из церковного ругательства превратилось в гордое самоназвание, так как именно в Англии был известен миф о другом Голиафе — обжоре и любителе выпить. Но главное заключалось в том, что этот Голиаф был поэтом, стихотворцем, которого ваганты назвали своим прародителем и позднее стали приписывать ему сочиненные ими вирши. Сознательно подчеркивая вольный дух своего творчества, не обремененный церковными запретами и прославляющий радости жизни, ваганты/голиарды вместе стем считали чрезвычайно важным продемонстрировать окружающим свою ученость. Важным по двум причинам. Первая касается их самооценки (знание латыни лишний раз подчеркивало их статус людей образованных. Вторая кроется в истоках их литературного творчества. Общеизвестно, что ни одно явление культуры не возникает само по себе оно рождается либо как продолжение и развитие уже существующей традиции, либо как полемика (иногда вплоть до полного отрицания) с ней. Средневековые поэты, как бы уникально они не выглядели в глазах современного читателя, опирались на давно и прочно устоявшиеся литературные образцы ученой латинской поэзии XI–XII веков, а также на очень популярные в интересующую нас эпоху любовные элегии Овидия. Не остались обойдены вниманием и сатирические произведения римских поэтов — Горация, Ювенала и др. Вместе стем латинская традиция коснулась не только плана содержания, но и плана выражения лирики вагантов. Отличительной чертой их поэзии зачастую было чередование водном стихотворении строк, написанных на национальном языке и на латыни. В другом своем варианте эта так называемая макароническая поэзия просто содержала в себе приспособленные под грамматику родного языка латинизированные слова или фразы, что придавало всему произведению комический эффект. Пожалуй, самый известный образец такого стиха — Я скромной девушкой была Я скромной девушкой была, вирго дум флоребам, нежна, приветлива, мила, омнибус плацебам. Пошлая как-то на лужок флорес адунаре, да захотел меня дружок иби дефлораре. Он взял меня под локоток, сед нон индецентер, и прямо в рощу уволок вальде фраудулентер [5, c. Перевод Л. Гинзбур га Тематически в поэзии вагантов можно условно выделить три группы стихотворений прославляющие радости жизни, школярские и антиклерикальные. Первая группа — самая многочисленная — включает в себя прежде всего любовную лирику. В отличие от трубадуров, воспевающих любовь идеальную, ваганты рисуют ее как закон природы и бога, она насылается на человека свыше, часто против его воли, против его разума, заставляет выносить внутреннюю борьбу (Ум и страсть, заставляет страдать от безответности или мучиться от ревности — Дик младенец Амур, и нраву него непокорен. Но борьба противнее безнадежна знаменитый вергилиевскии стих Все побеждает любовь, и мы покоримся любови” мог бы стоять эпиграфом ко всей вагантской поэзии, — пишет знатоки самый известный в отечественном литературоведении исследователь лирики поэтов-школяров МЛ. Гаспаров [8, c. 496]. Он же подчеркивает «литературно-традиционное, а не бытовое происхождение мотива вагантской чувственности, особо отмечая, что любовные стихи клириков-вагантов, несомненно, выражают то, что хотелось бы пережить их авторами читателям, но совсем необязательно то, что им случалось так уж часто переживать Там же, с. 498]. В подтверждение своей идеи о том, что поэзия бродячих студентов, как и лирика трубадуров, как и вся средневековая лирика, не была отражением внутреннего мира поэта, его чувств и переживаний, но строилась поуже сложившимся канонами образцам, М. Гаспаров приводит следующий аргумент любовная и вакхическая тема у вагантов никогда не смешивается — никогда, например, лирический герой не ищет забвения в вине от несчастной любви, как это станет обычным в позднейшей европейской поэзии это две совершенно изолированные темы, потому что восходят они к двум раздельным литературным традициям. Вместо темы любви с темой вина обычно соединяется тема игры — в кости или даже в шахматы (бог Бахус и бог Шахус” иногда упоминаются рядом впоследствии, как известно, она выпала из основного тематического круга новоевропейской поэзии. Бог Амур, бог Бахус и бог Де- ций” (от французского dez — новосозданное олицетворение игры в кости) — это как бы три лица вагантской троицы [8, с. Студенческая тема более всего известна современным читателями чаще всего ассоциируется с поэзией вагантов. К числу школярских песен, переведенных на русский язык, относятся уже упомянутые ранее «Гаудеамус», Прощание со Швабией», атак- же Рождественская песня школяров своему учителю, Любовь к филологии и др. Самое страшное проклятие, которое может наслать один студент на другого, звучит следующим образом Сделай, Господи, чтоб он / Полным истуканом / На экзамене предстал / Пред самим деканом (Проклятие, перевод М. Гаспарова). Как ив процитированном выше Ордене вагантов, в стихотворениях о студенческой жизни царит атмосфера жизнелюбия, радости, звучат гедонистические мотивы, особенно ярко проявляющие себя на фоне понимания быстротечности жизни, осознания недолговечности пребывания человека в дольнем мире. Собственно, об этом и говорится в знаменитом «Гаудеамусе». Справедливости ради отметим, что школярская тема знала не только мажорный лад. Ваганты прекрасно видели все недостатки современной им образовательной системы: Вершина знаний, мысли цвет, таким был университет. А нынче, волею судеб, он превращается в вертеп [5, c. Перевод Доброе, Л. Гинзбурга старое время» Характеризуя третью из выделенных нами тем, отметим, что при ее раскрытии поэты руководствовались иным пафосом, сатирическим. Ведущими мотивами становятся здесь мотивы обличительные. Главным предметом изображения делается церковь, а если быть точнее, то ее верхушка — католический Рим, папский двор, высшее духовенство. Именно там царят два главнейших нравственных порока «во-первых, симония — “святокупство”, те. раздача церковных должностей за взятки, и во-вторых — непотизм, кумовство, раздача церковных должностей по родственным чувствам. Именно это считали главными препонами на своем пути безместные ваганты именно нравы папской курии служат первым предметом их обличений [8, c. 500–501]. Нападки на Рим стали главной темой одного из трех поэтов, чьи имена дошли до нас благодаря, прежде всего, найденной в 1803 г. рукописи под названием Carmina Burana, содержащей фаблио и песни вагантов (всего около 250 текстов. Именно там мы встречаем имена (скорее всего, даже не имена, а прозвища) сочинителей вагантских песен. Это Гуго(н) Примас (Первый) Орлеанский, Архипиита (Суперпоэт) Кельнский и Вальтер Шатильонский. В отличие от трубадуров, стремившихся сохранить свои имена для потомков, голиарды предпочитали оставаться безымянными или как уже говорилось выше) приписывать свои сочинения Голиафу. Каждый из обозначенных поэтов обладает своим стилем, разрабатывает свою тематику и имеет свое лицо. Гуго Примас единственный из всех впускает в поэзию бытовые черты, пытается создать некую автобиографию кочующего бедного студента, отразить в стихах собственное вдение происходящего. Среди произведений Примаса — Наставление поэту, отправляющемуся к потаскухам, Разговор с плащом, Стареющий вагант, Богатый и нищий, Орфей в аду. Но, пожалуй, самое известное его стихотворение, отражающее отношение к миру и людям, — Ложь и злоба миром правят. Ложь и злоба миром правят. Совесть душат, правду травят, мертв закон, убита честь, непотребных дел не счесть. Заперты, закрыты двери доброте, любви и вере. Мудрость учит в наши дни: укради и обмани! Друг в беде бросает друга, на супруга врет супруга, и торгует братом брат. Вот какой царит разврат! (И никто не виноват!) «Выйди, милый, на дорожку, я тебе подставлю ножку, ухмыляется ханжа, нож за пазухой держа. Что за времечко такое! Ни порядка, ни покоя, и Господень Сыну нас вновь распят — в который раз [5, c. Перевод Л. Гинзбурга Из десяти произведений Архипииты известнейшим является его Исповедь, где бравурный тон веселого и разухабистого школяра (В кабаке возьми меня, смерть, а не на ложе / Быть к вину поблизости мне всего дороже. / Будет петь и ангелам веселее тоже / Над великим пьяницей смилуйся, о боже, с. 34–35]) соседствует с почти трагическим голосом одинокого и беззащитного бродяги («Осудивши с горечью жизни путь бесчестный, / Приговор ей вынеся строгий и нелестный / Создан из материи слабой, легковесной, / Я — как лист, что по полю гонит ветр окрестный) Там же, с. Своеобразной визитной карточкой стихотворений Вальтера Шатильонского можно считать их остросатирический и обличительный пафос. Кстати, именно Вальтер был одним из самых плодовитых авторов вагантской поэзии. Кроме собственно стихов его перу принадлежат 46 поэтических произведений) он также написали эпическую поэму об Александре Македонском, и несколько научных трактатов на разные темы. Но главным в его творчестве было все же разоблачение высшего римского духовенства (Обличение Рима, Жалоба на своекорыстие и преступления Рима»): Плачет и стенает Вальтерова лира: Вальтер проклинает преступленья клира. Верить бесполезно в райские блаженства: Все мы канем в бездну из-за духовенства. И посей причине язва сердце точит: Вальтер быть отныне клириком не хочет Загубили веру, умерла надежда Делают карьеру жулики невежда. Знай, убогий странник каждый настоятель — Чей-нибудь племянник или же приятель! Зря себя тревожишь В мире вероломства Выдвинуться можешь только по знакомству. В честном человеке гнев созрел великий: Иль дана навеки власть презренной клике <…> [5, c. Перевод Л. Гинзбурга «Жалоба...» Антиклерикальная тематика дает о себе знать ив таком важнейшем явлении вагантского творчества, как травестийная литература. Ее суть заключается в том, что сакральная (священная) форма, как то исповедь, литургия, евангелие и пр. — наполняется профан- ным (низким, опошленным) содержанием. Образцами подобной литературы служат Евангелие от марки серебра (в названии обыгрывается созвучие имени евангелиста Марка и названия денежной монеты — марки, «Всепьянейшая литургия, Евангелие о страстях школяра парижского и др. В качестве примера приведем здесь Молитву о монахах-полу- братьях, пародирующую главную молитву христиан. Отче наш (здесь и далее выделено мной. — Л. Н.), Да сбудется тяжкая кара о полубратьях в адовых объятьях, Иже еси, чашу спасения мимо них пронеси; на небеси да не окажется из них ни единый, как ни проси. Да святится вечный смрад, в котором со срамниками и срамницами скончают они житие, попирающее имя Твое. Да приидетнаказание за грехи их сии, да замкнет передними архангелово копие царствие Твое. Когда же смерть их осудит да будет всякому из них адский огнь и серный смрад, ибо клиру он не брата полубрат, ибо воля Твоя— изгнать козлищ из овчего поля. Яко на небеси праведных от неправедных, господи, отряси, такои на земливсяк из них да издохнет, как собака. Хлеб, какого не разгрызут и самые крепкие зубы, хищным псам отпущенные, да будет не наш, а ихнийнасущный. Даждь поплатиться им за всякую блажь, а нам — воззлорадствовать о доле их и там, и здесь, днесь. И оставитам — петь им псалмы в Вельзевуловом уставе, а здесь предай их по худым их делам нам, доколе долги нашине отплатят всецело враги наши. И так да разверзнется под нами земля яко же мы оставляем гонением их пустобродие и пустословие, ибо заимодавец сам к должникам не может нас быть суровее. Их мужам — пасть хаоса злого, нашим — слава вековечная уготована. Господи, господине введи нас за оными вослед в преисподний вынос, их же ввергни во искушение, с коим не совладать их душе. Но избавинас от всякой беды, их же злая постигни судьба от лукавого, чтобы всех их подмел рукав его. Аминь,аминь,аминь, а порода полубратьев сгинь, ты же, господи, нечистых отринь, душу из них вынь ив геенну огненную вовеки веков опрокинь. Аминь [8, c. Перевод Б. И. Ярхо Не вдаваясь в подробный филологический анализ данного произведения, подчеркнем лишь две особо значимые для нас вещи. Первое. Вся травестийная литература вагантов тесно связана с традицией народной карнавальной культуры Средневековья, существенной чертой которой было наличие в ней амбивалентного смеха, обстоятельно проанализированного ММ. Бахтиным в его книге Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. Ñäåëàéòå êîíñïåêò Ââåäåíèÿ ê ýòîé êíèãå. Îñîáîå âíèìàíèå óäåëèòå êàòåãîðèÿì «àìáèâàëåíòíûé ñìåõ» è «ãðîòåñêíàÿ êîíöåï- öèÿ И второе. Травестийная литература вагантов не была антирелигиозной, но только антиклерикальной. Пародируя обрядовые формы религиозного культа, ваганты никогда не посягали на его содержание. Этот кажущийся парадокс легко объясним как раз амбивалентностью смехового начала, присущего данному жанру. Чтобы сделать этот тезис более понятным, обратимся к размышлениям на эту тему крупного отечественного ученого-литературоведа Г. К. Косикова: Средневековая пародия стремилась не к дискредитации и обесценению пародируемого объекта, а к его комическому удвоению. <…> Подобно тому, как клоун, прямой наследник традиции средневековой пародии, отнюдь не покушается на авторитет и мастерство тех, кого он передразнивает, нов комической форме обнажает и демонстрирует их приемы, таки сама средневековая пародия, словно от противного, утверждала и укрепляла структуру пародируемых объектов. Дурацкие песни, например, вовсе не разлагали куртуазной лирики, но, являясь ее бурлескным двойником, лишь подчеркивали силу и значительность высокой модели любви. В этом отношении особое значение имеет тот факт, что авторами дурацких песен были те же поэты, которые создавали образцы самой серьезной любовной лирики поэтам вольно было сколько угодно пародировать темы и жанры собственного творчества всерьез говорить о любви они все равно могли лишь при помощи куртуазных канонов и формул. <…> <…> В основе средневековой пародии, переводившей на язык буффонады любые общепринятые представления и нормы, лежало отнюдь не кощунство и даже не скепсиса, наоборот, глубокая вера в эти представления и нормы. Средневековая пародия не отстранялась и не освобождала от существующих культурных и поэтических ценностей, она доказывала их жизненность [2, c. 17–18]. |