История Дипломатии. Ист дипломатии. Составитель Локтионов (копия) (копия). Книга подготовлена издательством Мидгард (СанктПетербург) удк 94(100) ббк 63. 3(0) И90

• Название: Книга подготовлена издательством Мидгард (СанктПетербург) удк 94(100) ббк 63. 3(0) И90
• Анкор: История Дипломатии
• Дата: 02.06.2022
• Размер: 452.84 Kb.
• Имя файла: Ист дипломатии. Составитель Локтионов (копия) (копия).docx
• Тип: Книга; #565528
• страница: 34 из 34

1 Маркс и Энгельс. Соч. Т. XVI Ч. II. С. 12.

«первоприсутствующим в Коллегии иностранных дел» знаменовало офи­циальное признание этой программы.

В 1766 г. был заключен торговый договор с Англией. И в данном случае согласие русского правительства было куплено ценой полного единодушия с ним в польском вопросе, проявленного со стороны Англии. Англию свя­зывали с Россией и более широкие политические соображения, поскольку у них был один общий противник - Франция. Отсюда единство действий русской и английской дипломатии и в Швеции, находившейся в союзе с Францией.

В отношении Швеции русская дипломатия совместно с английской дер­жалась приблизительно тех же методов, что в Польше. Она и тут стреми­лась искусственно сохранить архаическую форму шведского государствен­ного устройства и поддерживала на сейме англо-русофильскую партию: на создание такой партии оба правительства, русское и английское, тратили по-прежнему очень значительные средства. Большие субсидии выплачива­лись и шведскому правительству. Этим путем надеялись не допустить во­зобновления франко-шведского союза. В 1765 г. к этим расходам была при­влечена и Дания, ценой уступки ей голштинских владений великого князя Павла Петровича; в договор Панин включил и пункт о помощи в случае вой­ны России с Турцией.

Сепаратные соглашения с отдельными государствами по вопросам севе­роевропейской политики Панин пытался объединить в общую «северную систему». Мысль о такой системе подал еще в 1764 г. русский посол в Да­нии барон Корф. Проект его заключался в том, чтобы «на севере составить знатный и сильный союз держав» против Франции и ее союзницы Австрии с участием Англии. В состав «северного аккорда» должны были войти Рос­сия, Пруссия и Дания, «в качестве держав активных», Польша и Швеция - «в качестве держав пассивных»; от последних требовалось только сохране­ние мира. «Северный аккорд» должен был «вывести Россию из постоянной зависимости » от других держав и предоставить ей « в общих делах знатную часть руководства», особенно на севере. Идея «аккорда» не встретила, од­нако, сочувствия в Берлине. Фридрих II был уже вполне удовлетворен ре­зультатами, достигнутыми благодаря союзу с Россией, и вовсе не хотел брать на себя какие-либо новые обязательства, клонившиеся к усилению между­народного могущества своей союзницы.

Несмотря на неудачу проекта Корфа-Панина, Россия в достаточной сте­пени развязала себе руки в отношении Польши. Как повод для вмешатель­ства в дела Речи Посполитой и подчинения ее воле российского самодержа­вия был использован дипломатией прием защиты интересов некатоличе­ского населения Польши (диссидентов). Уже в 1764 г. Россия и Пруссия, поддержанные Англией и Данией, выдвинули перед польским сеймом тре­бование равноправия диссидентов. С другой стороны, последовательно оп­ротестовывались все мероприятия, имевшие целью укрепить государствен­ный строй республики. В 1766 г. Россия и Пруссия потребовали сохране­ния во что бы то ни стало права «либерум вето», являвшегося наиболее вредным архаизмом в сеймовой конституции. Широко использованы были подкупы, но прибегали и к более решительным мерам: отряды русских войск не покидали польской территории. Русскому послу Репнину удалось в 1767 г. объединить диссидентов и часть католиков, недовольных правительством, и образовать конфедерацию (союз шляхты). Под предлогом помощи этой конфедерации в Варшаву были введены русские войска; это заставило сейм принять закон об уравнении диссидентов в правах с католиками. Одновре­менно Россия взяла на себя гарантию сохранения старой польской консти­туции, без отмены которой невозможно было и думать о выходе Речи Посполитой из состояния непрерывной анархии, выгодного для ее соседей.

Чтобы остановить дальнейшие успехи русской политики, Австрия и Франция прибегли к содействию Турции. Под непосредственным воздей­ствием австрийского и французского послов Турция в конце 1768 г. объ­явила войну России. В связи с турецкой войной и был выдвинут вопрос о разделе Польши. Эта идея обсуждалась в русских и прусских дипломати­ческих кругах едва ли не с 1763 г. Екатерина неоднократно зондировала почву в Берлине. Едва началась турецкая война, как Фридрих II уже выс­тупил открыто с проектом раздела.

Он даже намекал, что Россия могла бы за счет польских земель не толь­ко вознаградить себя за военные издержки, но и получить помощь со сторо­ны Пруссии и Австрии против турок. С величайшим мастерством Екатери­на и Панин оттягивали прямой ответ, несмотря на чрезвычайную настой­чивость прусского короля; они желали точнее узнать намерения своего со­юзника и, по возможности, снизить его требования. Только заключение летом 1771 г. Австрией оборонительного союза с Турцией заставило рус­ское правительство поторопиться с разделом. В начале 1772 г. уже было достигнуто предварительное соглашение между заинтересованными держа­вами. Окончательно оно было скреплено в августе. Россия получила польскую часть Ливонии и часть Восточной Белоруссии. За это ей пришлось понизить свои требования в отношении Турции. По Кучук-Кайнарджий-скому договору 1774 г. Россия получила Кинбурн, Керчь, Еникале и Азов и добилась признания независимости Крыма. Последний пункт Кучук-Кай-нарджийского договора открыл, однако, русской дипломатии возможность вмешательства в крымские дела: это завершилось в 1783 г. присоединени­ем Крымского полуострова к владениям Российской империи.

С конца 70-х годов Екатерина, получив от союза с Фридрихом II все, что могла, начинает отклоняться от панинской ориентации на Пруссию и ис­кать новых путей в своей европейской политике. Чувствуя силу государ­ства, во главе которого она стояла, русская императрица хочет играть ре­шающую роль в судьбах Центральной Европы и осуществить мечту, не по­кидавшую ее с первых лет ее царствования, - «быть вершительницей су­деб Европы». Разразившаяся в Европе война за баварское наследство между Пруссией и Австрией дала Екатерине удобный повод для этого. Фридрих в качестве союзника ожидал военной помощи от России; но Екатерина пред­почла выступить властным посредником и обратилась в Вену с грозной дек-

ларацией, предлагая Марии-Терезии «вполне удовлетворить справедливые требования немецких князей». С другой стороны, представитель Екатери­ны в прусском лагере «вел себя как полномочный министр, прибывший предписывать законы Германии именем своего двора». Таким образом, сразу стало очевидно, что «знаки дружбы России к Пруссии служили лишь же­ланию Екатерины вмешаться под этим предлогом в дела Германии для рас­пространения своего влияния на всю Европу». Тешенский мир 1779 г., за­кончивший войну, был триумфом русской императрицы. Она выступала в качестве не только посредника, но и гаранта закрепленного договором по­рядка. С этого момента Россия становилась, говоря словами современни­ков, как бы «сочленом империи» и «по своему усмотрению» могла участво­вать в делах Германии. Немецкие князья осаждали своими просьбами им­ператрицу, обращаясь к ней за разрешением своих споров и недоразуме­ний, славословя ее «за дарованный Германии мир, прославляя ее, яко спасительницу ее, и прося, чтобы, продолжая таковые излиянные благоде­яния в качестве ручательницы германской конституции, ни на час ее от ми­лостивейшего воззрения не отлучала». В Петербурге при Коллегии иност­ранных дел даже возникло особое немецкое отделение, служившее провод­ником русской «инфлюенции» (т. е. русского влияния в Германии). Сам пре­старелый Фридрих II заискивал перед «северной Семирамидой», в надежде при ее содействии создать под своим главенством союз князей в Германии и образовать грозную антианглийскую коалицию.

Германией не ограничивались перспективы екатерининской внешней политики. Англия стремилась использовать русские силы для войны с Аме­рикой и даже предлагала за это уступить России остров Минорку. Однако Екатерина и тут предпочла предписывать международные законы, а не сра­жаться за других. В связи с англо-американской войной Россия выступила 28 февраля 1780 г. со знаменитой декларацией о морском вооруженном ней­тралитете. Этот акт устанавливал права нейтральных судов на море защи­щать себя оружием. К декларации присоединилась большая часть госу­дарств, кроме Англии, против которой она и была направлена.

Тешенский мир и декларация о «вооруженном нейтралитете» наглядно показали, насколько далеко шли теперь притязания русской дипломатии, и какого значения достигла Россия в области международных отношений. Но они же свидетельствовали и об отходе от «северной системы» Панина.

С1780 г. начинается сближение России с Австрией; встреча Екатерины II с императором Иосифом в Могилеве в этом году нанесла «ужасный удар влиянию прусского короля». На этом свидании установлено было «одина­ковое положение» России и Австрии в отношении Турции и Польши, и пу­тем обмена собственноручными письмами заключен оборонительный союз. В следующем году Панин был уволен в заграничный отпуск.

Все внимание русской дипломатии, руководимой непосредственно самой Екатериной и всесильным Потемкиным, отныне направлено было на раз­решение турецкой проблемы и осуществление так называемого греческого проекта. Дело шло уже не о территориальных приобретениях за счет Тур-

ции, а о полном изгнании турок из Европы и о восстановлении Греческой империи, корона которой предназначалась внуку императрицы Констан­тину Павловичу; из Молдавии и Валахии предполагалось образовать буфер­ное государство Дакию; Австрия со своей стороны должна была получить западную часть Балканского полуострова. «Царьград в качестве третьей российской столицы, - говорит Энгельс, - наряду с Москвой и Петербур­гом, - это означало бы, однако, не только моральное господство над вос­точно-христианским миром, это было бы также решительным шагом к гос­подству над Европой»1. К этому «решительному шагу» русская диплома­тия готовилась исподволь. Приняты были меры к тому, чтобы ослабить со­противление Франции. Торговый договор, заключенный с этой страной в конце 1786 г., способствовал значительному улучшению отношений меж­ду обеими странами и, в частности, отказу Франции от антирусской агита­ции в Константинополе. Наконец, знаменитое путешествие Екатерины в Тавриду имело целью демонстрировать подготовленность России к войне за Черное море, а участие в нем австрийского императора Иосифа скрепля­ло антитурецкий союз с империей.

Порта не стала ожидать нападения. Она сама объявила в 1787 г. войну России, побуждаемая к тому Англией. Согласно Могилевскому соглашению 1780 г., в союзе с Россией выступила Австрия. Неожиданно в войну вступи­ла и Швеция, которая попыталась использовать удобный случай для воз­врата части потерянных при Петре прибалтийских земель. Англия и Прус­сия, теперь стоявшие на враждебной к России позиции, не допустили, что­бы Дания, союзница России, вмешалась в шведско-русскую войну. Был момент, когда, казалось, Петербургу грозила опасность. Однако, в конеч­ном итоге, по миру в Вереле 1790 г., Швеция должна была отказаться от какого-либо изменения границ. Шведская война и заключение сепаратно­го мира Австрией расстроили планы Екатерины в отношении Турции; по­ход на Константинополь не мог состояться, и Ясский мир 1791 г. только продвинул границы России до Днестра и утвердил односторонний акт о при­соединении Крыма.

В итоге - русская дипломатия эпохи Екатерины в основном разреши­ла задачи, унаследованные ею от XVII в.; закреплены были достижения Петра Великого в Прибалтике; воссоединены земли, населенные род­ственными русскому народу белоруссами и украинцами. Россия стала твердой ногой на Черном море. Наконец, Российская империя завоевала решающий голос в делах общеевропейских. Во внешней политике Екате­рины, по выражению Энгельса, «уже отчетливо намечены все существен­ные черты» политики царизма в XIX в., - устремление на Балканский полуостров, «ослабление морского превосходства Англии посредством ог­раничительных международных правил», вмешательство в дела герман­ских государств.

1 Маркс и Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. II. С. 10.

Возросшее в течение XVIII в. международное значение России сказалось и в том, что постепенно за ее правителями был признан присвоенный им императорский титул (Германской империей - в 1744 г., Францией - в 1762 г. и Речью Посполитой - в 1764 г.). В то время как Западная Ейропа раздиралась внутренними противоречиями, отсталая, но «единая, однород­ная, молодая, быстро растущая Россия, почти неуязвимая и совершенно недоступная завоеванию», сумела занять выдающееся положение среди прочих европейских держав.

Деятельность русской дипломатии второй половины XVIII в. не ограни­чивалась внешнеполитическими успехами. Ей принадлежит видное место в разработке принципов международного права. Акт о вооруженном нейт­ралитете лег в основу общепризнанного международного морского права. Конвенция с Турцией 1783 г. устанавливала принципы консульского пра­ва, также получившие международное признание.

Дипломатические методы Екатерины II

При Екатерине II стали применяться и некоторые новые методы дипло­матической работы. Екатерина очень широко поставила дело политической пропаганды за границей. Эту цель преследовала, в частности, ее собствен­ная переписка с Вольтером, Гриммом, Дидро и другими представителями «Просветительной эпохи». Вместе с тем Екатерина деятельно следила за заграничными изданиями, которые могли принести вред России или ей лично как императрице. Ей удалось остановить печатание книги Рюльера о перевороте 1762 г. По ее поручению в Амстердаме был напечатан «Анти­дот» - опровержение на вышедшую в Париже книгу аббата Шапп д'Оте-роша о России и т. д. К числу новых дипломатических приемов следует от­нести и приглашение иностранных дипломатов к участию в поездках импе­ратрицы по России, - например, в 1785 г. для осмотра водного пути из Бал­тийского моря на Волгу и в 1787 г. - в Крым. Здесь, в непринужденной беседе с самой императрицей или с Потемкиным, затрагивались, а нередко и разрешались самые сложные дипломатические вопросы. Французский посол Сегюр в своих записках многословно рассказывает, как им использо­вались эти совместные поездки для пропаганды идеи франко-русской друж­бы. Так, во время поездки 1785 г. была подготовлена почва для заключе­ния франко-русского торгового договора, ратифицированного в Киеве на пути в Крым. Большое значение имели и непосредственные переговоры с иностранными государями. Екатерина вела оживленную «партикулярную» переписку с Фридрихом II, стремясь этим путем воздействовать на полити­ку союзного государства и получать необходимые сведения. Не довольству­ясь перепиской, Екатерина устраивала и личные свидания. Так, она потре­бовала, чтобы принц Генрих, брат Фридриха II, поехавший в 1770 г. с визи­том в Швецию, оттуда заехал и в Петербург. В 1780 г. состоялось свидание

Иосифа II и Екатерины в Могилеве. Она добилась в 1787 г. участия его в поездке в Тавриду, несмотря на явное желание императора уклониться от встречи, которая к очень многому обязывала. Во время этих встреч «коро­нованных особ» между развлечениями и обедами в шутливых разговорах разрешались важнейшие вопросы международной политики.

Из старых приемов дипломатического воздействия при Екатерине II осо­бенно широко применялась демагогическая агитация среди православного населения в чужих странах. Известно, как использовала царская диплома­тия диссидентский вопрос для вмешательства в дела Речи Посполитой. Во время первой турецкой войны правительству Екатерины II удалось вызвать восстание на островах Архипелага, и впервые в Кучук-Кайнарджийский договор с Турцией внесены были статьи, касавшиеся религиозных прав христианского населения Турции. Той же политики держалась Екатерина и в отношении Крыма. Под предлогом спасения местных христиан - гре­ков и армян - от насилия со стороны татар все они принудительно были выселены в 1779 г. на побережье Азовского моря. Словом, всюду в отноше­нии христиан «царизм мог принять позу «освободителя»1, чтобы достиг­нуть своих собственных целей.

В области дипломатического этикета Россия во второй половине XVIII в. уже ничем не отличалась от Западной Европы. Впрочем, русская практика вносит некоторые уточнения в деталях. Так, в 1750 г. Елизавета Петровна решила допускать к аудиенциям только послов, посланников и «полномоч­ных министров», а простые министры и резиденты должны были вручать свои грамоты в Коллегии иностранных дел. При Екатерине II введено было одно новшество, которое должно было подчеркнуть высокое положение России среди прочих государств Европы. При официальном представлении императрице иностранные послы должны были употреблять международ­ный в то время французский язык, на каковом отвечала и императрица; если же посол произносил приветствие на своем родном языке, то она отве­чала по-русски, хотя, как известно, сама говорила на русском языке не впол­не правильно. Так, когда лорд Букингем приветствовал Екатерину на анг­лийском языке, она отвечала по-русски; его преемник Макартней, чтобы выслужиться перед императрицей, произнес речь на французском языке. Ту же цель - не уронить достоинства России - имело требование, чтобы послы при представлении целовали руку императрицы; из-за этого произо­шел конфликт в 1762 г. с австрийским послом графом Мерси, который спер­ва отказался выполнить эту церемонию под предлогом, что она не принята при венском дворе, а затем потребовал было обязательства, что и русский посол в Вене будет целовать руку австрийской императрице, но должен был уступить и в этом. Очень большую щепетильность проявляло правитель­ство Екатерины II и в вопросе о ее титуле. В 1766 г. французский двор отка­зался к титулу «Majeste» («величество») прибавить «Imperiale» («импера-

1 Маркс и Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. П. С. 9.

торское»), утверждая, будто такое добавление противно правилам француз­ского языка. Екатерина написала по этому поводу не лишенную достоин­ства резолюцию: «...противу же правилам языка и протокола российского принимать грамоты без надлежащей титулатуры». Что касается диплома тического местничества, столь характерного для XVII в., то оно продолжа­ло существовать лишь в той мере, в какой было признано в западноевро пейском обиходе. Более того, в Петербурге дипломатический этикет соблю­дался менее строго, чем в других западноевропейских государствах, но когда французское правительство рекомендовало своим представителям «повсю­ду настаивать на первенстве перед русскими добровольно или насильствен­но», то и Панин предложил русским послам «защищать свое место добро­вольно или насильственно». Свой взгляд на значение дипломатического этикета в отношении между государствами Панин определял так: «Этикет, регулирующий форму их корреспонденции, тем более строг, что он служит мерилом их взаимного уважения и взаимного почтения к своим силам».

Дипломатические учреждения России 1726-1796 гг.

Сложность дипломатической деятельности во второй половине XVIII в. поставила на очередь реорганизацию учреждения, ведавшего внешнеполи­тическими сношениями. При Петре I иностранная коллегия была еще срав­нительно небольшим учреждением (в 1718 г. в ней числилось всего 120 слу­жащих); в 1762 г. их было уже 261. Бюджет ее достигал более полумиллио­на рублей. Коллегия имела президента, носившего обычно звание канцле­ра, и вице-президента и делилась на 1) Секретную экспедицию, или политический департамент, в котором между двумя чинами распределя­лись дела европейские и азиатские, и 2) Публичную экспедицию, в которой отдельные лица заведовали «управлением казной», «текущими делами», «почтовыми делами» и в которую входил, кроме того, «церемониальный департамент». Предполагалось, что дела вершились коллегиально. Факти­чески хозяевами были президент и его заместитель, хотя Екатерина II еще в 1781 г. указом напоминала о необходимости делать все дела сообща. Во время длительных отъездов двора в Москву (при Петре II и Елизавете Пет­ровне) коллегия переезжала с ним, и в Петербурге оставлялась для теку­щих дел «Петербургская контора».

Значение внешней политики в государственной жизни империи требо­вало сосредоточения дел, связанных с этой отраслью управления, и при­ближения их к носителю верховной власти, без санкции которого не могло быть принято ни одно решение. Такую цель преследовал основанный в 1726 г. Верховный тайный совет, в котором наряду с другими делами до­кладывались и обсуждались «министерские реляции и доношения». Тес­ная связь существовала у иностранной коллегии и с «кабинетом», учреж­денным Анной Иоанновной в 1731 г. В 1756 г., в связи с началом военных действий против Пруссии, Елизавета Петровна, по предложению Бестуже­ва-Рюмина, учредила особую «конференцию при императорском дворе» из доверенных сановников, дабы «с потребной скоростью и силой» управлять движением войск. В конференции, кроме чисто военных вопросов, обсуж­дались и дела внешней политики. При Екатерине II в 1768 г., в связи с вой­ной с Турцией, был образован особый совет для обсуждения дел военных и политических. Совет должен был решать только общие вопросы, не входя в детали. Однако при императрице, которая лично решала все основные воп­росы внешней политики, совет не мог играть большой роли.

Коллегиальная организация управления внешней политикой, установ­ленная в XVIII в., была, несмотря на выяснившиеся ее недостатки, отмене­на только в XIX в. Впрочем, учреждение министерств при Александре I по манифесту 8 сентября 1802 г. коснулось сравнительно мало Коллегии ино­странных дел. Она продолжала существовать под руководством мини­стра и его товарища; но постепенно ее значение умалялось и, наоборот, уси­ливалась единоличная власть министра. Окончательно коллегия была унич­тожена указом 10 апреля 1832 г. и вместо нее было создано Министерство иностранных дел.