Книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо. Т. С. Джойс "Сын проклятого медведя"
Скачать 1.29 Mb.
|
Глава 14 Рычание вырвалось из горла Нокса за несколько мгновений до его пробуждения. Пошарив в темноте, Невада провела рукой по его напряженной спине. Его кожа была ледяной. — Что не так? — спросила шёпотом. Нокс сидел на краю кровати, спиной к ней, кожа отдавала синевой от лунного света, проникавшего через окно её спальни. Нокс несколько раз провел руками по лицу. Сонным голосом он проскрежетал: — Плохой сон, лисёнок. Ничего особенного. — Ты весь день был в отключке, после стычки с Виром и Торреном. Поговори со мной. Со вздохом Нокс вскочил с кровати и оторвался от её рук. Закрылся от неё. Он прошел в её ванную и включил свет. Закрылся от тьмы. Он повернулся закрыть дверь. Опять закроется. Затем он остановился и пробормотал ругательство. — Невада? — Да? — Сбреешь мне бороду? Она села и положила руку под себя. — Хорошо, господин. Одеяла запутались вокруг ее ног, поэтому она сбросила их и пошла по холодному деревянному полу в ванную. На ней была старая футболка, которую он ей отдал, и которая пахла им. Как его медведь и его одеколон. Это была одна из его черных футболок с «Потрошителем костей», и она доходила ей до колен. Она прислонилась к открытой двери и смотрела, как он берет триммер, неглубокую ванночку с теплой водой, бритву и крем для бритья. Он подготовился. — Тебе надоела твоя борода? — Сейчас да. Я устал прятаться, и я устал царапать твое лицо, когда целую тебя. Ты не быстро регенирируешь, и кожа краснеет, если я слишком долго с тобой целуюсь. Он сел на пол, прислонившись к ее ванне. — Иди сюда. Его глаза не отрывались от нее, пока она медленно шла к нему и оседлала его ноги. И обхватила его щеки. — Что происходит у тебя в голове? — Я хочу узнать тебя. Я хочу знать, от чего ты отказываешься, чтобы быть со мной. Я хочу знать, что ты получишь. Я хочу знать, какой ты была лисицей, кем были твои школьные друзья, счастлива ли ты, какую еду ты любишь и какой твой любимый фильм. Я хочу знать о тебе все. — Это долгий разговор не на одну ночь, — сказала она сквозь улыбку. Нокс провел костяшками пальцев её щеке. — Хорошо, что у нас есть целая жизнь. Её улыбка стала шире, пока её уши не поползли на макушку. Страшный медведь с чужими. Нежный — с ней. — Как мне так повезло? Нокс усмехнулся и почесал нижнюю губу ногтем большого пальца прямо над тонким шрамом, который она оставила днём ранее. — Если я заставил думать, что это тебе повезло со мной? То это я счастливчик. Она хихикнула, взяла триммер, включила его и повела бровями от вибрации. — Ты готов? Его улыбка потускнела и исчезла, затем медленно вернулась. — Я готов ко всему. Нокс выгнул шею назад и подставил ей горло. Храбрый человек, доверившийся ей вот так, когда она знала без сомнения, он мало кому доверял в своей жизни. Нокс положил руки на ее обнаженные бедра, пока она провела машинкой по его лицу и срезала длинную бороду, которая действительно скрывала его лицо. Она не торопилась, потому что это был их мир. Это был их момент, когда они сидели здесь, на полу в ванной, касаясь друг друга, проявляя нежность, привязанность, заботясь друг о друге. — Любимое воспоминание детства, — тихо спросил он. — Это легко. Каждый понедельник вечером грузовик с мороженым подъезжал к моему дому. Там была очень милая девочка, которая жила вниз по дороге. Она была в моём третьем классе. Она была человеком. Мария. Я умоляла маму позволить мне устроить пижамную вечеринку, но людей в наш дом не пускали. Слишком много лис под одной крышей, и нас бы арестовали. Но по понедельникам вечером я бежала по нашей длинной подъездной дорожке, и Мария встречала меня у фургона с мороженым, наши мамы немного разговаривали, и мы бегали по опушке леса, играя. Она была такой милой. Чистая душа. Она никогда меня не подводила. Она сказала мне, что я её лучшая подруга, и я просто… сияла. Каждую неделю мы получали одно и то же мороженое, потому что нам нравилось быть похожими. А иногда мы планировали, что наденем на следующей неделе, когда снова наступит понедельник. Однажды я сделала нам эти одинаковые бантики для волос, и она была так счастлива. Марию никогда не смущало, что я была тихой или говорила слишком тихо, или что я не могла смотреть ей в глаза, когда мы играли. Ей было весело со мной, так же, как и мне, и в то время это было действительно очень важно. — Ммм, — пророкотал он, поворачивая щеку, чтобы она могла подстричь под лучшим углом. — Что случилось с Марией? — Она уехала, когда мы были в пятом классе. Ее отец нашел работу в Оклахоме. — Ты нашла ещё друзей после этого? — Думаю, что людям трудно дружить с кем-то, у кого есть социофобия, если они этого не понимают. — Что ты имеешь в виду? — В старших классах я пыталась найти кого-то вроде Марии. На какое-то время это получалось, но им надоедало моё желание оставаться дома. Вечера с кино надоедали, и когда они хотели побыть в толпе или поговорить с другими друзьями, я молчала. Люди, наверное, думали, что я грубая, но это было не так. Я всегда беспокоилась о других. Просто я была… очень застенчива и не знала, как разговаривать с людьми. Я так и не оправилась от этого. Тревога и паника остались прежними. Одна паническая атака, и они убежали, и в конце концов я испугалась нового отказа, поэтому больше не пыталась. Я просто пыталась освободить место в логове. — Но ты этого не сделала. Ты осталась снаружи. — Не мой выбор. Раньше я хотела быть нормальной. Словно, я в очередной раз проснусь и буду общительной, у меня не будет этого тяжелого, трепещущего, ужасного чувства в груди среди толпы. Что я смогу постоять за себя перед своими братьями и сестрами, родителями, двоюродными братьями и остальными обитателями логова. Только это так и не произошло. — Хочешь узнать светлую сторону этого? — спросил он, когда она закончила стричь его бороду. — Да. — Ты не представляешь, какой сильной они сделали тебя. Это был медленный рост, и я уверен, что ты чувствуешь себя слабой из-за того, что не была более напористой, но ты ошибаешься. Я вижу в тебе сталь, маленькая лисичка. — О нет, только не во мне, — сказала она, её щеки вспыхнули, когда она зачерпнула теплую воду и помассировала его короткие бакенбарды. — Во мне нет стали. Все ходят по мне, и я это позволяю. — Думаешь? Сегодня я видел, как лиса остановила Красного Дракона посреди изменения. Я наблюдал за тобой. Не мог удержать внимание на схватке с Торреном, потому что ты гнала в сторону гребаного дракона и совсем не тормозила. Маленькая летучая мышь из ада… — Которая помочилась ему на руку… — Которая умна, настолько, что смогла удержать дракона в равновесии. Не спорь, Невада. Я вижу тебя и не верю. Будь самоуничижительна с другими, но не со мной. Между нами нет места для этого, если только ты не шутишь. Ты маленькая рыжеволосая златоглазая хулиганка. Я чертовски горжусь тобой. И о, гребанный ад и все демоны в нём! Твой зверь невероятно дьявольски милый! Я хотел пообнимать тебя подольше, но тупой Вир ударил меня. Может быть, я это заслужил, но всё же… У меня был особенный момент, так что я его за это не прощу. Твой мех очень мягкий. Не такой, как у меня. Мой жесткий. И глаза у тебя очень красивые. Её щеки горели от его комплиментов. Ему нравилось, как она выглядела в образе человека и зверя, и это было очень важно для такой девушки, как она. — Твоя очередь. Любимое воспоминание детства. — Ладно… раз в месяц мой папа планировал большой розыгрыш от отца и сына. Однажды мы вломились в трейлер гориллы и прибили всю мебель к потолку. Кирк был так зол, что он и его приятель взяли у нас недельный отпуск. Его девушка, Элисон, позже, втайне, поблагодарила нас за то, что ей нужно было поехать с ним в Кабо. А в другой раз был оборотень, который спал как убитый. Так что в его выходной, когда он спал, мы с отцом прицепили его трейлер, перетащили его в другой трейлерный парк и оставили. Баш проснулся в полной растерянности. Точнее, рассердился, и подрался с моим отцом из-за этого, но папа всегда был готов к хорошей драке. — Звучит знакомо, — невозмутимо ответила Невада. — Но моими любимыми воспоминаниями были не сами розыгрыши. Это была наша традиция. — Какая? — спросила она, втирая крем для бритья на его челюсть. — После розыгрыша, он всегда водил меня в ресторан на заправке в пятнадцати минутах от гор Деймона. У них были лучшие жареные буррито, и мы заказывали столько, что нас тошнило… просто горы буррито, и пока ели их, болтали и смеялись над тем, что мы только что сделали. И планировали следующую шутку. Мы так делали, сколько я себя помню. Мы делаем это до сих пор. — Клинтон кажется очень хороший отец. Нокс улыбнулся. — Ты говоришь это о Проклятом Медведе. — Я уже слышала о проклятии медведя. Раньше я задавалась вопросом, каково было бы расти в Горах Деймона, где все так открыто говорят о том, что они оборотни. Раньше я фантазировала о том, что было бы, если бы мне не нужно было скрываться. — У этого есть и минусы, Невада. Мы всегда с кем-то воюем и должны скрывать это от людских глаз. Наши секреты отличаются от ваших, но они всё равно были секретами. — Ты участвовал в тех войнах? — Слишком много, чтобы сосчитать. Оборотни в Горах Деймона были частью первой волны, которые должны были зарегистрироваться в правительстве. Это создало врагов. По той или иной причине, во главе проблемы всегда был какой-то клан, семейная группа или гордость. Кто знает правильный ответ? Регистрация, как должны были сделать все, или сохранение секретности, как вы это сделали. Может быть, правильного ответа нет. — Мне придется регистрироваться, так как я твоя пара? — Ты должна, но правила для лохов, и я не собираюсь представлять тебя всем лисой-оборотнем. Если до этого дойдёт и нас подтолкнут к регистрации? Я лучше назову тебя человеком в документах и вставлю хер в задницу любому, кто сомневается в этом. Она вздохнула с облегчением, ополаскивая бритву в ванне с водой. На самом деле она беспокоилась об этом. — А если я тебя порежу? — спросила она, поднеся бритву к его щеке. — Ты укусила меня ранее, и я дал тебе эту бритву. Это не конец света, если ты меня заденешь. Не волнуйся уже об этом. Нокс смазал пальцем крем с подбородка и обмазал им нос Невады. — Есть только ты и я. Что ж, от этого ей стало лучше. Она хихикнула, вытерла лицо рукавом футболки, а затем провела бритвой по его челюсти. Она делала это медленно и уверенно, но не могла перестать улыбаться, потому что Нокс не сводил глаз с её лица. Он выглядел таким милым, как влюблённый школьник, и она задалась вопросом, была ли она когда-нибудь так счастлива хоть один день в своей жизни. Как она так долго обходилась без Нокса, чтобы чувствовать себя собой? Некоторое время единственным звуком был скрежет бритвы, скользящей по его лицу. И когда он откинул голову еще дальше назад, чтобы она провела бритвой ему по горлу, она спросила: — Буду ли я тебе по-прежнему нравиться, если моё лицо будет с клеймом из шрамов? — Да, — сказал он без колебаний. Он указал на свое туловище на длинные выпуклые следы от когтей, которые давно зажили и превратились в пересекающиеся шрамы, которые были видны даже сквозь чернила татуировки. — Ты даже не заметила моих. Тебе не нужно беспокоиться о своём лице, Невада. Ты в безопасности. Но она лучше знала. Она знала, что на самом деле грядет, и в какой-то момент, будь то сейчас или через десять лет, её люди пометят её. Для лисы было величайшим позором стать изгоем, но она научилась гордиться этим, потому что это означает, что она отрезала себя от места, которое ей не принадлежало, и нашла что-то гораздо лучше. Нокс этого не знал, и она не признавалась в этом вслух, но, хоть Невада и была покорной, боялась разговаривать с людьми, убегающей от проблем она не была. Никогда не была. И она не могла прожить остаток своей жизни, оглядываясь через плечо. Она хотела провести остаток своей жизни с открытым уверенным взглядом, глядя прямо на Нокса. У неё были планы. И теперь, когда он сказал ей, с правдой, звенящей в его голосе, что он всё равно будет заботиться о ней, она собиралась покончить с этим, получить клеймо и продолжить свою жизнь — с Ноксом. Нокс внезапно схватил полотенце для рук и вытер остатки крема для бритья с гладкого лица. Его челюсть была точеной и мужественной, четкие линии его улыбки теперь были видны. Он выглядел таким другим. Мягче. Он был красив, если этот термин можно было сказать про такого варвара, как Нокс Фуллер. Однако её удержал вопрос в его глазах. Слегка нахмурив свои светлые брови, он прижал её к своей груди и положил подбородок ей на макушку. И они просто сидели так минуты, часы или дни. Она не знала, как долго, и ей было все равно. Все, что её заботило, — это ритмичное сердцебиение Нокса, барабанившее по её щеке, ощущение его рук, когда он нежно водил вверх и вниз по ее позвоночнику, его запах. Всё, о чем она думала, то как чувствует себя совершенно цельной прямо здесь, окутанная Ноксом. — Ты была лучшим моим сюрпризом-розыгрышем, — тихо сказал он. — А теперь скажи мне, что творится у тебя в голове? Но она не могла, потому что он не позволит ей сделать то, что она собиралась. Он увезёт её, и они навсегда будут в бегах от её предрекаемой судьбы. Она не хотела, чтобы он так жил. Так что вместо того, чтобы объяснить, почему необходимо поставить ей клеймо, она прижалась ближе и удовлетворенно вздохнула. — Ничего, Нокс. Все хорошо. Глава 15 Невада не могла согреться этим утром. Её кожа была покрыта мурашками с самого пробуждения. Даже сильная рука Нокса, обнимающая её, и его горячая, как уголь, кожа на спине, не смогли её согреть. Она также не могла сдержать мягкое рычание, которое продолжало царапать её горло. Это было чудо, что она не разбудила Нокса, готовясь отправиться в дом своего детства. Её телефон загорелся. Она была умной лисой и поставила его на беззвучный режим, чтобы он не насторожил её пару. Это было сообщение от мамы. «Если ты это сделаешь, ты никогда не сможешь вернуться. Ты же это понимаешь?» «Почему ты хочешь, чтобы я осталась?» — напечатала она. Ответ был важен для неё. «Потому что ты Фоксбург. Ты будешь величайшим позором для нашей семьи, и мы никогда не смиримся с этим. Ты своим эгоизмом лишишь нас нашего места в этом логове». Невада вздрогнула от боли, которую эти слова вызвали у нее в животе. Эгоизм? Мама была не очень хороша в роли мамы. Никогда не была. У неё не было той нежности, о которой мечтала Невада. Было эгоистично с её стороны выбрать себе пару? Выбрать кого-то, кто не заставит её чувствовать себя одинокой и уродливой? Эгоистично хотеть детей с кем-то, кто будет дарить им одуванчики и планировать дни розыгрыша даже после тридцати? Эгоистично хотеть не просто хорошей жизни, а полноценной? Она крепко зажмурила глаза, по щекам катились слезы. Этого достаточно. Это последняя боль, которую она допустила от своего народа. После сегодняшнего дня ничего не будет. Сегодня последний худший день в её жизни. Это будет больно, не только физически, но и эмоционально, потому что она так отчаянно хотела всё это время, чтобы они приняли её. Вместо этого они клеймят её и изгонят. Но завтра? Она собиралась проснуться с болью из-за того, что потеряла… но она собиралась проснуться свободной, чтобы получить гораздо больше. Нокс это свобода, и она собиралась сражаться за неё. Она накинула сумочку на плечо и еще раз посмотрела на его спящую фигуру. Боже, она надеялась, что после сегодняшнего дня он будет считать её красивой. Она надеялась, что он сохранит эту способность видеть её сначала изнутри, а потом снаружи. Она встанет на колени, чтобы получить шанс на лучшую жизнь, а он сыграет очень важную роль в её обучении снова стоять. Он еще этого не знал, но Нокс вот-вот должен стать героем, несмотря на всю его ругань по этому поводу. Проведя костяшками пальцев по влажным щекам, чтобы вытереть их, она выпрямила спину, прошла мимо скрипучих половиц и вышла наружу, в серое предрассветное утро. Её дыхание замерзало паром перед ней, пока она шла по заснеженному тротуару. Всю ночь бушевала буря, и сейчас на земле лежало три дюйма искрящегося белого снега. Над ней недовольно клубились облака — как раз для этого дня. Она собиралась сделать это, и она собиралась стать жёсткой. Она подготовилась. Невада поставила сумку с аптечкой на пассажирское сиденье и села за руль. Никто не прикоснется к ней после этого. Ей никто не поможет, и она не излечится быстро, так что ей нужно позаботиться о себе самой. Нокс не может её увидеть, пока она практически не выздоровеет. Она забронировала номер в отеле в нескольких городах на несколько ночей. Падать ниже некуда — сейчас она, на самом деле, совсем одна. Но это то, что Невада знала о таком падении. Ты падаешь с края обрыва, или, может быть, тебя столкнули. И поначалу падение не такое уж страшное, потому что внизу видна вода. Ты знаешь, что это скоро закончится, и ты ударишься о волны, а потом выплывешь на поверхность, всё еще живая, ведь ты можешь дышать. Но когда дно приближается, оно внезапно пропадает и становится черным, ты просто продолжаешь падать, и это уже не то захватывающее ощущение американских горок в глубине твоего желудка. Это неуверенность и страх перед неизвестностью. Это страх, что падение никогда не закончится. И когда ты, наконец, снова видишь это дно, оно покрыто зубчатыми камнями, и ты кричишь, потому что это реально страшно. Ты падаешь слишком быстро, и мягкого приземления на ноги не будет, будет больно. Ты скручиваешься прямо перед столкновением, потому что у тебя нет шансов выжить. А потом… ты ударяешься, и это больно, но ты просыпаешься, лёжа на спине и глядишь вверх на ту скалу, с которой тебя столкнули. Твоё тело устало и болит, но эта боль означает, что ты всё ещё жив. И тебе решать, подняться с этого каменного дна и снова начать медленно взбираться по стене, чтобы вернуться туда, где ты был. Или, если Невада серьёзна настроена и удачлива, возможно, она сумеет проложить себе путь к чему-то еще, чему-то лучшему. Сегодня будет падение. Завтра она собиралась вонзить когти в скалу и подтянуться к тому месту, где её ждал Нокс. И Невада гордится этим. Нокс сказал ей, что видит в ней сталь, и теперь она ему верит. Потому что она чувствовала эту сталь в себе. И рычание в её горле говорило о том, что её лиса тоже чувствует. С этого момента она сбрасывала кожу своего прошлого и собиралась строить будущее с мужчиной, которого полюбила. Поездка к дому родителей была короткой, всего пятнадцать минут до старого кремового викторианского дома, расположенного за чертой города, сразу за Фоксбургом. Акры леса окружали дом её детства. На переднем дереве не было ни качелей из покрышки, ни отпечатков ладоней на бетоне. Дом был нетронутым, таким же, каким он был каждый день в детстве. Ей и её братьям, и сестрам не разрешалось, чтобы он выглядел «обжитым». Мама и папа всегда нуждались в безупречной чистоте для собраний логова. Ведь они были идеальными. Идеальная семья с идеальными лисятами, которые когда-нибудь найдут идеальных партнеров и наполнят следующее поколение идеальным потомством. Она была их занозой, неудачницей. Она чуть не фыркнула от того, как непривлекательно выглядел дом. Нокс никогда не согласится на идеальность. Его беспорядок соответствовал её. Если бы она хотела нарисовать большие радужные члены мелом на тротуаре по всей их подъездной дорожке, он не просто позволил бы это, он бы рассмеялся и присоединился к ней. Если она хотела покрасить их дом в цвет фуксии и вырастить одуванчики во дворе, он бы помог и поливал эти сорняки для неё. Она позволила себе улыбнуться. Один час и всё будет сделано. Она сможет быть храброй в течении нескольких десятков минут. Легковые автомобили, грузовики и внедорожники выстроились вдоль обеих сторон кольцевой дороги. Судя по всему, весь притон собрался, чтобы её публично опозорить. Боже, лисы — мудаки. Если у неё будут лисята с Ноксом вместо медвежат, она научит их быть добрыми, щедрыми и понимающими. Она собиралась делать всё по-другому и убедиться, что они знают, что их любят, каждый божий день. И она не сомневалась, что Нокс сделает тоже самое. О, конечно, они, вероятно, будут маленькими чудовищными варварами, если его генетика в это ввязана, но они были бы хорошими внутри, как и их отец. Она позаботится об этом. Её братья, сестры и родители выстроились на круглом крыльце, пока она выходила из машины, каждый с одинаковым хмурым взглядом. Золотые глаза следили за её передвижением. — Привет, семья, — прохрипела она, остановившись перед лестницей на крыльцо. Она так хотела встретиться с ними глазами, но не могла. Когда-нибудь она сможет смотреть всем в глаза. Это была её личная цель, но она только начинала свой путь и не собиралась усложнять себе жизнь. Не сегодня. — Я знал, что ты станешь настоящим разочарованием, — сказал Джек, глядя на неё свысока. Сжав кулаки в гневе, Невада скривила губы и подняла взгляд на Джека. — Да, я здесь не для того, чтобы обмениваться оскорблениями. Я здесь, чтобы освободить себя от логова. — Ты оцениваешь ситуацию неверно, — сказала мама. Ее волосы были идеально уложены, на ней был деловой костюм сливового цвета, как будто она специально оделась для такого случая. — Сегодня ты не обретешь свободу. Тебя накажут и изгонят с позором. — Я вижу это по-другому, — пробормотал Невада. Её голос дрожал, но, по крайней мере, она говорила, и это само по себе было крошечной победой. — Ты видишь позор. Я вижу свободу. Мамина губа дернулась в наполненном ненавистью рычании, а затем она дернула подбородком в сторону леса, где снег был покрыт отпечатками лап, а между деревьями в ожидании стояли десятки рыжих лисиц. Это будет больно. Один час. Один час. Бл*ть. Нокс был прав, ругань помогала, поэтому она повторила это в уме еще три раза. Бл*ть, бл*ть, бл*ть. — Одного клейма недостаточно, нужно больше шрамов, — сказала мама. — Я хочу, чтобы её растерзали за её наглость. Я хочу, чтобы её растерзали за то, что она рисковала разоблачением всего логова. Я хочу, чтобы её растерзали за то, что она отказалась от сражений и поединков, отказалась подчиняться и всю свою жизнь переступала границы дозволенного. Я хочу, чтобы она никогда не смогла смотреть на себя с гордостью. — Мам, — пробормотала Лесли, первые тени ужаса отразились на её лице. — Придержи язык, или ты будешь следующей, — выплюнула мама Лесли, её глаза вспыхнули цветом чистого золота. Она повысила голос. — Пусть это будет примером для любого из вас, кто решит выйти за рамки и предать свой народ! Никакого снисхождения не будет! Тяжело дыша, Невада сильно прикусила нижнюю губу, чтобы слёзы не выступили из глаз. Она им не принадлежала, не принадлежала. — Вам придется жить с собой за то, что вы сделаете сегодня! — крикнула она. Будь проклят её голос, он все еще дрожал, как лист на ветру. — Надеюсь, вам будут сниться кошмары о том, чем вы занимаетесь. Надеюсь, ваши грехи съедят вас заживо. Я надеюсь, вы почувствуете себя отравленными воспоминаниями о том, что вы сделаете со мной. Но знайте. Что бы вы не сделали, вы не тронете мою душу. Вы ничто, и моя жизнь будет счастливой. Я не буду думать о вас. Она скользнула своим разъяренным взглядом на маму и осмелилась: — Растерзай меня. Я всё равно буду свободна, а ты окажешься в ловушке этой пустой, скучной жизни, где вы все совершенно одинаковые, безликие лисы. Бесчувственные, равнодушные, жестокие. Я стану другой и буду счастлива. Что бы ты ни сделала, ты не сможешь отнять это у меня. Пометь меня, но услышь мои слова. Если ты когда-нибудь снова нападешь на меня, моя пара убьет тебя, а я и лапы не подниму, чтобы помочь тебе. — Следи за языком! — потребовала мама. Невада подняла средний палец и закончила: — Я отдам тебя Сыну Проклятого Медведя. Ты думаешь, что изгоняешь меня? Конечно нет. Это мой выбор. Я освобождаюсь от вас. Давай покончим с этим. У меня ещё есть дела, которыми нужно заняться. Она стянула свитер через голову и направилась по хрустящему снегу к лисам в лесу. Когда она оглянулась через плечо, её братья, сестры и отец мрачно спускались по лестнице и следовали за ней, но мама вцепилась в перила, сцепив пальцы, глаза сверкали, тело тряслось от ярости. Хорошо. Она не должна чувствовать, что побеждает. Что-то произошло во время выступления Невады. Её голос стал более ровным, более хриплым. Её больше не трясло. Она смотрела им в глаза, потому что верила своим словам. Без них ей будет лучше. Один час. Нокс, извини. Я вернусь к тебе. Все в порядке. Хорошо. Хорошо. Все в порядке. Её сейчас трясло от адреналина и страха. Какой бы жесткой она ни хотела быть, это будет больно. И она не собиралась стоять молча. Неа. Она собиралась дать отпор, потому что иначе не смогла бы жить со своим новым, более сильным «я». Невада сбрасывала сапоги один за другим и оставляла за собой шлейф из одежды, не заботясь о десятках пар глаз, следивших за её продвижением в лесу. Давай, Лиса, у нас есть дельце. Она наклонилась вперед и отдалась рычащему животному посреди шага. Её лиса рванулась с места, но не убежала. Она вела остальных именно туда, где хотела, чтобы это произошло. Это было её любимое место в детстве. Это поляна, на которую она прокрадывалась, когда жизнь была тяжелой, и здесь она ложилась на траву посчитать звезды. Снова шел снег, большие снежинки падали вокруг неё и оседали на её густом мехе. Позади, она могла слышать возбужденное тявканье охотящихся лисиц. Охота на неё. Кровожадные маленькие зверюшки. Вир был прав в том, что они убийцы. У диких лис не было такого стайного менталитета, но лисы-оборотни были совсем другим зверем. Она бежала по чистому свежему снегу, хрустя лапами. Она надеялась, что сможет добраться до поляны до того, как они нападут. В этой форме она могла узнавать их тявкающие голоса. Лесли, Джек, мама, папа, Даррен… Вот оно. Она могла видеть его прямо перед собой, поляну, где она провела так много времени в одиночестве. Это будет последний раз, когда она здесь одна. Это будет последний раз, когда она одна. Эта мысль придала ей смелости, поэтому у входа на поляну она развернулась и посмотрела на них, скривив губы, обнажая зубы, и опустив переднюю часть к снегу. Невада бросила вызов. Она была готова. Кто первый? Джек напал на неё. Идеально. Она видела, как на неё надвигается море лис, но, по крайней мере, она могла подраться с братом, который толкал её все эти годы и заставлял чувствовать себя никчемной. Она побежала на него и встретила его, столкнувшись так сильно, что чуть не вышибло из нее дух, но она не отступила. Ни дюйма. Она вцепилась зубами в его шею и тряхнула головой изо всех сил, чтобы нанести максимальный урон. И тут всё логово обрушилось на неё. Боль. Боль повсюду. Боль была всей её жизнью в этот момент. Она чувствовала себя разорванной в клочья. Как будто она больше не была в своей шкуре. Железо наполняло воздух. Алым окрасился снег. Не только её кровью, так как она сражалась так, как никогда раньше, но сто к одному. Какая-то её часть испугалась, потому что её лицо горело, в него впились множество клыков и когтей, но они не останавливались. Растерзать ее. Мамин приказ звенел у неё в голове, как призрак, тащащий за собой цепи. Растерзать её, значит — убить? Она больше не могла видеть облака. Не видно ни неба, ни деревьев. Она ничего не видела, кроме рыжего меха и острых как бритва зубов. Но она слышала. Он начался как дребезжащий, тихий звук и становился громче с каждой секундой. Земля тряслась от чего-то, чего она не понимала. И тут боевые кличи лисиц разбил оглушительный рёв медведя гризли. Он заполнил воздух, как ураганный ветер, и обещал кровь, обещал смерть. Слой лис был сбит с неё одним сильным ударом лапы. Длинные изогнутые когти едва не задели её живот, когда Нокс швырнул нападавших в лес, как будто они ничего не весили. Он был в бешенстве. Он был в ярости. Его шерсть стояла дыбом, а его массивное тело было согнуто и наполнено мощью. Он был таким быстрым, когда кусал, царапал и бил. Он не отходил далеко от неё, когда преследовал врагов. Несколько шагов, затем снова стоял над ней. Она застыла в шоке. Он действительно здесь, действительно собрался воевать с логовом за нее. Её Нокс. Её. Её мужчина может быть сломанным и одиноким, но он её поддержит. Всегда. И у неё был он. Невада встала на четвереньки, расставила ноги и, не обращая внимания на боль на морде, оскалила зубы, глядя на ныряющих туда-сюда лис, проверяющих их слабую сторону. Жаль, но их не было. Нокс был монстром. Её монстр. Он не отступил, не отступил. Он пробивался вперед, сколько бы зубов не касалось его. И когда эти лисы поумнели, и до них дошло, что делать. Они сразу же напали, полностью накрывая её и Нокса, на ужасное мгновение Невада подумала, что они проиграют. Она подумала, что они проиграют эту битву, потеряют друг друга, потеряют своё будущее, потеряют всё. Вплоть до того момента, пока большая, мясистая, блестящая черная лапа не сжала шею лисы на загривке Невады и не швырнула её в дерево. Горилла грохнула кулаками по земле, сжала губы, обнажив невероятно длинные клыки, и зарычала. Дерьмо. Пришел Торрен, а это означало… Невада обратила внимание на поляну позади, где волна дрожи сокрушала её. Нокс и Торрен дрались, но Вир медленно шел к ним, высоко подняв голову, глаза сверкали серебряным огнем, лицо искажено яростью. — Прекратите причинять им боль, — сказал он мягким, смертельным голосом. Некоторые из лис выглядели неуверенными и рассеянными, но большинство были слишком погружены в сражение и жажду крови, чтобы осознать опасность, в которой находятся. — Я сказал прекратить! — крикнул Вир. Сила его слов образовала трещину в его ногах, которая широко расколола землю. В панике Невада отползла в сторону, чтобы её не утащило под землю. Другим не так повезло. Некоторые лисы упали туда. Нокс был на другой стороне с Торреном, но одним бешеным взглядом стряхнул с себя пару лисиц и помчался к Неваде. А затем перепрыгнул через раскалывающуюся землю. Он неудачно приземлился, вонзив когти в край, половина тела оказалась в дыре. Она становилась всё шире и шире, и теперь там показался огонь. Вир извергал пламя. Вздымались клубы черного дыма, горели деревья. Лисы разбегались, а Невада лаяла на Нокса. Подтянись, подтянись, скорей! С ворчанием массивный гризли Нокса рванулся вверх и подхватил Неваду под себя, а струя огня опалила её шкуру. Всё закончилось быстро, но Нокс напрягся и застонал от боли. Нет нет нет! — Вир! Торрен зарычал низким, грубым голосом своей гориллы. — Достаточно! — Услышьте меня! — крикнул Вир. — Это больше не ваша территория. Теперь это мои горы. Невада Фоксбург находится под моей защитой. Ещё раз взгляните на неё, и я подожгу ваше грёбаное логово и сожгу всех в пепел до последнего. Я Красный Дракон. Принесите неприятности, и я разоблачу каждый грязный, жестокий, темный уголок вашего клана оборотней и сделаю своей личной миссией уничтожение каждого лисьего логова повсюду. В его словах звучала такая искренность, что всё, что могла сделать Невада, это лежать под защитным телом Нокса и смотреть, как Сын Дракона завоёвывает территорию. А потом он сделал что-то ужасное. Когда Торрен закричал: — Неееет! Вир присел и прыгнул в небо. В одно мгновение чудовищный дракон с огненно-красной чешуей и с разорванными крыльями по краям, словно какая-то закаленная в боях горгулья, поднялся в воздух, взмахнув крыльями так сильно, что взлетел в воздух, так что снег сдуло. Ураганный ветер заставил Нокса и Неваду отъехать на тридцать ярдов от поляны, прежде чем они резко остановились. Лисы уже убегали, но Виру, похоже, было всё равно, что они сдались. Он открыл рот с рядами острых клыков и выпустил поток огня и лавы в сторону леса. Они должны были бежать, но она и Нокс просто стояли, уставившись в небо, совершенно застыв. Торрен медленно передвигался на четвереньках и встал рядом с Ноксом, наблюдая за Красным Драконом вместе с ними. Возможно, их инстинкты были поломаны, но они не собирались бежать. Парни были избиты, порезаны, укушены, с них капала кровь, и она знала, что выглядит она ничуть не лучше. Морда болела так сильно, что голова кружилась, а глаза слезились. Задыхаясь и потрясенная, она прислонилась к ноге Нокса в поисках тепла и силы. Его мех был грубым, как он и сказал. Грубый для её мягкого, совсем как они. Они были разными в том, что дополняло друг друга, но были похожи в том, что имело значение — идеальная пара. Горилла, гризли и лиса… а там, наверху? В небе, где все жители Фоксбурга смогут видеть? Там был самый страшный оборотень на земле. Большой дракон, который мог дышать огнем в своей человеческой форме и разрушать землю. Он был людоедом, который мог читать мысли и почти не контролировал дракона. Но Вир и Торрен пришли помочь ей и Ноксу, и в этот момент она поняла, что это её люди, какими бы сломленными они ни были. Вир опустился на землю и зачерпнул пепел, выгнул спину, взмахнул крыльями и снова поднялся в небо. Им больше негде будет спрятаться. Плохие парни с гор Деймона только что объявили о своем присутствии в Фоксбурге, громко и огненно. |