Книга о советском нацизме
 Скачать 1.27 Mb.
|
|
ГЛАВА ПЯТАЯ МЕТАСТАЗЫ НАЦИЗМА В ЭПОХУ ГЛАСНОСТИ Дуэль Астафьев — Эйдельман Переписка историка Натана Эйдельмана и писателя Виктора Астафьева ярко характеризует состояние духовной жизни Советской России начального периода гласности. Виктор Астафьев занимает прочное место в современной русской литературе. Широкую известность ему принесла повесть "Царь-рыба", вышедшая в 1976 году. В повести нет фальшивого пафоса, нет желания угодить чьим-либо вкусам, лакейски подсюсюкнуть начальству, как это свойственно произведениям социалистического реализма. В повести правдиво показана неприг-лядная и жестокая жизнь современной Сибири. Наблюдения писателя точны и въедливы, характеры зримы и неоднозначны, язык живописен и выразителен. "Царь-рыба" выдвинула Астафьева в число лидеров деревенской прозы, достижения которой признаны всеми, кто умеет любить и ценить литературу. Репутация Астафьева еще больше упрочилась в 1985 году после появления его романа "Печальный детектив", в котором показаны маразм и вырождение современной жизни провинци-ального сибирского города. Публикация романа была одной из первых ласточек гласности, так сильно преобразившей весь духовный пейзаж коммунистической сверхдержавы. Однако именно гласность прояснила позиции духовных лидеров современной России (вернее тех, кто претендует на эту 129 роль), обнаружила их истинное лицо, показала, за что и против кого они выступают. В мае 1986 года В.Астафьев опубликовал в "Нашем современнике" подборку рассказов, вполне рядовых, в литературном отношении ничем не примечательных. Несмотря на громкое имя автора рассказы прошли бы незамеченными, если бы не один из них, "Ловля пескарей в Грузии", который поразил читателей шовинистической антигрузинской направленностью. На состоявшемся вскоре съезде Союза писателей СССР грузинская делегация выступила с протестом и хотела поки-нуть съезд. Один из членов редколлегии "Нашего современника" принес извинения, как-то уладив конфликт. После этого Астафьев вышел из состава редколлегии журнала. Через некоторое время известный историк и писатель Натан Эйдельман написал Астафьеву вежливое, но нелицеприятное письмо. Оно вызвало такие последствия, что я должен привести его целиком: "Уважаемый Виктор Петрович! Прочитав все или почти все Ваши труды, хотел бы выска-заться, но прежде — представлюсь. Эйдельман Натан Яковлевич, историк, литератор (член Союза Писателей), 1930 года рождения, еврей, москвич; отец в 1910-м исключен из гимназии за пощечи-ну учителю-черносотенцу, затем — журналист (писал о театре), участник Первой мировой и Отечественной войны, в 1950-55-м сидел в лагере; мать — учительница; сам же автор письма окончил МГУ, работал много лет в музее, школе; специалист по русской истории XVIII-XIX веков (Павел I, Пушкин, декабристы, Герцен). Ряд пунктов приведенной "анкеты" Вам, мягко говоря, не близок — да ведь читателя не выбирают. Теперь же позволю себе высказать несколько суждений о писателе Астафьеве. Ему, думаю, принадлежат лучшие за многие десятилетия описания природы ("Царь-рыба"); в "Правде" он сказал о войне, как никто не говорит. Главное же — писатель честен, не циничен, печален, его боль за Россию — настоящая, сильная; картины гибели, распада, бездуховности — самые беспощадные. Не скрывает Астафьев и наиболее виноватых, тех, кого прямо или косвенно считает виноватыми. Это интеллигенты-дармоеды, "туристы", те, кто орут "по-басурмански", москвичи, восклицающие: "Вот когда я был в Варне, в Баден-Бадене". Наконец — инородцы. 130 На это скажут, что Астафьев не ласкает также и своих, русских крестьян, городских обывателей. Так, да не так! Как доходит дело до "корня зла", обязательно появляется зловещий горожанин Гога Герцев (имя и фамилия более чем сомнительны: похоже на Герцена, а Гога после подвергнется осмеянию в связи с Грузией). Страшна жизнь и душа героев "Царь-рыбы", но уж Гога куда хуже всех пьяниц и убийц вместе взятых, ибо от него вся беда. Или по-другому. Голод, распад, русская беда — а тут: "Было что-то неприятное в облике и поведении Отара. Когда, где он научился барственности? Или на курсах он был один, а в Грузии другой, похожий на того всем надоевшего типа, которого и грузином-то не поворачивается язык назвать. Как обломанный, занозистый сучок на дереве человеческом, торчит он по всем россий-ским базарам, вплоть до Мурманска и Норильска, с пренебрежением обдирая доверчивый север-ный народ подгнившими фруктами или мятыми полумертвыми цветами. Жадный, безграмотный, из тех, кого в России уничижительно зовут "копеечная душа", везде он распоясан, везде с растопыренными карманами, от немытых рук залоснившимися, везде он швыряет деньги, но дома усчитывает жену, детей, родителей в медяках, развел он автомобилеманию, пресмыкание перед импортом, зачем-то, видать, для соблюдения моды, возит за собой жирных детей, и в гостиницах можно увидеть четырехпудового одышливого Гогию, восьми лет от роду, всунутого в джинсы, с сонными глазами, утонувшими среди лоснящихся щек" (рассказ "Ловля пескарей в Грузии", "Наш современник", 1986, № 5, с. 125). Слова, мною подчеркнутые, несут большую нагрузку: всем надоели кавказские торгаши, "копеечные души"; то есть, иначе говоря, у всех, у нас этого нет — только у них: за счет бедных (доверчивых!) северян жиреет отвратительный Гогия (почему Гогия, а не Гоги?). Сила ненавидя-щего слова так велика, что у читателей не должно возникнуть сомнений: именно эти немногие грузины (хорошо известно, что торгует меньше 1 процента народа) — в них все зло, и, пожалуй, если бы не они, то доверчивый северный народ ел бы много отнюдь не подгнивших фруктов и не испытывал недостатка в прекрасных цветах. "Но ведь тут много правды, — восклицает иной простак, — есть на свете такие Гоги, и Астафьев не против грузинского народа, что хорошо видно из всего рассказа о пескарях в Грузии". Разумеется, не против; но вдруг забыл (такому мастеру непростительно), что крупица правды, использованная для ложной цели, в ложном контексте — это уже кривда и, может быть, худшая. В наш век при наших обстоятельствах только сами грузины и могут о себе так писать или еще 131 жестче (да, кстати и пишут — их литература, театр, искусство, кино не хуже российского); подоб-ное же лирическое отступление, написанное русским пером, — та самая ложка дегтя, которую не уравновесят целые бочки русско-грузинского застольного меда. Пушкин сказал: "Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделит со мной это чувство". Стоит задуматься — кто же презирает, кто же иностранец ? Однако продолжим. Почему многие толкуют только о "грузинских" обидах по поводу цитированного рассказа; ведь в нем же находится одна из самых дурных безнравственных страниц нашей словесности: "По дикому своему обычаю монголы в православных церквях устраивали конюшни. И этот дивный и суровый храм (Гелати) они тоже решили осквернить, загнали в него мохнатых коней, развели костры и стали жрать недожаренную кровавую конину, обдирая лошадей здесь же в храме, и пьяные от кровавого разгула, они посваливались раскосыми мордами в воню-чее конское дерьмо, еще не зная, что созидатели на земле для вечности строят и храмы вечные". Что тут скажешь? Удивляюсь молчанию казахов, бурят. И кстати бы вспомнить тут других монголоидов — калмыков, крымских татар — как их в 1944 году из родных домов, степей, гор "раскосыми мордами в дерьмо...". Что тут рассуждать? — расистские строки. Сказать по правде, такой текст, вставленный в рассказ о благородной красоте христианского храма Гелати, выглядит не меньшим кощунством, чем описанные в нем надругательства. 170 лет назад монархист, горячий патриот-государственник Николай Михайлович Карам-зин, совершенно не думавший о чувствах монголов и других "инородцев", иначе описал Батыево нашествие. Перечислив ужасы завоевания (растоптанные конями дети, изнасилованные девушки, свободные люди рабами у варваров, "живые завидуют спокойствию мертвых") — ярко обрисовав все это, историк-писатель, мы угадываем, задумался о том, что, в сущности, нет дурных народов, а есть трагические обстоятельства, — и прибавил удивительно честную фразу: "Россия испытала тогда все бедствия, претерпенные Римской империей... когда северные дикие народы громили ее цветущие области. Варвары действуют по одним правилам и разнствуют между собой только в силе". Карамзин, горюющий о страшном несчастии, постигшем его родину, даже тут опасается изменить своему обычному широкому взгляду на вещи, высокой объективности: ведь ужас татарс-кого бедствия он сравнивает с набегами на Рим "северных варваров", среди которых важнейшую роль играли древние славяне, прямые предки тех, кого теперь громит и грабит Батый. Мало этого примера, вот еще один! Вы, Виктор Петрович, конечно 132 помните строки из "Хаджи Мурата", где описывается горская деревня, разрушенная русской армией. "Фонтан был загажен, очевидно, нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Также была загажена мечеть... Старики-хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мало до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми, а такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения". Сильно писал Лев Толстой. Ну, а если вообразить эти строки написанными горцем, грузином, "иностранцем"? С грустью приходится констатировать, что в наши дни меняется понятие народного писате-ля: в прошлом — это прежде всего выразитель высоких идей, стремлений, ведущий народ за собой; ныне это может быть и глашатай народной злобы, предрассудков, не поднимающий людей, а опускающийся вместе с ними. На этом фоне уже пустяк фраза из повести "Печальный детектив", что герой в пединституте изучает лермонтовские переводы с немецкого вместе "с десятком еврейчат". Любопытно было бы только понять — к чему они в рассказе, если ни до, ни после больше не появляются? К тому, может быть, что вот-де в городе развивается страшный, печальный детектив, а десяток инородцев (отчего десяток: видно, все в пединституте сконцентрировались? Как видно, конкурс для них особенно благоприятен?) — эти люди заняты своей ненужной деятельностью? Или тут обычная астафьевская злая ирония насчет литературоведения: вот-де "еврейчата" доказывают, что Лермонтов портил немецкую словесность, ну а сами то хороши... Итак, интеллигенты, москвичи, туристы, толстые Гоги, Гоги Герцовы, косомордые, еврейчата, наконец, дамы и господа из литфондовских домов: на них обрушивается ливень злобы, презрения, отрицания. Как ни на кого другого — они хуже всех... А если всерьез, то Вам, Виктор Петрович, замечу, как читатель, как специалист по русской истории: Вы (да и не Вы один!) нарушаете, вернее, очень хотите нарушить, да не всегда удается — собственный дар мешает оспорить — главный закон российской мысли и российской словесности. Закон, завещанный величайшими мастерами, состоит в том, чтобы, размышляя о плохом, ужас-ном, прежде всего, до всех сторонних объяснений, винить себя, брать на себя; помнить, что нельзя освободить народ внешне более, чем он свободен изнутри 133 (любимое Львом Толстым изречение Герцена). Что касается всех личных, общественных, народ-ных несчастий, то чем сильнее и страшнее они, тем в большей степени их первоисточники нахо-дятся внутри, а не снаружи. Только подобный нравственный подход ведет к истинному, высокому мастерству. Иной взгляд — самоубийство художника, ибо обрекает его на злое бесплодие. Простите за резкие слова, но Вы сами, своими сочинениями, учите подходить без прикрас. С уважением Н. Эйдельман. 24 августа 1986 г.".1 Ответ на это письмо оказался крайне неожиданным для Эйдельмана. Он переоценил и интеллект, и честность своего корреспондента. Жесткие нелицеприятные сцены в произведениях Астафьева — это лишь имитация честности. Подлинные мысли и чувства писателя по отношению к "инородцам" в его произведениях лишь едва обозначены. Даже в рассказе о пескарях Грузии Астафьев "открылся" лишь частично. С тем большим сладострастием он выплеснул заветное в письме Эйдельману. Его я тоже приведу целиком. "Натан Яковлевич! Вы и представить себе не можете, сколько радости доставило мне Ваше письмо. Кругом говорят, отовсюду пишут о национальном возрождении русского народа, но говорить и писать одно, а возрождаться не на словах, не на бумаге, совсем другое дело. У всякого национального возрождения, тем более у русского, должны быть свои противники и враги. Возрождаясь, мы можем дойти до того, что станем петь свои песни, танцевать свои танцы, писать на родном языке, а не на навязанном нам "эсперанто", "тонко" названном "литера-турным языком". В своих шовинистических устремлениях мы можем дойти до того, что пушкино-веды и лермонтоведы у нас будут тоже русские и, жутко подумать, — собрания сочинений отечественных классиков будем составлять сами, энциклопедии и всякого рода редакции, театры, кино тоже "приберем к рукам" и, о, ужас! О, кошмар! Сами прокомментируем "Дневники" Достоевского. Нынче летом умерла под Загорском тетушка моей жены, бывшая нам вместе матерью, и перед смертью сказала мне, услышав о комедии, разыгранной грузинами на съезде /писателей/: "Не отвечай на зло злом, оно и не прибавится..." Последую ее совету и на Ваше черное письмо, переполненное не просто злом, а перекипевшим гноем еврейского высокоинтеллектуального высокомерия (вашего привычного уже "трунения"), не отвечу злом, хотя мог бы кстати привести цитаты и, в первую голову, из Стасова, насчет клопа, укус которого 134 не смертелен, но... Лучше я разрешу Ваше недоумение и недоумение московских евреев по поводу слова "еврейчата", откуда, мол, оно взялось, мы его слыхом не слыхивали?! "...этот Куликовский был из числа тех поляков, которых мой отец вывез маленьким и присвоил себе в собственность, между ними было несколько и жиденят..." (Н. Эйдельман. "История и современность в художест-венном сознании поэта", стр. 339). На этом я и кончу, пожалуй, хотя цитировать мог бы многое. Полагаю, что память у меня не хуже вашей, а вот глаз, зрячий, только один, оттого и пишу на клетчатой бумаге, по возможности кратко. Больше всего меня в Вашем письме поразило скопище зла. Это что же Вы, старый человек, в душе-то носите?! Какой груз зла и ненависти клубится в Вашем чреве? Хорошо хоть фамилией своей подписываетесь, не предаете своего отца. А то вон не менее, чем Вы, злой, но совершенно ссученный атеист — Иосиф Аронович Крывелев и фамилию украл, и ворованной моралью — падалью питается. /Речь идет о статье И. Крывелева, опубликованной в "Правде", в которой автор "разоблачает" некоторых писателей, "протаскиващих" в своих произведениях религиозную мораль вместо коммунистической. — С. Р./. Жрет со стола лжи и глазки невинно закатывает, считая всех вокруг людьми бесчестными и лживыми. Пожелаю Вам того же, чего пожелала дочь нашего последнего царя, стихи которой были вложены в Евангелие: "Господь! Прости наших врагов. Господь! Прими и их в объятья". И она, и сестры ее, и братец, обезноживший окончательно в ссылке, и отец с матерью расстреляны, кстати, евреями и латышами, которых возглавлял отпетый, махровый сионист Юрковский. Так что Вам, в минуты утешения души, стоит подумать и над тем, что в лагерях вы находи-лись и за преступления Юрковского и иже с ним, маялись по велению "Высшего судии", а не по развязности одного Ежова. Как видите, мы русские, еще не потеряли памяти, и мы все еще народ Большой, и нас все еще мало убить, но надо и повалить... За сим кланяюсь. И просветит Вашу душу всемилостивей-ший Бог! 14 сентября 1986 г., село Овсянка. За почерк прощения не прошу — война виновата".2 В том, кого именно следует считать врагами "национального возрождения русского народа", Астафьев, как видим, не сомневается. Впрочем, не это поражает в его письме, а темная неистовая энергия ненависти. 135 Но вот ответ Эйдельмана: "Виктор Петрович, желая оскорбить — удручили. В диких снах не мог вообразить в одном из "властителей дум" столь примитивного животного шовинизма, столь элементарного невежест-ва. Дело не в том, что расстрелом царской фамилии (где, уж не сомневайтесь, активнейшее учас-тие принимали екатеринбургские рабочие) — руководил не "сионист Юрковский", а большевик Юровский (сионисты преследовали, как Вам, очевидно, неизвестно, совсем иные цели — создание отдельного еврейского государства в Палестине); дело даже не в том, что действительно подлец и мерзавец Крывелев носит, представьте, собственную фамилию (как и не менее симпатичные борцы за идею — Боровик, Куняев, Сефуль-Мулюков); дело даже не в логике "Майн кампф" о наследственном национальном грехе (хотя если мой отец сидел за грехи "Юрковского", тогда Ваши личные беды, выходит, — плата за раздел Польши, унижение инородцев, еврейские погромы и прочее). Наконец, дело не в том, что Вы оказались неспособным прочесть мое письмо, ибо не ответили ни на одну его строку (филологического запроса о происхождении слова "еврейчата" я не делал; да Вы, кстати, ведь заменили его на "вейчата" в отдельном издании: неужто цензуры забоялись?). Главное: найти в моем письме много зла можно было лишь в цитатах. Ваших цитатах, Виктор Петрович, — может быть, обознавшись, на них обрушились? Несколько раз елейно толкуя о христианском добре, — Вы постоянно выступаете неистовым — "око за око" — ветхозаветным иудеем. Подобный тип мышления и чувствования — уже есть ответ о причинах русских, российских бед: "нельзя освободить народ внешне более, нежели он свободен изнутри". Спор наш (если это спор) разрешится очень просто: если сможете еще писать хорошо, лучше, сохранив в неприкасае-мости прежний строй мыслей, — тогда Ваша правда! Но ведь не сможете, последуете примеру Белова, одолевшего-таки злобностью свой дар и научившегося писать вполне бездарную прозу (см. его роман "Всё впереди", "Наш современник", 1986, № 7-8). Прощайте, говорить, к сожале-нию, не о чем. Главный Вам ответ — собственный текст, копию которого, чтоб Вы не забыли, возвращаю. 27 сентября 1986 г."3 Переписка широко разошлась в самиздате, попала заграницу, а обстановка относительной гласности привела к тому, что информация о ней (хотя не она сама) проникла и в советскую печать. Критик Владимир Бондаренко заявил в одной из статей, 136 что личных писем не читает и комментировать их не может, но, тем не менее, поступок Эйдельма-на, не делавшего из переписки секрета и тем "нанесшего определенный нравственный урон извес-тному писателю", он назвал "провокацией".4 "Огонек", со своей стороны, напечатал обширное интервью с Эйдельманом. Казалось бы все стало на свое место. Стороны определили позиции и сгруппировались вокруг "своих" изданий. Солоухин и Лжесолоухин Отклики на переписку Эйдельмана с Астафьевым этим не исчерпались. В самиздате стал ходить второй ответ Эйдельману — от имени Владимира Солоухина. Он тоже настолько вырази-телен, что я не могу ограничиться отрывками и привожу его лишь с некоторыми сокращениями. "Вы упрекаете писателя Астафьева за то, что он нелицеприятно писал о торгашах-грузинах, варварах-монголах и т. д., хотя о тех и других в русской литературе было написано много более позорного, в том числе у Пушкина. Вам, как "пушкиноведу", это должно быть подлинно известно. Но цитаты в еврейском литературоведении для доказательства каких-либо доводов всегда извлекаются те, которые более удобны. "В наш век при наших обстоятельствах только сами грузины и могут о себе так писать", говорите Вы нам. А кто, хочу Вас спросить, дал Вам право судить и унижать русский народ? Уж судите в таком случае еврейский! Да только у Вас на это духу не хватит: кишка тонка, да и сионистские лидеры Ваши в нашей стране Вам этого не позволят, можно и головой поплотиться. И потом, о каких это "наших" обстоятельствах Вы тут толкуете? Эти обстоятельства придуманы исключительно вами — евреями. С каким наслаждением цитируете Вы Пушкина и Толстого, когда они горько говорят о России и русском народе! В том их сила. Чьи писатели еще на такое способны? Что-то не знаю я ничего похожего у грузинских, монгольских и еврейских писателей. А последние все плохое пишут только о русских. Вот и Вы в своем письме грозно писали о чужом народе... А скажите мне, отчего еврей Гейне в своих стихах и статьях жутко поносил немцев? Прочтите современную Юнну Мориц, дышащую 137 презрением ко всему русскому. Впрочем, евреи оскорбляли всех, но больше всего тех, на чьей земле они жили. И, наверно, Вам не надо уточнять, что о вас думают палестинцы. Лично Вас задело у Астафьева не изображение спекулянта-грузина (хотя он действительно из нашей России, ведь они у нас торгуют, нас грабят, — кто же, как не русский писатель, должен об этом сказать?), плевать вам на грузин. Вас покоробили "еврейчата" из "Печального детектива". Вот тут-то Вы и ухватились за "несчастных грузин", чтобы отомстить писателю, выразить свое, видите ли, возмущение. Без Вас тут никак не могли обойтись. Ругают грузин, а еврей тут как тут. Издалека чувствуют, где жареным пахнет. Из любого скандала они стараются для себя пользу выудить. На любой проблеме мечтают нажиться. И какой у них обиженный вид: как будто это их торгашами обозвали!.. Грузины уже давно успокоились по своей природной душевности, а евреи все галдят и воду в ступе толкут. Да только все это понапрасну. Авторитет Астафьева в русском сознании настолько велик, что никакие евреи и грузины с ним уже ничего не сделают. Правильно Вам ответил Астафьев, что кроме злобы Вы в себе ничего не таите. Вы уже и на Белова рычите и набрасываетесь, как свора дворняг, на его роман "Всё впереди". Но и с ним вы ничего не в силах сделать в своей дикой злобе... И не случайно он называется "Всё впереди". А впереди предстоит очищение России от жидовского засилья. Татаро-монгольское иго длилось 200 лет на Руси. И казалось, что ему не будет конца. Но конец наступил. Россия возродилась. Придет конец и жидовскому игу в России. ...Теперь об уточнениях по конкретным фактам письма. Лично руководил растрелом сионист Яков Юровский (он был ювелиром и позарился на драгоценности царской семьи, которые ей удалось захватить с собой на случай побега). Вы это знаете лучше меня, как знаете и то, что боль-шевики — не значит не евреи. Общее руководство в Екатеринбурге в то время осуществлял Шая Голощекин, тоже ярый сионист, председателем местного совета был Белобородов (Вайсберг)... Вы притворяетесь наивным, говоря что "сионисты преследовали совсем другие цели — создание отдельного еврейского государства в Палестине". Это же детский лепет, который смешно слышать. На кого Вы рассчитываете? Школьники, и те смеются над Вами! Уж кому-кому, а Вам лучше других известно, что цель сионизма — власть над всем человечеством, над всем миром и превращение России в одну из "провинций сионистского Великого востока". Еврейский "рай земной" в Палестине давно создан, но что-то Вы туда не торопитесь".6 138 Кончается письмо так; "Русский народ с каждым днем все более прозревает, в нем с каждым днем все более зреет ненависть к тем, кто весь этот век планомерно губил Россию. Огромную роль в этом прозрении играют писатели; они во все времена были со своим народом, не вы — еврей Эйдельман. Вы спровоцировали эту переписку. Теперь не жалуйтесь на то, что русские люди начинают отвечать".7 Далее следуют домашний адрес и телефон Эйдельмана, так что читатели словно бы пригла-шаются звонить и писать адресату. Однако звонками и письмами читатели этого документа засыпали не столько Эйдельмана, сколько Солоухина, который в конце концов взмолился со страниц "Литературной газеты": "Сказать хочется много, но одно сказать просто необходимо. Это для меня... как бежать на площадь и кричать "караул!". За последние месяцы участились письма и телефонные звонки, говорящие о том, что по рукам ходит "открытое" письмо, написанное якобы мной. У одних читателей это письмо вызывает ярое одобрение, у других — резкое осуждение. И то и другое отношение к этому письму наносит моральный ущерб моему имени — русского литератора, обладающего достаточной широтой взглядов, чтобы не оскорблять, а уважать чувства национального достоинства в других людях, и достаточным профессионализмом (да и просто — смех сказать — элементарной порядочностью), чтобы не играть в недостойные литературно-эпистолярные игры. В свое время, слава богу, я успел или, точнее сказать, сумел уведомить адресата о том, что не являюсь автором пасквильного письма, но, не имея другой возможности объяснить каждому, что я никогда никому никаких "открытых" писем не писал и не распространял, я был бы благодарен нашей писательской газете, если бы то, что я сейчас говорю, она довела до сведения читателей".8 Истинные авторы письма не столь тупы и невежественны, как может показаться. Имя Солоухина выбрано ими отнюдь не случайно и обнаруживает дальновидный расчет. 139 Солоухин на протяжении многих лет весьма настойчиво пропагандирует национальные ценности русской культуры. Никто из официальных литераторов не сделал так много для того, чтобы привлечь внимание к древнерусскому искусству, гибнущим храмам, к иконам, скупаемым по деревням за бесценок разными проходимцами, к самой православной религии. Все это принесло Солоухину большую популярность. Приписать антисемитский пасквиль именно ему — это было задумано отнюдь не глупо. А то, что пасквиль примитивен и безобразен, тоже имеет свой резон: он рассчитан на вполне определенную публику. Читателям иного склада — тем, кто старается приобщиться или уже приобщился к православию, но не обладает достаточно широкой нравственной и религиозной культурой, те же блюда подаются с другими приправами. На небе и на земле Анонимная статья под названием "Избранность еврейского народа" гуляет в самиздате много лет. В этом не менее любопытном документе не говорится об "очищении России от жидовского засилья", не говорится, что все евреи провокаторы, вообще нет ни ругани, ни угроз. Разговор ведется в сугубо теологическом плане. Но идеи — те же: "Религия иудействующих направлена в будущее, навстречу мессии (не Христу), т. е. антихристу, который должен установить гегемонию евреев и иудаизма над всем миром. В этом и отличие иудейской идеи от идеи христианства, т. е. в том, что христиане ищут Царствия Небесного, а иудаисты — царствия земного, благоустроения мира под гегемонией еврейского народа... Поэтому евреи и распяли Господа, который не стал Мессией в их понимании, не обеспечил земного благополучия, но проповедовал Царствие Небесное, Царство не от мира сего".9 Вряд ли есть смысл затевать с автором теологический спор и объяснять, что иудейская религия так же, как христианская, выдвигает духовные идеалы, или что евреи не распинали Христа — хотя бы потому, что в их законодательстве не было тако- 140 го вида казни: это типично римский обычай. Все это и многое другое давно уже выяснили специалисты, в том числе видные христианские теологи. Как и то, что ожидание Мессии имеет для иудеев примерно такой же религиозный смысл, как для христиан ожидание второго пришествия Христа. Как и то, что нравственные основы христианства — не убий, не укради, возлюби ближнего, как самого себя и т. д. — почерпнуты из Ветхого Завета, то есть из иудаизма. (Последнее, как ни странно, было неизвестно Н. Эйдельману, который провел неуместную параллель между злобным антисемитом и "неистовым ветхозаветным иудеем"). Полемизировать обо всем этом не имеет смысла, потому что автор процитированного "труда" преследует отнюдь не небесные цели. Как и Лжесолоухин, он просто играет на невежестве и предрассудках своих читателей, которых, очевидно, хорошо знает. Так же, как и Лжесолоухин, он запугивает их мнимым еврейским господством, эксплуатируя отнюдь не религиозные источники, а все те же "Протоколы сионских мудрецов". Само собой понятно, что подобные "теологические" упражнения оскорбительны не столько для евреев, сколько для христиан. Тут невольно побежишь на площадь кричать "караул!" Не случайно некоторые видные представители православной церкви решительно протестуют против всех тех, кто пытается использовать защиту христианских ценностей для нагнетания ненависти к инакомыслящим и инаковерующим. Тем более странно, что сочинение московского анонима нашло приют на страницах издаваемого в Соединенных Штатах "Православного вестника". В редакционном примечании к нему говорится: "Весь тон статьи спокойный, выдержанный и рассудительный. Мысли глубокие и ясные и вполне согласные с учением Православной Церкви и Святых Отцов".10 "Православный вестник" не входит в круг моего постоянного чтения; цитируемый номер журнала, как и некоторые другие материалы, мне прислал из Бостона Вадим Щеглов. В сопроводительном письме он написал: 141 "Меня, как православного верующего и члена церкви, особенно огорчило и оскорбило отношение редакции к этой статье, ее утверждение, что это точка зрения Православной Церкви и Святых Отцов. Это личное мнение редакции, не соответствующее действительности".11 Математик по профессии, работавший в Центральном экономико-математическом Институте Академии наук СССР, а затем в вычислительном центре Министерства здравоохранения, Вадим Щеглов, как и большинство советских интеллигентов, был воспитан как атеист. Глубокое разочарование в официальной идеологии привело его к поискам иного мировоззрения. Изучение философских трудов, поиски смысла жизни постепенно привели его к пониманию того, что духовную опору может дать только религия, которая учит добру, братству и любви к ближнему. В сорок лет он принял крещение, так что путь его к православию был долог, зато глубоко осознан. Вадим Щеглов сблизился со священником Глебом Якуниным и стал помогать в работе Комитета защиты прав верующих, в который первоначально входили Глеб Якунин, дьякон Варсонофий (Борис Хайбулин) и мирянин Виктор Капитанчук. Все члены комитета подвергались преследованиям со стороны КГБ. Из опасения, что в случае их ареста Комитет прекратит свою деятельность, они предложили войти в него еще двум лицам — Вадиму Щеглову и священнику Василию Фонченкову. В 1970 году Глеба Якунина арестовали, судили и приговорили к пяти годам лагеря и пяти годам ссылки. Виктора Капитанчука тоже арестовали, гебистам удалось его сломать и заставить отказаться от дальнейшей деятельности. Варсонофий отошел от работы по болезни. Но работа не прекратилась: ее продолжили Вадим Щеглов, Василий Фонченков и Николай Гайнов. Хотя все члены Комитета были православными, но они боролись за права всех верующих — и католиков, и баптистов, и пятидесятников, и иудеев. Правозащитная деятельность Вадима Щеглова продолжалась до 1983 года, когда гебисты стали грозить расправой над его детьми. К этому времени он стал чувствовать, что пресле- 142 дования ожесточили его, все окружающее становилось ненавистным, а жить в ненависти он не мог и не хотел. Все это вместе привело его в эмиграцию. Статья в "Православном вестнике", по мнению Щеглова, не только не согласуется с учением церкви, но вопиет против него. В разговоре со мной он указывал на христианскую заповедь любви к ближнему и особенно на то, что знаменитый псалом Давида: "Ненавидящие Сиона посрамятся от Господа" — является обязательной составной частью ежедневной утренней молитвы православ-ных христиан. Остается лишь изумляться тому, что столь многие христиане во все времена с готовностью "срамились от Господа" и продолжают это делать сейчас. Ведь и общество "Память" (кроме языческого звена Валерия Емельянова) считает себя защитником христианских ценностей. Очень точно сказал об этом Николай Бердяев: "Для нас, христиан, еврейский вопрос совсем не есть вопрос о том, хороши или плохи евреи, а есть вопрос о том, хороши или плохи мы, христиане".12 Но оставим религию, вернемся с небес на землю. Можно по-разному относиться к тому, что сейчас происходит в России, но не может быть сомнения в том, что страна переживает самый ответственный период в своей истории после 1917 года. От того, как будут решены сегодняшние проблемы, зависит ее судьба на многие десятилетия вперед. Я с недоумением читаю пророчества иных авторов, уверенно заявляющих, что вся перест-ройка — это всего лишь хитроумная акция КГБ, направленная на то, чтобы обмануть Запад, как и тех, кто от гласности и перестройки испытывает перманентную эйфорию. На самом деле идет суровая борьба, ее исход никому не известен. Безусловно лишь то, что ни одна из противоборствующих групп не может обойтись без идеологической базы. И если те, кто добивается демократии, ориентируются на гуманистические идеалы гражданской свободы, множественности мнений, терпимости, то их противники культивируют идеологию ненависти. Ес- 143 ли эта идеология овладеет массами, она их заново поработит, то есть опять сгонит в стадо и сплотит на основе изничтожения очередной порции "врагов народа". А поскольку в классовых врагов давно уже никто не верит, то их стараются заменить "врагами нации", сионистами, якобы стремящимися к мировому господству, да масонами, в которые можно зачислить каждого, кто "по крови" никак не проходит по разряду сионистов. В 1984 году, когда в России еще не пахло гласностью и перестройкой, мне пришлось полемизировать с одним историком, который с горячностью доказывал, что антисемитизм в Советском Союзе не является серьезной проблемой. Как выражался мой оппонент, "махровый государственный антисемитизм никак не вылезет сегодня в первые два десятка проблем российских народов. И даже для русских евреев не она стоит первой на очереди". Не очень удобно цитировать самого себя, но просто повторить в 1990 году то, что было написано в 1984, значит превратить сказанное тогда в пустую банальность. Поэтому приведу цитату: "Если бы я хотел упражняться с моим оппонентом в словесном фехтовании, то попросил бы его перечислить те "два десятка проблем", которые, по его мнению, являются более важными для современной России, чем государственный антисемитизм. Но вопрос слишком серьезен, чтобы заниматься фехтованием. На самом деле перед Россией стоит одна проблема: как если не избавиться, то хотя бы ослабить пресс тоталитаризма, подавляющего всех и вся внутри страны и стремящегося к безудержной экспансии вовне? Проявляется давление тоталитаризма тысячами разных способов — от преследования активистов-католиков до ссылки Сахарова и афганской войны; но все-таки наиболее яркое, зримое, ощутимое его проявление — это антисемитизм, который всегда был тем оселком, на котором проверяется режим. Особого еврейского вопроса в России никогда не было — нет его и теперь. До революции это превосходно понимали лучшие люди России, которые боролись с антисемитизмом отнюдь не ради евреев, а ради, прежде всего, русского народа. Владимир Соловьев был глубоко озабочен тем, что антисемитская пропаганда дурманит простых русских людей, подрывает нравственные и религиозные устои наро- 144 да. Мудрый философ предвидел: это может привести к страшным бедствиям не только для евреев — для русских! Владимир Короленко формулировал точно: вопрос о евреях это не еврейский, а русский вопрос... Ради спасения царя и отечества черносотенцы вооружали пьяные толпы дрекольем и посылали грабить магазины "еврейских эксплуататоров", а власти поощряли эти "вспышки народного гнева". А когда царский режим пал и в стране установился режим свободной демократии, который может закрепиться только при условии, что большинство населения уважает законность и порядок, тогда-то и выяснилось, что требующая самодисциплины демократия массам не нужна. В большевистском лозунге "грабь награбленное" толпа услышала лишь парафраз хорошо ей знакомого черносотенного лозунга "грабь еврейских эксплуата-торов" — и пошла за большевиками... Большевики, таким образом... являются прямыми наследниками "Союза русского народа", чего они, разумеется, никогда не признавали и не признают. И потому в современной России на каждом шагу встречаются такие курьезы, что, например, труды черносотенного идеолога Шмакова в библиотеках не выдаются (они в спецхранах), а антисемитские статьи, содержащие пересказ этих трудов и даже прямой плагиат из них публикаются в самых массовых изданиях. ...Я утверждаю как раз противоположное. Проблема антисемитизма стоит ПЕРВОЙ на очереди, и НЕ ТОЛЬКО И ДАЖЕ НЕ СТОЛЬКО ДЛЯ РУССКИХ ЕВРЕЕВ, СКОЛЬКО ДЛЯ РУССКОГО И ВСЕХ ДРУГИХ НАРОДОВ РОССИИ. Ибо если государственный антисемитизм в СССР будет усиливаться, а четкая тенденция к этому прослеживается уже в течение без малого двух десятилетий, то произойдет постепенное перерождение коммунистического режима в национал-коммунистический, в котором все "лучшие" достижения коммунизма будут обогащены не менее замечательными достижениями гитлеровского фашизма. В каком положении при этом окажутся не только евреи, но и литовцы, и украинцы, и русские, и все вообще народы России, я думаю, можно не объяснять".13 Я уже ссылался на исследование группы лениградских отказников, согласно которому с 1969 только по 1985 год в Советском Союзе было издано 230 книг, "разоблачающих" сионистско-масонский заговор против России и всего мира. Общий тираж этой продукции — 9,4 миллиона экземпляров.14 Московские этнографы провели другие подсчеты. По их данным, за пяти- 145 летие 1981-1986 годов в советской прессе было 48,5 тысяч публикаций, возбуждающих ненависть к евреям.15 Но печать — это лишь вершина айсберга. Кто подсчитает, какое количество антисемитских лекций было прочитано в закрытых, полузакрытых и открытых аудиториях, и сколько людей было ими охвачено? А индивидуальные беседы в различных парткомах, отделениях милиции и иных инстанциях, где направляли на путь истинный заблудших! За "четыре пятилетки застоя" раковая опухоль национальной нетерпимости проникла во все органы общественного организма и дала обширные метастазы. С таким багажом больное общество вступило в эпоху гласности. Кровавые межнациональные столкновения, вспыхивающие в разных частях империи, — таково лишь наиболее зримое проявление этой (излечимой ли?) болезни. По мере ослабления контроля над печатью интенсивность антисемитских публикаций стала расти. Страна наводнена антисемитскими листовками, магнитозаписями и видеозаписями митингов общества "Память" и другими неофициальными материалами, общее число которых не поддается никакому учету. Такова духовная пища, которой питаются не только массы, но и лидеры русского "духовного возрождения" вроде Виктора Астафьева. В 1988 году "Известия" сообщили о листовках, в которых говорится: "Просионизированный аппарат государственный не в состоянии (или не желает) прекратить еврейские бесчинства на нашей Земле. Нужно вспомнить опыт партизанской войны".16 В тот момент такие призывы многим казались бредом сумасшедшего, но уже через год они стали нормой общественного бытия. "Черная сотня — это для России не новость. Но как же она дожила до наших дней?" — спрашивает один из авторов "Московских новостей".17 Ответ на этот вопрос прост: очень многие старались помочь ей дожить. 146 "На следствии в КГБ мне все уши проели антисемитскими бреднями. Выходило, что не родное грузинское КГБ, управляемое Москвой, а евреи меня посадили за решетку. Диссидентское движение в глазах коммунистов — отрасль сионизма", свидетельствовал грузинский диссидент Тенгиз Г удава.18 Это уже в эпоху гласности, при Горбачеве. Нина Андреева Программная статья преподавательницы Ленинградского химико-технологического институ-та Нины Андреевой "Не могу поступиться принципами",19 по всеобщему убеждению, была инспи-рирована Егором Лигачевым. Статья не только защищала культ Сталина и других вождей — она прошита коричневым узором устоявшихся шовинистических штампов. Водораздел в этой статье проведен очень четко. По одну сторону — сталинизм, "националь-ная гордость великороссов", русский пролетариат, совершивший три революции, славянские народы, которые шли в "авангарде битвы человечества с фашизмом". А по другую сторону — леволибералы, "безнациональный интернационализм Троцкого", "реакционные нации" (какие именно — достаточно ясно). Статья вызвала знаменитые "три недели застоя". В ней, в сущности, изложена программа уничтожения нарождающейся демократии. По указанию Лигачева, ее перепечатали десятки газет, на местах в ней увидели директивную установку. Вызванный ею шум был столь велик, а автор столь неизвестен, что высказывалось предположение, будто никакой Нины Андреевой не сущест-вует: это первое попавшееся имя, взятое с потолка аппаратом. Однако вскоре выяснилось, что Нина Андреева — это не миф. После долгого молчания она стала снова выступать в печати, направо и налево раздавать интервью. Постепенно стал прорисо-вываться ее человеческий облик. Откровенничая с корреспондентом "Вашингтон Пост" Дэйвидом Ремником, она жаловалась: 147 "Включите ленинградское телевидение. Если посмотрите, то увидите, что оно в основном восхваляет евреев. Их могут называть русскими, но это только для наивных людей. Если они показывают русского, то выставляют его глупцом с безумными глазами и торчащими зубами. Каррикатура. А затем они покажут художника, живописца, который якобы представляет русское искусство. Но извините, он не русский! Он еврей. Это подлог. Почему не назвать его советским? Он ничего не потерял бы от этого. В нашем обществе меньше одного процента евреев. Совсем немного, но почему они в Академии наук, во всех областях, почему почти все престижные профессии и посты в культуре, музыке, праве заняты евреями? Посмотрите на публицистов и журналистов — в основном это евреи. В нашем институте защищают диссертации люди многих национальностей. Но евреи делают это незаконно. Мы видим, что представленная диссертация элементарна, но они настаивают, что это открытие мирового класса. А в ней ничего нет. И так формируются кафедры. Тут работают определенные сионистские организации. Это надо иметь ввиду. Они умелые конспира-торы. Я знаю, что наши ленинградские профессора раз в месяц ходят в синагогу и получают в определенный день зарплату. Так это делается. Такая у них постоянная взаимопомощь. Так евреи продолжают проникать в институт".20 Не менее откровенно Нина Андреева высказывалась и в будапештской газете "Мадьяр Хир-лак". Давая интервью радиостанции Би-Би-Си, венгерская журналистка и литературовед Агнеш Геребен следующим образом изложила ее взгляды: "Для победы губительной частной собственности так называемые борцы за перестройку требуют создания особого класса политиков, в форме так называемой парламентской экспертизы, состоящей якобы из мозга нации, то есть академиков, экономистов и прочих представителей интеллигентской элиты. Если учесть, что среди тысячи русских всего 77 интеллектуалов, в то время как их удельный вес в еврейском населении достигает 474 человек на тысячу, то не трудно догадаться, каких вождей хотят навязать нам. За лозунгами "депутатов-экспертов", "мозг нации" скрывается коварный международный сионизм". 148 Комментируя эти слова, Агнеш Геребен замечает: "То есть лучше пусть делами России управляют люди, ничего не понимающие в своем деле, лишь бы они не были евреями. Кстати, и цифры, на которые она ссылается, придуманы ей самой.21 Тем не менее, Нина Андреева человек справедливый. "Я не причисляю всех еврейских ученых и публицистов к отъявлен-ным сионистам, но общеизвестно, что тот еврей, который не является сионистом, не стремится к руководя-щей роли в политике".22 А вот некоторые подробности биографии Нины Андреевой, чьи принципы теперь нам извес-тны. В конце 70-х годов она и ее муж, профессор В. И. Клушин, были уличены в систематическом изготовлении клеветнических анонимок, за что партком химико-технологического института постановил исключить их из партии. Решение поддержал райком, а затем горком, однако ЦК взял клеветников под защиту. Постановление ученого совета об удалении супругов из института тоже было торпедировано высшими инстанциями. В 1989 году история повторилась: Ученый совет постановил уволить Клушина и Андрееву, так как их моральный облик не совместим с преподава-тельской деятельностью. Но их снова выручило начальство. Не их ли ученики устраивали сборища общества "Память" в Румянцевском сквере и у Казанского собора — под благожелательным присмотром милиции? Сейчас Нина Андреева — видный политический деятель. Она возглавляет одну из "патрио-тических" организаций "Единство", цель которой — сохранить единство партии и всего советского общества на тех самых принципах национал-сталинизма, которыми она и ее единомышленники не могут поступиться. "Партизанская война" "Партизанская война против сионизма и масонства", которая добрых два десятилетия велась преимущественно перьями, настолько обострилась, что может в любой момент принять и дру- 149 гие формы. Впрочем, и в прошлом не раз принимала. Я говорю не об арестах так называемых сионистов, не о преследованиях отказников, не о том, что антисемитская мафия, захватив ту или иную область деятельности или жизни, ставила непробиваемый заслон евреям, как, например, в математике. Никто не знает, сколько убийств было совершено и совершается на почве антисемитизма, но мне еще до эмиграции было известно, по крайней мере, два достоверных случая. В городе Горьком, еще до ссылки туда А.Д.Сахарова, был убит 19-летний студент Илья Краснер. Вместе с друзьями он праздновал Новый год на квартире своей однокашницы. Ночью к ним заявился сильно подвыпивший старший брат хозяйки квартиры и, увидев среди гостей парня с еврейской внешностью, стал его оскорблять. Ребята растерялись, не дали наглецу отпора. Вынув из кармана нож, он сказал: "Ну-ка, подойди ко мне, еврей, я тебя зарежу!" И всадил нож в сердце юноши, шагнувшему навстречу смерти. На суде присутствовавшие подробно рассказали, как было дело, но суд не прислушался к показаниям свидетелей и осудил убийцу на ...один год лишения свободы — "за превышение меры необходимой обороны". Возмущенные студенты обратились в "Литературную газету", как самое смелое издание того времени. Редакция полгода вела расследование и добилась пересмотра дела. По новому приговору, убийца получил шесть лет за непреднамеренное (!) убийство. Истинные мотивы преступления и на этот раз были скрыты. Газета напечатала обширный очерк своего корреспондента Аркадия Ваксберга, который ныне так остро разоблачает юстицию Вышинского. Тогда у него было меньше смелости, и то, что юноша был убит только потому, что он еврей, в статье было скрыто. Чтобы не возникло и тени подобного подозрения, автор даже заменил фамилию убитого: вместо Краснера в статье фигурировал Краснов. Впрочем, журналист вряд ли заслуживал упрека: без такой подмены статью вообще бы не напечатали. Я встречался с родителями юноши и узнал все подробности. Но когда я намекнул, что правду о гибели их сына можно опубликовать на Западе, они взмолились этого не делать: сына 150 им все равно не воскресить, а у них растет еще дочь... Я обещал им молчать и держал слово больше десяти лет, но в эпоху гласности считаю возможным нарушить этот обет. Другая жертва убийства на почве антисемитизма — Тамара Емельянова, чей расчленненный труп был брошен в огонь в качестве "сионистской литературы". Читатель помнит, что Тамара не была еврейкой. Но лишь недалекие люди полагают, что жертвами антисемитизма становятся только евреи. На самом деле ненависть к евреям — это только стартовый механизм, включающий машину насилия, готовую подмять под себя всех и вся. Если бы не нагнетание антисемитизма и шовинизма в течение десятилетий, то не так просто было бы заставить полмиллиона советских солдат выполнять "интернациональный долг" в Афганистане; не пролилась бы кровь в Алма-Ате, Сумгаите, Баку, Тбилиси, Фергане, Оше... В эпоху гласности случаи насилий над евреями резко участились. Это связано с общим ростом преступности, но зарегистрировано немало случаев — в Москве, Ленинграде, Минске, Харькове, Бердичеве — когда убийства совершались исключительно на почве антисемитизма. Вандализм на еврейских кладбищах стал обычным явлением. Нападения на квартиры евреев зарегистрированы во многих местах. По всей стране распространяются слухи о предстоящих еврейских погромах. Преступники, как правило, остаются не найденными. Слишком долгое время власти использовали еврея как пугало, как громоотвод. Его держали на крайний случай, чтобы в критической ситуации направить на него энергию народного недовольства. Почва для этого слишком хорошо унавожена. Следует ли удивляться, что когда недовольство существующим положением стало всеобщим, нашлись силы, которые обвиняют "просионизированный аппарат" в неспособности противостоять жидо-масонскому заговору и призывают к партизанской войне? Посеявшие ветер пожинают бурю. 151 |