плаха. Чингиз Айтматов - Плаха (2010, Детская литература) - libgen.lc. Литература 2010 Copyright оао цкб бибком & ооо Aгентство KнигаCервис
 Скачать 5.18 Mb.
|
|
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 179 миды, ему было не до того — от страха к горлу под катила тошнота, и пот заструился вниз по лицу, па дая каплями на мраморные плиты у худых жилис тых ног. — И после этого ты хотел бы, — внезапно осип шим голосом продолжил Понтий Пилат, — чтобы я, римский прокуратор, даровал тебе свободу? — Да, правитель добрый, отпусти меня. — И что же ты станешь делать? — Со словом Божьим пойду я по землям. — Не ищи дураков! — вскричал прокуратор и вскочил вне себя от гнева. — Вот теперь я оконча тельно убеждаюсь, что твое место только на кресте, только смерть может унять тебя! — Ты ошибаешься, правитель высокий, смерть бессильна перед духом, — твердо и внятно произнес Иисус. — Что? Что ты сказал? — поразился Понтий Пилат, не веря себе и подступая к Иисусу; лицо его, искаженное от гнева и удивления, пошло темноко ричневыми пятнами. — То, что ты слышал, правитель. Набрав воздуха в легкие, Понтий Пилат резко вскинул руки к небу, собираясь чтото сказать, но в это время послышались гулкие шаги подкованных кавалерийских сапог. — Чего тебе? — строго спросил прокуратор воо руженного легионера, идущего к нему с какимто пергаментом. — Велено передать, — сказал тот коротко и уда лился. То была записка Понтию Пилату от жены: «Про куратор, супруг мой, не причиняй, прошу тебя, не поправимого вреда этому скитальцу, прозываемому, как сказывают, Христом. Все говорят, что он безо бидный праведник, чудесный исцелитель всяких не дугов. А то, что он якобы Сын Божий, Мессия и чуть ли не царь Иудейский, так это, может быть, на него наговорили. Не мне судить, так ли это. Сам знаешь, что за скандальный и одержимый народ эти иудеи. Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 180 А что, если это правда? Ведь очень часто то, что на устах презренной толпы, потом подтверждается. И если так окажется и на этот раз, тебя же потом проклянут. Сказывают, что служители синагог здеш них да городские старейшины испугались и вознена видели этого Иисуса Христа изза того, что народ вроде за ним подвинулся, и из зависти священники его оклеветали и натравили на него невежественную толпу. Те, кто вчера молились на него, сегодня поби вали его камнями. Мне кажется, Понтий, что если ты согласишься на казнь этого юродивого, то вся худая слава впоследствии падет на тебя, супруг мой. Ведь нам не вечно сидеть в Иудее. Я хочу, чтобы ты вер нулся в Рим с достойными тебя высокими почестя ми. Не делай этого, Понтий. Давеча, когда его вела стража, я видела, какой он красивый, ну прямо мо лодой бог. Кстати, мне сон привиделся накануне. Потом расскажу. Очень важный. Не навлекай про клятия на себя и на свое потомство!» — О боги, боги! Чем я вас прогневал? — просто нал Понтий Пилат и в который раз пожалел, что не отправил сразу же, без лишних слов и проволочек этого невменяемого и неистового лжепророка со стражей к палачам, туда, за городские сады, где на взгорье должна была совершиться казнь, которой требовало иерусалимское судилище. И вот теперь и жена вмешивается в его прокураторские дела, в чем ему виделась если не скрытая работа сил, стоящих за Иисусом Христом, то, во всяком случае, сопротив ление небесных сил этому делу. Но небожителей зем ные дела мало интересуют, а жена — что она пони мает своим женским умом в политике, зачем ему пробуждать вражду первосвященника Каиафы и иерусалимской верхушки, преданной и верной Риму, ради этого сомнительного бродяги Иисуса, поносяще го кесарей? Откуда она взяла, что этот тип красив, как молодой бог? Ну, молод. Только и всего. А кра соты никакой особой в нем нет. Вот он стоит, поби тый в свалке, как собака. И что в нем нашла она? Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 181 Прокуратор задумчиво прошел несколько шагов, обдумывая содержание записки, и снова со вздохом сел в кресло. А меж тем у него промелькнула еще мысль, что уже не раз приходила ему на ум: казалось бы, сколь ничтожны люди — гадят, мочатся, сово купляются, рождаются, мрут, вновь рождаются и мрут, сколько низостей и злодеяний несут они в себе, и среди всего этого отврата и мерзости откудато вдруг — провидение, пророки, порывы духа. Взять хотя бы этого — он так уверовал в свое предназначе ние, что точно во сне живет, а не наяву. Но хватит, придется его отрезвить! Пора кончать! — И все же вот что я хочу знать,— обратился прокуратор к Иисусу, все так же молчаливо стояще му на своем месте, — допустим, ты праведник, а не злоумышленник, сеющий смуту среди доверчивых людей, допустим, говоря о Царстве справедливости, ты оспариваешь право кесаря владеть миром, допу стим, я поверю тебе, так вот скажи мне: что застав ляет тебя идти на смерть? Открой мне: что тобою движет? Если ты вознамерился таким способом во цариться над народом израилевым, я тебя не одоб ряю, но я тебя пойму. Но зачем же ты вначале ру бишь сук, на котором собираешься сидеть? Как же ты станешь кесарем, если ты отрицаешь власть ке саря? Сам понимаешь, сейчас в моей воле оставить тебя в живых или послать на казнь. Так что же ты молчишь? Онемел от страха? — Да, наместник римский, я страшусь свирепой казни. И кесарем я вовсе не собираюсь быть. — Тогда покайся на всех городских площадях, осуди себя. Признай, что ты лжепрозорливец, лже пророк, не уверяй, что ты царь Иудейский, чтобы чернь отхлынула от тебя, чтобы не соблазнять их напрасным и преступным ожиданием. Никакого Царства справедливости быть не может. Справедли во всегда то, что есть. Есть в мире император Тибе рий, и он и есть незыблемый оплот мироустройства. А Царство справедливости, речами о котором ты подбиваешь легкомысленных роптать, — пустое Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 182 дело! Подумай! И не морочь голову ни себе, ни дру гим. А впрочем, кто ты такой, чтобы римский импе ратор тебя остерегался, — какойто безвестный ски талец, сомнительный пророк, базарный горлопан, каких полнымполно на земле Иудеи. Но ты соблазн посеял своим учением, и этим сильно озабочен ваш первосвященник, поэтому раскрой свой обман. А сам удались в Сирию или в другие страны, и я, как рим ский прокуратор, попробую тебе помочь. Согла шайся, пока не поздно. Что ты опять молчишь? — Я думаю о том, наместник римский, что оба мы столь различны, что вряд ли поймем друг друга. Зачем же я буду кривить душой и отрекаться от уче ния Господа таким образом, чтобы тебе и кесарю было выгодно, а истина страдала? — Не темни, что выгодно для Рима — то превы ше всего. — Превыше всего истина, а истина одна. Двух истин не бывает. — Опять лукавишь, бродяга? — Не лукавил ни прежде, ни теперь. А ответ мой таков: первое — не пристало отрекаться от того, что сказано во имя истины, ибо ты сам того хотел. И вто рое — не пристало брать на себя грех за не содеянное тобой и бить себя в грудь, чтобы от молвы чернящей отбелиться. Коли молва лжива, она сама умрет. — Но прежде умрешь ты, царь Иудейский! Итак, ты идешь на смерть, какой бы ни был путь к спасе нию? — К спасению мне только этот путь оставлен. — К какому спасению? — не понял прокуратор. — К спасению мира. — Довольно юродствовать! — потерял терпение Понтий Пилат. — Значит, ты добровольно идешь на гибель? — Стало быть, так, ибо другого пути у меня нет. — О боги, боги! — устало пробормотал прокура тор, проведя рукой по глубоким морщинам, избороз дившим его лоб. — Жарато какая, не к перемене ли погоды? — буркнул он себе под нос. И принял окон Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 183 чательное решение: «Зачем мне все это? К чему ста раюсь выгородить того, кто не видит в том проку? Тоже чудак я!» И сказал: — В таком случае я умы ваю руки! — Воля твоя, наместник, — ответил Иисус и опу стил голову. Они вновь замолчали и, должно быть, оба почув ствовали, как за пределами дворцовой ограды, за пышными садами, где изнывали в зное городские улицы в низинах и на всхолмлениях иерусалимских, точно бы набухала глухая зловещая тишина, гото вая вотвот разорваться. Пока до них оттуда доноси лись лишь неясные звуки — гул больших базаров, где с утра смешались люди, товары, тягловые и вьючные животные. Но между этими мирами было то, что разделяло их и охраняло верхний от нижне го: за оградой прохаживались легионеры, а пониже, в рощице, стояло кавалерийское оцепление. Видно было, как лошади отмахивались хвостами от мух. Заявив, что он умывает руки, прокуратор почув ствовал некоторое облегчение, ибо теперь он мог ска зать себе: «Я сделал все, что от меня зависело. Боги свидетели, я не подталкивал его к тому, чтобы он стоял на своем, предпочтя учение собственной жиз ни. Но поскольку он не отрекается, пусть будет так. Для нас это даже лучше. Он сам себе подписал смерт ный приговор...» Думая об этом, Понтий Пилат го товил тем самым и ответ жене. И еще подумал он, искоса глянув на Иисуса Назарянина, со смутной улыбкой молчаливо ждущего своей заранее предо пределенной участи: «Что сейчас на уме у этого чело века? Небось теперь он сам же горько сожалеет, по нимает, во что ему обойдется его премудрое учение, от которого он не смеет отступиться. Попал в соб ственный капкан. Попробуй теперь вывернись: один Бог на всех — на все земли, на весь род людской, на все времена. Одна вера. Одно Царство справедливо сти на всех. Куда он метит? Что и говорить, всем бы этого хотелось, на том он и решил сыграть! Но вот так Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 184 жизнь и учит нас, вот так карает чрезмерную хитро умность. Вот так оборачивается покушение на трон, не предназначенный от роду. Чего захотел! Решил смутить чернь, взбунтовать против кесарей, и чтобы от толпы к толпе пошла та зараза по миру. Весь ис конный порядок мироустройства решил опрокинуть вверх дном. Отчаянная голова! Ничего не скажешь! Нет, такого никак нельзя оставлять в живых. С виду вон какой, избитый, смирный, а что в нем таится, ведь вон что затеял, только великому уму такой план под силу. Кто бы мог это в нем предположить!» В мыслях этих находил прокуратор Понтий Пи лат согласие с собой. Успокаивало его и то, что те перь не придется вести неприятного разговора с пер восвященником Каиафой, открыто требующим от имени синедриона утвердить решение суда по пово ду Иисуса Назарянина. — Не сомневайся, мудрый правитель, ты достиг нешь согласия с собой и будешь во всем прав, — про ронил Иисус, точно бы отгадывая мысли прокура тора. Понтий Пилат возмутился. — Ты обо мне не беспокойся, — грубо накинулся он на Иисуса, — для меня дело Рима превыше всего, ты о себе подумай, несчастный! — Извини, высокий правитель, не стоило мне вслух говорить эти слова. — Вот именно. И чтобы тебе не пришлось пожа леть, когда уже будет поздно, подумай еще, пока я отлучусь, и если не переменишь к моему возвраще нию свое решение, я произнесу последнее слово. И не мни, что ты царь Иудейский, опора мира, что без тебя земле не обойтись. Напротив, все складывается не в твою пользу. И время твое давно истекло. Толь ко отречением ты еще мог бы спасти себя. Ты понял? — Понял, правитель... Понтий Пилат встал с места и пошел в покои, по правляя на плечах просторную тогу. Костистый, большеголовый, лысый, величественный, уверенный в достоинстве своем и всесилии. Когда он шел вдоль Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 185 Арочной террасы, взгляд его снова упал на ту пти цу, царски парящую в поднебесье. Он не мог опреде лить, был ли то орел или кто другой из той же поро ды пернатых, но не это волновало его, а то, что пти ца была для него недосягаема, была неподвластна ему, — и не отпугнешь ее, равно как не призовешь и не прогонишь. Резко вскинув бровь, прокуратор мет нул неприязненный взгляд ввысь: ишь ты, кружит да кружит, и дела ей ни до чего нет. И все ж подума лось ему, что эта птица словно император в небе. Не случайно, видимо, императорское величие символи зирует орел — голова с мощным клювом, хищный глаз, прочные, как железо, крылья. Таким и должен быть император! В выси — на виду и не доступен никому... И с той высоты править миром — и ника кого равенства ни в чем и ни с кем, даже боги долж ны быть у императора свои, отдельные от других, безразличные к подданным, презирающие их. Вот на чем стоит сила, вот что заставляет бояться власти, вот на чем стоит порядок вещей в мире. А этот Наза рянин, который упорствует в своем учении и кото рый вознамерился уравнять всех от императора до раба, ибо Бог, мол, един и все люди равны перед Бо гом, утверждает: мол, Царство справедливости гря дет для всех. Он смутил умы, взбудоражил низы, вознамерился переустроить мир на свой лад. И что из этого получилось? Та же толпа потом била его и плевала в лицо ему, лжепрозорливцу, лжепророку, обманщику и прохиндею... И однако, что же это за человек такой? При всей безнадежности своего поло жения ведет себя так, будто не он терпит поражение, а те, кто его осуждают... Так подумал прокуратор Понтий Пилат, намест ник римского императора, можно сказать, сам полу император, во всяком случае в этой части Средизем номорья, когда отлучился с допроса, чтобы оставить Иисуса Назарянина на несколько минут наедине с собой, — пусть тот почувствует зияющую бездну, над которой висит. Надо было сломить его дух, заставить униженно ползать, отречься от Бога единого для Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 186 всех, от всеобщего равенства, чтобы потом, как гада с переломленным хребтом, вышвырнуть из израиль ских земель — пусть бродяжничает и сгинет без вес ти, недолго бы так протянул, свои ученики и приби ли бы, изверившись в нем... Так думал, борясь со своими сомнениями, много опытнейший правитель Понтий Пилат, изыскивая наиболее верный, наиболее выгодный и наиболее показательный путь искоренения новоявленной кра молы. Уходя с Арочной террасы, он полагал, что осужденный наедине с собой прочувствует, что ему грозит, и к моменту возвращения прокуратора падет к его ногам. Если бы прокуратор знал, что в те ко роткие минуты этот странный человек думал совсем не об этом или, вернее, совсем не так, а ушел в воспо минания, ибо воспоминания — это тоже удел живых и одно из последних благ на пороге прощания с жиз нью. Едва прокуратор удалился, как из боковых ниш немедленно вышли четверо стражников и встали по краям Арочной террасы, точно бы осужденный мог отсюда бежать. И он позволил себе обратиться к бли жайшему легионеру: — Могу ли я сесть, добрый стражник? — Садись, — ответил тот, ударяя копьем о камен ный пол. Иисус присел на мраморную приступку у стены, согбенный, с бледным, заострившимся лицом в окаймлении длинных, ниспадающих волнами тем ных волос. И, прикрыв глаза ладонью, ушел в себя, забылся. «Напиться бы, — думал он, — искупаться бы гденибудь в реке». Он живо представил себе про точную воду у берегов — вода струится, лобзая зем лю и прибрежные травы, и ему почудился плеск воды, как будто работали весла, приближая лодку к тому ме сту, где сидел он, как будто ктото хотел взять его в лодку и увезти, уплыть с ним отсюда. То была мать, это она подплывала к нему в тревоге и страхе. «Мама! — прошептал он неслышно. — Мама, если бы ты знала, как мне тяжко! Еще прошлой ночью в Гефсимании на Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 187 Масличной горе я изнывал, ужасался от тоски, на валившейся, как черная ночь, не находил себе места и, бодрствуя с учениками, все не мог успокоиться и в предчувствии страшном дошел до кровавого пота. И тогда я обратился к Господу, Отцу моему Небесно му. «Отче, — сказал я. — О если бы ты благословил пронести чашу сию мимо меня! Впрочем, не моя воля, но Твоя да будет». И вот она — чаша сия, до краев полная, не обходит, не минет, приближается неот вратимо, и свершится то, что и ты, наверное, пред видишь. И если это так, значит, ты знала, что будет со мною, и тогда, о Боже, как же ты жила все эти годы, мама родная, родительница, давшая дыхание, с какой мыслью и с какой надеждой ты растила меня, предназначенного замыслом Божьим для это го великого и ужасного дня, самого несчастного из всех дней, ибо нет больше горя для человека, чем собственная смерть, но для матери, когда на глазах у нее погибает плод чрева ее, род ее, — горе двойное. Прости меня, мать, не я определил судьбу твою, а Отец мой Всевышний, так обратим к Нему свои взо ры без ропота, и да будет воля Его!» Вспомнив мать свою, Марию, припомнил он в тот час, как в младенчестве, когда было ему лет пять, приключился с ним один случай. В ту пору семья их пребывала в Египте, куда бежала от царя Ирода, посягавшего на жизнь новорожденного дитяти — будущего Иисуса Христа, ибо сказано было волхва ми, что то царь Иудейский народился. К тому време ни мальчик уже подрос, и протекала там неподале ку большая полноводная река, возможно, то был Нил — велика была река, широка. Мария ходила туда с малышом полоскать белье, как и многие жен щины той местности. А в тот день, когда они были у реки, причалил один старец лодку к берегу и подо шел к ним, поздоровался ласково с Марией и ее ма лышом. «Отец! — окликнула его Мария. — Не позво лишь ли покатать на своей лодочке сыночка моего? Так он хочет этого, плачет, несмышленыш». — «Да, Мария, — отвечал старец, — я для этого и привел эту Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис» 188 лодку, чтобы ты покатала на ней маленького Иису са». Марию не удивило, что он знал их имена, она подумала, что это ктонибудь из окрестных жителей. Но когда решилась попросить, чтобы старец сел на весла, тот вдруг исчез, точно в воздухе растворился. Но и это не смутило Марию, уж очень хотелось маль чику покататься на лодке, уж очень он радовался и бегал вокруг, прыгая от возбуждения, очень торо пил мать свою. И тогда она бросила белье на камнях прибрежных, взяла сыночка, усадила его в лодку, а сама отвязала лодку, столкнула ее с мели, вскочила в нее, усадила малыша на колени, и они поплыли по течению. Как чудесно было тихо скользить по свер кающей воде почти у самого берега — на прибреж ных отмелях колыхались тростники, пестрели цве ты, яркие птицы шумно порхали в кустах, напевали и посвистывали, в теплом парном воздухе гудели, роились, стрекотали насекомые. Как чудесно им было! Мария запела негромкую песню и была счаст лива, а сынку ее так интересно было плыть на лод ке. И это еще больше радовало Марию. Тем време нем — и не так уж далеко они отплыли от места и не так уж далеко были от берега — большая коряга, лежавшая на мелководье, ожила и, взбурлив волны, грозно и стремительно поплыла к ним. То был гро мадный крокодил — его выпученные глаза алчно устремились на них. Мальчик испугался и закричал. Мария оцепенела и не знала, что предпринять. Уда ром хвоста крокодил чуть было не опрокинул лодку. Бросив весла, Мария крепко прижала к себе дитя. «Господи! — взмолилась она. — Это он! Твой сын Иисус! Данный тобой! Не оставляй его, Господи! Спа си его!» Женщина настолько перепугалась, что могла лишь зажмурить глаза да заклинать того, кто был Всем во Вселенной и Отцом Небесным ее ребенка. «Не оставляй нас, он еще нужен будет тебе!» — вскрича ла она. Лодка же, оставшись без управления, поплы ла, подталкиваемая снизу крокодилом. Когда нако |