плаха. Чингиз Айтматов - Плаха (2010, Детская литература) - libgen.lc. Литература 2010 Copyright оао цкб бибком & ооо Aгентство KнигаCервис
 Скачать 5.18 Mb.
|
|
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 168 И не успели гонцы опомниться, как Авдий, рва нув завязку рюкзака, стал вытряхивать из дверей поезда анашу на ветер. И зелье — а как много, ока зывается, было собрано желтозеленых соцветий и лепестков конопли — полетело вдоль железнодорож ного полотна, кружась и паря, как осенние листья. То улетали на ветер деньги — сотни и тысячи рублей! На какоето мгновение гонцы замерли, как заворо женные глядя на Авдия. — Видали! — закричал Авдий и вышвырнул в дверь и сам рюкзак. — А теперь последуйте моему примеру! И мы покаемся вместе, и Бог возлюбит и простит нас! Давайте, Ленька, Петр! Выбрасывайте, выкидывайте проклятую анашу на ветер! — Он спятил! Он заложит нас на станции легавым! Хватай его, бей попа! — заорал вне себя Петруха. — Стойте, стойте! Послушайте меня! — пытаясь чтото им объяснить, кричал Авдий, видя, как разъя рились накурившиеся анаши гонцы, но было уже по здно. Гонцы бросились на него, как бешеные собаки. Петруха, Махач, Коля наперебой молотили его ку лаками. Один Ленька тщетно старался разнять де рущихся. — Да перестаньте же! — беспомощно бегал он вокруг. Но ему не удавалось их остановить — где ему было сладить сразу с троими. Завязалась жестокая рукопашная. — Бей! Тащи! Выкидывай его из вагона! — ревел разъяренный Петруха. — Души попа! Бросай вниз! — вторил ему Махач. — Не надо! Не убивайте! Не надо убивать! — во пил бледный, трясущийся Ленька. — Отстань, сволочь, зарежу! — вырвался от Леньки остервенелый Коля. Авдий отбивался что было сил, стараясь отодви нуться подальше от открытых дверей, пробиться на середину качающегося из стороны в сторону вагона: он теперь воочию убедился в свирепости, жестокости, садизме наркоманов — а ведь давно ли они блаженно улыбались в эйфории. Авдий понимал, что схватка Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 169 идет не на жизнь, а на смерть, понимал, что силы да леко не равны. Их трое, здоровенных лютующих пар ней, — где ему с ними справиться, ведь за него один Ленька, а он не в счет. Гришан же все это время по прежнему сидел на своем месте, как зритель в цирке или в театре, но не скрывал своего злорадства. — Ну и ну! Вот это да! — посмеиваясь, глумил ся он. Стравилтаки их, заранее вычислил, что столк нутся, и теперь пожинал плоды победы — глядел, как убивают на его глазах человека. Авдий сознавал, что только вмешательство Гри шана могло изменить его участь. Стоило ему крик нуть: «Спаси, Гришан!» — и гонцы сразу бы утихо мирились. Но прибегнуть к помощи Гришана Авдий не мог ни при каких обстоятельствах. Оставалось одно — пробираться в глубину вагона, забиться в угол, а там пусть изобьют, измолотят, пусть сдела ют с ним что угодно, но только чтобы они не выбро сили его на ходу, ведь это верная смерть... Но добраться до угла было не такто просто. Уда ры наотмашь, пинки отшвыривали его прочь к зияю щему проему дверей. Задержись он там лишнюю се кунду, и гонцы не задумываясь выпихнут его из ваго на. И Авдий поднимался снова и снова, упорно стремился прорваться в дальний угол, надеясь, что наркоманы выдохнутся или опомнятся. Первым в той яростной схватке, получив по голове, свалился Лень ка. Это Коля саданул его, чтоб не мешал творить рас праву над попом, над праведником, а стало быть, над врагом гонцов — Авдием. Бешено работали кулака ми гонцы, ведь речь шла о бешеных деньгах. — Бей, бей! Под дых, под дых его! — бесновался Петруха и, схватив сзади Авдия, заломил ему руки назад, подставив под удары Махачу, а тот, точно озверевший бык, в ярости сокрушительно ударил его в живот — и, согнувшись в три погибели, харкая кро вью, Авдий рухнул на пол бегущего вагона. И тогда они втроем поволокли его к двери, но он все еще со противлялся, обдирая ногти, судорожно цеплялся Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 170 руками за доски настила, пытаясь отбиться, вы рваться, а зловещий Гришан как ни в чем не бывало сидел в углу вагона на своем стульчике нога на ногу с невозмутимоторжествующим выражением на лице и чтото насвистывал, поигрывая суковатой палкой. И была еще возможность попросить поща ды, крикнуть: «Спаси, Гришан!» — и не исключено, что тот снизошел бы, проявил великодушие и оста новил бы смертоубийство, но Авдий так и не разо мкнул рта, и, прочертив его головой кровавый след по настилу, они поволокли его к самому проему ва гона, и здесь, в дверях, произошла еще одна, послед няя, схватка. Сбросить Авдия на ходу они опасались, потому что могли сорваться вместе с ним. Авдий из ловчился повиснуть в дверях, вернее за дверьми, уце пившись за железную скобу поручня. Встречный ветер обрушился шквалом, прижал к дверям, но Авдию удалось нащупать левой ногой ка който металлический выступ и повиснуть, удержива ясь на весу, и никогда, наверное, в нем не было столько сил, столько жажды выжить, как в тот момент, когда он пытался превозмочь беду. Если бы его оставили в покое, он, возможно, сумел бы вскарабкаться, вполз ти назад в вагон. Но гонцы били его ногами по голове, как по футбольному мячу, поносили его последними словами, исколотили в кровь, а он уцепился мертвой хваткой за поручень. Последние минуты были особен но ужасны. Петруха, Махач и Коля совсем остервене ли. Тут и Гришан не выдержал, подскочил к дверям: теперьто уж можно не притворяться, можно полюбо ваться, как расшибется насмерть Авдий Каллистратов. И Гришан стоял и ждал того неизбежного момента, когда гонцы добьют Авдия. Ничего не скажешь — Гри шан отменно знал свое дело. Он убивал Авдия Каллис тратова чужими руками. А завтра, если мертвого Кал листратова найдут и не поверят, что он упал или вы бросился из поезда в самом худшем случае, Гришан будет чист — он лично не прикладывал рук. Скажет: ребята повздорили, подрались, и в результате несчаст ный случай — оступился в драке. Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 171 Последнее, что запомнил Авдий, — пинки по лицу, обувь гонцов окрасилась кровью, и встречный ветер гудел в ушах, как полыхающий огонь. Тело Авдия, налитое свинцовой тяжестью, все больше тя нуло вниз, в страшную, неумолимую пустоту, а поезд мчался, преодолевая сопротивление ветра, мчался все по той же степи, и никому на свете не было дела до него, обреченного, висящего на волоске от гибели. И солнце на закате того бесконечно длинного дня, ослеп ляя его выкатившиеся в муке и ужасе глаза, срыва лось вместе с ним в черную бездну небытия. Но как ни пинали его, Авдий не размыкал рук, и тогда Пет руха нанес ему последний, решающий удар, схватив палку Гришана, которую Гришан как бы невзначай держал на виду — вот, мол, пожалуйста, бери и бей, бей по рукам, чтоб расцепились... И Авдий сплошным комком боли полетел вниз, не чувствуя уже, как покатился по откосу, расшиба ясь и обдираясь, как промчался мимо места его па дения хвост эшелона, как скрылся поезд, унося его бывших попутчиков, как смолк шум колес. Вскоре солнце угасло, наступила тьма, и на запа де в сизосвинцовом небе сгустились грозовые тучи... А мимо того злополучного места уже мчались другие поезда, и тот, кто не стал молить о пощаде, чтобы продлить свою жизнь, лежал поверженный на дне железнодорожного кювета. А все, что он узнал в неистовом поиске истины, все, что утверждал, было теперь отброшено прочь, погублено. И стоило ли, не щадя себя, отказывать себе в шансе уцелеть? Ведь речь шла ни мало ни много — о собственной жизни, всегото нужно было произнести три слова: «Спаси меня, Гришан!» Но он не сказал этих слов... Поистине нет предела парадоксам Господним... Ведь был уже однажды в истории случай — тоже чудак один галилейский возомнил о себе настолько, что не поступился парой фраз и лишился жизни. И оттого, разумеется, пришел ему конец. А люди, хотя с тех пор прошла уже одна тысяча девятьсот пять десят лет, все не могут опомниться — все обсуждают, Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 172 Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 173 все спорят и сокрушаются, как и что тогда получи лось и как могло такое произойти. И всякий раз им кажется, что случилось это буквально вчера, на столько свежо потрясение. И всякое поколение — а сколько их с тех пор народилось, и не счесть — зано во спохватывается и заявляет, что, будь они в тот день, в тот час на Лысой горе, они ни в коем случае не допустили бы расправы над тем галилеянином. Вот ведь как им теперь кажется. Но кто мог тогда предположить, что дело так обернется, что все забу дется в веках, но только не этот день... И тогда тоже, кстати, была пятница, и тот, кто мог спастись, тоже не догадался ради своего спасе ния сказать в свою пользу двух слов... II Жарким было то утро в Иерусалиме, и предвещало оно еще более жаркий день. На Арочной террасе Иро дова дворца, под мраморной колоннадой, куда проку ратор Понтий Пилат велел поставить себе сиденье, прохладно обдувало ноги в сандалиях чуть сквозящим понизу ветерком. Высокие пирамидальные тополя в большом саду едва слышно шелестели верхушками, листва их в этом году преждевременно пожелтела. Отсюда, с каменистой возвышенности, с Арочной террасы дворца, открывался вид на город, очертания которого расплывались в зыбучем мареве — воздух все более накалялся, — даже окрестности Иерусали ма, всегда четко видные, лишь смутно угадывались на границе с белой пустыней. В то утро над холмом, широко распахнув крылья, точно подвешенная к небу на невидимой нити, без звучно и плавно кружила одинокая птица, через рав ные промежутки времени пролетая над территори ей большого сада. То ли орел, то ли коршун, кроме них ни у одной птицы не хватило бы терпения так долго и однообразно летать в жарком небе. Перехва тив случайный взгляд, брошенный на птицу Иису сом Назарянином, стоящим перед ним, переминаясь Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 174 с ноги на ногу, прокуратор вознегодовал и даже оскор бился. И сказал желчно и жестко: — Ты куда очи возводишь, царь Иудейский? То твоя смерть кружит! — Она над всеми нами кружит, — тихо отозвал ся Иисус, как бы говоря с самим собой, и при этом невольно притронулся ладонью к заплывшему, в черном отеке глазу: у базара, когда его вели на суд синедриона, на него накинулась с побоями толпа, науськиваемая священниками и старейшинами. Иные жестоко били его, иные плевали в лицо, и по нял он в тот час, как люто ненавидели его люди пер восвященника Каиафы, и понял, что никакой мило сти ему не следует ожидать от иерусалимского суди лища, и тем не менее почеловечески дивился и поражался свирепости и неверности толпы, будто бы никто из них до этого не догадывался, что он бродя га, будто бы до этого не они внимали, затаив дыха ние, его проповедям во храмах и на площадях, буд то бы это не они ликовали, когда он въезжал в город ские ворота на серой ослице с молодым осликом позади, будто бы не они с надеждой провозглашали, кидая под ноги ослице цветы: «Осанна Сыну Давидо ву! Осанна в вышних!» Теперь он хмуро стоял в разодранной одежде перед Понтием Пилатом, ожидая, что последует дальше. Прокуратор же был сильно не в духе, и прежде всего, как ни странно, он был раздражен на себя — на свою медлительность и необъяснимую нереши тельность. Такого еще с ним не случалось ни в его бытность в действующих римских войсках, ни тем более в бытность прокуратором. Не смешно ли, в самом деле, — вместо того чтобы с ходу утвердить приговор синедриона и избавить себя от лишних тру дов, он затягивал допрос, тратя на него и время, и силы. Ведь так просто, казалось бы, вызвать ожида ющего его решения иерусалимского первосвященни ка и его прихвостней и сказать: нате, мол, берите своего подсудимого и распоряжайтесь им, как по решили. И однако, чтото мешало Понтию Пилату Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 175 поступить этим простейшим образом. Да стоит ли этот шут того, чтобы с ним возиться?.. Но подумать только, каков оказался этот чудак! Он, мол, царь Иудейский, возлюбленный Господом и дарованный Господом иудеям как прямая стезя к справедливому Царству Божиему. А царство это та кое, при котором не будет места власти кесаря и ке сарей, их наместников и прислужнических синагог, а вседе будут равны и счастливы отныне и во веки веков. Какие только люди не домогались верховной власти, но такого умного, хитрого и коварного еще никто не знал, ведь, случись самому дорваться до кормила власти, наверняка бы правил точно так же, ибо иного хода жизни нет и не будет в мире. И самто злоумышленник отлично знает об этом, но ведет свою игру! Подкупает доверчивых людей обещанием Нового Царства. Если правду говорят, что каждый судит о другом в меру своей подозрительности, то тут был именно тот случай: прокуратор приписывал Иисусу те помыслы, которые в тайная тайных, не надеясь на их осуществление, лелеял сам. Именно это больше всего раздражало Понтия Пилата, и от этого осужденный вызывал в нем одновременно и любопытство, и ненависть. Прокуратор полагал, что ему открылся замысел Иисуса Назарянина: не ина че как этот бродягапровидец задумал затеять в зем лях смуту, обещать людям Новое Царство и сокру шить то, чем впоследствии хотел обладать сам. Нет, каков! Кто бы мог подумать, что этот жалкий иудей смел мечтать о том, о чем не мог мечтать, вернее не позволял себе мечтать, сам повелитель малоазиат ских провинций Римской империи Понтий Пилат. Так убеждал, так настраивал, к такому умозаключе нию подводил себя многоопытнейший прокуратор, допрашивая бродягу Иисуса довольно необычным способом: всякий раз ставя себя на его место, — и приходил в негодование от намерений этого неслы ханного узурпатора. И от этого Понтий Пилат все больше распалялся, все больше терзался сомнения ми — ему хотелось и немедленно скрепить прокура Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 176 торской подписью смертный приговор, вынесенный Иисусу накануне старейшинами иерусалимского си недриона, и оттянуть этот момент, насладиться, выявив до конца, чем грозили римской власти мыс ли и действия этого Иисуса... Ответ обреченного бродяги на его замечание по поводу птицы в небе покоробил прокуратора своей откровенностью и непочтительностью. Мог бы и про молчать или сказать чтонибудь заискивающее, так нет же, видите ли, нашел чем утешиться: смерть, мол, над всеми нами кружит. «Ты смотри, сам на себя накликает беду, будто и в самом деле не боится казни», — сердился Понтий Пилат. — Что ж, вернемся к нашему разговору. Ты зна ешь, несчастный, что тебя ждет? — спросил проку ратор сиплым голосом, в который раз вытирая плат ком пот с коричневого лоснящегося лица, а заодно и с лысины, и с плотной крепкой шеи. Пока Иисус со бирался с ответом, прокуратор похрустел вспотев шими пальцами, выкручивая каждый палец по от дельности, была у него такая дурная привычка. — Я спрашиваю тебя: ты знаешь, что тебя ждет? Иисус тяжко вздохнул, бледнея при одной мысли о том, что ему предстоит: — Да, римский наместник, знаю, меня должны казнить сегодня, — с трудом выговорил он. — «Знаю»! — издевательски повторил прокура тор, с усмешкой, полной презрения и жалости, огля дывая стоящего перед ним незадачливого пророка с ног до головы. Тот стоял перед ним понурясь, нескладный, длин ношеий и длинноволосый, с разметанными кудрями, в разодранной одежде, босой — сандалии, должно быть, потерялись в схватке, — а за ним сквозь огра ду дворцовой террасы виднелись городские дома на отдаленных холмах. Город ждал того, кто стоял на допросе перед прокуратором. Гнусный город ждал жертвы. Городу требовалось сегодня, в этот зной, кро вавое действо, его темные, как ночь, инстинкты жаж дали встряски — и тогда бы уличные толпы захлеб Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 177 нулись ревом и плачем, как стаи шакалов, воющих и злобно лающих, когда они видят, как разъяренный лев терзает в ливийской пустыне зебру. Понтию Пи лату приходилось видеть такие сцены и среди зверей, и среди людей, и внутренне он ужаснулся, представив себе на миг, как будет проходить распятие на кресте. И он повторил с не лишенным сочувствия укором: — Ты сказал — знаю! «Знаю» — не то слово. В пол ной мере ты узнаешь это, когда будешь там... — Да, римский наместник, я знаю и содрогаюсь при одной мысли об этом. — А ты не перебивай и не торопись на тот свет, успеешь, — проворчал прокуратор, которому не дали закончить мысль. — Прости покорно, правитель, если случайно пе ребил тебя, я не хотел этого, — извинился Иисус. — Я вовсе не тороплюсь. Я хотел бы пожить еще. — И ты не думаешь отречься от слов своих непо требных? — спросил в упор прокуратор. Иисус развел руками, и глаза его были подетски беспомощны. — Мне не от чего отрекаться, правитель, те сло ва предопределены Отцом моим, я обязан был доне сти их людям, исполняя волю Его. — Ты все свое твердишь, — в раздражении Понтий Пилат повысил голос. Выражение лица его с крупным горбатым носом, с жесткой линией рта, обрамленно го глубокими складками, стало презрительнохолод ным. — Я ведь вижу тебя насквозь, как бы ты ни при кидывался, — сказал он не допускающим возражения тоном. — Что на самом деле значит донести до людей слова Отца твоего — это значит оболванить, прибрать к рукам чернь! Подбивать чернь на беспорядки. Мо жет быть, ты и до меня должен донести его слова — я ведь тоже человек! — У тебя, правитель римский, нет пока надобно сти в этом, ибо ты не страждешь и тебе ни к чему алкать другого устроения жизни. Для тебя власть — Бог и совесть. А ею ты обладаешь сполна. И для тебя нет ничего выше. Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 178 — Верно. Нет ничего выше власти Рима. Надеюсь, ты это хочешь сказать? — Так думаешь ты, правитель. — Так всегда думали умные люди, — не без снис ходительности поправил его прокуратор. — Поэто му и говорится, — поучал он, — кесарь не Бог, но Бог — как кесарь. Убеди меня в обратном, если ты уверен, что это не так. Ну! — И насмешливо уставил ся на Иисуса. — От имени римского императора Ти берия, чьим наместником я являюсь, я могу изме нить коечто в положении вещей во времени и про странстве. Ты же пытаешься противопоставить этому какуюто верховную силу, какуюто иную ис тину, которую несешь якобы ты. Это очень любопыт но, чрезвычайно любопытно. Иначе я не стал бы дер жать тебя здесь лишнее время. В городе уже ждут не дождутся, когда приговор синедриона приведут в ис полнение. Итак, отвечай! — Что мне ответить? — Ты уверен, что кесарь менее Бога? — Он смертный человек. — Ясно, что смертный. Но пока он здравствует — есть ли для людей другой Бог выше кесаря? — Есть, правитель римский, если избрать другое измерение бытия. — Не скажу, что ты меня рассмешил, — в наигран ном оскорблении морща лоб и приподнимая жесткие брови, проронил Понтий Пилат. — Но ты не можешь меня в этом убедить по той простой причине, что это даже не смешно. Не знаю, не пойму, кто и почему тебе верит. — Мне верят те, кого толкают ко мне притесне ния, вековая жажда справедливости, — тогда семе на моего учения падают на удобренную страданиями и омоченную слезами почву, — пояснил Иисус. — Хватит! — безнадежно махнул рукой прокура тор. — Бесполезная трата времени. И оба замолчали, думая каждый о своем. На блед ном челе Иисуса проступил обильный пот. Но он не утирал его ни ладонью, ни оборванным рукавом хла |