Мое любимое убийство

• Название: Мое любимое убийство
• Дата: 31.01.2023
• Размер: 4.4 Mb.
• Имя файла: avidreaders.ru__moe-lyubimoe-ubiystvo-luchshiy-mirovoy-detektiv..pdf
• Тип: Рассказ; #914422
• страница: 22 из 43

Натаниэль Готорн ЧЕРНАЯ ВУАЛЬ СВЯЩЕННИКА Пономарь стоял на крыльце Милфордского молитвенного дома,
усердно дергая за веревку колокола. Деревенские старики, сутулясь, брели по улице. Румяные детишки весело вышагивали рядом с родителями или шествовали нарочито важно, осознавая, что их воскресные наряды требуют вести себя с особым достоинством. Принаряженные холостяки искоса поглядывали на хорошеньких девиц, и им казалось, что в субботнее утро те выглядят намного прелестнее, чем в будни. Когда большинство народа просочилось в двери, пономарь принялся посматривать на двери дома преподобного мистера Хупера. Выход священника был для него сигналом к прекращению звона. И вот пастор вышел — и пономарь вскричал в изумлении А что это у нашего доброго пастыря Хупера с лицом?
Все, кто услышал этот возглас, тотчас обернулись и узрели знакомую фигуру это несомненно был Хупер, который неспешным шагом, в задумчивости, приближался к дому собраний. И все они разом вздрогнули,
удивившись сильнее, чем если бы вдруг некий неизвестный священник явился вытряхнуть пыль из подушек на кафедре мистера Хупера.
— Вы уверены, что это — наш пастор — робко спросил у пономаря
Гудмен Грей Да, разумеется, это добрый наш мистер Хупер, — ответил пономарь. — Его должен был сменить пастор Шатт, из Уэстбери, но он вчера прислал записку с извинением, что не сможет быть, — ему нужно провести погребальную службу.
Стороннему наблюдателю столь сильное удивление показалось бы,
пожалуй, необоснованным. Хупер, хорошо воспитанный джентльмен около тридцати лет отроду, хотя все еще неженатый, был одет с приличествующей духовной особе опрятностью, как будто заботливая жена накрахмалила ему воротничок и выбила скопившуюся за неделю пыль из складок его воскресного костюма. Лишь одна деталь нарушала привычный облик Хупера. Вокруг лба его была повязана и свисала налицо черная вуаль. Складки ее спускались так низко, что колебались от его дыхания.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что вуаль состоит из сложенного вдвое полотнища крепа, которое полностью скрывало черты лица пастора,
за исключением рта и подбородка, но, по-видимому, не мешало видеть —

хотя все предметы, как одушевленные, таки неодушевленные, должно быть, казались ему затемненными. Окутанный этим мрачным покровом,
добрый мистер Хупер продвигался вперед тихо и медленно, слегка сгорбившись и глядя себе под ноги, как свойственно людям, погруженным в размышления. Впрочем, это не помешало ему приветствовать кивком головы тех прихожан, которые все еще стояли на ступенях крыльца. Однако они были так потрясены этим зрелищем, что позабыли ответить Право слово, мне чудится, будто под вуалью у нашего доброго пастора нет лица, — пробормотал пономарь Не нравится мне это, — откликнулась одна из старух,
споткнувшись на пороге здания. — Он всего лишь спрятал свое лицо, а сделался каким-то чудовищем Пастор сошел сума воскликнул Гудмен Грей, переступив порог следом за ним.
Таинственное явление уже обсуждали шепотом в зале, когда Хупер вошел. Собравшиеся волновались. Мало кто смог удержаться от того,
чтобы не повернуть голову к двери многие повскакивали, а несколько мальчиков вскарабкались на скамьи и спрыгнули обратно на пол с ужасным шумом. Поднялся общий ропот, шуршали юбки женщин, шаркали башмаки мужчин, не было той почтительной тишины, с которой надлежит встречать духовного наставника. Тем не менее Хупер, казалось, и не заметил смятения, охватившего паству. Он вошел почти бесшумно и двинулся по проходу между скамьями, склоняя голову направо и налево. Дойдя до старейшего из прихожан, седоволосого прадедушки, которому было отведено особое кресло посредине прохода, Хупер низко поклонился.
Странно было видеть, как медленно доходило изменение во внешности пастора до этого почтенного старца. Он осознал причину волнения окружающих, по-видимому, лишь когда Хупер, взойдя по ступенькам, занял свое место на кафедре, лицом к лицу с людьми — если не считать черной вуали. Это таинственное покрывало таки не было снято. Оно мерно колыхалось от дыхания пастора, когда тот выпевал псалом оно затемняло страницы священной книги, когда он читал из Писания, а когда, вскинув голову, приступил к молитве, складки ткани плотно легли на его лицо.
Неужели он хотел таким образом укрыться оттого страшного создания, о коем говорил?
Этот простой кусок крепа так сильно действовал на нервы, что нескольким наиболее чувствительным женщинам пришлось покинуть дом молитвы. Хотя, возможно, священнику было столь же страшно смотреть на бледные лица паствы, каким на его черную вуаль

Мистер Хупер пользовался репутацией хорошего проповедника но он был не из тех, кто мечет громы и молнии. Он предпочитал обращать своих подопечных к небесам мягкими, убедительными словами, а не загонять их туда бичом слова Божьего. Проповедь, произнесенная им в тот раз, по стилю и манере речи ничем не отличалась от всего, что он прежде произносил с кафедры. И все же было нечто такое то ли в чувстве,
пронизывавшем его речь, то ли в воображении слушателей, отчего проповедь оказала намного более глубокое впечатление на слушателей, чем все ранее исходившее из уст пастора. В ней сквозила, сильнее, чем обычно,
тихая меланхолия, свойственная темпераменту Хупера. Темой он избрал скрытые грехи, те печальные тайны, которыми мы не делимся даже с теми,
кто дороже всех нашему сердцу. Мы всегда готовы спрятать их и от собственной совести, забывая, что Всеведущий разглядит их. Слова пастора были тихи, но обладали пронзительной силой. Каждый из собравшихся, будь то невинная девушка или ожесточенный жизнью мужчина, чувствовал, что проповедник словно прокрался к ним в душу под прикрытием своей жуткой вуали и там обнаружил залежи греховности в делах или мыслях. Многие прижимали стиснутые руки к груди. В том, что говорил Хупер, не было ничего ужасного, во всяком случае угрожающего и все же, когда в его печальном голосе слышалась дрожь, слушатели содрогались. Благоговейному страху сопутствовало непривычное воодушевление. Люди так остро воспринимали перемену, случившуюся сих пастырем, что порадовались бы неожиданному порыву ветра, который мог приподнять завесу, — и они не удивились бы, увидев под ней лицо незнакомца, хотя очертания фигуры, жесты и голос несомненно принадлежали Хуперу.
По окончании службы люди заторопились к выходу с неприличной поспешностью. Им не терпелось поделиться долго сдерживаемыми чувствами к тому же, как только черная вуаль перестала маячить у них перед глазами, им сразу становилось легче. Одни собрались в тесные кружки, сблизив головы и тихонько перешептываясь другие поодиночке расходились по домам, молча, в задумчивости. Кое-кто громко судачили осквернял день субботний нарочито громким смехом. Находились и умники, которые покачивали головами, намекая, что уже проникли в тайну.
Одному или двум решительно казалось, что никакой тайны тут нет просто мистер Хупер слишком много читает по ночам при свечах, и у него наконец заболели глаза. Вскоре после того, как паства покинула дом собраний,
следом вышел и пастырь. Обращаясь своим закутанным лицом ток одной кучке народу, ток другой, Хупер оказал надлежащий почет седоголовым

приветствовал людей зрелого возраста достойно и доброжелательно, как пристало другу и духовному руководителю молодежи он давал почувствовать и свою строгость, и доброту. Малым детям он возлагал руки на головы, благословляя их. Он всегда так поступал по субботним дням но сегодня ответом на его учтивость были только недоуменные и испуганные взгляды. Никто, в отличие от прежних дней, не оспаривал честь проводить пастора до дома. Старый сквайр Сондерс, видимо, по слабости памяти забыл пригласить Хупера к своему столу, чтобы добрый священник благословил пищу. А между тем это приглашение неукоснительно поступало почти каждое воскресенье с того дня, как Хупер здесь появился.
Итак, он сразу возвратился к себе домой, и люди, издали следившие за ним, видели, как он оглянулся, прежде чем закрыть за собою дверь. По губам его из-под черной вуали, как мгновенная вспышка света,
промелькнула печальная улыбка, ион скрылся в доме До чего странно, — сказала супруга доктора, — ведь это обычная черная вуаль, многие женщины носят такую на шляпках. А на лице мистера Хупера она выглядит просто ужасно Надо полагать, у Хупера не все в порядке с рассудком, — заметил ее муж, единственный врач вселении Однако страннее всего тот эффект,
который производит эта причуда, даже на такого трезвомыслящего человека, как я. Закрывая только верхнюю часть лица пастора, вуаль воздействует на всю его фигуру и придает ему сходство с призраком с головы до ног. Разве ты этого не чувствуешь Весьма даже чувствую, — ответствовала леди, — и я бы не согласилась остаться с ним наедине низа какие сокровища мира. Не удивлюсь, если он забоится оставаться наедине сам с собой С людьми такое иногда случается, — отозвался доктор.
К полуденной службе обстоятельства не изменились. После нее должно было состояться погребение недавно умершей молодой леди, о чем и возвестил колокол. Родные и друзья собрались в доме, просто знакомые столпились у входа, толкуя о добродетелях покойной, но всякие разговоры смолкли, когда появился Хупер, по-прежнему под черной вуалью. В данном случае эта эмблема печали была вполне уместна. Священник вошел в помещение, где положили тело, и склонился над гробом, чтобы проститься со своей прихожанкой, оставившей сей мир. Когда он наклонился, вуаль свесилась вниз сего лица, так что несчастная девушка, не будь глаза ее сомкнуты навеки, могла бы увидеть его лицо. И Хупер поспешно подхватил вуаль и поправил ее складки. Неужели они впрямь испугался взгляда покойницы Одна из присутствовавших при этой встрече живого с мертвой

не постеснялась утверждать, будто бы в момент, когда черты пастора открылись, тело едва заметно содрогнулось, отчего сместились складки савана и оборки муслинового чепца, хотя лицо сохраняло мертвенное спокойствие. Правда, свидетельницей сего чуда оказалась лишь одна суеверная старушка. От гроба Хупер перешел в комнату, где собрались скорбящие родные, а затем вышел на площадку лестницы, чтобы произнести прощальную речь. Она была нежной, трогательной, печальной и все же столько в ней было надежды на небесное блаженство, что даже самым скорбным звукам его голоса словно вторили нежные переливы арф,
поющих под пальцами мертвых. Слушающих охватила дрожь, хотя они лишь смутно улавливали смысл его призыва он же молился о том, чтобы они, да ион сами весь род людской, были готовы, как, по его убеждению,
была готова эта юная дева, к тому суровому часу, когда сорваны будут покровы сих лиц. Затем явились носильщики, поднатужившись, взялись за гроб, и процессия потянулась следом за покойницей, наводя печальна всю улицу, а мистер Хупер под своей черной вуалью шел позади всех Почему ты все время оглядываешься — спросил один из участников процессии свою спутницу Мне почудилось, — ответила та, — что наш пастор идет рука об руку с духом девушки И мне тоже, в туже минуту, — признался другой.
А вечером того же дня состоялась свадьба самой красивой пары во всем Милфорде. Несмотря на природную склонность к меланхолии, Хупер в подобных случаях проявлял мирную веселость, глядя на праздничные утехи с понимающей улыбкой. Ликование более бурное он бы отверг.
Именно это его качество привлекало людей больше всего. Гости,
сошедшиеся на свадьбу, ожидали прибытия пастора с нетерпением,
надеясь, что непонятный страх, внушаемый им в течение дня, теперь развеется. Увы, надежда не сбылась. Первое, что бросилось всем в глаза,
как только мистер Хупер вошел, была все та же жуткая черная вуаль,
которая добавляла траура похоронам, нона свадьбе смотрелась как зловещее предзнаменование. Гостям сразу же показалось, что из-под черного крепа выплыло облако мглы и затмило сияние свечей.
Брачующиеся подошли к священнику. Но пальцы невесты, лежавшие в дрожащей ладони жениха, были холодны, а личико мертвенно бледно. За ее спиною зашептались о том, что девушка, похороненная несколькими часами ранее, восстала из гроба, чтобы обвенчаться. Вряд ли бывало другое венчание столь же унылое, как в тот памятный вечер, когда звон колокола возвестило совершении брака. По окончании обряда Хупер

поднял бокал вина, желая счастья молодым в том духе приятной шутливости, который должен был прояснить лица гостей, как веселые отблески огня, разведенного в камине. Но когда пастор поднес бокал к губам, черная вуаль отразилась в стекле, и, увидев, как это выглядит, он проникся тем же ужасом, который испытывали все окружающие. Он содрогнулся всем телом, губы его побелели, нетронутое вино пролилось на ковер.
Хупер бросился вон из дома, во тьму. Ибо Ночь уже накинула на землю свою черную вуаль.
На следующий день по всему Милфорду не судачили ни о чем, кроме черной вуали пастора Хупера. Этот предмета также тайна, которую он скрывал, обеспечил тему для всестороннего обсуждения приятелям,
встретившимся на улице, и кумушкам, выглядывающим из окон.
Трактирщик преподносил эту историю посетителям как главную новость дня. Дети болтали о ней по дороге в школу. Один изобретательный чертенок вздумал закрыть лицо старым черным платком, чтобы напугать однокашников, но при этом и сам перепугался до полусмерти от собственной шалости.
Примечательно, что ни один из хлопотунов и записных нахалов прихода не осмелился прямо спросить у Хупера, зачем он так себя ведет.
До сих пору него не было недостатка в советчиках по малейшему поводу, и обычно он прислушивался к их мнениям. Он вряд ли ошибался в своих суждениях, но обладал настолько острым недоверием к себе самому, что даже самая легкая критика заставляла его видеть в рядовом проступке преступление. Прихожанам эта его простительная слабость была отлично известна. И все жени единому человеку в округе не пришло в голову сделать пастору дружеское внушение по поводу черной вуали. Всех останавливал страх — его не выражали открыто, но и скрыть полностью не могли, а потому каждый перекладывал ответственность на другого, пока наконец не надумали направить к мистеру Хуперу делегацию духовенства,
чтобы поговорили с ним об этой тайне, прежде чем та переросла в скандал.
Однако посольство потерпело сокрушительную неудачу. Священник принял коллег вежливо, по-дружески, но когда все расселись, он умолк,
переложив на плечи посетителей бремя начала тяжелого разговора.
Причина визита ясна была и без объяснений. Черная вуаль все еще обвивала лоб Хупера и скрывала все черты, кроме его мягких губ. Изредка можно было заметить, как они складывались в слабую меланхолическую улыбку. Однако присутствующие могли бы утверждать, что этот лоскут крепа заслоняет от них сердце несчастного, являя собою символ той

устрашающей тайны, что отделила его от людей. Если бы он сбросил вуаль,
с ним заговорили бы прямо. Иначе не получалось. Посему они просидели долгое время в смятении душевном, безмолвствуя и пытаясь уклониться от пристального взгляда Хупера, который они ощущали, хотя видеть не могли.
В конце концов удрученная делегация удалилась ни с чем и, вернувшись к своим избирателям, объявила, что дело слишком сложное, разобраться в нем мог бы разве что совет представителей многих церквей, а то и всеобщий синод созвать потребуется.
Во всем селении лишь одна особа не поддалась тому жуткому чувству,
которое черная вуаль наводила на остальных жителей. Когда церковники вернулись, не добыв никакого объяснения, и не осмелились даже потребовать его, эта особа совсем свойственным ей тихим упорством решила разогнать тотемное облако, что сгущалось вокруг мистера Хупера,
час от часу становясь все мрачнее.
Ее звали Элизабет; она была помолвлена с пастором, готовилась вскоре стать его женой и потому считала себя вправе узнать, что скрывает черная вуаль. Как только пастор пришел навестить ее, она приступила к разговору простои прямо, что облегчило ситуацию для них обоих. Усадив гостя в кресло, она села напротив и пристально рассмотрела пресловутую вуаль, ноне увидела ничего такого, что могло бы навеять тот жуткий мрак,
который столь сильно пугал толпу это была всего лишь сложенная вдвое полоска крепа, свисающая со лба на щеки, — она позволяла видеть рот
Хупера и слегка колыхалась от его дыхания Нет, — громко сказала она и улыбнулась, — ничего нет ужасного в этом куске крепа, хотя они скрывает лицо, на которое я всегда смотрю с удовольствием. Давайте же, мой добрый друг, разгоним тучи и вернем солнце на небо. Сперва снимите эту вашу вуаль, а потом поведайте мне,
зачем вы ее надели.
Хупер слабо улыбнулся Настанет однажды час, — сказал он, — когда всем нам придется сбросить вуали. Я прошу вас не сердиться, мой милый друг, если я буду носить этот покров из крепа до того момента Ваши слова также таинственны, — ответствовала юная леди. Снимите покров хотя бы с них, по меньшей мере Я постараюсь, Элизабет, — сказал он, — насколько это допускает данный мною обет. Знайте же, что эта вуаль есть знаки символ, и я обязан носить ее вечно, на свету ив темноте, в одиночестве и пред лицом толпы,
при незнакомцах и при близких друзьях. Ни единому смертному не дозволено увидеть меня без вуали. Эта мрачная завеса должна отделить

меня от мира. Даже вы, Элизабет, никогда не заглянете за нее Какое же несчастье так удручило вас, — серьезно спросила девушка, — что вы решили навеки затмить таким способом свой взор Все знают, что это знак траура, — ответил Хупер, — ау меня, как,
полагаю, у большинства смертных, есть достаточно причин для скорби,
чтобы обозначить их черной вуалью А если мир не поверит, что это есть выражение общей, невинной скорби — не отступала Элизабет. — Вас любят и уважают, но люди не могут не подумать, что вы прячете лицо из-за какого-то тайного греха.
Шепчутся уже. Ради святости вашего сана, прошу вас, устраните повод для скандала!
Щеки ее заалели, когда она намекнула на характер слухов, которые уже широко разошлись поселению. Но обычная мягкость не оставила Хупера.
Он даже улыбнулся еще раз — той самой улыбкой, которая всегда казалась светлым бликом, отблеском света, мерцающего из-под вуали Если я испытываю скорбь, это уже достаточная причина, — просто ответил он. — Но если ятем самым скрываю тайный грех, кому из смертных не потребовалось бы сделать тоже самое?
И дальше он продолжал с тихим, но непреодолимым упорством сопротивляться ее уговорам. Наконец Элизабет умолкла и задумалась.
Возможно, она изыскивала новые способы, чтобы избавить своего суженого от столь мрачной фантазии, каковая, если у нее не имелось иного смысла, могла быть признаком душевного заболевания. Характеру девушки был потверже, чему Хупера, и все-таки слезы покатились по ее лицу. Но через мгновение новое чувство вытеснило печаль из сердца
Элизабет; черный покров притянул ее взгляд, и будто сумерки внезапно окутали девушку она ощутила наконец ужас, навеваемый вуалью. Она вскочила и, дрожа, приблизилась к пастору А-а, теперь и вас проняло, верно — удрученно сказал он.
Она не ответила, но прикрыла глаза ладонью и повернулась, чтобы выйти из комнаты. Он бросился к ней и схватил за руку Будьте терпеливы со мною, Элизабет! — отчаянно вскричал он. Не покидайте меня, хотя эта вуаль и должна остаться между нами, пока мы пребываем в земной юдоли. Будьте со моею, и там, виной жизни, не будет никакого покрова на лице моем, никакой тьмы между нашими душами Эта вуаль — лишь для бренного мира, не для вечности О Вы не знаете, как я одиноки как мне страшно пребывать в одиночестве под моей черной вуалью. Не покидайте меня навсегда в этой тьме отверженности Поднимите вуаль хотя бы единожды и посмотрите мне в лицо, —

сказала она Низа что Это невозможно — ответил Хупер.
— Тогда прощайте — сказала Элизабет.
Она высвободила свою руку из его пальцев и медленно пошла прочь у двери она остановилась, чтобы еще раз взглянуть на него, и содрогнулась,
почувствовав, что почти проникла в тайну черной вуали. Хупер страдал но даже ив тот момент он улыбнулся, подумав, что лишь вещественная преграда отделила его от счастья, хотя те ужасы, которые она скрывала,
погрузили бы во тьму и самую нежную любовь.
С тех пор никто больше не пытался снять с мистера Хупера вуаль или напрямую добиться правды о той тайне, которую она, по общему мнению,
скрывала. Люди, претендовавшие на то, что стоят выше простонародных предрассудков, считали вуаль эксцентрической причудой, какие зачастую позволяют себе в целом разумные, рассудительные личности, что делает их лишь внешне похожими на безумцев. Нов глазах толпы Хупер необратимо сделался пугалом, букой. Ему не удавалось пройти спокойно по улице, ибо не мог он не замечать, как добрые и робкие сворачивают в сторону, чтобы не столкнуться с ним, а другие выхваляются тем, как смело пошли ему навстречу. Подобные дерзкие выходки вынудили пастора отказаться от привычки прогуливаться на закате дня по кладбищу. Стоило ему только в задумчивости остановиться у ворот, как тотчас из-за могильных камней высовывались головы зевак, чтобы поглазеть на его черную вуаль. Они же пустили в оборот сказочку о том, что Хупера прогнали с кладбища взгляды покойников. Глубочайшее горе причиняли его доброму сердцу дети,
которые бросали самые веселые свои забавы и разбегались, лишь завидев издали его приближение. Инстинктивный испуг малышей сильнее, чем что- либо другое, заставлял его чувствовать, какой сверхъестественной жутью пропитана черная ткань его вуали. Надо заметить, что пастор и сам испытывал великое отвращение к своей вуали. Прихожане это хорошо знали он старался не проходить мимо зеркал и даже остерегался пить из водоемов, в гладкой поверхности которых могла отразиться его внешность, — ибо всякий раз это потрясало его до глубины души.
Наблюдения такого рода придавали правдоподобие домыслам, что совесть
Хупера терзает память о некоем совершенном им преступлении, слишком ужасном, чтобы признаться в нем прямо или скрыть его полностью, и потому несчастный ограничивается этим темным намеком. Так получалось,
что черная вуаль набрасывала тень на белый день, не позволяя различить,
где горе, а где грехи завеса подозрений окутывала бедного священника, не пропуская ни единого лучика любви или сочувствия. Поговаривали, будто

некий призраки враг рода человеческого заключили с ним союз. Терпя муки душевные и страдая от неприязни окружающих, он постоянно жил в потемках, блуждая на ощупь в лабиринтах собственной души переплет темных нитей одевал для него в траур весь мир. Даже своенравный ветер,
как утверждали люди, соблюдал мрачную тайну и не осмеливался сорвать вуаль. Но добрый пастор Хупер по-прежнему печально улыбался, видя вокруг себя бледные лица суетной толпы.
Впрочем, нет худа без добра Черная вуаль напрочь испортила жизнь
Хупера, но она же пошла на пользу его священническому служению.
Благодаря этому таинственному символу — ибо иной очевидной причины не было — он обрел невероятную власть над теми душами, которые терзались своими грехами. Те, кого ему удавалось наставить на путь истинный, глядя на него, всегда испытывали тоже смятение, что вызывали у них собственные проступки. Они утверждали, конечно, в
иносказательном смысле, что, прежде чем он привел их к свету божественному, они находились вместе с ним под черной вуалью.
Наводимый ею мрак ив самом деле позволял пастырю сочувствовать всем темным страстям. Умирающие грешники взывали к мистеру Хуперу и не желали испускать последний вздох, пока его не будет рядом. И все же каждого из них пробирала дрожь, когда священник склонялся, чтобы прошептать слова утешения им страшно было видеть скрытое тканью лицо так близко от своего. Таков был ужас, веявший от черной вуали, даже в момент, когда Смерть срывает все покровы Порою люди приходили издалека, чтобы побывать в церкви на его службе с единственным праздным желанием поглазеть на его фигуру, раз уж налицо смотреть запрещено. Но многие уходили домой преображенными В те дни, когда краем нашим управлял губернатор Белчер, Хупера как-то назначили провести службу на церемонии избрания. Он предстал со своею вуалью перед высоким начальством, советниками и представителями общин, и произвел на них столь глубокое впечатление, что все законодательные акты того года отличались благочестием и суровостью, напоминающими о временах наших предков.
В таких трудах Хупер провел долгую жизнь. Все его поведение, все поступки были безупречны, но облако темных подозрений вокруг него таки не развеялось он был добрыми любящим, но его не любили и смутно боялись. Он существовал осторонь от людей здоровые и счастливые его чурались, ноте, кого настигала смертельная тоска, сразу призывали его на помощь. Год за годом уходил в небытие, припорошив белым снегом голову пастора над траурной полосой вуали, и мало-помалу он прославился по

всем церквям Новой Англии. Его звали теперь отец Хупер. Почти все те прихожане, которые были взрослыми, когда он прибыл в Милфорд, один за другим отправились на покой во главе похоронных процессий на его службы в церковь приходило много людей, нона кладбище за церковью их было гораздо больше. Долгие дни трудов миновали, настал поздний вечер;
пришел час отдохнуть и отцу Хуперу.
Свечи в комнате, где умирал старый священник, были прикрыты экраном, ив их неярком свете он мог различить несколько лиц.
Родственников у него уже не осталось. Но здесь был врач, серьезный как приличествовало в данных обстоятельствах, однако невозмутимый,
который знал, что не сможет спасти пациента и стремился лишь облегчить его боль. Здесь же были и дьяконы, и другие клирики выдающегося благочестия. Присутствовали преподобный мистер Кларк, из соседнего
Уэстбери, молодой и рьяный богослов, который примчался верхом, чтобы успеть помолиться у ложа умирающего собрата. И наконец, здесь была сиделка. Не наемная служительница смерти, нет нота, чья тихая любовь втайне сберегалась все эти годы, в одиночестве, неподвластная холодному веянию старости, и не угасла бы даже в ее смертный час. Некто иная, как
Элизабет! В этом окружении покоилась на подушке седая голова доброго отца Хупера, неизменно обвитая черной вуалью, закрывающей лицо. Он дышал слабо, с трудом, и тонкая ткань едва колыхалась. Целую жизнь этот лоскут крепа заслонял ему весь мир он отделил его от радостей дружбы и от любви женщины, он заключал его в печальнейшей из тюрем — в его собственной душе ив этот час он все еще скрывал его лицо, отчего затемненная комната казалась еще темнее, и даже сияние вечности не пробилось бы сквозь эту завесу.
В предыдущие дни сознание старика было затуманено, он не мог отличить прошлое от настоящего, все смешалось в его мыслях, а порой они уносились вперед, к неизвестности, ожидающей его поту сторону жизни.
Случались и приступы лихорадочного бреда, когда он метался из стороны в сторону, растрачивая те немногие силы, что еще у него оставались. И все жени судорожные припадки, ни самые необузданные фантомы,
создаваемые его разумом, уже неспособным удержать ни одну трезвую мысль, не заставили его отказаться от упорного желания сохранить вуаль на лице. Нона случай, если бы потрясенная душа его оплошала, рядом находилась преданная женщина, которая, будь в этом нужда,
зажмурившись, вновь прикрыла бы старческое лицо, виденное ею в последний разв расцвете молодости. Наконец одолеваемый смертью старик затих, исчерпав все силы своего тела и духа. Пульс его едва был

едва уловим, дыхание становилось все слабее, и долгие, глубокие,
неровные вздохи предвещали скорый отлет его души.
Священник из Уэстбери приблизился к его постели Почтенный отец Хупер, — сказал он, — миг вашего освобождения близок. Готовы ли вы к снятию завесы, что отделяет скоротечное время от вечности?
Отец Хупер ответил сперва простым движением головы затем,
осознав, по-видимому, что этот слабый кивок могут понять неправильно, с трудом, еле слышно проговорил Да. Усталая душа моя терпеливо ждет, когда завеса будет снята Так пристало ли, — продолжил преподобный мистер Кларк, человеку, столь преданному молитве, подавшему пастве безупречный пример, человеку святому ив деяниях, ив помыслах, насколько могут судить смертные пристало ли одному из отцов церкви оставить после себя тень, которая может зачернить жизнь столь чистую Молю вас,
достопочтенный брат мой, не допустите подобной ошибки Доставьте нам радость, дайте увидеть ваш облик, когда вы воспарите к ждущей вас награде. Прежде чем вечность раскроется перед вами, позвольте мне снять черную вуаль с вашего лица!
И, говоря так, преподобный Кларк нагнулся, чтобы обнажить тайну,
скрывавшуюся долгие годы. Но отец Хупер внезапно обрел силы, что потрясло всех присутствующих выпростав обе руки из-под одеяла, он крепко ухватился за свою вуаль, полный решимости сопротивляться, если пастор из Уэстбери вздумает бороться с умирающим Низа что — вскричал старый священник. — На земле — никогда Скрытный старик — воскликнул испуганный пастор. — С каким же ужасным преступлением на душе отправляешься тына высший суд?
Дыхание отца Хупера участилось воздух клокотал у него в горле но,
протянув вперед руки могучим усилием, он сумел удержать уходящую жизнь нате несколько минут, что он хотел говорить. Он даже приподнялся в постели и сел он дрожал, ощущая прикосновение смерти, а черная вуаль,
особо жуткая в этот последний миг, тяжело легла ему налицо, будто пропитанная всеми ужасами прожитой жизни. И все же слабая, печальная улыбка, столь часто мелькавшая из-под складок, снова появилась на губах отца Хупера, как лучик света во мгле Почему вы тревожитесь за меня одного — вскричал он, обведя взглядом из-под вуали круг бледных лиц. — Тревожьтесь также и за каждого из вас. Неужто мужчины избегали меня, и женщины не выказывали жалости, и дети разбегались с воплями только из-за этой

черной вуали Что, кроме тайны, смутно обозначенной ею, могло сделать этот кусок ткани столь ужасным Если всем мире друг открывает своему другу сокровеннейшие помыслы своего сердца, если любящий мужчина до конца доверяет любимой женщине если люди правы, считая возможным скрывать от взора Создателя свои грехи, накапливая их отвратительными грудами в глубинах души, тогда назовите меня чудовищем, во имя символа,
в тени коего я жили умрите Я озираюсь сейчас вокруг себя. И что же На каждом, каждом лице вижу я черную вуаль!
Слушавшие его отшатнулись друг от друга в обоюдном испуге, а отец
Хупер упал на подушки уже мертвым, нос прежней улыбкой на устах.
Снять вуаль никто не решился с нею уложили его в гроб итак, под вуалью,
снесли на кладбище.
Много раз прорастали и увядали травы на его могиле, надгробный камень оброс мхом, и лицо доброго пастыря Хупера обратилось в прах но и доселе становится страшно при мысли, что истлело оно под Черной
Вуалью!

Роберт Говард ОСКАЛ ЗОЛОТА ГЛАВА В погоне за убийцей Это единственная дорога через болота, мистер. — Проводник показал пальцем на узкую тропинку, вьющуюся среди дубов и кипарисов.
Стив Харрисон только пожал широкими плечами. Расстилавшийся передним пейзаж не был привлекательным. В свете послеполуденного солнца длинные тени, словно гигантские пальцы, прикрыли мрачные низинки между поросшими мхом деревьями Вы бы лучше подождали до утра, — продолжал проводник,
высокий, долговязый мужчина в ковбойских ботинках и потертой одежде. — Сейчас уже поздновато. Этот мерзавец не стоит того, чтобы гоняться за ним по болотам после наступления темноты Яне могу ждать, Роджерс, — ответил детектив. — К утру тот тип может оказаться слишком далеко Да куда ему деться с этой тропинки — возразил Роджерс. Он все еще переминался с ноги на ногу возле начала дорожки, не решаясь идти вперед. — Тут другого пути нет. Если решит пойти другим путем, то непременно угодит в глубокий омут или попадет на обед аллигаторам.
Здесь их прорва. Он ведь не бывал раньше на наших болотах, нет Подозреваю, что ни одного болота он вообще не видел. Коренной горожанин Тогда он точно не сможет сойти с этой тропинки, — уверенно заявил Роджерс.
— С другой стороны, он ведь может и не понимать, какая опасность ему в этом случае грозит, — проворчал Харрисон.
— Что, выговорили, он натворил — спросил Роджерс, сплюнув табачный сок точно на жука, ползущего по черной листве Стукнул старого китайца по голове секачом для разделки мяса и украл все, что тот скопил за всю свою жизнь, — десять тысяч долларов в банкнотах по тысяче долларов. У старика осталась маленькая внучка. Она

будет нищенствовать, если мы не найдем эти деньги. Вот одна из причин,
по которым я намерен отыскать эту крысу до того, как она сгниет в этих болотах. Я хочу вернуть деньги ребенку Ивы считаете, что человек, который несколько дней назад прошел этой тропинкой, именно он Больше некому, — угрюмо буркнул Харрисон. — Мы преследовали его через полстраны, не давая приблизиться к границе или добраться до одного из портов. Мы почти накрыли его, но он выскользнул. Похоже, это единственное место, где можно спрятаться. Не для того я столько времени гонялся за ним, чтобы отступить сейчас. Если он утонет в болоте, мы никогда его не найдем, да и деньги потеряются. Человек, которого он убил,
был хорошим, честным китайцем. А этот парень — его зовут Вэнь Шан настоящий негодяй Он может тут напороться на кое-кого себе подстать, — жуя табак,
продолжал Роджерс. — Конечно, ничего особенного. Всего лишь негры,
живущие на болотах. Они непохожи на черномазых, что живут в округе.
Поселились на болотах лет пятьдесят-шестьдесят назад. Беженцы с Гаити или что-то вроде того. Здесь ведь недалеко побережье. Кожа у них желтоватая. Кроме того, они редко выходят из болот. Они живут уединенно и не любят чужестранцев Что это?
Они только миновали очередной поворот тропинки и увидели, что кто- то лежит впереди на дороге, — кто-то темный, забрызганный кровью,
стонущий и едва шевелящийся Негр — воскликнул проводник. — Его, похоже, ножом пырнули.
Не надо быть экспертом, чтобы понять он прав Я знаю этого парня — объявил Роджерс, когда они склонились над раненым. — Он не из болотных крыс. Это Джо Корли. В прошлом месяце он порезал другого негра на танцах и сбежал. Говорили, что с тех пор он прячется на болотах. Эй, Джо Джо Корли!
Раненый застонали взгляд его стекленеющих глаз заметался из стороны в сторону. Его кожа стала пепельной — он явно был уже при смерти Кто тебя ранил, Джо — поинтересовался Роджерс.
— Болотный Кот — с трудом произнес умирающий.
Проводник, крепко выругавшись, встревоженно огляделся, словно ожидая, что кто-то вот-вот прыгнет на него из-за деревьев Я пытался выбраться отсюда — прошептал негр Чего ради — вновь спросил Роджерс. — Ты же знал, что попадешь в тюрьму, если тебя поймают

— Лучше попасть в тюрьму чем эта дьявольщина на болотах. И голос умирающего превратился в неразборчивое бормотание О чем ты говоришь, Джо — Роджерс был настойчив Негритянское вуду, — вновь заговорил Корли. — Китаец пытался помочь не дайте им меня утащить потом Джон Бартоломью… Уууууу!
Кровь, хлынувшая из горла, обагрила уголки его губ, тело дернулось в конвульсии, а потом застыло Он мертв, — прошептал Роджерс. Его выпученные от страха глаза уставились на тропинку Он что-то говорило китайце, — произнес Харрисон. — Чтобы тут ни произошло, мы на правильном пути. Оставим его пока тут. Теперь с ним ничего не случится. Пойдем Вы собираетесь идти дальше — воскликнул Роджерс.
— Почему нет Мистер Харрисон, — скорбно объявил Роджерс, — вы предложили мне хорошие деньги зато, чтобы я проводил вас через это болото. Однако я скажу, что у вас не хватит никаких денег, чтобы заставить меня идти туда ночью Но почему — удивился Харрисон. — Только потому, что того черного убил какой-то другой негр Тут все сложнее, — решительно возразил проводник. — Этот парень, Корли, пытался выбраться из болот, когда они достали его. Он знал,
что его посадят в тюрьму, но он все равно пытался сбежать. Выходит, там было нечто, испугавшее его до мозга костей. Слышали, он сказал, что за ним гонится Болотный Кот Ну и Болотным Котом у нас называют одного безумного ниггера,
живущего на болотах. Прошло уже много лет с тех пор, как его в последний раз видели белые люди. Лично я всегда считал, что это всего лишь негритянские страшилки, которые здешние черномазые рассказывают для того, чтобы застращать чужаков Но, похоже, все не так. Он убил Джо
Корлея. Он убьет и нас, если мы отправимся бродить во тьме по болоту.
Почему, черт возьми, нам нужно идти туда прямо сейчас?
Произнеся эту речь, Роджерс нервно огляделся по сторонами вытащил из кобуры тяжелый шестизарядник с дулом невероятной длины. Челюсти его, жующие табак, заработали с огромной скоростью. Ему явно было не по себе А как насчет другого парня — Джона Бартоломью? — спросил
Харрисон.

— Не знаю. Никогда о нем не слышал. Пошли отсюда. Мы возьмем людей и утром вернемся за телом Джо Я пойду дальше, — буркнул Харрисон, поднявшись и отряхнув ладони Вы что, спятили Вы же пропадете — начал было Роджерс.
— Ничего со мной не случится, если я не сойду стропы Даже если так, то здесь ведь есть Болотный Кот или аллигаторы вас утащат И все же я воспользуюсь своим шансом, — резко объявил
Харрисон. — Вэнь Шан где-то на этих болотах. А если ему удастся выбраться отсюда до того, как я схвачу его, — снова последую за ним Но если вы подождете совсем немного, мы утром соберем отряд и отправимся на поиски, — не унимался Роджерс.
Харрисон даже не пытался объяснить этому человеку свое почти маниакальное желание работать в одиночку. Ничего больше не сказав, он повернулся и широким шагом отправился по тропинке Да вы, черт побери, сошли сума закричал ему вслед
Роджерс. — Если ваш беглец миновал хижину Селии Помполои,
остановитесь! — крикнул он снова через несколько секунд, увидев, что детектив продолжает идти. — Останьтесь на ночь в хижине Селия большая шишка у тутошних негров. Ее хижина — первая, на которую вы тут наткнетесь. Я — в город, соберу поисковый отряд, и завтра утром мы отправимся…
Слова его сделались неразборчивы детектив миновал поворот тропинки и теперь между ними проводником были густые заросли.
Харрисон остался один.
Шагая дальше по тропинке, он заметил капли крови на листьях. Следы на земле говорили о том, что кто-то тащил волоком нечто тяжелое. Тащил или тащился сам. Похоже, Джо Корли прополз какое-то расстояние,
прежде чем на него вновь напали и добили.
Харрисон отлично представлял себе, как несчастный ползет по тропинке, словно искалеченная змея. Чтобы смертельно раненный человек прополз такое расстояние, его должно было что-то подгонять жажда жизни или страх.
Харрисон не видел солнца, но знал, что оно стоит над самым горизонтом. Детектив шел все дальше и дальше вглубь болота тени становились все длиннее. Среди деревьев появились участки вспенившейся грязи, а тропинка, петляя меж них, становилась все более извилистой.
Однако Харрисон и не думал останавливаться. В густой растительности

могла спрятаться не одна сотня беглецов, но, скорее всего, Вэнь Шан постарается найти приют не там, а водной из хижин посреди этих болот.
Китаец-горожанин, он наверняка боится заблудиться. Скорее всего, он будет искать компанию людей, пусть даже черных.
Внезапно детектив остановился. Наступили сумерки, и болото буквально проснулось. Загудели насекомые, в воздухе над тропой замелькали крылья то ли летучих мышей, толи сов, со всех сторон доносился утробный крик лягушек-быков. Но детектив услышали другие звуки. Что-то двигалось среди деревьев параллельно тропинке.
Харрисон вытащил свой револьвер сорок пятого калибра и стал ждать.
Ничего не происходило. Но все его чувства были настороже. Детектив знал,
что за ним кто-то пристально наблюдает, он почти физически ощущал прикосновение чужого взгляда. Быть может, это тот самый китаец?
Кусты возле тропинки зашевелились, хотя никакого ветра не было.
Харрисон протиснулся между переплетенными ветками кипарисов, держа оружие наготове. И тут его нога скользнула в грязи, ион повалился в гниющую растительность, врезавшись лицом в моховую подушку. За кустом никого не оказалось, но детектив мог поклясться, что видел тень,
которая, скользнув прочь, исчезла среди деревьев. Какое-то время сыщик стоял, раздумывая, а потом, опустив взгляд, увидел четкий отпечаток в болотном суглинке. Харрисон подошел ближе и присмотрелся это был отпечаток большой, чуть скошенной босой ступни. Вокруг уныло гудели москиты.
Без сомнения, только что за этим кустом стоял человек.
Пожав плечами, Харрисон вернулся на тропинку. Этот след не мог принадлежать Вэнь Шану, а все остальные детектива не интересовали.
Вполне могло быть, что кто-то из местных решил проследить за чужаком.
Детектив приветственно крикнул, повернувшись в сторону деревьев,
среди которых скрылся незнакомец, а потом громким голосом объявил, что у него самые дружественные намерения. Никто ему не ответил.
Повернувшись, Харрисон широким шагом отправился по тропинке.
Однако он не расслаблялся, так как время от времени слышал слабые шлепки и другие звуки, словно кто-то крался среди кустов параллельно тропинке. Впрочем, его ничуть не волновало, что за ним следит некое невидимое и, вполне возможно, враждебно настроенное существо.
Стало так темно, что Харрисон не видел тропинки, но находил дорогу скорее интуитивно. Над болотами разносились странные крики то ли четвероногих, то ли крылатых, время от времени слышались и низкие хрипяще-хрюкающие звуки сперва они ставили Харрисона в тупика потом он сообразил, что это, скорее всего, брачные песни самцов аллигаторов. Он не удивился бы, даже если одна из чешуйчатых тварей выползла бы на тропинку прямо передним. Интересно бы знать, как избегает аллигаторов тот парень, который крадется за ним по кустам…
И тут одна из веточек треснула много ближе к тропинке, чем раньше.
Харрисон тихо выругался, пытаясь рассмотреть хоть что-то в стигийской тьме под обросшими мхом ветвями.
Кто-то шел сквозь надвигающуюся темноту, приближаясь к нему.
Харрисон почувствовал, как у него по спине поползли мурашки. Эта тропинка — настоящее прибежище для рептилий — была не слишком подходящим местом для схватки еще и стем самым безумным негром (а кем еще мог оказаться неизвестный, ночью бродящий по болоту, который,
видимо, недавно убил Джо Корли. С предельной осторожностью детектив медленно пошел дальше — и вдруг впереди сквозь ветви деревьев замерцал тусклый свет. Ускорив шаги, Харрисон вскоре вышел из полной тьмы в серую полумглу.
Он достиг участка твердой земли, где редкие деревья (они, словно черные занавеси, окружили чистую полянку) давали последним солнечным лучам рассеять темноту. За стволами деревьев на другой стороне Харрисон заметил блеск черной воды. Посреди поляны стояла хижина из грубо отесанных стволов. Через крошечное окно пробивался свет масляной лампы.
Выйдя из-под защиты леса, Харрисон бросил взгляд назад, ноне увидел никакого движения среди папоротников, не услышал хруста ветвей.
Едва различимая тропинка вела сюда, огибала хижину и исчезала во тьме на противоположной стороне поляны. Эта хижина, сообразил Харрисон,
скорее всего, и была жилищем Селии Помполои. Детектив быстрым шагом подошел к просевшему крыльцу и постучал в неказистую, но добротно сработанную дверь.
Внутри послышалось какое-то движение, а потом дверь распахнулась.
Однако Харрисон был совсем неготов к тому, что увидел. Он ожидал встретить босую нищенку-попрошайку. Вместо этого передним оказался высокий, гибкий, могучий молодой человек, одетый аккуратно и, главное,
как горожанин. А черты его лица и светлая кожа говорили о заметной примеси европейской крови Добрый вечер, сэр. — Судя по речи этого человека, он как минимум получил некоторое образование Меня зовут Харрисон, — объявил детектив, продемонстрировав свой значок. — Я ищу одного негодяя, который должен был проходить

тут Это китаец. Он убийца. И зовут его Вэнь Шан. Знаете что-то о нем Да, сэр, — тут же ответил мулат. — Три дня назад этот человек прошел мимо моей хижины А где он сейчас — поинтересовался Харрисон.
Мулат только развел руками Не могу сказать. Я мало общаюсь с теми, кто обитает в глубине болот, но, думаю, он прячется где-то среди них. Яне видел, чтобы он прошел назад по этой тропинке А вы не могли бы проводить меня к другим хижинам С радостью, сэр, но только при дневном свете Предпочел бы отправиться этой ночью, — хмуро произнес
Харрисон.
— Невозможно, сэр, — запротестовал мулат. — Это очень опасно. Вы сильно рискуете, если отправитесь сейчас дальше. Идти тут далеко. К тому же остальные хижины стоят на болоте. Ночью мы не выходим из своих жилищ. На болотах много всякого-разного, опасного для людей К примеру, Болотный Кот — Голос Харрисона по-прежнему был угрюм.
Мулат бросил на детектива быстрый взгляд, в котором читалось удивление Несколько часов назад он убил человека по имени Джо Корли, пояснил детектив. — Я нашел Корли на тропе. И, если не ошибаюсь, этот лунатик — Болотный Кот — преследовал меня последние полчаса,
пробираясь по болоту вдоль тропинки.
Мулат тут же насторожился. Высунувшись из хижины, он внимательно оглядел темные лесные заросли Заходите, — сказал он. — Если Болотный Кот шастает по округе,
небезопасно оставаться в лесу. Заходите и проведите эту ночь у меня, а на заре я провожу вас к хижинам на болоте.
У Харрисона не было никакого плана, который мог обеспечить что-то лучшее. Кроме того, действительно глупо на ощупь бродить в ночи по неизвестным болотам. Только теперь он понял, что совершил ошибку,
отправившись сюда в сумерках. Но работа в одиночку давно стала частью его натуры, кроме того, он по природе был человеком безрассудным.
Преследуя преступника, Харрисон в полдень покинул маленький городок на краю болот и без колебания вошел в лес. Однако теперь уже ион сомневался, что разумно будет идти дальше в темноте Это хижина Селии Помполои? — поинтересовался детектив Точно, — ответил мулат. — Она умерла три недели назад. Теперь я

живу тут один. Зовут меня Джон Бартоломью.
Харрисон немедленно воспрянул духом, рассматривая мулата с новым интересом. Джон Бартоломью. Джо Корли прошептал его имя, прежде чем умереть Вызнали Джо Корли? — требовательно спросил он Слегка. Он прятался на болотах от закона. Человек, дошедший до низшей ступени деградации хотя, конечно, я с сожалением услышало его смерти А что человек с вашим образованием делает в этих дебрях прямо спросил детектив.
Бартоломью криво усмехнулся Не всегда мысами можем выбирать свое окружение, мистер
Харрисон. Не только преступники живут в отдаленных, уединенных уголках. Да, некоторые из тех, кто приходит на болота, напоминают вашего китайца. Они бегут от закона. Другие приезжают сюда под нажимом обстоятельств. А кое-кто из тех, кто постиг в жизни горькое разочарование,
оказывается здесь в поисках забвения…
Бартоломью задвинул крепкий засов на двери. Харрисон тем временем осмотрел его жилище. В хижине было две комнаты, одна за другой,
разделенные крепкой дверью. Пол, устланный деревянной плиткой,
выглядел чистым, комнаты тоже чисты, но скудно обставлены стол,
скамьи, койка у стены — все ручной работы. Тут имелся и очаг, над которым висела примитивная кухонная посуда. А еще — шкаф, накрытый полотнищем ткани Будете жареный бекон с кукурузой — поинтересовался
Бартоломью. — А может, чашечку кофе Не так уж много я могу вам предложить, но Нет, спасибо. Я хорошенько наелся, прежде чем отправился на болота. Лучше расскажите мне о людях, которые тут живут Я уже говорил вам, что мало общаюсь с местными, — ответил
Бартоломью. — Они живут единым кланом и с подозрением относятся к чужакам. К тому же они не любят других цветных. Их отцы переселились сюда с Гаити, спасаясь от одной из революций, которые несколько раз заливали кровью этот несчастный остров. У них странные обычаи. Вы слышали о братстве вуду?
Харрисон кивнул Так вот, эти люди — вудисты. Я знаю, что они устраивают на болотах тайные сборища. Слышал, как в ночи стучат барабаны, и видел огни, сверкающие за деревьями. В такое время даже тут я не ощущаю себя

в безопасности. Ода, эти люди способны на кровавые жертвоприношения,
особенно когда их древняя природа выходит из-под контроля — что случается вовремя каждого из этих звериных ритуалов вуду.
— Почему же белые обитатели соседнего городка не прекратили все это — поинтересовался Харрисон.
— Они ничего не знают. К тому же никто по своей воле не пойдет сюда, чтобы заставить их соблюдать закон. Болотные люди не потерпят вмешательства в свои обряды Селия Помполои, жившая в этой хижине,
была женщиной мудрой и отчасти образованной в какой-то мере. Она была единственной среди здешних, кто ходил наружу — так они говорят о мире за пределами болот. Селия даже в школе училась. Однако, насколько мне известно, она была жрицей культа и председательствовала при проведении ритуала. Думаю, вовремя последней вакханалии она и погибла. Ее тело нашли на болотах, так сильно обглоданное аллигаторами,
что опознать Селию удалось лишь по обрывкам одежды А кто такой Болотный Кот — спросил Харрисон.
— Маньяк, живущий на болотах, словно дикий зверь. Время от времени у него случаются припадки ярости, ив такое время он ужасен А мог он убить китайца, если бы подвернулся подходящий случай Когда у него случается припадок, он может убить любого. Выговорили, что тот китаец и сам убийца Убийца и вор, — хмуро произнес Харрисон. — Украл десять тысячу человека, которого убил.
Бартоломью посмотрел на детектива с новым интересом, хотел было о чем-то спросить, нов последний момент, видимо, передумал.
Харрисон поднялся, зевая Думаю, мне нужно чуток вздремнуть, — сообщил он.
Бартоломью взял лампу и отвел гостя в заднюю комнату, которая была того же размера, что и передняя, но из мебели тут имелась только койка и скамья У меня всего одна лампа, сэр, — признался мулат. — Я оставлю ее вам Не стоит беспокойства, — сказал Харрисон. Он подспудно не доверял масляным лампам в детстве, был случай, одна из них взорвалась едва лине у него в руках. — Я, как кошка, люблю темноту. Лампа мне не нужна.
Еще раз извинившись за жалкое состояние своего жилища,
Бартоломью пожелал гостю спокойной ночи, чуть пригнувшись, чтобы не зацепить головой притолоку, вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь

Харрисон, уже просто по привычке, внимательно осмотрели эту комнату.
Звездный свет проникал в помещение через маленькое окно, забранное толстыми деревянными прутьями. Второй двери в комнате не было только та, через которую он вошел.
Детектив лег на койку, не раздеваясь, даже сапоги не сняли стал обдумывать сложившуюся ситуацию. Больше всего он опасался, что Вэнь
Шан опять сбежит. Однако изберет ли китаец для бегства туже самую дорогу, по которой и пришел сюда Конечно, на краю болот дежурили полицейские, но ведь Вэнь Шан может с легкость обмануть их, особенно ночью. А что, если через болота есть и другая дорога К тому же, если
Бартоломью, как он сам сказал, мало знаком с местными неграми, где гарантия, что он сможет провести детектива туда, где прячется китаец?
Эти и другие сомнения мучили Харрисона, пока он лежал,
прислушиваясь к тому, что происходит в соседней комнате. Неожиданно полоска света, пробивавшаяся из-под двери, потухла — Бартоломью потушил лампу. Тогда Харрисон послал к дьяволу все сомнения и уснул.