ИУНТWord. Лекция 1 План Понятие о фольклоре. Специфика фольклора. Жанры фольклора
 Скачать 181.27 Kb.
|
|
2.Разновидности мифов Древнейшие мифы этиологического (о происхождении чего-то) характера стремятся объяснить появление земной тверди (хтонические мифы), небесных светил (космогонические), богов (теогонические), человека (антропогенические), животных (зоогонические) и т. д. Такое деление принадлежит ученым и сделано оно для какого-то упорядочения мифов и облегчения их исследования. На самом же деле, мифы довольно часто переплетаются и бывает трудно причислить их строго к названным категориям. Более поздними предстают мифы, повествующие о деятельности «культурных» героев (демиургов, трикстеров). Ярчайшим представителем этих «прометеевских» героев у ингушей предстает Курюко, миф о котором был зафиксирован еще в начале XIX века. В языческой религии ингушей немало мифов утопического и эсхатологического (о конце света...) характера. В ингушской мифологии имеются условно называемые прометеевские мотивы, восходящие к весьма отдаленным временам. О том, что произведения такого типа еще в начале ХХ века бытовали в ингушской среде, свидетельствует запись В.Светлова «Семь сыновей вьюги», опубликованная им в 1910 году. Текст этот настолько примечателен, что будет небезынтересным ознакомиться хотя бы с кратким его содержанием. В тексте «Семь сыновей вьюги» человеческое общество поделено на добрых и злых нартов. Произведение доносит до нас древнейшие времена человеческих жертвоприношений… В мифе представлена божественная семья: верховный бог «Ткъа» - глава семейства, богиня вьюг – «Дардза-нана», его жена, у них семеро сыновей, из которых образовалось созвездие «Сыновья вьюги» - Большая Медведица. Люди бедствуют. «Ткъа» живет в свое удовольствие. Обреченный на жертвоприношение юноша Курка сумел перехитрить сыновей « Ткъа» и «Дардза-нана», похитил у бога овец и камыш, чем и облагодетельствовал людей. «Ткъа» наказывает всех: в горных глубинах закован Курка, и периодически его сердце клюет орел; за то, что не уберегли горы от пришельца, сыновья превращены в созвездие, а их мать разделяет вину сыновей и потому обречена вечно быть при закованном и страдающем герое. Еще исследователь Б.Далгат отмечал, что ингушам присущ альтруизм – готовность жертвовать собою ради счастья людей. Именно таким альтруистом предстает Курка, принявший на себя муки, чтобы тем самым избавить людей от страданий. Это произведение можно признать и мифом, и нартским сказанием, но важна сама по себе высокая гуманистическая идея, нашедшая здесь свое выражение. Трудно переоценить воспитательное воздействие таких произведений, служащих сокращению идеалов эгоизма. Лекция №3 Обрядовый фольклор Литература: Дахкильгов И.А. Вайнаьха багахбувцам. Грозный, 1977. Ахриев Ч. Ингушские праздники. В кн.: Ингуши. Сборник статей. Сост. Танкиев А.Х. Саратов, 2001. Ахриев Ч. Избранное. Дахкильгов И.А. Ингушские сказки, сказания и предания. Нальчик, 2002. Антология ингушского фольклора. Том 1. И.А. Дахкильгов. Нальчик, 2003. 6. На рубеже столетий.М.М.Зязиков. Москва.2011. Среди жанров ингушского устного творчества судьба обрядового фольклора была сложной. Обусловлено это было рядом причин. Во-первых, обрядовый фольклор издревле был неразрывно связан с народными верованиями и повериями, неотделимыми от языческой (с чертами христианства) религии. Ислам объявил нещадную борьбу со всем тем, что было так или иначе связано с древними верованиями: были объявлены греховными народная музыка, песни, танцы, причитания и пр. Во-вторых, в советский период различные исследования и текстовые публикации обрядового фольклора нередко объявлялись так называемой «идеализацией старины», что равносильно было обвинению в «национализме». Понятно, вследствие этих причин ингушский обрядовый фольклор записывался слабо и почти не изучался. В этой антологии впервые дан свод имеющихся в публикациях текстов ингушского обрядового фольклора. Они дополнены некоторыми современными и ранее не публиковавшимися записями. Весь материал должным образом систематизирован. По содержанию и по своим поэтическим достоинствам примечательны различные древние моления в адрес языческих богов и различных духов. В этих молениях ощутимы думы и чаяния древнего человека, его стремление повлиять на неземные силы и тем самым оградить себя от природных катаклизмов и социально-бытовых неурядиц. Эти моления зафиксировали и ораторское искусство, которым обязаны были владеть отправители древних культов. Календарные обряды, как наиболее тесно связанные с древними верованиями и представлениями, сохранились лишь в некоторых фрагментах (судя по имеющимся записям), например, моление жреца под Новый год. У ингушей в обозримом историческом времени был солнечный календарь, по которому ко дню зимнего солнцестояния было приурочено «рождение» солнца, что и знаменовало собою начало Нового года. Есть многочисленные упоминания о весенних, летних и осенних обрядах, однако полновесными записями связанных с ними текстов мы пока не располагаем, хотя совершенно не исключено, что такие записи могут быть еще осуществлены. Календарная обрядовая поэзия присутствует у всех, кто ведет оседлый и земледельческий образ жизни. В частности, это характерно и для ингушей. Хозяйственные нужды обусловливали наличие календаря, который помогал бы узнавать, когда надо приступать к тем или иным видам хозяйственных работ. Наши древние предки умели определять время зимнего и летнего солнцестояния, весеннего и осеннего равноденствия. Некогда счет дней велся по пятидневкам (по числу пальцев рук), от которых на сегодня остались в народе названия второго - вторник («шинара»), третьего — среда («кхаьра») и четвертого — четверг («ера») дней пятидневной недели. Затем ее сменила неделя семидневная. Есть сведения, что некогда существовали и большие 15-дневные недели. Довольно четко устанавливали день зимнего солнцестояния, определявшегося в три дня. В первый день говорили: «Солнце идет домой» («Малх ц1а боаг1а»). В день третий, выхода Солнца, говорили двояко: «Солнце идет из дома» или «Солнце идет из материнского чрева» («Малх ц1ара боаг1а» или «Малх наьна керара боаг1а»). По сути, это было рождество, сегодня определяемое по григорианскому календарю, и падало оно на 25-26 декабря. В это время ингуши справляли новогодний праздник, который назывался «Ноджганц1ий», или «Ноджо1». В многочисленных древних храмах, разбросанных по всей горной Ингушетии, в предновогоднюю ночь жглись огни ( наследие огнепоклонничества) и произносились молитвы, по окресностям рассылались дети с извещением о том, что утром начинается Новый год и празднество в его честь. Большой интерес новогодний праздник представлял для детей и подростков. Они обычно рядились в козлов и группою ходили по дворам. Впереди этой группы обычно шли две девушки, перекинув с плеча па плечо палку, на которой была белая (символ чистоты ) материя. Подойдя к очередному двору, группа, мерно постукивая посохами, пела песню благодати «Фар». Вот один из ее вариантов: «Пусть будет благословенным наш Новый год! Пусть ваша жизнь будет счастливой. Пусть орехи у вас растут крупные, Пусть скот ваш будет тучным. Пусть куры несут яйца крупные. Пусть будет халва ваша сладкой, Пусть будет у вас много скота. Пусть ваши пашни будут плодоносными Живее, ба-а-ба, Неси халву, давай оре- е-хи!» По нашим наблюдениям, заздравные тосты непосредственно восходят к древним молениям, которые сопровождались ритуальным употреблением слегка пьянящих напитков (пиво, брага...). Не случайно тост по-ингушски называется «кад текъа-бар», что дословно звучит как «молить чашу», а по смыслу - «произнесение молитвы (тоста) с чашей». Эти тексты совершенно не были зафиксированы, так как известна строгая нетерпимость ислама к употреблению горячительных напитков. Тем не менее еще сохранились отдельные тексты тостов, уже не связанных с древними представлениями, а отражающие обычные правила современного (с духом старины) застолья. Обряды, связанные с гостеприимством, включали в себя песенные приветствия гостю, величальные песни в его адрес. В честь гостя или по каким-либо другим торжественным случаям проводились вечеринки, которые представали целым спектаклем. На них исполнялись танцевальные мелодии и «мелодии для слуха», танцы; проводилось шуточное сватовство, звучали песенные диалоги юноши и девушки, практиковалось отгадывание различных загадок и т. д. Много обрядов было связано со свадьбой. Особенно примечательными на ней были песенные диалоги между двумя группами девушек со стороны жениха и невесты. К сожалению, лишь единичными записями представлены колыбельные песни и заговоры. В быту считалось неприличным родителям проявлять прилюдно свои чувства к ребенку, поэтому матери исполняли колыбельные песни лишь будучи уверенными, что их никто не слышит. Заговоры же были сакральными. Считалось, что если кто-то их услышит, то заговор потеряет свою силу. С древнейшими представлениями о переходе человека после смерти из солнечного мира в подземный мрачный мир связаны весьма примечательные и поэтичные своим выражением горя и отчаяния плачи. Хотя они также запрещаются ревнителями ортодоксального ислама, все же сохранились лучше и дольше. Однако при том, что плачи продолжают еще существовать, записать их весьма трудно по двум причинам: представляется кощунственным их запись непосредственно на похоронах; в другое время женщины отказываются от исполнения плачей из магических соображений - боязни накликать беду. Плачи сохранились исключительно среди женщин, которые на похоронах собираются отдельно от мужчин. Обряды, связанные с огнем считались очень свято. Огонь из очага не должен был погаснуть. Они бережно и с уважением относились к огню. Обряды, связанные с охотой. Охотники исполняли своего рода танец: один рычал как зверь и топал ногами, а другие бросали стрелы. Охотники после охоты готовили ритуальный ужин и определенную часть бросали по сторонам ( Елте), а после молились и просили у бога охоты, чтобы им всегда попадалась хорошая добыча, и чтобы стрелы всегда поражали цель. Обрядовый фольклор, связанный с вызыванием дождя(мустадург).Во время засухи дети ходили по дворам, одному на голову надевали мешок и произносили следующие слова: ЭЙ, МУСТАГУДАРГ Эй, Мустагударг, Мустагударг! Дяла, пошли нам дождя! Села, пусть будет высок урожай пшеницы и проса! Дяла, пусть множится гордая кукуруза! Сечка благодатна у молодцев… Аминь! В этой песенке-заклинании к этому объекту обращаются, как к живому существу. На самом деле это слово состоит из двух нарицательных слов: «гударг»-чурка, обрубок дерева; «мустъенна»-облезлая, то есть – «чурка облезлая». Словом «мустагударг» в этой песне обозначается засуха, из-за которой с деревьев начинает опадать листва, засыхать кора. На это намекает и то, что при проведении этого ритуального действия на участника обряда сверху нахлобучивалась связка ветвей, которую при пении поливали водой. Лекция № 4 Легенды План: Понятие о легендах Герои ингушских легенд Литература: Дахкильгов И.А. Вайнаьха багахбувцам. Грозный, 1977. Ахриев Ч. Ингушские праздники. В кн.: Ингуши. Сборник статей. Сост. Танкиев А.Х. Саратов, 2001. Ахриев Ч. Избранное. Дахкильгов И.А. Ингушские сказки, сказания и предания. Нальчик, 2002. Дахкильгов И.А. Г1алг1ай говзаме литература. Нальчик, 2009. Антология ингушского фольклора. Том 4. И.А. Дахкильгов. Нальчик, 2006. 7. На рубеже столетий.М.М.Зязиков. Москва.2011. 1.Понятие о легендах Религиозное развитие человечества шло от политеизма (языческого многобожия) к монотеизму (единобожию). Мифы стали уходить в прошлое, а их место занимали легенды. Таким образом, они являются фольклорным жанром, напрямую связанным с монотеистической религией. У христиан эти легенды называются христианскими, а у мусульман, соответственно,- мусульманскими. Крупный теоретик фольклора В. Я. Пропп отмечал, что народная проза «делится на такие произведения, в действительность содержания которых не верят, и такие, в действительность содержания которых верят» (Пропп В. Я. Фольклор и действительность. Избранные статьи. М., 1976. С. 43). К первым В. Пропп относит сказки, а ко вторым — легенды и предания. Действительно, в этих двух жанрах имеется установка на правдивость излагаемого. Причем, легенда, в отличие от предания, может повествовать и о событиях, которые «непременно» произойдут в будущем. За внешней религиозностью в легендах заложен большой нравственный потенциал. В обиходе термин «легенда» не всегда понимается верно; часто фольклорное произведение, имеющее драматическую, романтическую окрашенность, объявляется легендой. Даже некоторые фольклористы не совсем точны в этом вопросе, например,  предания социально-утопического характера или предания, включающие в себя некоторые фантастические элементы, они склонны называть легендарными, что не соответствует правильному пониманию термина «легенда».В другой своей монографии «Поэтика фольклора» (М., 1998) В. Пропп жанру легенды дает следующее определение: «Народная легенда есть прозаический художественный рассказ, обращающийся в народе, содержание которого прямо или косвенно связано с господствующей религией. Для легенды характерна связь... с религией единобожеской». Когда среди ингушей было распространено язычество имели место языческие легенды. Героями языческих легенд являются различные языческие боги и матери. Например, в легенде «Уна-нана» рассказывается о том, как она распространила заразу из-за плохого приема, который ей оказали жители села. Поскольку ингушские легенды связаны с исламом, определенный интерес представляет вопрос исламизации местного края. К началу XIX века в Ингушетии имел место ярко выраженный религиозный синкретизм: с древнейшими местными языческими верованиями, испытавшими некоторое влияние зороастризма, сосуществовали некоторые христианские обряды; одновременно начиналось проникновение ислама. Шел он к ингушам из вторых-третьих рук: в период арабских завоеваний он начал укореняться в Дагестане, следом исламизировалась Чечня, и уже оттуда чеченские и дагестанские проповедники развернули свою деятельность в Ингушетии. Пророки Сулейман (Соломон), Муса (Моисей), Иса (Иисус), Ибрахим (Авраам), ангелы Джабраил (Гавриил), Микаил (Михаил) и др. по своим функциям во многом тождественны у мусульман и христиан. Поэтому имеющиеся о них легенды могли быть созданы не только с приходом ислама, а и существовать ранее. Остатки христианских храмов в горной Ингушетии свидетельствуют о проникновении христианства в местную среду в период Средневековья. Среди ревностных проповедников ислама называют имена действительных исторических личностей: Абу-Муслим, шейх Мансур, имам Шамиль, святой Кунта-хаджи. Религиозно-проповедническая деятельность Мансура, как и военная, проходила преимущественно среди чеченцев, но также и среди ингушей, осетин и кабардинцев. Описанная в некоторых исторических трудах огромная религиозная и военная деятельность Мансура очень незначительно отразилась в местном фольклоре. То же самое можно сказать и о религиозной деятельности Шамиля. Есть немало текстов о его подвигах, житейских делах, мудрости и пр., но ревностная религиозная деятельность имама в местном фольклоре не отразилась. По свидетельству краеведа Албаста Тутаева, последнее массовое языческое моление в Ингушетии, в котором он сам учавствовал, произошло в 1881 году и произвело такое большое впечатление на население, что верховный муфтий вынужден был дать специальное указание о запрещении празднования впредь языческих праздников; хотя и есть основания утверждать, что массовая исламизация ингушей произошла к 20-м годам XIX века, древние обряды и празднества продолжали по инерции существовать в житейской практике народа. С укоренением ислама происходило и становление жанра мусульманской легенды среди ингушей. Надо сказать, что за в общем-то исторически небольшой промежуток времени этот жанр серьезно развился и стал одним из самостоятельных разделов ингушского фольклора. Легенды в данном издании приводятся в сдедующей тематической последовательности: Вселенная, ангелы, судьба - смерть, рай - ад; происхождение чего-то (этиология), животные; смысл жизни, добро - зло; враги, пророки, религиозные подвижники... 2.Герои ингушских легенд С укоренением ислама в ингушской среде зародился новый фольклорный жанр легенд, основа которых сложилась из переплетения местных доисламских фольклорных традиций с постулатами традиций нового вероучения. Так, чудесным образом в сознании горца второй половины XIX века переплетались старые и нарождающиеся религиозные традиции. Большое место в ингушских легендах занимают библейские мотивы, ведь Библия лежит в основе трех мировых религий (иудаизма, христианства и ислама). Даже Коран утверждает: «Чтите людей книги» (т.е. Библии). Все библейские пророки и ангелы чтятся в исламе, и они же стали героями ингушских легенд. Их имена: Ибрахим (Авраам), Мусса (Моисей), Юсуп (Иосиф), Дауд (Давид), Сулейм (Соломон), Йоакъаб (Яков), Аюб (Иова), Нух (Ной), Джабраил (Гавриил), Микаил (Михаил), Исраил (Азраил). Христианские: Иса (Иисус), Яхья (Иоанн-креститель), Марем (Мария)... В местном фольклоре сохранились и характеристики утих персонажей: Ибрахим (ввел единобожие, друг Всевышнего, праотец народе'», го-тов жертвовать своим сыном), Мусса (насылает на Египет разные кары и спасает людей), Дауд (постигает науки), Соломон (мудр, знает язык всех живых существ), Джабраил (ангел, осуществляющий связь Всевышнего с пророками) и т.д. Эти и другие библейские сюжеты в местной среде значительно адаптированы к местным фольклорным традициям. То же самое относится и к легендам, имеющим уже чисто исламские истоки: повествованию о праведной жизни последнего из пророков Мухаммеда, его жены Хадишат, их дочери Петимат (Фатима), двоюродного брата Мухаммеда и одновременно его зятя Али и других. Сегодня в Российской Федерации, нашей общей Родине, очень большое внимание уделяется вопросам развития толерантности и конфессионального мира. А народ такие проблемы решает просто и по-своему. Он создает всем понятную и убедительную легенду, к примеру, такую, как «И к иноверцу надо быть милостивым»: «Пророк Ибрахим шел дальнею дорогою. Он устал и сел под деревом отдохнуть, достал свои припасы и начал обедать. В это время по дороге шел изголодавшийся язычник. Увидел он обедающего Ибрахима и попросил у него еды, сославшись на то, что третий день, как он ничего не ел, и вот-вот может свалиться и умереть на дороге. Я праведный человек и не могу ублажать неверных. Перейди в мою веру, и я спасу тебя от голодной смерти, - ответил Ибрахим. Да лучше я погибну мученической смертью, чем приму веру че- ловека, не имеющего сострадания к людям! - воскликнул язычник и поплелся своей дорогой. С неба на землю упал свет и появился ангел Джабраил. Он сказал с укоризною: - Меня послал к тебе Всевышний. Он недоволен тобой и говорит: «Ибрахим, я сорок лет давал пропитание этому человеку, хотя он не поклонялся мне, ты же отказался один раз накормить его и тем самым спасти от голодной смерти». Ангел исчез. Ибрахим бросился вдогонку и вернул нищего, усадил и накормил его. Насытился нищий и спросил: - Почему ты сначала отказал мне, а потом передумал? Ибрахим поведал ему о своем разговоре с ангелом Джабраилом. Язычник был поражен и решил: - Раз твой бог столь милосерден к людям, даже если они не покло- няются ему, я принимаю твою веру! Тут же Ибрахим принял его в лоно ислама». «Не обдели, Всевышний, пищей и мусульманина, и христианина, и всех живущих на земле существ» («Дала ма эшайойла хьо бусулбана а, керастана а, яа мел кхеллачунна а»), «Да не ниспошлет Всевышний такое горе ни мусульманину, ни христианину, никому на свете» («Дала т1а ма далда хьо бусулбана а керастана а, цхьккха сага а»). В народе бытует немало легенд, повествующих о таких исламских сподвижниках, как легендарный Абу-Муслим и почитаемые религиозные деятели второй половины XIX века Кунта-Хаджи, Батал-Хаджи Белхороев, Дени Арсанов. Народ окружает их святостью, преклоняется перед их проповеднической деятельностью. Имеются легенды, навеянные местными или библейскими и мусульманскими мотивами о происхождении земли, человека (Адама и Хавы - Евы), о рае и аде, о конце света. Вопросы жизни и смерти всегда волновали человека, в связи с этим хочется привести небольшую легенду «Ответ могилы»: «  Когда умерла дочь пророка Петимат, да приветствует ее бог, ее понесли па кладбище хоронить. Ангел Джабраил обратился к могиле и сказал:- Ты принимаешь в себя дочь пророка, жену богатыря Али, мать праведных Хасана и Хусейна, поэтому будь к ней милостивой. Могила ответила: - Здесь не место говорить о пророке, не место говорить об Али и не место говорить о праведных Хасане и Хусейне. Здесь каждый от- вечает только за себя, и никто за него не ответчик». В легенде перед нами в прозрачном виде предстает философское размышление о бренности жизни и ее безысходности: перед смертью все равны. В доисламский период в низшей мифологии имелись у ингушей такие персонажи, как зловредные духи («ц1е-ц1ала»), более или менее (смотря как человек себя ведет) добрые духи «тарамы» - невидимые двойники человека. С принятием ислама тарамы исчезли из местного фольклора, а «ц1е-ц1ала» просто поменяли свое имя на хорошо известного шайтана. Предком шайтанов, по местным легендам, является Иблис - ангел, некогда весьма приближенный к Всевышнему, но,, изгнанный из небесных чертогов им за то, что этот ангел, не в пример другим, отказался поклониться самому лучшему божьему творению — человеку Адаму. С тех пор Иблис и его шайтаны ненавидят людей и всячески стремятся им навредить. По местной демонологии, шайтан обычно проигрывает человеку, но иногда шайтаны выступают довольно вредными существами, способными на любые проделки. (5, 426-450) Довольно часто проделки ингушских шайтанов во многом идентичны проделкам чертей у других народов. Тут налицо их фольклорное взаимовлияние. Лекция №5 Ингушские сказки План: Понятие жанра сказки Волшебные сказки Сказки о животных Социально – бытовые сказки Литература: Дахкильгов И.А. Вайнаьха багахбувцам. Грозный, 1977. Ахриев Ч. Ингушские праздники. В кн.: Ингуши. Сборник статей. Сост. Танкиев А.Х. Саратов, 2001. Ахриев Ч. Избранное. Дахкильгов И.А. Ингушские сказки, сказания и предания. Нальчик, 2002. Дахкильгов И.А. Г1алг1ай говзаме литература. Нальчик, 2009. Антология ингушского фольклора. Том 2. Л.Х. Танкиева. Нальчик,2003. Антология ингушского фольклора. Том 3. Б.С. Садулаев. Нальчик, 2004. Антология ингушского фольклора. Том 4. И.А. Дахкильгов. Нальчик, 2006. Антология ингушского фольклора. Том 7. И.А. Дахкильгов. Нальчик, 2010. 10. На рубеже столетий.М.М.Зязиков. Москва.2011. Понятие жанра сказки Сказки - замечательный образец устного поэтического творчества ингушей, страницы их истории, которые отражают быт, нравы, обычаи и традиции горцев. Это оправа жемчужин народной мудрости, остроумия и душевной щедрости. Сказки отразили тяжелую жизнь народа: непосильный труд, его борьбу против чужеземцев, неприятие всего отрицательного, что несло в себе социальное расслоение Сказки ингушей лаконичны, в них много фантазии, юмора, а порой -и едкого сарказма, но главное, жизнеутверждающее в них - победа добра над злом и торжество истины. Сказки учеными-фольклористами признаются как вечный и самый интернациональный жанр. Народ вкладывает в них свою вековую мудрость, доброту, ум, смекалку, талант, милосердие и оптимизм. Читая сказки разных народов (от Индии через Кавказ в Россию и Европу), мы обнаруживаем много общих для всех сюжетов и образов. К примеру, ингушский сказочный герой Овдилг (Дурачок) по характеру и поступкам - чисто местный персонаж, и в то же время он, подобно русскому Иванушке-дурачку, первоначально предстает всеми осмеиваемым никчемным и ленивым героем, но с помощью чудесных коней, оружия, предметов и волшебных помощников он преображается, становится прекрасным юношей и царским (или княжеским) зятем. Корни ингушских волшебных сказок уводят нас в далекую глубь веков. Следы тотемизма и анимизма видны в образах таких героев, как, например, Мальчик в свиной шкуре, который умеет становиться то человеком, то принимать облик животного. Небесную космическую мифологию можно видеть и в таких добрых помощниках сказочного героя, как Малх-к1ант - Солнечный молодец, Бета-к1ант - Лунный молодец, Седкъий-к1ант - Звездный молодец. То же самое относится и к чудесным коням белой, красной и черной масти, олицетворяющим собою «белый» день, «красные» утреннюю и вечернюю зори и «черную» ночь. Мраком мифологии овеяны и подземные миры, куда попадает герой, откуда он возносится на могучем орле. Развиты в волшебных сказках и мотивы оборотня. Так, герой может превращаться в животное, в растение и даже в неодушевленный предмет. Много в волшебных сказках чудесных предметов, начиная от летающих бурок и кончая шапкой-невидимкой. Через Ингушетию пролегали два важных прохода между Северным Кавказом и Закавказьем по ущельям рек Терека и Ассы. Причем когда один из проходов бывал кем-нибудь заблокирован, то разные торговцы, послы, путешественники могли воспользоваться другим проходом. Эти охраняемые местными жителями караванные пути давали большие возможности для горцев налаживать разного рода связи, в их числе и фольклорные, с другими, даже отдельно живущими народами. Известно, что на караванной тропе, проходившей через Ассинское ущелье, вблизи аула Эгикал проезжавшие торговцы устраивали привал и, заодно, базар, который назывался «базар шайтана» («шайт1а базар»). Общаясь таким и разного рода другими путями (взаимные миграции, аталычество, побратимство...), местные жители передавали свои и перенимали чужие фольклорные произведения, какие-то верования. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в ингушском сказочном эпосе много сюжетов, героев, верований и прочего, роднящего его с фольклорными достижениями других народов. Определенный слой в ингушских, как и в сказках других народов, занимают так называемые бытовые сказки. В них нет тех чудес и того волшебства, которые имеются в героико-волшебных сказках. Здесь героями являются самые обыкновенные люди и происходят между ними также самые обыкновенные житейские события. Обычным героем этих сказок является представитель социальных низов, умом и хитростью отстаивающий себя. Этот герой у ингушей называется Цагеном. Его двойником является герой восточных сказок Мулла Насреддин. У чеченцев известно его имя Молл Несарт, но оно почему-то неизвестно ингушам. Почему это так и почему этот хитрец и балагур у ингушей назван именно Цагеном, никто из ученых пока не дал вразумительного ответа. Поскольку этот весельчак, а иногда и проказник довольно хорошо известен, нет смысла останавливаться на многочисленных сюжетах этих бытовых сказок. О популярности в народе образа Цагена говорит хотя бы и такая поговорка: «Если кто-то произносит имя Цагена хотя бы раз, то другие повторяют это имя десять раз» («Цагена ц1и цкъа яьккхача, иттаза йоаккхаш хул»). Смысл этой поговорки довольно прозрачен: если среди людей кто-то рассказал про одну проделку Цагена, тут же о нем другие расскажут еще с десяток сюжетов. Нелишне будет привести хотя бы один из них: «Цаген занял у богача деньги. Прошли все сроки возврата долга, а Цаген всячески избегал встреч с богачом, поскольку расплатиться ему было нечем. Все же богач сумел подкараулить Цагена и начал его стыдить, приговаривая: - Когда же ты вернешь мне долг? Цаген стал его увещевать: - Не волнуйся, дорогой, обязательно верну тебе твой долг. Вот только осенью горцы погонят свои овечьи стада на равнину, тогда овцы, задевая боками мой плетень, оставят на нем пучки шерсти, мы шерсть соберем, очистим от колючек, промоем, расчешем на гребне, сделаем из них теплые носки, продадим их на базаре, выручим деньги и вернем твой долг. Богач, поняв, что ему не видать своего долга, рассмеялся. И тут Цаген ему сказал: И я бы на твоем месте рассмеялся, видя на ладони сверкающие монеты твоего долга». Развит у ингушей и так называемый цикл животного эпоса, проще говоря, сказок о животных. Хотя главными действующими героями здесь предстают животные, но на самом деле они нечто иное, как аллегорические типы людей: жадных (волк), хитрых (лиса), трусливых (заяц), трудолюбивых (муравей), ленивых (лягушка), глупых (осел), царствующих (лев, орел) и т.д. В поэтической обработке все эти сказки о животных предстают литературным басенным жанром, который восходит своими корнями к Эзопу. Приведем одну из местных сказок: «Встретились пророк Сулейман и муравей. Пророк взял его на руки и, разглядев, спросил: Чудное ты создание. Почему у тебя такая большая голова? Голова большая, потому что в ней много мозгов. А вот низ у тебя слишком толстый. Благородный человек не уводит свои разговоры ниже пояса. Талия у тебя очень тонкая. Это признак моего благородства и воздержанности. Воздерживаясь, сколько пищи ты съедаешь за год? Мне достаточно одного кукурузного зернышка. А я это проверю, - сказавши, пророк посадил муравья в коробку и закинул в нее кукурузное зернышко. Прошел год. Пророк и забыл о муравье. Прошло еще полгода, и тут, вспомнив о нем, пророк сказал, чтоб из коробочки выкинули мертвого муравья. Каково же было удивление всех присутствующих, когда в коробочке они увидели живого и здорового муравья, да к тому же и находящуюся при нем половинку кукурузного зернышка. Удивленный пророк спросил: - Ты же говорил, что одного зернышка тебе хватает всего на один год, а прошло уже полтора года, а съедена всего половина зернышка. Как это понимать? Муравей с достоинством ответил: - Я предполагал, что такой, как ты, недалекий человек, сажающий муравьев в ящик, вполне может забыть о моем существовании, и по тому экономно ел это зернышко». Мораль сей народной «басни» очевидна. Обычно ее могут привести в двух случаях: когда хотят сказать, что человек должен быть экономным или же не должен задавать глупые вопросы. |