ЭКОНОМИКА ОТРАСЛИ. КУРС ЛЕКЦИЙ.. Курс лекций рыбное, 2010 Предисловие
 Скачать 10.64 Mb.
|
|
*) Российский статистический ежегодник. – 2002. – С. 618. В 2002 г. российский экспорт формировался на 57% за счет энергоносителей и на 15% за счет металлургической продукции. Товары с высокой степенью переработки занимали незначительную долю: машины и оборудование - менее 8%, продукция химической промышленности - менее 6%1). Доля российской промышленности на рынках наукоемкой продукции в этот период составляла лишь 1% (для сравнения: на долю США приходилось 36%, Японии – 30%)2). Снизились инвестиции в основном в реальный сектор экономики (за 1991- 2001 гг. они сократились почти в 4 раза). Доля оборудования со сроком эксплуатации до 5 лет (то, что определяло технико-технологический уровень выпускаемой продукции) сократилась с 29% в 1990 г. до менее 5% в 2001 г. Свыше 70% всех машин и оборудования эксплуатировалось свыше 10 лет. Это более чем вдвое превышало показатель экономически развитых стран. Либерально - монетаристские подходы, основанные на постоянном сужении денежной массы, поскольку в условиях разгосударствления была порождена необеспеченная эмиссия, привели к "закупорке" экономики суррогатами денег, к примитивным формам бартера, хищническому посредничеству в товарном обмене, к ростовщическим формам кредитования производственного сектора, к фактическому разрыву между реальным и финансовым секторами экономики. По многим аналитическим оценкам, в рассматриваемый период в стране товарное обращение обеспечивалось так называемыми «живыми» деньгами примерно лишь на 30-40%, бартером - на 20-30 и «заменителями» денег - на 20 - 30% (векселями, облигациями и другими суррогатами). В условиях отсутствия у предприятий, по известным причинам, оборотных средств и парализованности расчетно-платежного механизма банковской системы после августа 1998 г. в стране было подорвано товарно-денежное обращение. Центральный банк России, призванный осуществлять денежную политику, испытывал трудности. Выпускаемые им и находящиеся в обращении банковские билеты в связи с переливом капитала из государственного сектора в частный постоянно удешевлялись, снизились права и обязательства государства, а коммерческие банки продолжали работать в основном с банковскими билетами и валютой. При таком состоянии банковской системы, естественно, финансовое положение страны укрепить было невозможно. Исполнение федерального бюджета, начиная с 1992 г., осуществлялось с невиданным в мировой практике превышением расходов над доходами (дефицитом)3), достигавшим 1,7-2 раза в 1993 - 1994 гг. и 1,2-1,3 раза – в 1995-1998 гг. (табл. 27). Таблица 27. Превышение расходов над доходами в период 1993 – 1998 годы (в млрд. руб.)
Дефицит бюджета покрывался до 1995 г. в основном прямыми кредитами Центрального банка, то есть по существу выпуском необеспеченных денег. Это вызвало рост цен, инфляционного дохода, а, в конечном счете, – ухудшение материального положения значительной массы населения при неоправданном обогащении немногих его групп. С 1995 г. для покрытия дефицита была применена пирамида ГКО. Посредством выпуска облигаций шел в том же направлении перелив капитала, в том числе за рубеж, а обслуживание долга откладывалось на последующие годы, что и привело к финансовому "обвалу" в августе 1998 г. К октябрю 1998 г. сумма долга увеличилась на 110 млрд. долл. США, в том числе величина внутреннего долга - на 80 млрд. долл. США (по курсу того периода)1). Только по группе западных банков, которую возглавлял "Дойче банк", задолженность России по платежам по ГКО и ОФЗ достигла 40 млрд. долл. США. По данным Минфина РФ, в мае 1998 г. государственный внутренний долг достигал 435 трлн. руб. (или 75 млрд. долл. США по курсу того периода), государственные внешние заимствования - 140 млрд. долл. США. Российские банки получили кредитов в других странах на сумму 16 млрд. долл. США. В связи с принципиальной договоренностью о реструктуризации за долженности по ценным бумагам, срок погашения которых падал на период с 19 августа 1998 г. до 31 декабря 1999 г., 10% долга погашался наличными, 20% - беспроцентными рублевыми облигациями и 70% - процентными рублевыми облигациями. Соглашение предусматривало, что иностранные банки могут использовать рублевые облигации для уплаты налогов и для покупки акций российских банков. В то же время представлялись неоправданными меры, которые предпринимались правительством по спасению частных банков, в том числе и крупнейших банков (фактически олигархических), за счет бюджетных средств. Наиболее целесообразным было бы повысить роль Центробанка, Сбербанка и их филиалов на местах по исполнению бюджетных платежей, в аккумулировании сбережений населения, обслуживании текущих счетов предприятий. Это в дальнейшем в определенной мере было подтверждено практикой. Финансовый рынок в 1999 г. оказался представленным по существу единственным сегментом - валютным (долларовым). Рынки государственных бумагу и межбанковских кредитов (МБК), которым отводилось в докризисный период основное место, в структуре финансового рынка стали занимать менее 14%. Более наглядно структура финансового рынка в августе 1998 г. и феврале 1999г., отражена в табл. 28. Таблица 28. Структура финансового рынка в 1998 г. и 1999 г.*)
*) Независимая газета. Политэкономия. 1999. №3. Февраль. Акции предприятий обесценились примерно в 10 раз1). Инвесторы, а из них почти 2/3 иностранные, постарались избавиться от ценных бумаг. На вексельном рынке, представленном в основном векселями Газпрома, наблюдалось постоянное снижение доходности. Обозначившееся в конце февраля 1999 г. повышение курса акций не повлияло на общую ситуацию, поскольку фондовый рынок в целом был перенасыщен краткосрочным спекулятивным капиталом. Временные рамки инвестирования не простирались далее 3-4 месяцев. Обострение и последствия финансового кризиса после обвала в августе 1998 г. привели к повороту в представлениях о проводимом ранее курсе реформ, целевых установках и параметрах развития экономики в 1999 г. и последующих годах, роли государства в управлении экономическими процессами. Сформированное Е.М. Примаковым Правительство РФ признало необходимым новый курс, который должен был направлен на обеспечение развития реального социально ориентированного сектора экономики с опорой государственного регулирования)1). Принятые Правительством, возглавляемым Е. М. Примаковым, в 4 кв. 1998 г. и в начале 1999 г. меры были направлены на преодоление последствий финансового кризиса. Эти меры сводились к стабилизации курса рубля, восстановлению движения товарно-денежных потоков на основе реструктуризации банковской системы и "точечной" расшивки неплатежей, последовательного устранения хронической нехватки оборотных средств. Приоритетным направлением в первоочередных мероприятиях становилась забота о потребителе, обеспечение продовольственной безопасности, повышение уровня социальной зашиты населения, государственная поддержка и стимулирование отечественного производства посредством формирования эффективной налоговой и инвестиционной политики. В качестве первых заметных шагов были осуществлены, в частности: меры по выплатам задержанной отдельным категориям работников заработной платы; отсрочка погашения долга на уровне 25 млрд. руб. до 2005 г.; защита интересов вкладчиков; стабилизация положения на потребительском рынке; повышение роли потребительской кооперации в обеспечении населения продовольствием. Приведенные данные Госкомстата России за 1999 г., а также показатели социально-экономического развития страны за 2000 г., оценки Минэконом-развития РФ, Минфина РФ и научных организаций свидетельствовали, что в целом итоговые результаты за указанный период по сравнению с предыдущими годами реформирования выглядели достаточно выигрышно1). Валовой внутренний продукт возрос к предыдущему году в 1999 г. на 5,4%, в 2000 г. - на 9%, промышленное производство соответственно - на 11,0 и 12,0 %; сельскохозяйственное - на 4,1 и 7,7%; инвестиции в основной капитал - на 5 и 17%. Реальные доходы населения увеличились в 2000 г. на 9,1%. Правда, после обвального спада в 1998 - 1999 гг. они оставались на 22% ниже «предкризисного» уровня 1997 г. Повысились доходы федерального бюджета: было получено сверх планируемых объемов в 1999 г. 138 млрд. руб. и в 2000 г. - 305 млрд. руб. Более чем в 2,5 раза увеличился золотовалютный резерв Центрального банка РФ и составил на начало 2001 г. 30 млрд. долл. США. Стабилизировались инфляция и валютный курс рубля. Товарный оборот стал более денежным, сократились неплатежи и бартер. В то же время приходилось отметить, что механизм расширяющейся экономики, гарантирующий в перспективе устойчивые темпы роста производства и потребления, в стране не был сформирован. К сожалению, решительных мер по стабилизации социально-экономического положения своевременно не было принято. В действиях Правительства РФ, особенно после смены его состава, последовательности и системности не наблюдалось. За наметившимися некоторыми положительными тенденциями в социально-экономическом развитии страны в 1999г. и первой половине 2000 г., обусловленными факторами временного характера, оставались нерешенными кардинальные проблемы в области экономики. Открывшиеся возможности ее динамичного роста оказались упущенными. Такой итог выявил чувствительную зависимость отечественной экономики от того, на базе каких подходов и во имя каких целей проводился социально-экономический курс. Экономический подъем в рассматриваемый период носил во многом конъюнктурный характер, связанный с эффектом замещения импорта в связи со стихийной девальвацией отечественной валюты (август 1998 г.) и благоприятной мировой динамикой цен на энергоносители. В связи со сложившимися условиями «дешевого рубля» и сокращением импорта темпы роста в отраслях легкой, пищевой и обрабатывающей промышленности составили в указанные годы от 15 до 25%. Доля импорта в структуре товарного обеспечения оборота розничной торговли снизилась с 48% в 1998 г. до 36-40%. Фактическая стоимость барреля нефти держалась в 2000 г. на уровне 30-32 долл. США, что примерно в 2 раза было выше цены, гарантирующей нормальную рентабельность нефтедобычи. Такая ситуация на нефтяном рынке обеспечила положительное сальдо торгового баланса в размере 60 млрд. долл. США. Однако наметившийся в I-ом квартале 2000 г. и продолжившийся во II-ом квартале подъем сменился стагнацией, промышленное производство перестало расти. В третьем квартале оно стабилизировалось на уровне июня, а в четвертом – даже несколько снизилось - с учетом сезонного и календарного факторов на 3% (табл. 29). Примерно такое же положение сложилось и в сфере инвестиций в основной капитал. Таблица 29. Динамика макроэкономических показателей по кварталам 2000 г. (темпы роста в последнем месяце квартала по сравнению с последним месяцем предшествующего квартала; влияние сезонности устранено)*)
*) Источник: Промышленные ведомости. 2001. № 3-4. Февраль. – С.3. Одновременно наметившееся повышение реальных доходов населения поддержало потребительский спрос. На этом фоне активизировался импорт, который вновь уже стал основным источником обеспечения роста товарооборота, оттесняя товары внутреннего производства. Особенно негативная и тревожная тенденция - снижение инвестиций. Достигнутый в 2000 г. прирост 17,7%, хотя несколько и снижал остроту «инвестиционной проблемы 2003 г.», однако для ее решения (по экспертным расчетам) объем инвестиций должен был возрастать в 2 раза быстрее. Негативные тенденции второй половины 2000 г., которые стали усиливаться за счет укрепления позиций конкурирующего импорта, свидетельствовали, что Правительство РФ вернулось к прежнему курсу, деструктивному для расширенного воспроизводства. Положительные сдвиги, едва обозначившиеся на рубеже 1998-1999 гг. и 2000 г., не стали основой для закрепления созидательного курса. По сути в 2000 г. состоялся возврат к разрушительной программе реформ.В условиях фактически продолжающегося прежнего экономического курса экономика страны начала втягиваться в дальнейшую кризисную ситуацию. 9 февраля 2001 г. в Госдуме проходили парламентские слушания по проблемам экономической безопасности в России, в том числе по важнейшему аспекту – нормативное правовое обеспечение ее. Участники парламентских слушаний отметили следующее. По сути, несмотря на некоторые позитивные тенденции в экономике страны в последние 2 года, по ряду позиций так и не произошло снижения угроз экономической безопасности страны. В частности:
топливно-сырьевой направленностью промышленности; отставанием разведки запасов полезных ископаемых от их добычи; низкой конкурентоспособностью продукции большинства отечественных предприятий; не востребованностью в реальном секторе экономики научно-технологических достижений и др.;
коэффициент ликвидации устаревшего оборудования по сравнению с 1990 г. в 2000 г. снизился в 1,5 раза и составил 1,65% (при норме 3-5%); коэффициент ввода нового оборудования составил 1,12% (при норме 5%); если в целом по промышленности активная часть основных фондов была изношена по сути на 2/3 , то в ряде базовых отраслей, определяющих НТП (машиностроении, химической и нефтехимической промышленности), уровень износа оборудования составил более 80%. Удельный вес полностью изношенных машин и оборудования достиг 31,1%. По этим фондам не начислялась амортизация, что обусловило дополнительные проблемы в области поиска источников финансирования инвестиций в обновление этих фондов;
По рыбным продуктам в законе о продовольственной безопасности, который прошел в Госдуме первое чтение, норматив доли импорта не должен был превышать 20%. Фактически же в среднем по стране он составлял, по ориентировочной оценке, - более 30%. В крупных городах до дефолта был на уровне 60 и более %;
Как справедливо отмечалось на парламентских слушаниях, возрастание ряда угроз экономической безопасности России в значительной степени было обусловлено неудовлетворительной деятельностью исполнительной власти. За прошедшие годы после 1996 г. так и не был реализован в полной мере перечень мер по предотвращению угроз экономической безопасности, утвержденный соответствующим Постановлением Правительства РФ. В частности: 1) до сих пор так и не были определены пороговые параметры показателей экономической безопасности; 2) не был установлен механизм проведения экспертизы важнейших решений по финансовым и хозяйственным вопросам с позиции экономической безопасности; 3) до сих пор не была завершена работа по подготовке доктринальных документов, в том числе: «Доктрина продовольственной безопасности»; «Доктрина энергетической безопасности» и др.»; 4) по сути работа по преодолению угроз экономической безопасности страны так и не стала постоянной и органичной функцией Правительства РФ, федеральных и региональных органов власти; 5) многие положения «Концепции национальной безопасности» и «Государственной стратегии экономической безопасности» не были учтены в «Стратегии социально-экономического развития России до 2010 года», разработанной Правительством РФ. По сути в этой стратегии речь шла о ликвидации последствий угроз, а не об их предупреждении, о профилактических мерах; 6) до сих пор отсутствовали нормативная правовая база реструктуризации естественных монополий; 7) не был принят закон «О противодействии легализации доходов, полученных преступным путем»; 8) не было законов, регламентирующих организацию государственного контроля за финансовыми операциями и определяющими ответственность, как финансовых посредников, так и органов контроля. Оценка итогов 2000 г., данная Президентом РФ В. В. Путиным в выступлении о бюджетном послании Федеральному собранию в апреле 2001 г., вполне была отнесена и к последующим 2001 и 2002 гг., а именно: снижаются темпы экономического роста; продолжают довлеть низкий уровень капитализации российских компаний и отток капитала за рубеж; по-прежнему страна живет в рентной, а не в производительной экономике; основные деньги «делают» сырье; полученные доходы от экспорта либо проедаются, либо повышают отток капитала, либо в лучшем случае инвестируются в этот же сырьевой сектор (причем на низком уровне). Кстати, в 2000 г. при положительном, как отмечалось, сальдо торгового баланса на уровне 60 млрд. долл. США в нефтяную отрасль было вложено лишь 4,4 млрд. долл. США (хотя это в 2,5 раза больше, чем в 1999 г., но крайне недостаточно при сложившихся возможностях. Таким образом, закреплялась и даже усиливалась сырьевая направленность экономики, ее зависимость от конъюнктуры мирового рынка. За годы реформ не удалось выработать и закрепить механизмы государственного управления, обеспечивающие реализацию преимуществ современного хозяйствования. Не были использованы такие преимущества российской экономики, как: высокая квалификация кадров; относительно низкие издержки на рабочую силу; богатые природные ресурсы; развитый научно-технический потенциал. Основные параметры, по которым оцениваются эффективность экономики (производительность труда, фондоотдача, степень обновления основного капитала и другие), стали несравненно более низкими по отношению дореформенному периоду. Практически был утерян государственный контроль за общеэкономическими пропорциями, выдерживание которых необходимо для устойчивого экономического роста. По многим конкурентным позициям экономика Россия к концу XX- го века уступала не только промышленно развитым странам, но и ведущим экспортерам сырьевых товаров. Сложившаяся к концу XX-го века модель российской экономики характеризовалась экспортно-сырьевой ориентацией, чрезмерным давлением импорта в условиях быстрого расширения открытости экономики, высокой дифференциацией населения по доходам и потреблению, незначительным размером инвестиций, натурализацией хозяйственных связей, деформированной системой хозяйственной мотивации, отсталостью применяемых технологических укладов. Безусловно, дело здесь было не только и даже не столько в утрате Россией половины экономического потенциала. Хуже то, что пока так и не удается приостановить процессы примитивизации производства, дезинтеллектуализации труда и деградации социальной сферы. К этим процессам надо добавить появление массовой бедности, которая за годы радикальных перемен стремительно расширялась, причем главным образом на основе, размывания сложившегося в СССР среднего класса, пусть и не слишком богатого по западным критериям. В 90-е годы Россия явно отдалилась от социально-экономических стандартов евро-атлантических наций и приблизилась к усредненным характеристикам типичной страны «третьего» мира с громадной поляризацией личных доходов. Разного рода подсчеты и исследования материальных возможностей российских домохозяйств свидетельствовали о том, что реально плодами проведенных преобразовании пользовались не больше четверти населения страны, а половина ее жителей ведет суровую борьбу за существование. Все это можно классифицировать как настоящее бедствие, которое случается лишь вследствие воин! Треть населения находилась за чертой бедности, т.е. не достигала даже прожиточного минимума. Но наиболее достоверными индикаторами положения дел в обществе выступали даже не подобного рода макроэкономические показатели, а конкретные социальные итоги, широко освещаемые средствами массовой информации. В 2000 г., как сообщил Минздрав России, смертность вдвое превысила рождаемость. Средняя продолжительность жизни мужчин, согласно официальным данным, составляла 59 лет, хотя эксперты называли и меньшую цифру. Это свидетельствовало о том, что трудоспособное мужское население умирало не доживая до выхода на пенсию. Минздрав России давал и другую шокирующую цифру: в 2001 г. 300 тыс. человек трудоспособного возраста умерли в результате производственных травм, отравлений, убийств или самоубийств. На 2,5 % ежегодно возрастало число людей с психическими расстройствами, на 10% — наркоманов. И еще один весьма неприятный факт: в стране — 720 тыс. детей-сирот и детей, родители которых были лишены родительских прав — это больше, чем количество детей-сирот, зарегистрированных сразу после войны. Далее, по оценкам Министерства внутренних дел России, 2,5 млн. человек ночуют на чердаках и вдоль теплотрасс... . Словом, возникало ощущение, что у нас подорваны основы существования нации и государства. Это и должно было более всего беспокоить. Дело не сводилось только к тому, что вдвое сократился ВВП, на 70% были изношены производственные фонды и 200 тыс. ученых покинули страну, в результате чего, равно как и вследствие отсутствия финансирования, был подорван научный потенциал России. Все это так, но намного опаснее были духовный и нравственный кризис общества, его одичание, падение уровня его физического и психического здоровья. В чем же причины, в чем основная причина тех бед, которые случились в России? Что нужно исправить, чтобы нация не только выжила, но и стала развиваться? Несомненно, корни всего этого лежат в сфере политики и идеологии. Раньше нас учили, что политика - концентрированное выражение экономики. Опыт российских реформ показал, что нынешняя экономика - концентрированное выражение радикально-либеральной политики. Такая политика оказалась неподходящей для российской почвы. Нельзя согласиться с мифом, который усиленно навязывался в рассматриваемый период: реформаторы- де застали полностью развалившуюся экономику и благодаря своим усилиям и решительным действиям вывели страну из пропасти. Если за эти годы вдвое сократился общий объем производства, а потребление снизилось в меньшей степени, откуда взялись соответствующие ресурсы? Ясно, что мы «проедали» как раз то, что досталось в наследство, те самые «развалины», на которые пришли реформаторы. Проедали народное достояние, расходуя невозобновляемые природные ресурсы и не воспроводя производственный аппарат, занимали деньги за границей. Иначе говоря, жили в кредит, заимствуя у будущих поколений. И это спасало положение, маскировало неработоспособность разворачиваемых реформ. То есть, если говорить о самом существенном, самом главном, что лежит в основе плачевных результатов, то это - политический курс реформирования, выбор в пользу «шоковой терапии», безоглядной либерализации и приватизации. Выбор оказался импульсивным, непродуманным. Хотелось продемонстрировать реформационную решительность, и она действительно была продемонстрирована, но не в том направлении, в каком следовало. Все это и определяет основную первую причину наших бед. Вторая причина заключалась в том, что вместо того, чтобы приложить все возможные усилия для сохранения дееспособной составляющей государственного аппарата, провозглашался лозунг «ухода государства из экономической жизни» - ничего-де с нашими бюрократами не сделаешь, порядок не наведешь. Разрушение доставшегося от Советского Союза аппарата, кстати, не такого уж плохого - во многих министерствах и других органах власти работали люди высококвалифицированные и добросовестные, - произошло не потому, что он был недееспособен, а в результате борьбы с «союзным центром». Распад союзных структур форсировался, а российские структуры государственного управления рождались медленно и мучительно, пополнялись людьми отнюдь не самыми достойными. У них не было опыта управления государством, государственной мудрости, хотя новые правительственные чиновники провозглашали себя «профессионалами». Несомненно логика, согласно которой раз государство слабо, а его аппарат коррумпирован, следует не укреплять его, не стремиться к дееспособности, а наоборот, сводить государственное управления к минимуму, предоставляя «невидимой руке рынка» возможность «расставить все по своим местам», представлялась особо абсурдной. Далее. Вместо предлагавшегося наукой и соответствовавшего опыту других стран постепенного вытеснения государственного сектора развивающейся рыночной экономикой, мы решили все сделать одним махом, и тем самым разрушили и экономику, и общественные связи, и нравственные устои общества. По сути в основе соответствующих действий лежала именно идеология, а здравый смысл был проигнорирован. Идеологической подоплекой тут явилась некритически заимствованная из американских учебников и пропагандировавшаяся западными советниками либерально-радикальная доктрина. Кроме того, провозглашалась задача, как можно скорее сделать перемены необратимыми, исключив возврат в прошлое. Не улучшать экономическую ситуацию в стране, не поднимать жизненный уровень населения, не повышать экономическую эффективность народного хозяйства, а проводить в пожарном порядке тотальную приватизацию, энергично создавать клан олигархов- собственников, которые не допустят сохранения наследия социализма. Вот какая императивная установка реализовывалась! Все это и есть третья причина. Четвертая причина состояла в том, что доверие к государству в данный период упало до низкого уровня, не исключено, что его можно было «уронить» еще ниже. Авторитет государства был подорван, в частности, потому, что оно оказалось безденежным: не способно содержать армию, финансировать науку и образование, платить чиновникам достойную, не побуждающую к взяточничеству заработную плату. Главные источники пополнения государственной казны приватизировались, самые доходные отрасли отдавались в частные руки. Если во всем мире приватизация начиналась с убыточных предприятий и нацеливалась на превращение их в прибыльные, то в России начали ее с самых лакомых «кусков» государственной общенародной собственности - нефтегазовой отрасли, золотодобычи, торговли, и т. п. В результате государство оказалось без денег. В этом состояли многие беды и его самого, и всего общества. Одна из существенных черт проводившейся в течение десятилетия экономической политики – реализация оголтелого монетаризма, что и сформировало пятую причину. Между тем даже из уст авторитетных западных экономистов, в том числе лауреатов Нобелевской премии Джозефа Стиглица и Лоренса Кляйна, было слышно: если экономика находится в трудном положении, задача государства - не сокращать до предела денежную и кредитную эмиссию, порождая тем самым безработицу, свертывание инвестиций и потребительского спроса, а наоборот, следует проводить активную эмиссионную политику. Так поступали на Западе, в том числе в США, где президент пытался вывести экономику из депрессии, путем расширения денежного предложения, в том числе за счет снижения процентных ставок. Эффективность подобной линии была продемонстрирована и деятельностью четвертого постсоветского правительства после дефолта 1998 г. Шестая серьезная причина реформационных неудач в экономике - игнорирование духовной и нравственной стороны жизни общества. Эта составляющая в рыночных преобразованиях и в целом в экономическом развитии не менее важна, чем другие элементы - конкуренция, кредитные отношения, менеджмент и т. п. Преступность, о борьбе с которой говорилось чуть ли не с первого года проведения реформ, редко трактовалось как фактор уродливости наших рыночных отношений. Между тем, когда происходило сращивание криминала с властью,— одна из главных причин наших бед, ставящая под угрозу возрождение страны – наивно было ожидать от тех, кто приобрел свое богатство нелегитимным путем, добросовестности и порядочности в рыночной конкуренции, в отношениях с потребителями. Низкий нравственный и деловой уровень той политической элиты, которая в результате распада СССР и КПСС оказалась наверху, тоже крайне негативно сказывался на характере экономических преобразований. Все это и составляло суть седьмой причины. Конечно, на результативность реформ в России продолжали влиять мощные объективные факторы, делавшие системную трансформацию в России исключительно трудной задачей по сравнению с той, что решалась нашими партнерами по бывшему социалистическому лагерю. Здесь вполне уместны ссылки на факт различной продолжительности социалистического бытия тех или иных государств. Если в странах Центральной и Восточной Европы оно длилось 40 лет и в большинстве случаев было навязано извне, то в России социализм господствовал более 70 лет и был, так сказать, изначально отечественным, а не импортированным «продуктом». Далее необходимо иметь в виду, что российским реформаторам пришлось продолжить системную трансформацию при стремительном, правда, ими же и инициированном, распаде ранее единого государства. Полиэтничность населения СССР в условиях демократизации общественной жизни существенно облегчила реализацию своего рода национально-хозяйственного шовинизма, который, как правило, игнорировал соображения экономической целесообразности. Каковы бы ни были субъективные намерения лидеров новых независимых государств - допустим, они искренне считали, что избавление от «грабительского» центра облегчит развертывание реформы, - разрыв единого экономического пространства резко затруднил переход к рыночной экономике каждой суверенной экс - республики СССР, в том числе и России. Наконец, на старте реформ серьезным бременем для неё стала огромная доля в ее экономике военно-промышленного комплекса. Как только Россия отказалась от идеи поддержания военного паритета чуть ли не со всем остальным миром, выяснилось, что конверсия гипертрофированного милитаризованного производства потребо-вала неизмеримо больше затрат, чем она могла дать возможные выгоды. Вышесказанное однако не отменяло главного вывода из опыта перемен в прошедшем десятилетии: разочаровывающие итоги системной трансформации в России преимущественно рукотворны и лишь во вторую очередь были предопределены специфическими неблагоприятными стартовыми условиями. Именно в силу несостоятельности замыслов и многочисленных ошибок в политике реформ экономики социальная цена продолжала оставаться исключительно высокой. Да и понятия демократии, рынка и свободы в значительной мере были дискредитированы в российском общественном сознании именно из-за громадных просчетов реформаторов. Характеризуя реальные ошибки «действующих лиц и исполнителей» российских реформ, имеет смысл еще раз обратить внимание на чисто мировоззренческую природу просчетов и упущении в политике реформ, впрочем, и в экономической политике в целом. Это важно хотя бы потому, что актуальность вопроса нисколько не уменьшилась. Имеется в виду ярко выраженная склонность как вчерашних, так и сегодняшних реформаторов к «магическому мышлению», представляющему собой смесь неоправданных надежд, т. е.иллюзий, и распространенных заблуждений – мифов. Среди иллюзий можно отметить, во-первых, принятие в качестве руководства к действию текущих мировоззренческих императивов Запада в надежде на достижение нашей страной его экономических и социальных стандартов, во-вторых, абсолютизацию универсальных экономических закономерностей без учета специфики места и времени. В-третьих, убежденность в необходимости максимально ускорения перемен как решающего фактора их необратимости. Эту необходимость реформаторы имели обыкновение аргументировать опасением «коммунистического реванша». Кроме того, в-четвертых, в разряд иллюзий уместно включить и благостное отношение к взаимодействию стран в современном мировом хозяйстве без учета различий их экономических потенциалов. С самого начала проведения радикальных реформ было принято считать, что форсированное открытие экономики России благотворно, а постепенное и дозированное – вредно. Среди мифов можно выделить следующие. Во-первых, это стойкое представление о том, что в сегодняшнем мире благоденствуют нации, которым удалось до минимума свести государственное участие в экономике, что явно далеко не соответствует реальной действительности. Во-вторых, сюда следует отнести возведение в ранг объективной закономерности тезиса об органической слабости государства в «транзитивных» странах, особенно в России. Из этого тезиса вытекал вывод, согласно которому здесь вмешательство государства в экономику должно быть еще более ограниченным, чем в зрелых рыночных экономиках. Наконец, в-третьих, в качестве мифа можно рассматривать приверженность реформаторов к теории «обузы», в соответствии с коей Россия быстрее вольется в лоно сильного Запада без слабых сателлитов в лице постсоветских республик. Причем почему-то считалось, что новые суверенные государства - бывшие республики CCСР не смогут выжить без новой России. Именно потому, что с самого начала периода радикальных реформ их инициаторы в силу «магического мышления» сделали ставку на всесилие «экономической свободы», страна пока не может вырваться из полуанархического состояния на траекторию устойчивого хозяйственного роста. В теперешнем российском «правящем доме», судя по всему, взяла верх школа мышления, в соответствии с которой положительные тенденции хозяйственного развития трех последних лет (а за 1999—2001 гг. ВВП страны увеличился почти на 20%) должны быть поддержаны исключительно посредством нормализации инвестиционного климата при последовательной реализации курса на уход государства из экономики. Это означало, что, во-первых |