Лесная ведунья три книги. Лесная ведунья Отчаянная борьба за Гиблый Яр продолжается. Веся пытается понять, что же нужно магам, чародеям и ведьмамостутпницам в лесу, полном нежити.
 Скачать 1.01 Mb.
|
|
«Я подарю тебе силу, с каждым вздохом расти будет она», - и я отдала, всю свою силу, до капли. Но моя сила она с лесом была связана, а лес он завсегда растет, росла и сила Агнехрана сейчас, несмотря ни на что росла. «Я вручу тебе очи, истину станешь видеть и днем и средь ночи» - и я отдала магу свое зрение, свое ведьмовское зрение, и едва он моими глазами увидел, сама я почти ослепла. Но это сработало. Увидел Агнехран силу Данира-чародея, от нового удара увернулся, свой нанес, да только… Данир сильнее был. Чем он ударил мне неведомо, но ощутила я, с магией такой я в жизни ни разу не сталкивалась, да только нахлынула тьма на Агнехрана, да и остановилось сердце его… На миг всего, на единственный миг, потому что: «Я вдохну в тебя жизнь, она спасет, даже если удар врага будет точен»… И я вдохнула жизнь, и поняла, что забилось сердце его в тот же миг… как остановилось мое. А оно остановилось, скованное страшной чародейской магией, словно когтями нежити стиснутое с такой силой, что и не трепыхнуться. И лежала я, глядя в небо, едва виднеющееся между высоких крон сосен, и улыбалась, несмотря не на что. Потому что победила я, пусть даже и такой ценой. А впрочем какой? Кто я в этом мире жестоком, где один только лес мой Заповедный и остался пристанищем доброго и светлого? - ВЕСЯ!!! - не мысленно позвал, а зарычал леший мой, чувствуя, как теряет ведунью свою… Прости, лешенька, да не было другого варианта. Без Агнехрана жизни не только мне нет, но яру Гиблому, и лешему каменному, и всем тем, против кого чародеи выступят. Сильны они, опытны, да жестоки сверх меры. Ведьмы и те с ними не совладали, а это уже о многом говорит. «Не печалься, - попросила мысленно, говорить я уже не могла, - Дарима подрастет, хорошей ведуньей станет. Леся и Ярина сильны как никогда. С нами вампиры, волкодлаки, бадзулы, моровики… Водя тоже с нами…» Но не согласен был лешенька, и зарычал да так, что пригнулись верхушки деревьев: - ЗАЧЕМ?!! И правду ответила: «По схеме той, что нашли, двадцать четыре чародея в Заповедный лес проникнуть только могли, а им восьми хватило, лешенька. Всего восьми. И от навкар лес наш мы чудом спасли, ты это не хуже меня понимаешь, а без Агнехрана не спасли бы и вовсе». «Но ведь спасли же!» - леший простонал. Сердце мое уже так долго не билось, в голове темнело, силы утекали как песок сквозь пальцы… А я сказать еще должна была: «Это лишь первая группа была, лешенька, еще есть вторая… и я сомневаюсь, что одна…» И потемнело в глазах, да так словно ночь непроглядная опустилась, вдох сделать попыталась было, да не сумела никак, ничего уже не сумела… Лишь ощутила, будто взлетаю к звездам, к самым звездам лечу. Они почему-то не сияли, словно тусклые стали, и к ним не то чтобы лететь, на них и смотреть то не хотелось вовсе, но смерть не спрашивает, смерть забирает безжалостно. И вдруг остановился мой полет. До звезд оставалось рукой подать, а остановился он. И замерцали звезды пылью да песком, отразились блестками на платке черном эфы песчаной, что перед костром одиноким одна и сидела. И взглянула та эфа на меня глазами змеиными, да произнесла отрешенно: - Что ж, ведьма лесная, права я оказалась - у тебя свой путь. Да только путь тот был материнским словом освещен, материнским последним желанием. А мать твоя, погибая, от всей души, от всего сердца кровоточащего, пожелала тебе удачи, Весена. Вот и везло тебе, завсегда везло, а ты свое везение другому отдала. Вот твое везение и закончилось, девочка. И ощутила я песок, теплый, согревающий, мягкий. На него села, его рукой коснулась… И поняла, что не чудится мне это, и не бред сознания умирающего происходящее, а реальность, пусть и странная. - Ты дар материнский себе вернуть можешь, ведьма, - продолжила эфа Черной пустоши, - и спасешься. В последний миг, но спасешься. Решайся, Весена. На что решаться-то? - Аедан…- говорить не могла почти, с трудом имя его аспидово выговорила. Эфа ничего не ответила – лишь на огонь костра что горел перед ней взглядом указала. И вгляделась я, да и увидела. Смертный бой я увидала, и в бою том супротив одного Агнехрана – три десятка чародеев насмерть стояли, а Данирка-чародей позади всех, подлый злодей и в бою один-на-один соратниками прикрылся. И я к костру ближе наклонилась, да и услышала слова чародея мерзкого: «Продолжайте атаку, его сердце я остановил. Он на последнем издыхании, сейчас рухнет замертво». Как чувствовала! Вот как чувствовала, что не выйти было Агнехрану из этого боя живым. А теперь они в него заклинание воспламеняющее, а охранябушка мой в огне не горит. Они в него водным смерчем - но Агнехран и в воде не тонет. И взвились в смерче сотни кинжалов, и даже в тело сильное впились – вот только кровью маг не истек, рухнули кинжалы наземь, а все раны на теле архимага затянулись мгновенно. Да и боли он никакой не испытал, от того чистым остался разум его, болью не затуманенным. И поняла я, что улыбаюсь. Улыбка на губах счастливая, несмотря ни на что, несмотря даже на то, что последний раз вижу его, но я эфе Черной пустоши и за это была благодарна, за то что дала возможность убедиться, что хорошо все с ним. - Вижу улыбку твою, значит не жалеешь ни о чем, - тихо сказала та что ядовитым прикосновением убить может. - Не жалею, - решительно подтвердила я. И к смерти приготовилась, чувствовала уже ее дыхание, я же ведьма, я такие вещи чувствую. И вдруг взметнулось пламя, что между мной и эфой горело ярко, да схватила меня за руку пустынница. Так схватила, что не вырваться. И опалил огонь пустынный лицо, волосы, думала и меня опалит, да вдруг рухнула я вниз, и не сразу поняла, что в прошлое я рухнула. «Девочка моя, моя девочка»… - я маму никогда не видела, но узнала сразу. У нее были светлые, светло-русые волосы, на бледном лице проступили веснушки россыпью поцелуев солнца, руки в крови были, как и рубашка нательная, и меня, совсем крошечную, едва рожденную, она крепко держала за ручку, и шептала голосом слабеющим: «Куда ни пойдешь - удачу найдешь. На что не решишься, везеньем обрядишься. К чему ни прикоснешься - то ждет успех. Девочка моя, будь счастливее всех». И в пустынный костер упали мои слезы, а эфа хватку разжала, позволяя мне руку высвободить. - Теперь поняла? - вопросила грозно. - Поняла ЧТО ты отдала чужому мужчине, постороннему, кто с тобой ни словом, ни делом не связан?! Твоя мать была ведьмой, и словом последним могла врагов покарать, а вместо этого она тебя благословила, чтобы не повторяла ты ошибок ее, не клала все на алтарь влюбленности глупой. Так что же ты, Весяна, жизнь матери, слова ее последние, да обесценила? Промолчала я, лишь слезы горькие по щекам текли. - Забери свой дар, - потребовала эфа Черной пустоши, - в тело свое вернись и живи. Живи счастливо, дитя благословенное, живи так, как завещала тебе мать… ведь это последние ее слова были. Промолчала я вновь. - Силу тебе дам, - сказала пустынная колдунья, - слова произнести сможешь. Руку протяни над огнем, и сделай что должно. Взгляд подняла, на эфу поглядела… Что я знала о ней? А ничего. Что об Агнехране я ведала? Что не чужой он мне, давно родным стал… как и я ему. И эфа эта о том знала! Она прекрасно об этом знала, вот только уверена была, что я не слышала слов его, что я о чувствах его не ведаю, что он мне маг, в смысле враг. В общем спалилась ты, эфа Черной пустоши. И потому кивнула колдунье, силу получила тут же, руку над костром простерла, да и сказала: - Куда ни пойдешь - удачу найдешь. На что не решишься, везеньем обрядишься. К чему ни прикоснешься - то ждет успех. Любимый мой, будь счастливее всех! И заорала эфа, заревела, сама к огню кинулась, да другого позвала в ужасе: - Данир, любимый! «Клюка!» - призвала я. Магия леса потекла в мое ослабевшее тело, сформировалась посохом волшебным, столб зеленого свечения ударил в эфу Черной пустоши, и покатилось по дюнам перекати-поле иссушенное, бессемянное, неспособное ни пристанище найти, ни потомством обзавестись. Конечная ветвь эволюции. Ибо нечего на мага моего напраслину наводить! И ударив клюкой, призвала я тропу Заповедную. Шагала по ней тяжело, каждый шаг с трудом давался, но эфа оказала мне любезность - сняла с меня чары Данира-чародея, и теперь билось мое сердце, с трудом, но билось. Во лесу родном Заповедном подхватил леший. На его руку опираясь, спустилась к Заводи волшебной, да и узрела удивительное – Гыркула с Далаком грызли ногти. Оба. Моровик неподалеку догрызал бревно, Водя чистил меч, то ли двадцатый по счету, то ли тридцатый, ему русалы покорно самые ржавые со дна доставили, вот он и чистил их сейчас ради нервного успокоения. А Леся с Яриной тоже были тут, одна строгала люльку, вторая шила распашонки, причем лапками, потому как от переживаний облик сменить позабыла, и теперь сидела кошка-кошкою, и шила распашонки. - Веся! - Водя меня первым заметил. - Что ж он там один будет? Против всех? Сам? - Там же маги матерые, Валкрин! - возорал граф Гыркула. - Маги, - согласилась я, - матерые… И рухнула бы, не поддержи меня лешенька. Только тут до Води и дошло. - Он не один сражался, да, Веся?! Ничего я ему не ответила, сил не было у меня, на одно надеялась – теперь у Агнехрана благословение двух ведьм. Мое, да моей матери… А благословение ее силу имело неимоверную. Ведь повезло мне - выжила там, где никто не выжил бы. Когда сила во мне пробудилась – мне тоже повезло, ведь я не к ведьмам попала, где в то время уже чародейки обосновались, а к Славастене. Та хоть и не ведьма была, а все равно лучше чародеек. И с Тихомиром повезло мне – за многое я ему благодарна была, за то что знания дал, за опыт бесценный, за то что узнала истинную его суть до того, как мной бы воспользовался. Повезло сбежать. Повезло лес найти и дом в нем обрести. А больше всего повезло в тот погожий день Саврана встретить, да охранябушку своего увидать. И вот казалось бы – жизнь у меня не простая была, но по сравнению с тем, что могло бы быть, эта жизнь во сто крат лучше, во сто тысяч крат. И сейчас, оглядываясь назад, поняла я, что больших бед избежала, очень больших бед. И мысль о том, что заслуга в том мамочки моей, что последнее слово свое она использовала не мести ради, а для меня, обо мне заботясь, оно сердце мне согревало. А теперь дар моей матери оберегал и Агнехрана. Страшный был бой. Агнехран-маг в нем один был супротив трех десятков магов, что ренегатами оказались, да под ударом Данира, который в стороне держался. Но любимый мой все равно стоял насмерть, не отступал, не отходил, не сдавался. А чародеям только того и надо было – слаженно сражались, удар каждый был у них согласован да спланирован. И пока первые били заклятиями различными, те что в задних рядах напевным речитативом заклинания читали, и не могла я понять сути заклинаний тех. И Агнехран, видимо, не мог. А потом сотрясся грот, в коем сражение шло, и с потолка посыпались сталактиты, да каменья, да валуны огромные! И никакой возможности у Агнехрана увернуться или укрыться не имелось! Вскрикнула я, ладонью губы накрыла, в надежде тот возглас подавить, но услышал маг, обернулся на миг к блюдцу серебряному, да потянулся к нему, видать, чтобы не увидала я, что дальше будет. Но то движение жизнь ему спасло. Повезло просто. И вместе с обрушенным потолком грота рухнул валун столь огромный, что упал первым, да наискосок, закрывая согнувшегося архимага, ото всех иных камней да сталактитов, и забарабанили те по скальному обломку, как дождь по крыше. А я улыбнулась, вздоха облегченного не сдержав. И улыбку ту мой охранябушка заметил. В глаза мои поглядел пристально, головой покачал неодобрительно, и хотел было что-то сказать, да я опередила. - Об аспидах Даниру-чародею эфа Черной пустоши поведала, так что все, что ей ведомо было, теперь ведомо и ему. Посуровел Агнехран, тяжелый я удар нанесла, он этой эфе доверял, а вышло… как вышло. А тут еще и валун над головой его затрещал покрываясь сотнями зеленоватых трещин - его ломали магически. Так что времени на дальнейшие разговоры у нас не было, но об одном сказать я была обязана: - Данира не убивай. Не ведомо мне, кто еще у него друг, а кто влюблен безответно да беспроглядно, враги нам не нужны. Бери живым. Странно посмотрел на меня архимаг, и вдруг спросил невероятное, никого постороннего не стесняясь: - Веся, ты правда веришь, что победить сумею? И тут уж не сдержалась я, улыбнулась весело, да и ответила насмешливо: - Так, а если не сумеешь, то невелика потеря - у графа Гыркулы погреб большой, мне винишка на всю оставшуюся жизнь хватит, так чтоб на каждый денечек да не по одной бутылочке, а по дюжине! Нахмурился Агнехран, от перспективы такой. А валун над его головой между тем крошиться начал, каменным же крошевом осыпаясь. И тогда подалась я ближе к Заводи, да уж честно, без шуток, сказала как есть: - Ты победишь, Агнехран, несмотря ни на что победишь. Я тебя знаю, я в тебя верю, и я тебя жду, любимый мой, как ничего и никогда не ждала в своей жизни. И увидела то, что кроме ведьмы не увидал бы никто – силу я увидела. Силу, что крылья расправляла за его спиной, могущество, что росло с каждым мгновением, да уверенность, какой никогда прежде не было, хотя уж куда больше той уверенности, что и так в архимаге моем имелась. И когда рухнул валун, жизнь магу спасший, то воспарил камень вновь, цельность обретая, да в размерах увеличиваясь, и ударом магическим отправлен был в полет прямой и точный – аккурат в чародеев. И закрутилась сила могучая, страшная, чудовищная спиралями-жгутами вокруг Агнехрана, да посыпались с потолка не только сталактиты - птицы каменные магически созданные, что нападали на врага и терзали безжалостно, звери дикие - каменными зубами в магов вгрызающиеся, змеи да другие гады ползучие, вокруг чародеев обвивающиеся, да каждое движение их сковывающие. - Ох ты ж господь милосердный… - потрясенно пробормотал один из чертей. Да тут нечто подобное у каждого в мыслях крутилось – такого могущества никто не ожидал. Нет, ну я могу, конечно, листочки да ветки в птиц да змей превращать, но то так, иллюзия, чужаков попугать да гостей непрошенных, а тут… Он монстров каменных создал не напрягаясь. Он тех монстров силой наделил да разумом. И те монстры хоть и каменные, а как живые двигались, атаковали, плоть терзали… Самой не по себе стало… А Агнехран стоял - ноги расставив уверенно, щит держа правой рукой, в сторону ворогов-супостатов протянутой, а вокруг него во всполохах силы появлялись да раскрывались книги магические, переворачивались страницы сияющие, да удачно заклинания выбирал. Так удачно, что самые неизвестные, самые сложные находил, те, супротив коих выстоять было сложно. Никак везение в деле не малую роль играло! И падали чародеи-ренегаты один за другим, выкашивались будто трава на лугу, таяли, как утренний туман, обнажая кукловода своего, коей тоже в окружении книг магических был, да не везло ему - отправит удава ядовитого каменного на Агнехрана, а тот удав под очередной падающий валун угодит. Силой в мага моего ударит - сила та от стены отразится, и на Данира-чародейку обрушится. Ну не везло чародею, хоть тресни. И понял чародей, что нечисто дело тут, не то что-то происходит, да плюнув на всех, кто еще сражался не на жизнь, а на смерть, своего предводителя защищая, начал самого себя тоже защищать. Во-первых, смертельное проклятие тому, кто жизнь его отберет – поставил. Во-вторых, заклятие парализующее тому, кто эту жизнь отобрать попытается - тоже поставил. И, в-третьих, проклятие тому, кто попытается от тела его кусок оттяпать - и то поставил. Защищал себя как мог, всем чем мог, и выходило у него, должна признать, весьма недурственно. Определенно имелся у чародея опыт по защите себя любимого. Одна проблема - никто убивать его не собирался. Вот только Данирке о том сообщать тоже не собирался никто. А вторая проблемка чародея заключалась в том, что у Агнехрана теперь было мое, ведьмовское видение, а потому видел Агнехран, как судорожно жизнь свою перестраховывает чародей, но не вмешивался - выкашивая под корень сторонников гада подлого. Выкашивая безжалостно, но при этом силу аспидову да алхимию не задействуя, и от того бесился Данир - видать расчет у него был свой, да план явно с эфой в заговоре заготовленный, а тут все не по плану пошло. Абсолютно все… И уж рухнул последний сопротивленец, заклинанием Агнехрана подкошенный, и на упавшего ринулись чудища каменные, терзая, да уничтожая, а в гроте полуразрушенном осталось лишь двое на ногах стоящих. Один был высок, худощав, да в плечах по-мужски широк, глаза его были синими, как летнее небо перед грозой, волосы черными, за спину откинутыми, лицо решительным, взгляд спокойным, толстые тугие спирали магические вокруг него синевой мерцали, да три книги магические раскрытыми в воздухе перед ним зависли, а две еще позади сверкали магически. Второй ниже был, моложе, глаза неестественной неживой зеленью светились, ядовито-зеленым плющом вокруг него магия вилась, чернотой полной ненависти крылья магические за спиной распахнулись. И казалось бы - даже сейчас силы мага и чародея были равны, я это как ведьма видела, но в глазах Данира поселился страх. Потому что он понял главное: - За твоей спиной ведьма стоит, Агнехран! - прошипел чародей. И ожидала я любых слов от архимага, все же магом был он, а маги все заслуги завсегда себе причисляют, чужую помощь принять считают слабостью, в слабости же никогда ни один из них не признается. Но мой любимый оказался не из таких. - Да, - ответил громко, уверенно, и с улыбкой, что в уголках его губ затаилась, - рядом со мной ведьма. Да такая, что лучше на всем свете не сыщешь. Сильная, умная, верная. Мое удивительное счастье, что встретилось негаданно нежданно. Ты думал, что она моя слабость? Напрасно, Данир. Она - моя сила. Затрясся чародей от ярости, да прошипел словно выплюнул: - Лжешь, Агнехран! Ты здесь от любой силы отрезан! Ответом чародею лишь улыбка стала. И совсем от того разъярился Данир, да зашипел-заорал слюной брызгая: - Я тебя в ловушку увлек, как ягненка на привязи! И ты пошел, столь глупо прямо в капкан угодил! Никто тебе здесь не поможет! Никто не в силах помочь! Усмехнулся Агнехран, да и ответил: - Данир - покоритель женских сердец, в тебя влюблялась каждая, и лишь то, что учеником моим был, защищало тебя от расправы ревнивых магов. Ты, Данир, любовью всегда пользовался, но что это такое, так и не понял. Любовь – это сила, Данир. Великая, неодолимая, способная разрушить все преграды на своем пути. Любовь - это то единственное, что сильнее любой магии, любых заклинаний, любых оков. Любовь рождается в сердце, расцветает в душе, и становится счастьем, дарящим неиссякаемое пламя и могущество. И моей любимой не нужно быть рядом, чтобы делать меня сильнее, мне достаточно знать, что меня любят и в меня верят - вот что делает меня непобедимым. Оторопел чародей. Видать и он не ожидал услышать такое, что уж обо мне говорить - сижу как маков цвет, а в душе цветет все. И слезы в глазах, да только это слезы счастья. И нежность, что росла с каждой секундой, она все росла. И… хорошо так, и светло, и радостно. А у чародейки в гроте каменном нервы сдали, и заорал он визгливо: - Тебе меня не убить, Агнехран! Тут улыбнулась я, сверкнул клыками Гыркула, хмыкнул леший, продолжил починять оружие ржавое Водя, потянулся лапами когтистыми кот Ученый, поближе подошел ворон Мудрый, Далак-вождь бутылку прихваченную откупорил. В общем все мы ждали. Ждали, каким станет лицо Данира-чародейки подлого, когда он главное-то поймет, чтоб ему гаду подлому пусто было. Но он не понимал. Не успевал понять. Агнехран не предоставил ему такой возможности. Шаг! И от ноги мага молниями расходится сила, отбрасывая с пути гибнущих и погибших приспешников чародея. И так жутко это смотрелось, что Данир-чародей дернулся было назад, но потом вспомнил, что надо бы ему мага тут же, на месте так сказать али порешить, али силу его поиспользовать, а потому он еще книженцию чародейскую призвал, да в очередной раз себя заклятием супротивосмертным овеял. Смотрелось – впечатляюще, словно на миг Данир стал тень черепашью отбрасывать, гигантской стоящей на двух задних лапах черепахи… В данном конкретном случае - черепадлы. Это потому как падлой данный индивид являлся основательной. Еще шаг архимага - и столб тяжелого плотного воздуха ударил в поверженных, да так что с пути охранябушки даже камни убрались. А Данир остолбенел, подумал, да и окутал себя еще одним противосмертным заклинанием - и теперь он был не только черепадлой, но и дубопадлой, видать решил долголетие как у дуба лесного заиметь. Третий шаг мага – и снова от ноги его по полу каменной пещеры разошлись всполохами ослепительными молнии. Да пока ослеплен был Данир, сразу-то и не заприметил, как встают по сторонам от него столбы каменные, как придвигаются все ближе, сталью закаленной отсвечивая, да как собираются в клеть из коей ни входу ни выходу! А когда увидал - поздно было. И дернулся чародей, за решетки каменные схватился, магию разрушительную выплескивая… Только насмерть стояли решетки, не шелохнулись, не пододвинулись. Замер Данир, ситуацию осознавая. Да только недооценили мы коварство его. Совсем недооценили. Развернулся чародей к архимагу, головой тряхнул, улыбнулся задорно, белозубо, бесшабашно и легко, как мальчишка. Мальчишка, что тревог да сложностей не ведает, мальчишка, что в силу возраста жестокостью отличается, а вот сочувствием проникнуться не способен. Жестоки подростки, потому и жестоки, что не ведают чего творят. А этот ведал, точно ведал, да жестокости в нем от того меньше не становилось. - Все кончено, - произнес Данир, руки опустив да к Агнехрану развернувшись. - Все кончено. Долго я искал тебя, маг рожденный аспидом. Очень долго. Столько лет бездарно потеряны были в Черной пустоши, столько сил на эфу твою израсходовано, одно лишь порадовало - деревню твою со всеми родичами уничтожать было… весело. И дрогнул Агнехран. Остановился, замер, в чародея вглядываясь неверяще. А я вдруг вот что подумала – это не охранябушка был взрослым да опытным, а Данир. Чародей старше был. Чародей был сильнее. Лицом молод, станом тонок, да только не вьюноша он едва в жизнь взрослую вступивший, а Зло в одном лице воплощенное, да старо то зло было как мир. «Веся, - позвал меня леший, - приготовься». «Готова, - ответила другу верному, недоброе всем сердцем ощущая». А там, в пещере проклятой, Агнехран мой, что бледным стал как саван, хрипло выдохнул: - Ты! Вскинул подбородок тот, что щенком зеленым казался, да ответил с вызовом: - Я. Их убил я, аспид! Пока эфа тебе зубы заговаривала, я убивал. Всех. От матери твоей, до собаки. И деревню пещерную уничтожил тоже я, чтобы вернуться тебе было некуда. Чтобы покинул Черную пустошь. Чтобы стал магом, да не простым - архимаг мне требовался. А знаешь, зачем? Я вот знала, мне демон сказал. А знал ли о том Агнехран, мне было не ведомо. Судя по всему не знал. Усмехнулся Данир его молчанию да и рассказал: - «Цена открытия врат Жизни - жизнь архимага. Цена уничтожения врат Смерти - жизнь аспида». Усмехнулся вновь, ядовито, зло, яростно и продолжил: - Ты, маг, всю жизнь искал виновного в смерти близких твоих - так посмотри в зеркало. Ты - причина гибели родителей и родных. Ты – причина гибели твоего сына. Ты, Агнехран, только ты. Ну вот и все, теперь ты знаешь правду. Все кончено. Для кого кончено-то? Вот в чем вопрос. Для Данира? Что-то я сомневаюсь, чародей готовым на тот свет отправиться не выглядел. Скорее сокрушался, что использовать мага-аспида не вышло, и готов был оставить попытки… но не вообще, а в отношении Агнехрана. В отношении Агнехрана и только! И поняла я, всем сердцем своим почувствовала - сейчас будут убивать моего охранябушку. Еще вот не знаю как, но совершенно точно будут. И доводит его до точки кипения чародей намеренно, вот только зачем? Данир уж понять должен был, что убивать его не станут, и теперь что, провоцировал? - Это что он делать-то собрался? - встревожено произнес вождь Далак. - Что-то подлое, - высказался Гыркула. А я сидела, дыхание затаив. Я тоже знала, что что-то подлое, да коварное, да злодейское, вот только что? - Сдохни! - выдохнул Агнехран мой, и даже руку левую вскинул, видать собираясь призвать заклинание смертельное, для таких маги правую руку не используют. Но сверкнул на запястье его мой браслет обручальный, и сбросил наваждение яростное мой всем сердцем любимый, руку опустил, да на Данира поглядел уже иначе, не яростью ослепленный, не бешенством оглушенный, а взглядом спокойным, оценивающим, внимательным. К чертям полетел твой замысел, чародей. Только вот Данир на том не остановился. Видать совсем был опытным да коварным, и едва опустил руку маг, чародей свою левую вскинул! - Nigrum mortem! Заклинание черной смерти обрушилось на Агнехрана черным туманом, окутало, от меня почти сокрыло. Но архимаг на то и архимаг - и лучи сильного света изрезали, искромсали черноту заклинания, да опало оно лохмотьями-клочками наземь. - Delendam! - крикнул Данир. Заклинание полного уничтожения уничтожило все по пути к Агнехрану, а подле него остановлено было щитом магическим, и распалось на частицы. Усмехнулся Агнехран, нахмурился чародей. - Fel aspidum! Заклинание призвания змеиного яда, мелкими частицами зависающего вокруг убиваемого, да проникающего через глаза, нос, рот, кожу. Опасное заклинание, и когда в воздухе вокруг мага взвесь ядовитая образовалась, похолодело у меня все внутри. Но Агнехран на то и Агнехран - движение рукой, и огонь магический, синий, уничтожил весь яд. И вот бы порадоваться, да охранябушкой восхититься, а у меня беспокойство лишь растет, недоброе чувствую, подоплеку какую-то, каверзу, опасность. Новое заклинание чародея, но и его отразил архимаг - не зря его даже ведьмы боялись, Агнехран мой крепкий орешек, не раскусишь, хоть все зубы обломай. Только вот… что-то тут не так. «Лешенька, - позвала я,- понять не могу, что тревожит, что пугает, что заставляет удара в спину ожидать, от чего даже всей грудью вздохнуть тяжело». И вот только сказала, как поняла все! Данир сказал – «я тебя в ловушку увлек. В капкан». А что может стать капканом для мага? Для того, кто любую сталь обратить в прах способен, не зря же Агнехран чародея в каменную клетку посадил. Но что-то было еще. Что-то что знала я, что-то очевидное, что-то на поверхности лежащее… Только вот что?! - Putredine ulcerative! Это заклинание я даже не знала, но точно знал маг - сжег его на подлете все тем же огнем магическим… И тут я поняла, что происходит – Данир заставлял его сжигать заклинания, а вместе с ними горел и воздух! И не было бы то проблемой, коли бой на открытом пространстве происходил бы, но в пещере они! В пещере! И не ведомо мне, есть ли из нее выход на поверхность. А если нет, то сколько в ней воздуху то? - Peptic ulceris! - воскликнул Данир. «Да ну к лешему!» - решила я. Пальцы сжали обручальный браслет. Рывок! Сильный, аж мышцы свело, болезненный, на грани возможностей. Но когда ноша своя, на вес не смотришь. И преодолевая все пространства и расстояния, я единым махом вытащила Агнехрана из пещеры той. Вот только что там стоял, щит держал огненный, от язвы магической защищаясь, а вот уже тут стоит, рука правая все так же в жесте противостояния вскинута, в глазах удивление, на губах вопрос немой. - Да пошел он к чертям! - высказалась злая ведьма. - Э, нет, нам такого добра не нать, - сказали черти. А там в пещере потрясенный Данир глазам своим не поверил. Огляделся, после еще парочкой заклинаний швырнулся, замер. Затем осторожно позвал: - Архимаг?.. Эээ… Ты где? Агнехран? Куда делся, а? - последняя фраза даже как-то жалобно прозвучала. Охранябушка мой вздохнул тяжело, руку опустил, ко мне подошел, рядом сел, на Заводь изображением пещеры той полную как и все посмотрел, да и произнес укоризненно: - Ты же в меня верила. - Да я и сейчас верю! – сердечно заверила. - Я очень-очень в тебя верю, Агнехранушка, только тут дело такое - как бы я в тебя не верила, а дышать без кислороду-то ты, согласись, не можешь. Нахмурился маг, на Заводь посмотрел внимательнее, на меня, снова на Заводь, которая пещеру ту масштабно так все показывала, сглотнул судорожно и осознавая намек мой, выговорил: - Магический огонь потребляет кислорода в двадцать раз больше обычного… - Ну, я понятия не имею во сколько раз, - вздохнула, ощущая как отпускает тревога-то, - технические вопросы это не ко мне, не сильна я в них, но вспомнила, что есть такое дело – сжигает огонь воздух-то. А так бой славный был, ты победил. Себя-то сам как чувствуешь? - Дышу, - мрачно ответил Агнехран. Тяжело ему было признать, что не понял замысла коварного, что вовремя опасность не разглядел, что мысли такой даже не допустил. - Только ведь если бы весь воздух сжег, и ему дышать было бы нечем, - пришел к утешительному для себя выводу архимаг. - Так а ему-то что? Он бессмертный, - неутешительно заметила я. Нахмурился Агнехран. Да, утешать не умею, есть за мной грех такой. Я руку протянула, к ладони его прикоснулась, и хмурость вся с лица его исчезла, словно проглянуло солнышко сквозь мрачные тучи, и опосля их и рассеяло. А там, где-то в пещере, чародей уж занервничал. - Агнехран! - выкрикнул визгливо. – Quaerere! Поисковое заклинание зеленым огоньком заметалось-забегало, всю пещеру обшарило, да и вернулось ни с чем к чародейке оторопевшему. Оторопевшему настолько, что так и застыл с отвисшей челюстью. - Пещера энергетически закольцована! - выдохнул с яростью Агнехран. – Так вот что он имел ввиду, говоря что завлек меня в капкан! Что такое «энергетически закольцована» я понятия не имела. Посмотрела на лешеньку – тот тоже не знал. И Гыркула не знал. И Водя. И даже черти. - Агнехраааааааааааан! - между тем завопил Данир отчаянно. Эхо от крика его по всему лесу разнеслось, птиц потревожило. - Хм, а ты вообще знаешь, где эта пещера? - спросила у охранябушки. - Нет. Как интересно… - А как ее найти знаешь? - Нет. - А как в нее попасть? - Нет. Ну я подумала, еще подумала, опять подумала и решила: - Вот и славно! Странно на меня Агнехран посмотрел, да напряженно сказал: - Веся, это я не знаю, где его искать. А вот ему прекрасно ведомо, где найти тебя. - А я-то тут при чем? - просто конструкция у предложения его была… не логичная. Ничего не стал говорить маг, просто за плечи обнял, да к себе привлек. Сидим. Молчим. А над Заводью голос испуганный: - Ааагнехран! Ааааа! Аа! Агнехран! Да покажись же ты! Агнехран на меня посмотрел, я на него. И вдруг улыбнулся маг, и сказал вполголоса: - Ты светишься… светлая, теплая, добрая. Я это раньше чувствовал, а теперь - вижу. Улыбнулась неловко, да и сказала как есть: - Прости, я не со зла. Не понял Агнехран, не осознал еще, огляделся по сторонам, на Водю поглядел, на Гыркулу, на Далака, на чертей, на лешего, а затем, голосом севшим да хриплым, спросил потрясенно: - Веся, что ты сделала? - Да ничего, - ответила невозмутимо. Поднялась, платье отряхнула, клюку призвала, и развернувшись, к избушке своей направилась неспешно. - Веся!!! - прогремел раскатом грома голос Агнехрана. Эхом ему вторил его не слышавший Данир, и тоненьким испуганным голоском позвал он: - Агнехнран… Агнехранушка! Испугался видать совсем, болезный. А я по лесу шла. По своему лесу Заповедному. С улыбкою на лице, с миром в душе, с теплом в сердце. По тропе моей олени переходили, да завидев меня головы склонили почтительно, пропуская и пути не препятствуя. Встречные волки взирали уважительно, тоже склоняли головы. Совы тяжело взлетали с деревьев, провожая полетом. Светлячки ярче сияли, тропу обозначая. Трава и та при появлении моем пригибалась. А потому что победа это была. Наша общая победа, и в сплоченном торжеством справедливости лесу пробуждалась своя, особая магия. Лес из Заповедного превращался в Волшебный, Сказочный, Магический. Крепли деревья, сбрасывали хвори звери, спели ягоды, и ныне круглый год плодоносить станут, как и яблоневые сады, что посадила. Я все это чувствовала, сердцем чувствовала, душой, магией своей, но так чтобы понять точно, что происходит-то, это… в общем не знала я что это. От того ударила клюкой оземь, да открыла путь к Дубу Знаний. Огляделась воровато, к дереву волшебному подошла быстро, по коре постучала, пробуждая, да и запрос озвучила: - Книги нужны на тему «Лес особенный магический». И приготовилась. Ко всему приготовилась. К тому, что пошлет меня сейчас Дуб лесом, полем, морем… в общем далеко пошлет. К тому, что Лесная Силушка заявится. К тому, что книг по заданной теме вообще не окажется. В общем всего я ждала, и вроде ко всему была готова. Только вот меньше всего ожидала, что откроется дверца в Дубе том, и появятся как миленькие - одна стопка книг, вторая, третья, четвертая, пятая… на тринадцатой я сбилась. Да и устала уже - стопки книг древних приходилось забирать, и на землю укладывать. Устала я в общем вскорости! - Горшочек, не вари! - воскликнула испуганно. Дуб застыл, оскорбленный видимо. - В смысле хватит книг, - попыталась конфликт уладить, - мне и этих сполна хватит. И вот тут появилась она – Силушка Лесная. Прорисовалась контуром среди листьев древесных, усмехнулась во всю морду здоровенную, и высказалась: - О Дариме знаю. Как подрастет, заберу ее к себе. - Ну уж нет! - вот никогда особо с Лесной Силушкой не ругалась, но тут уж позиция у меня была принципиальная. - Дариме отдам Светлый яр, если захочет она того. Коли нет – неволить не стану. Прищурились очи черными провалами, да и взял Дуб Знаний и выдал мне знаний этих, еще стопок десять, как есть. - А чтоб тебя! - выдохнула гневно. Дуб взял, да и прибавил знаниев, издевательски так прибавил, нагло. И сорвалась я, обидно мне было. - Значит как сражаться с чародеями, так Веся, а как победила в сражении том, так на тебе Веся наказаниев полну телегу! Это ведь даже в тачку не влезет все, тут телега надобна! И тут вдруг вздохнула Силушка Лесная, и голосом мужским, усталым, сказала прямо: - Весяна, ведунья моя, ты в лес свой пустила болотников без меры, вампиров, волкодлаков, и что-то подсказывает мне, что и моровики с бадзулами здесь осядут. А лес, Веся, это экосистема, в коей баланс надобно завсегда поддерживать. И ты этому научилась, да сполна, но то был лес Заповедный, а теперь-то магический, вот и баланс придется магический тебе поддерживать. И тут Дуб взял, да и выдал мне еще книг. И главное до того мне приходилось их из дерева вынимать да на траву класть, а ныне древо Знаний преспокойственно делало это само. И вот не мог он раньше? У меня уже вся спина болит-надрывается! Да и душа тоже – это сколько всего теперь учить придется! Сколько делать! Откуда силы брать, время, да и желание?! Мне бы отдохнуть сейчас, заслужила ведь, так нет – «учись, Веся». - Несправедливо это! – обиделась я. - Несправедливо будет, если от переизбытка магии деревья по лесу разгуливать на корнях своих начнут! - припечатала меня Силушка Лесная. Вот такая вот она – победа над чародеями! Вкус у той победы - пыль книжная. Торжество победное – на телегу едва уместится. А сколько я на все это вот времени потрачу, это даже ни словами ни сказать, ни жестами не передать. - Не печалься, ведунья, век живи, век учись, как говорится. - Дураком помрешь, - пробурчала в ответ. Да и делать нечего, пришлось звать друга верного: «Лешенька, мне телега Савранова надобна очень». «Победу праздновать будем?» - усмехнулся леший. «А то, торжества года на полтора хватит», - сообщила ему. «М-да уж», - сходу понял меня соратник. *** Ярмарка в Нермине была в самом разгаре - голосили торговцы, товар свой расхваливая, пересказывали новости последние кумушки городские, дети бегали с петушками карамельными на палочках, девушки в пору на выданье вступившие покупали ленты для волос. А я, с корзинкою болотницами сплетенной, ходила себе среди людей, да пыталась радость бытия вернуть. Не возвращалась она, радость то. Вот не возвращалась и все тут. В корзинке моей баночка варенья малинового обреталась, да из малины волшебственной, она теперь по окраинам моего Волшебного леса круглый год плоды давала, да такая сладкая была, что всем на зависть. От того особо завистливые кусты выкапывали, да у себя близ домов сажали. Я не противилась, мне-то что - коли у них расти будет, так ко мне меньше ходить станут, а в лес свой теперь людей пускать я опасалась. И не потому что за лес боялась, а потому что за людей. Права оказалась Силушка Лесная - все у меня остались. И бадзулы, и моровики, и анчутки, и ауки. Последние так вообще с грибовиками целые войны устраивали. Причем дрались молча, на кулаках, чтобы значит леший не заприметил, да не понадовал тумаков всем разом без разбору, ибо лешенька, как и я, супротив войн был. Зато все остальные жили в мире и согласии - вампиры себе замки строили на горах, волкодлаки поселения под горами, по праздникам пьянками совместными развлекались, но ни споров, ни ссор между них не было, и это меня радовало очень. А вот ведьмы не очень. Пусть и справились мы с угрозой чародейской, только вот ведьмы покидать гору во временное пользование им выданную отказались. Окопались там, пещер понаделали, на верхушке шабаши с чертями устраивали, и даже парочку дьяволов порой к себе пускали. Странное дело, но теперь, когда под защитой моей оказались, вели себя ведьмы как дети малые - вообще всего бояться перестали. Дуб как-то очередной ларец с книгами мне передавая, пожаловался, что все остальные древа Знаний вообще сидят неприкаянные, огромные магические библиотеки вдруг оказались никому не нужны, ведьмы решили что могут себе позволить отдохнуть годик-другой. Я вот лично им позавидовала черной завистью, потому как мне вообще не до отдыха было! - Сиротинушка, - окликнул вдруг меня кто-то. В Нермин я под личиной сироты, оставшейся одной одинешенькой, ходила, за то меня тут жалели, и всячески помочь пытались. Вот и сейчас одна из торговок подозвала, да сходу принялась творогу для меня в тряпицу накладывать. - Как поживаешь-то? Ты ж возле леса Заповедного живешь совсем рядом? - Живу, баба Сафа, - поклонилась я, уважение выказывая. - Ох, и страшно же там теперича стало, - вздохнула сердобольная женщина, творог мне протягивая. - Возьми, от чистого сердца, деточка. Поблагодарила, взяла. Баба Сафа, дородная женщина со внуками уж совсем взрослыми, на внучку свою поглядела - та раскраснелась вся, с парубком каким-то беседуя, смущенно рукавом прикрылась. - Ох, чую скоро сватов будем ждать, - улыбнулась по-доброму.- Хороший вроде парень, видный, жаль не волкодлак. Я обернулась, пригляделась… вообще-то это был волкодлак. Да не простой, а сын вождя Далака. - Вот если бы, - продолжила баба Сафа, - если бы волкодлак, я бы благословила. - Правда? – заинтересовалась я. - От чего же? Тут соседка по торговому месту в разговор вступила, косу толстую поправила, и сообщила: - Волкодлак в доме - счастье в семье, - улыбнулась моему взгляду удивленному и добавила: - Не пьют, не бьют, все в дом, мастеровые. У вдовы Кречета дом недавно рушиться начал, от старости, так сосед ейный, волкодлак, в тот же день со своими из лесу Волшебственного пришел, к вечеру дом сызнова отстроили! Интересно мне стало, откуда ж деревья на постройку взяли. - И не простой дом, - продолжила торговка, - а каменный, крепкий да надежный. А, ну теперь все понятно - ведьмы себе пещеры роют, камней опосля строительных дел предостаточно, вот их-то волкодлаки и приспособили. - А указ-то новый королевский слышали? - еще одна торговка, к разговору присоединилась. - Нынче дев лесных трогать совсем запретили. А особливо одну – нашу. Тут уж я чуть корзинку не обронила, да переспросила ошарашено: - «Вашу»? - Нашу! – гордо подтвердила баба Сафа. - Весяночкой звать. Ох и красивая ведунья-то, а уж славная. Сама одна-одинешенька Гиблый яр у умертвий отбила, чародеев победила, а уж то что о народе заботится, об том мы и раньше знали-то. Тут-то у меня корзинка то и выпала из рук. - Ты чего, сиротинушка? – испужалась баба Сафа. - Да и побледнела-то вся! Милая, солнцем головку напекло? Водички хочешь? - Нннет, благодарствую, - я наклонилась, корзинку подхватила, выпрямилась. Постояла, не понимая ничего, да и спросила: - Кто ж слухи то такие распространяет? Откуда весть пошла? - Как откуда? - удивилась баба Сафа.- И не слухи это, а грамота императорская, магически защищенная, в каждом селении размещенная. Ты к столбу сходи, к тому на коем объявления висят, там она и висит-то. Поклонилась благодарственно, на ногах негнущихся побрела к городской площади, худшее предчувствуя, да издали ту грамоту и увидала. В каждом городе, городке, городище или деревеньке имелся такой свой столб объявленческий. На нем кузнецы оставляли подковы, и приписывали на тех, где искать мастера. Тут же висели нити, это прядильщицы свои услуги предлагали, мыловары свои, и так далее. Каждый пришлый к такому столбу в первую очередь шел – объявления о тавернах, да домах где комнату на ночь снять можно, так же тут были. Но вот сейчас, еще издали, поверх всего этого висела большая императорская грамота. А на ней мой портрет, да от портретиста сильно мне польстившего. Горели светом таинственным глаза зеленые, чуть растрепанные волосы в косу заплетенную на плечо были перекинуты, губы алые, щеки лишь чуть румянцем прихвачены, кожа белая, тело статное, клюка… клюка была моя, как с натуры отрисована. Но большими буквами под изображением тем значилось «Может менять облик свой, скрывая истинную суть, от того любая девица Полесья отныне ПОД ЛИЧНОЙ ЗАЩИТОЙ ИМПЕРАТОРСКОГО МАГА АГНЕХРАНА». Так вот и значилось, большими буквами. И не королевского мага, а императорского. И мне бы подумать о том, что такое вот вмешательство в дела королевства со стороны императора это слишком, но я не об том размышляла, не на то смотрела - взгляд мой к одному имени прикован был… только к нему. Агнехран… Если бы я от тоски выть могла, я бы завыла волчицею. Если бы от тоски помереть можно было, то я уже давно нежитью бы по земле бродила. Если бы горе можно было бы выплакать - в лесу моем появилось бы озеро, да бездонное и бескрайнее. Я ждала, я звала, я к Заводи приходила, да сидела под тоскливый вой чародея Данира «Агнехран… Агнехранушка…» и не ведала, что делать мне. Я полюбила его. Я знала, что и он меня любит. Но правда была такова - он ушел. Он просто ушел. И я приходила к Заводи, чтобы хотя бы услышать как кто-то еще, кроме меня, произносит имя его. - Эй, красавица, куда спешишь? Я б тебя приголубил, - послышался голос где-то возле корчмы. Я обернулась. Тоненькая испуганная девчушка замерла, глядя на пьяного здоровяка, к ней неспешно идущего. И вмешалась бы я, да не пришлось. - Очумел? – из корчмы вышибала выскочил. - Все девицы Полесья защищены законом. Ни оскорблять, ни трогать, ни обижать нельзя. - И шо? – нагло громила спросил, что выше охоронника на полголовы был, да в плечах чуток ширче. - Маг императорский далеко, за всеми не уследит. Уйди с дороги, курвин сын, тоскливо мне, развлечься хочу! И тут мужику прилетело. Хорошо так прилетело – дубиною стоеросовой. - Сказано же – нельзя, - купец дубину передал охороннику корчмы. - И маг-то может и далеко, но мы близко. Здоровяк, распластавшийся на земле, застонал, рукой шишку ощупал, вскочил, да только к охороннику и купцу еще мужики подошли. И настроены те мужики были очень недружелюбно. - Вали-ка ты из Нермина, доходяга, - мрачно кузнец подошедший здоровяку посоветовал. - От чего доходягой назвал? - вскинулся пьяный. - От того, что у меня рука тяжелая, опосля нее доходягой и станешь, - пообещал кузнец. На том и разошлись. Кто в корчму, кто по домам, кто на ярмарку вернулся, а кто и из города прочь поспешил. А я только диву далась, и вдруг вот о чем подумала - девчонка то одна мимо корчмы шла спокойно, а раньше то такого не было вовсе, кто ум имел, тот подальше от злачных мест держался. И снова я на слова большими буквами выведенные взглянула. Охранябушка… Что Аедан, что Агнехран – суть то в нем одна, защищает и бережет. Всеми силами бережет. Даже на расстоянии, даже когда я под личиной да без его ведома и присутствия, все равно охраняет. «Где же ты?» - простонала мысленно. Хотелось руку протянуть, имени его коснуться… Хотелось позвать в голос, да звала уже - не пришел. И повернувшись, побрела я обратно на ярмарку, все вспомнить пытаясь, что ж купить хотела. Что-то хотела, домовой очень просил, а что? Из головы вылетело совсем. По рядам торговым шла не видя никого и не слыша ничего. Словно мир стал смазанной серой тенью без звуков, без цвета, без запаха, без… смысла. И вдруг поняла я, что не мой взгляд это было, не в моем сознании изменилось так все - магия меня окружила-охватила, а следом и руки сильные со спины обняли, к груди крепкой прижали, сильно стиснули. Вот только не страшно совсем было, потому что… знала я эти руки. Каждую ночь во сне видела. Каждый день в тоске грезила. - Вышла все же из своего леса, любовь моя бедовая, - хрипло прошептал Агнехран, к волосам моим губами прижавшись. А я ни вдохнуть, ни выдохнуть. Замерла в его руках, дышу едва-едва, да думаю о том, чтобы только не разреветься, как девчонке глупой. - А что, ты меня здесь ждал? - спросила, голосом дрогнувшим. - Не ждал, - почти простонал любимый мой, - надеялся, что там пока оставаться будешь, но меры принял, на всякий случай. И манок поставил – едва ты к грамоте приблизилась, маяк и сработал. Зачем ты в Нермин пришла, Веся? От чего в лесу не сиделось?! Уходи, счастье мое. Уходи и там оставайся. Опасно здесь, жизнь моя, и для тебя опаснее всего. Уходи. Улыбнулась я, а слезы с ресниц все же сорвались. Удивительный он, маг мой возлюбленный, говорит «Уходи», а сам сжимает так крепко, что не вздохнуть ни мне ни ему. - И как же мне уйти, если ты держишь? - спросила, горечи не скрывая. Замер он. А затем развернул резко к себе, в глаза мои заглянул и пропали мы. Оба пропали. Вот только что были, существовали как-то по отдельности, а теперь я в его глаза гляжу и тону в них, как в синем омуте, а он в мои, и тоже… тонет. Я ведьма, он маг - не по пути нам. Я ведунья, он аспид - совсем не по пути. Но я в него как в человека, как в мужчину влюбилась, а он меня как девушку полюбил. И тянет нас друг к другу, разрушая все преграды и запреты, уничтожая опасения и сомнения, разрывая убеждения и правила. За мной Магический волшебный лес и Заповедный яр. За ним – мощь и сила магов империи и пламя всех аспидов мира. А между нами ничего, кроме желания быть вместе… быть рядом…просто быть. - Веся, - едва слышно выдохнул Агнехран, - я не знаю, что будет завтра. Я не знаю, сколько еще осталось врагов. Мне не известно, открою ли я глаза на рассвете, и удастся ли пережить ночь. Я не могу предложить тебе будущее, а в настоящем все слишком опасно. И для меня каждый вдох без тебя обжигает легкие огнем, словно стою я в Черной пустоши в самый разгар летнего зноя, но мне плевать на это, я на любые пытки согласен, только бы ты оставалась в безопасности. Смотрю в глаза его, по щекам слезы катятся, ниспадают каплями с ресниц, и к земле устремляются, как дождь, самый грустный из дождей. - Не плачь, - тихий стон, да боль в нем такая прозвучала, что у самой сердце сжалось.- Только не плачь. Ну я слезы и вытерла. Утерла рукавом, как девка деревенская. А затем вновь голову запрокинула, в глаза архимагу любимому взглянула, да и сказала как есть: - Мне не важно, что там будет в будущем, и не имеет значения насколько опасно настоящее. Я не хочу об этом думать, Агнехран. Я ни о чем не хочу думать. Жизнь слишком стремительна, все меняется на лету, все изменчиво, зыбко, неясно. Я, как и ты, не знаю, что будет завтра. Я не знаю, останешься ли ты другом или станешь врагом. Но я точно знаю, чего хочу сейчас. И не говоря больше ни слова, прогнав прочь все мысли, я приподнялась на носочках, обхватила мага за шею, и прижалась губами к его суровым твердым губам. Хрипло простонал Агнехран, звоном разбитого стекла отозвалась оброненная мною корзинка, все вокруг было странно, зыбко, изменчиво, а все что было здесь, в его объятиях, в его поцелуе, стало жизненно важно, важнее всего на свете. И когда его поцелуй усиливается, вокруг все затихает, словно перед грозой, за секунду до того, как ударит молния и все содрогнется от раската грома. - Останови меня, - почему-то шепчет Агнехран, когда его руки притягивают меня к нему сильнее. Но я не хочу останавливаться. Мои пальцы скользят по его шее, щеке, зарываются в смоляные волосы, высвобождая пряди, и скользнувший по руке шелк его волос, вырывает стон из моей груди. - Веся…остановись… Я чувствую как он напряжен, как все еще пытается устоять, сдержаться, но барьеры пали. У меня есть только здесь и сейчас, и я не собираюсь отступать. Я прижимаюсь к нему сильнее, на миг вглядываюсь в его потемневшие от желания глаза, и над нами разверзаются небеса. Сверкнули десятки молний, раскат грома заставил содрогнуться землю под нашими ногами, и магу пришлось осознать - все что у нас есть, это здесь и сейчас. Ни прошлого, ни будущего. Ни планов, ни возможностей, ни надежд. Всего один краткий миг, в котором я могу быть просто девушкой, а он просто мужчиной. Миг, в котором есть только я и он, и ничего больше. - Веся… - тихий стон. - Не останавливайся, - тихий приказ. И он улыбнулся, я ощутила его улыбку губами, но уже в следующий миг поцелуй стал иным. Жадный, голодный, с привкусом крови и запредельной чувственностью, от которой мое тело вспыхнуло как былинка, попавшая в ярко пылающий костер. И я вдруг поняла, почему он сдерживался, пытался сдержать себя до последнего, по сравнению с ним моя страсть была горящей свечой, а его сокрушительным лесным пожаром. Я расплавилась вмиг, потерявшись в пламени его страсти. Головокружительное ощущение магического портала, холодная каменная стена, к которой я оказалась прижата, но продрогнуть не было и шанса - ведь меня согревал огонь. Жаркие, жадные поцелуи пьянили сильнее любого вина, сильные руки скользили по телу, избавляя от такой ненужной сейчас одежды, пальцы срывали рябиновые бусы, расплетали затянутые в косу волосы, и высвобождали то, о чем я даже никогда не подозревала - мое собственное пламя. И я самозабвенно ответила на обжигающий поцелуй, прижимаясь обнаженным телом к его горячей коже, скользя пальцами по могучим плечам и спине, выгибаясь кошкой в его руках, только бы стать ближе, еще ближе, и еще… И ничего вокруг. Только его срывающееся хриплое дыхание, мои вздохи со стоном, не отпускающее ощущение, что задыхаюсь, и безумная потребность задыхаться и дальше. Задыхаться в его руках, задыхаться от его поцелуев, все более глубоких, все более страстных, задыхаться от ощущения, что нахожусь в его полной власти, задыхаться понимая, что никому и никогда я не доверяла так, как ему - абсолютно и полностью, самозабвенно и осознанно, жадно и ярко. - Веся, я же уже не остановлюсь, - его хриплый стон. - Я не хочу, чтобы ты останавливался, - чувствуя себя парящей в небесах птицей, прошептала я. Прохладные скользящие шелком простыни, тяжесть сильного мужского тела, сковывающего оковами страсти и рывок, превративший нас в единое целое. Я невольно вскрикнула, он выпил мой крик губами, опьянил поцелуями, вернул на небеса, в бесконечный парящий полет. И этот полет был один на двоих. Мы летели, рывками поднимаясь все выше и выше. Над землей… под облака…вровень с облаками… выше облаков, почти к звездам. И небо взорвалось, ослепляя вспышкой, осыпаясь исками от звезд, возвращая на землю, туда где были только он и я, и ничего вокруг. Агнехран, перевернулся на бок, увлекая меня за собой. Его тело было мокрым от пота, мышцы дрожали от перенапряжения, литая мускулистая грудь вздымалась тяжелым дыханием, а я льнула к нему сытой кошкой, и мне было так хорошо, как никогда в жизни. - Тебе не было больно? - хрипло спросил маг. - Мне было сладко, - прошептала в ответ. - И там были звезды… и небо… и ты. Ты мое пламя, Агнехран. - Ты мой свет, Веся, - простонал он. - Ты свет моего пламени, ты мое небо, ты мои звезды, ты мое солнце, ты моя жизнь, ты моя мечта, ты мое желание и ты моя страсть… И это не просто слова, Веся, это истина. Он коснулся моего подбородка, запрокидывая голову, взглянул в мои пьяные от страсти, совершенно невменяемые глаза, потянулся к губам и нежно поцеловал. Так нежно, так чувственно, так сладко. И так горько одновременно. Я же ведьма, я чувствовала что он вложил в этот поцелуй. Горечь прощания, вот что. Прощался он со мной. Видать знал что-то, что мне было неведомо, от того и держался подальше, от того на зов не отвечал, от того близости не желал, сдержаться пытался до последнего. И смолчала бы я быть может, сделала бы вид, что не поняла ничего, только вот один нюансик имелся: - Охранябушка, ты прежде чем прощаться, подумал бы, что вот от того, что случилось только что, от этого, любимый, дети рождаются. Замер маг. На меня глядит напряженно, взволнованно, а потом вдруг застонал раненным зверем, меня сгреб в объятия, к себе прижал с силою, да и выдохнул, волосы мои целуя: - Ребенка быть не должно, Веся. И вот теперь больно мне стало. Словно вот сейчас он меня невинности лишил, да не соитием, а словами. Так ранил словами этими, словно нож в сердце всадил. - Прости, - полный горечи стон. А затем вдруг поднялся Агнехран, меня на руках удерживая. Кое-как, сам нагой весь, меня одеялом укутал, на руках к столу отнес, сел на стул, меня на колени усадил, да и указал на карту, что на столе раскрытой лежала. - Смотри, - приказал. А через слезы что увидишь? Смахнула молча, взглянула куда указал. На карте степь была, и так как карта являлась магической, на ней отражались не только контуры местности, но и те, кто по данной местности передвигался. Движение руки Агнехрана и вижу я лешака, тот под землей крадется, но по его душу уже отряд магов идет, перехватят его. Еще движение и вижу я лесную ведунью, что шагает по степи умертвием. И по ее душу маги идут, остановят значит. А вот куда нежить следует, оно с первого взгляда ясно - прямиком к яру что ранее Гиблым был, а ныне Светлым стал, и мы там с Яриной каждый день все порядок наводим, и наведем же, я себя знаю. - Помнишь, что Данир сказал? – тихо спросил Агнехран. - Я ключ и к кругу Жизни и к кругу Смерти. Я, Весенька моя любимая, моя нежная, моя… Я. И до того времени, пока жив я, угроза тебе и лесу твоему остается. А потому меня не станет, Веся. Как все закончится-завершится, меня не станет. От того и ребенка быть не должно, любимая. Вот оно как. Посидела я, на карту посмотрела, еще посидела. А опосля голову запрокинула, на мага взглянула яростно, да и сказала: - Я ведьма, Агнехран, не забыл? Бровь изогнул, вопросительно, то есть не забыл, но к чему это было сказано еще не понял. Ну так оно, когда с нами ведьмами связываешься. - Значится, - я на карту поглядела, и даже пальчиком по ней поводила, - тебя ждать смысла нет, ты себя уже похоронил сам, сдался без бою, как говорят. Напрягся весь, аж окаменел от ярости. - А раз нет, то и страдать не стоит. Ко всему прочему у меня Водя есть, тот помирать героически не планирует, так что будем с ним жить душа в душу, а уж деток то заделаем – не перечесть. - Веся! - прорычал почти архимаг. А я с колен его поднялась, посильнее в одеяло закуталась, развернулась к магу, да и произнесла, гнева, ярости и обиды не скрывая: - Если я твой свет, твое небо, твои звезды, твое солнце, твоя жизнь, твоя мечта и твоя страсть, и это все не просто слова, тогда и живи ради меня. Живи ради меня, а не умирай ради меня. Мне твоя смерть не нужна, Агнехран, мне нужен ты. Подумай об этом, на досуге-то! И развернувшись, пошла я свою одежду собирать. И где только она не была раскидана - как по мне так везде. И близ возле стены, и на кресле каком-то, и на стуле. А вот на постели, что след нашей страсти пятном крови хранила, одежды не было вовсе, там мы оказались уже без нее. - Веся… - тихо позвал маг. Не ответила я. Рубаху натянула, поверх нее сарафан, даже лапти нашла. А бусы искать смысла не было – порвались они, да рассыпались кровавыми каплями. - Веся, - столько боли в голосе его было, столько отчаяния. - Я обидел тебя, понимаю. Ты злишься сейчас. Но подумай обо всем логически - пока я жив, у чародеев остается шанс вернуть своих и обрести могущество. Остановилась я, косу заплетая. А опосля развернулась, к Агнехрану, красивущему такому, обнаженному, мускулистому, такому что обнять хотелось, да не отпускать никогда, подошла, к лицу его наклонилась, да и выдохнула яростно: - Жизнь не логична, маг. Нет в ней логики. В ней есть желание жить и стремление умереть. Ты, судя по всему, второй путь выбрал. Так вот знай - если так, то нам с тобой не по пути. Я жить буду, вопреки всему и всем! Я буду жить. И я, и мой лес, и мой яр, и мои друзья-сотоварищи. Потому что мы выбираем - жизнь. Пусть сложную, пусть опасную, пусть непростую, пусть полную тревог и трудностей, но жизнь. А что выберешь ты, маг? И отступив от него, я руки на груди сложила, и добавила: - У меня там в избушке дверь скрипит. Да и шкаф починить надобно. И еще банька ремонту требует, а мне там рожать если что. Вот и думай, Агнехран, сиди и думай! И прежде чем хоть слово сказал он, ударила я оземь ногой, тропу заповедную открывая. Раньше о подобном и мечтать не могла, а теперь у меня лес Магический, от того и возможностей втрое больше. - Прощай, Веся, - тихо сказал архимаг, что бледен стал неимоверно. Посмотрела на него, гнева не скрывая, да и ответила: - До свидания! И в лес свой перенеслась. Злая, как тысяча кикимор, от которых очередной черт сбежал. Или как две тысячи все тех же кикимор! *** Ночь выдалась трудная. К сожалению, Силушка Лесная права оказалась, ну или прав, я еще не разобралась в ее половой принадлежности. Да и не до нее было – деревья у меня в лесу и вправду ходить начали. Хорошо хоть только яблони - те я магически подпитывала, и сейчас когда магический фон усилился, они первые и среагировали. И не то чтобы опасно это было как-либо, но марширующий по лесу яблоневый строй это все-таки как-то неправильно. Долго с лешим думали что с ними делать, потом плюнули и позвали Острого Клыка. Кабан довольный и счастливый, кинулся на деревья. Деревья начали стремительно отращивать яблоки и кидаться плодами, по большей части зелеными, в кабана. На это пиршество, другие кабаны сбежались. Деревья, израсходовав запас магии, были вынуждены недовольно вернуться на место посадки и засесть там, в ожидании следующего похода, а вот кабаны были довольны больше некуда, олени и косули тоже, даже зайцам яблок досталось. Опосля прибежала Леся, сообщила чудовищное – у нас в лесу появился источник живой воды. Тот самый, в котором когда-то вода вся от крови моей в алую окрасилась. В общем где было тонко, то есть избыток магии, там и рвалось. Первыми живительные силы воды родниковой оценили русалки - волосы себе поотращивали, от морщин избавились. Потом туда паломничество устроили волки – у кого какие хвори имелись, али раны застарелые, все исчезли. Потом туда явились мы с лешим. Я искупалась, а то после Агнехрана так и не успела, леший сидел да наблюдал, как от воды живой на нем шрамы исчезают. В общем источник решено было оставить, как никак лес-то у нас теперь волшебный, только один меня момент тревожил: - Лешенька, а если существует источник живой воды, значится где-то имеется и источник мертвой… Так? И тут появился Водя. Ничего не говоря, подхватил нас с лешим магией, да и перенес на берег Заводи. А там толпа собралась – все наши, да еще и с вином, и с колбасой копченой, и хлебом свежим. А еще с вампирами и болотниками купец Савран сидел, жену обнимая, и все смотрели на то еще представление. - Агнехран, - вопил Данир все в той же пещере, - иди сюда, маг проклятый… О, водичка! Тут чародейка на колено припадает, ладонями воду зачерпывает, пьет жадно и… падает замертво. - Во, сейчас самое интересное будет, - сообщил мне Гыркула. Я волосы мокрые на ветру встряхивая, ничего говорить не стала, по мне так смерть это вообще не интересно, особливо после разговора с охранябушкой, чтоб его, сегодня. Но тут чародейка поднялся удивленно, огляделся, ресницами хлопая, и произнес: - Где я? Что я? Как я? Зачем я в пещере сижу? А, тут же Агнехран должен быть! Агнехран! Агнехран, куда делся-то? Агнехран, иди сюда, маг проклятый… О, водичка! И чародейка делает ровно все то, что уже делал - на колено припадает, ладонями воду зачерпывает, пьет жадно и… падает замертво. Только вот досада-то - чародей слегка так бессмертный. И минуты не прошло, как поднялся, огляделся и все началось заново. - Вот и источник мертвой воды нашелся, - задумчиво сказал леший. - Видать где-то рядом, пещера-то, - сделала вывод я. - Может в скале, у обрыва, там где ранее стоял чародейский замок, - предположил Водя. А затем, поразмыслив, добавил: - Если мертвая вода проявится где-то, я по ней сумею пещеру определить. - Хорошо было бы, - вздохнула я. Данир в пещере ожил в очередной раз и снова жалобно позвал «Агнехрааааан». Лучше б сдох навечно! От Заводи я ушла злая. Уж такая злая, что ни в сказке сказать, ни в эпической балладе передать. Остаток ночи провела в Сосновом бору, и не то чтобы силы восстанавливала, скорее успокоиться хотела. Соврала я Агнехрану, от того что было между нами ребенок у меня не родится никогда, утратила я способность к рождению, утратила когда Кевина спасти пыталась, да не вышло. И сидела я сейчас, осознавая свое бессилие - мужчину ребенком удержать пыталась, глупо ведь это, совсем глупо. И неправильно. И подло. И еще много чего, да только в тот момент я на все готова был, лишь бы остановить его, заставить забыть о смерти во имя чужого блага, вот и использовала все рычаги воздействия. И ведь понимаю я Агнехрана, если бы ему смерть угрожала, я бы тоже своей жизни ради него не пожалела бы… Только о себе говорить просто, а как о его жизни речь зашла, так хоть вой. Я и завыла. Тихонечко. Так чтобы никто не услышал. На хвою легла, свернулась калачиком, колени к груди подтянула, и лежу, слезы глотая. Так и заснула, с глазами мокрыми, с душой раненной. *** Проснулась от того, что кто-то ласково прядь волос с лица отвел, губ коснулся, щеку погладил. Глаза открыла, а там Агнехран. Стоит передо мной, на губах улыбка, в глазах нежности столько, что в моей душе словно цветы зацвели. - Дверь починил, баню отстроил заново, шкаф привез новый, Тихон уже все вещи в него твои складывает. Еще мармелад привез твой любимый, пошли завтракать. Почувствовала, как глаза слезами наполняются. Только были то слезы радости. - Ты пришел… - прошептала, словам своим не веря. - Пришел, - кивнул маг. - И останешься? - голос мой дрогнул. - Останусь, - заверил он. Слезы с ресниц соскользнули, по щекам катятся, а утро вокруг становится все ярче, все светлее, все радостнее. - Только предупредить должен, - серьезно сказал охранябушка, - жизнь у нас с тобой предстоит трудная. У меня характер плохой. Работа сложная. Врагов не перечесть. - Прямо как у меня, - улыбнулась невольно. Улыбнулся в ответ, и продолжил: - Иногда злой буду, особенно если не получается что-то. Иногда ночью срываться придется. Иногда не смогу дома ночевать. Порой буду приходить раненный. - Ничего, у меня тут источник с живой водой появился. И сердце замирает от радости, когда вновь улыбнулся мне мой маг. - Я люблю тебя, - слова тихие, а прозвучали для меня громче всех поющих в это утро птиц. - Обними меня, - попросила, к нему потянувшись. Обнял, к себе прижал, да крепко так, что услышала как бьется сердце его. Сильно, мощно, взволнованно. А вот мое замирало от счастья, от такого удивительного, невероятного счастья. - Можно, я тебя на руках понесу? – тихо спросил Агнехран. - Просто отпускать не хочется. - Можно, - прошептала, за шею его обнимая. Рассмеялся, подхватывая, да с земли поднимаясь. К себе прижал, и спросил вдруг: - А можно, я тебя всю жизнь на руках носить буду? - Можно, - выдохнула, готовая вообще на все сразу сказать ему «можно». |