Трынкин В.В. Мерцания правового поля. Трынкин_Мерцание_правового_поля. Москва 2020 В. В. Трынкин мерцания правового поля удк 34. 01 Ббк 67. 0 Т 80
 Скачать 4.96 Mb.
|
|
Нравственность и право Духовная основа нравственности Соотношение права и нравственности неминуемо связано с погруже- нием в её сущность, выявлениеv её собственных глубинных оснований. Часто этого не делают, так как в юриспруденции вообще не принято ссы- латься на нравственность и её свойства. Хотя составители закона, рассчи- тывающие на регламентацию не столько деятельности властных органов (этому посвящено административное право), сколько регламентацию дей- ствий подавляющего числа граждан, не могут не считаться с принципами нравственности. 94 Трынкин В. В. Рынок и регуляция. – Новосибирск: Издательство «Академиздат», 2018. – С. 317. 178 Первоначала нравственности, как предполагается, имеют связь с Бо- жественной сущностью. О ней свидетельствуют Божественные заповеди, учения посланников богов и пророков. Если душа – глубинное средоточие всех внутренних состояний человека, приходится к обращаться к описани- ям её свойств. Платон предположил, что душа может быть старше тела. И тут же перешёл к нравственности, непосредственно связывая её с бытием души, также предполагая, что нравственные свойства, вместе желаниями, умозаключениями, истинными мнениями, заботами и памятью, возникли раньше тела [см. 162, 896d]. Будучи обращённой на дела людские, нрав- ственность представляет собой своеобразную радугу между душой и чув- ствами. Платон точно соотнёс проявление нравственности с заботой о других людях. Она особенно важна тем, кто не обрёл дееспособности (де- ти), либо утратил её (инвалиды, больные, пожилые люди). В то же время, Платон, скорей всего, поспешил уравнять нравственные свойства с жела- ниями, так как желания связаны с потребностями, а потребности могут да- леко отстраняться от нравственных принципов и даже противостоять им (почувствовавшие вкус садизма или убийств, стремятся повторить эти ощущения). Наиболее необычны нравственные чувства. Остин обратил внимание на специфику восприятия чего-либо чувствами. Они мгновенно воспринимают какое-либо явление, без всякого предварительного вывода о нём. Остин предположил, что возникающие в нас чувства словно служат незримой проекцией божественных запретов и предписаний [см. 228, с. 34]. Фактор мгновенного восприятия чувствами какого-либо явления у Остина очень точен. Хотя их непосредственная связь с божественными запретами и предписаниями вряд ли существует, так как эту связь под- держивает душа. Тем не менее, сами нравственные чувства уникальны. Спор о сущности нравственных чувств, их происхождении и их прояв- лениях, возник с трудов Платона. Он считал мир душ своеобразными бо- жествами, обладавшими нравственными совершенствами и причиной остальных событий, происходящих на Земле [см. 162, 899b]. То есть, нравственные чувства Платон относил к непосредственны свойствам ду- ши. По этой причине нравственные свойства, как и душа, возникли, по его мнению, раньше всех остальных свойств человека и жизни общества [см. 162, 896d]. Также именно Платон присоединял справедливость к важней- шим свойствам души и нравственности [см. 162, 589d]. Аристотель, возра- жая Платону по ряду теоретических позиций, видимо, соревновался с ним. Может быть, по этой причине он пресёк возможность исследования перво- начала нравственности, имеющей метафизическую основу, завив, о не- возможности существования врождённых нравственных добродетелей [см. 10, 1103а20]. Хотя сам он, и это парадоксально, выдвинул безусловно ме- тафизическую проблему перводвижителя, предположив, что при суще- ствовании многих первых движителей должен быть вечным лишь он один. 95 Свой вклад в обоснование нравственности внёс В. Соловьёв. Анализ он начал с наблюдений Ч. Дарвина. Наблюдая за жизнью малоразвитых туземцев Огненной Земли, Дарвин отметил, что часть из них, посетив Ан- глию и прожив там ряд лет, не только научились английскому языку, но приобрели схожие духовные особенности с её основными жителями. Бу- дучи убеждённым натуралистом, Дарвин, в связи с данным наблюдением, согласился с утверждением ряда писателей, что самое существенное, от- личающее человека от животных – это его нравственные чувства, которые, 95 Аристотель. Физика. Соч. в 4-х т. – Т. 3. М.: Мысль, 1981. – С. 241-242. 179 видимо, не приобретены, а являются врожденными [см. 190, с. 4-5]. В со- ответствии с данным наблюдением Дарвина и по многим собственным со- ображениям, В. Соловьёв сделал вывод: как бы ни были значимы клима- тические, расовые, исторические различия, во всех людях всегда присут- ствует глубинное (у Соловьёва – неразложимое) основание нравственно- сти. Стоит дополнить наблюдение Дарвина и вывод Соловьёва, чтобы взглянуть на нравственность с внутренней точки зрения. В душах людей есть два противоположных свойства – телесная индивидуализация, тесно связанная с конкретным «Я» личности и состояние всеобщности, сближа- ющей душу одного человека с душами всех людей на Земле. Нравствен- ное чувство исходит из глубинной близости человеческих душ, из их при- вязанности одной к другой. Данная близость усиливает состояния любви и дружбы. В чувстве любви, например, есть не замечаемое многими чудо: два разных человека, пребывающие в двух разных телах, ранее никак не связанные между собой, со своими разными привычками, образом жизни, в моменты возникновения любви словно преображаются. Ранее разные привычки постепенно образуют нечто общее, и самое главное – две раз- ных души сливаются в одну. Фактов такого рода множество в виде семей- ных пар, проживающих душа в душу 25, 50 лет и более, причём, продол- жающих испытывать в отношении друг к другу нежные чувства. Соловьёв объясняет сущность нравственности чувством стыда (в его коренном смысле), которое, по его мнению, безусловно отличает человека от животных, так как ни у одного из них этого чувства не бывает. Тогда как человеку оно знакомо с древнейших времен и, полагает Соловьёв, посто- янно развивается [см. 190, с. 7]. Отмечу, между прочим, что чувством сты- да в зачаточном виде обладают высшие животные, проживающие с чело- веком (собаки, кошки, лошади, обезьяны). Хотя существеннее иное: чув- ство стыда – одно-единственное из множества полярных нравственных чувств: любви-ненависти, чести-бесчестия, долга-пренебрежения им, вер- ности-измены, честности-подлости и т.д. Наиболее сильные из всех таких чувств – любовь, а в социальной жизни – чувство справедливости, долга и честности. Параллельно с чувством стыда, Соловьёв характеризует чув- ство сострадания. Правда, у него оно приобретает форму жалости, что не одно и то же. Ведь сострадая к хулиганящему ребёнку, его всё же можно приструнить, причём, сделать это достаточно твёрдо, несмотря на его обиду. С помощью жалости моё «Я» уподобляется «Я» другого человека, словно входит в его кожу, говорит Соловьёв, (я сказал бы – душу), уста- навливает с ним внутреннее равенство и однородность. Именно из чув- ства жалости, тут Соловьёв добавляет – и из сострадания, возникает, по его мнению, нравственная обязанность в оказании человеку помощи [см. 190 , с. 59]. Ницше доказал – жалость унижает человека, а жалеющий не- вольно возвышает себя над ним. Потому всегда выше любой жалости со- страдание, сочувствие. Само оно основано на чувстве человечности, гу- манности, возникающей из ощутимой однородности душ (не путать с зем- ными «Я», часто различающимися друг от друга). Особенно явственно нравственное чувство проявляется при сострадании в отношении к незна- комым людям, а иногда – и другим народам, испытывающим бедственное положение. Тут примеров не счесть: отсылка собственных вещей в другую местность или страну, самостоятельные выходы на акции поддержки дру- гих притесняемых народов, непосредственное участие в защите неспра- ведливо притесняемого народа, и т.д. В отношении к мнению Соловьёва о сути нравственных чувств стоит сделать небольшое замечание: будучи глубоко религиозным философом, 180 он, к удивлению, в понимании глубинных состояний человека и вселенной, всегда начинал от свойств внешнего мира и поднимался к свойствам внут- ренним. Так и в данной работе он начал с трудов Дарвина, а в другой сво- ей книге – с материального образования вселенной, подверженной силой тяготения. Там он выделил три этапа – космический, затем, условно – энергетически-химический, и, наконец, – органический. Удивительно то, что мировая душа у него возникает на последнем этапе, впервые соеди- нившись божественным Логосом. 96 Хотя, начиная с оспаривания первич- ности силы тяготения (это впервые сделал Кант, так как её также должно было что-то или кто-то образовать), можно было бы пойти по противопо- ложному пути – от духовного к формированию материального. 97 В описа- нии нравственности Соловьёв поступает также: ищет материальные ис- точники её зарождения, хотя можно было бы идти противоположным пу- тём. Рассматривая важнейшую из проблем, связанную с почитанием умерших родителей и родственников, Соловьёв этот обряд выдвигает на одно из первых мест в развитии религиозно-нравственных чувств челове- чества [см. 190, с. 63]. Но гораздо точней мыслить в обратном отношении, допуская, что глубинное нравственное чувство, коренящееся в душах лю- дей, воздействовало на их отношение к умершим. Если принять за основу первичность духовной субстанции, а современная наука давно стремится сделать этот шаг, тогда допустимо предположение, что чувство долга пе- ред умершими возникает из-за жгучей тоски ушедших в инобытие душ, ко- торые взывают к нашим душам. В то же время идёт обратный процесс, вы- званный разрывом духовной связи с умершим родным или близким и по- является душевно настриваемое восстановление данной связи. Выража- ется это в душевном почитании умерших, в посещении их могил и незри- мом общении с ними достаточно долгое время, нередко во сне. То есть, инициатива в обряде почитания к умершим исходит свыше, от самих душ. Помимо почитания умерших не менее важным признаком проявления нравственного начала является отношение к детям. Речь не идёт о про- стой ласке или играх с детьми, а постоянной заботе, иногда самоотвер- женной, особенно в том случае, если ребёнок сильно болен. В научном познании к чувствам относились и относятся пренебрежи- тельно, предпочитая им интеллект. На самом деле чувства – вовсе не про- стые рецепторы, смутно реагирующие на внешние восприятия. Чувства позволяют ощущать невероятно тонкие проявления души, не менее тонкие воздействия, исходящие от внешнего мира. Можно допустить, что сама душа оценивает события мира непосредственно через чувства, и лишь по- сле – посредством рассудка или разума. Потому чувства в своей сущности – это система многообразнейших, синхронно действующих тончайших ду- шевных вибраций, изнутри предопределяющих способы восприятия мира и аналогичных вибраций, также предопределяющих способы активного воздействия на мир. Косвенных подтверждений тому немало. 1. Выявлен процесс перемещения тончайших электрических сигналов по хромосомам, изменяющий факторы регуляции активности смежных с ними генов. Дан- ное свойство современные генетики связывают с душой. 98 2. Выявлена, при изучении психобиочастот, сложнейшая зависимость биологической 96 Соловьёв В. Чтения о богочеловечестве. – СПб. 1994. – С. 171. 97 Именно такой опыт был предпринят мной. См. Трынкин В. Бытие судьбы. – Нижний Новгород: Изд-во «РАСТ-НН» 2012. – гл. «Полюса бытия» 98 Алаянц И. Тайны генетики. Люди и клоны. – М., 2005. – С. 66, 96 181 энергии человека от регулятивных свойств души. 3. Согласно Л. Гумилёву, никому или ничему иному, кроме души, невозможно оказывать влияние на резонансные процессы, влияющие на отношения между людьми и сре- дой. 99 Петражицкий, изучая психические способы восприятия права, поспе- шил свести основные свойства человеческой психики в особый класс – импульсов и эмоций. При этом сослался на обыденный опыт переживания каждым человеком в течение дня многих тысяч эмоций, более того, имен- но эмоциям приписал функцию управления нашим телом и психикой [см. 1 59, с. 3-4]. Возник парадокс: душа – Психея, оказалась в зависимости от способов её собственных тончайших вибраций и подчинилась им. Хотя душа индивида, кроме чувств, обладает и умом, и волей, которые нередко более существенны в процессе владения человеком самим собой. Даже среди высших животных эмоции далеко не всегда играют важнейшую роль. Для человека же наиболее значимы глубокие состояния души: эмо- цию не сравнить со степенью воздействия на душу результата глубокого раздумья, глубокого переживания, с состоянием вдохновения и открове- ния. Суть нравственных чувств достаточно полно выражена в Махабхара- те. В ней обращено внимание на подвижничество, как условие достижения высших целей. В то же время, достижение праведности может быть до- стигнуто правдивостью, честностью, незлобивостью, щедростью, сдер- жанностью, миролюбием, отсутствием зависти, не причинением зла живо- му, а также чистотой и смирением чувств [см. Махабхарата, кн. 1. гл. 245]. Разумеется, даже в этом пространном перечислении обозначены не все нравственные чувства. Например, самым существенным и наиболее часто использующимся в жизни бывает чувство справедливости. Не обозначено и важнейшее чувство нравственного долга, следуя которому человек спо- собен свершать величайшие дела. Чувство высокого благородства души нередко останавливает казалось бы уже неостановимую вражду. И т.д. Петражицкий также использовал классификацию, обратив внимание на этические убеждения, суждения, обязанности [см. 159, с. 43]. Хотя, конеч- но же, круг нравственных (а не этических) состояний гораздо более широк. К ним относятся: нравственные переживания, обиды, боли, муки, пожела- ния, намерения, ожидания, радости, наслаждения, восторги. Они намного усиливаются, из-за слияния многих из них в общее нравственное поле. Иногда к конечному звену какого-то социально-психического процесса относят прояснение нравственного требования или некой правовой нормы. Данное звено считается обусловленным сложившимся ходом причинно- связанных событий, оно считается возникшим с необходимостью. Когда норма признана необходимой, встаёт вопрос о её максимально справед- ливой формулировке. Но главное не в ней. Кистяковский полагает, что са- ма причиной обусловленная необходимость пробуждает в сознании людей требование справедливости, которое выражается в виде долженствования [см. 101, с. 115]. В логике Кистяковского справедливость производна от не- коего социально-психического процесса, возникшего в связи с ним нрав- ственного требования или даже правовой нормы. Сам этот процесс зави- сим от необходимости, вызвавшей причинную связь событий. То есть, в конечном счёте, справедливость порождена необходимостью. Необходи- мость, по мнению Демокрита, подобна бичу, от ударов которой движутся 99 См. Трынкин В. Бытие судьбы. – Нижний Новгород: Изд-во «РАСТ-НН» 2012. – С. 344- 348. 182 люди. 100 Ему оппонировал Эпикур, считавший, что необходимость часто приносит людям беды, а потому человеку, с его сознанием и волей, нет никакой необходимости следовать слепым ударам необходимости. 101 Необходимость может быть чем угодно, но не причиной возникновения справедливости. Ранее выяснено, что важнейшим инициатором справед- ливости является божественная сущность. Сама справедливость, что тоже установлено, является в самой нравственности одним из её главных внут- ренних критериев. Нравственные переживания иногда отождествляют с мотивами чело- веческого поведения. Они, как переживания, побуждают, вроде бы, к со- вершению одних действий и воздержанию от других [см. 159, с. 137-138]. Однако в реальности охарактеризованы свойства души. Она способна управлять поведением человека далеко не одним лишь реагированием (посредством нравственных чувств) на воздействия извне, но и сама име- ет возможность воздействовать на обстоятельства, используя ум и волю. Соответственно, нравственные переживания далеко не всегда служат мо- тивами поведения людей. Они могут быть вообще не связаны с мотивами, а мотивы далеко не всегда сопровождаются нравственными переживани- ями. Нет связи нравственного переживания и мотива при создании буду- щего проекта, относящегося к жизни общества – оно движимо предназна- чением души, но не мотивом. В то же время, мотив привычного действия тоже не всегда связан с переживанием. Между данными состояниями воз- никает взаимосвязь лишь тогда, когда их связывают события личной жиз- ни. Среди современных философов есть немало таких, кто увлёкся ан- глоязычной философией, поверив в рыночные отношения, как в нечто наиболее реальное, нежели трудно понимаемая нравственность. Начав с философии Дж. Дьюи и вслед за ним утверждается идея нравственного релятивизма в отношении к добру и злу. Эти глубинные индикаторы пове- дения воспринимаются в виде абстракций. Сам странный специалист фи- лософии, не видя разницы между этикой и нравственностью, последнюю спешит понимать ситуативно, в зависимости от тех или иных обстоятель- ств [см. 164, с. 182]. Профессионалам философии известно, что Дьюи от- носится к школе прагматизма. Согласно прагматизму, действительно, всё определяет ситуационный контекст. В этом случае ни добро, ни зло, ни нравственность, ни безнравственность вообще не играют никакой роли, а всё решает произвол субъекта. Если кому-то кажется, что другого челове- ка нужно убить, а женщину обесчестить, это, в рамках прагматичного со- знания, делается без всякой оглядки на совесть. 102 Что до данного фраг- мента, то зла вообще и добра вообще действительно нет. Но в любой си- туации человек, не потерявший свою душу, легко отличит поступок добрый от злого, используя критерии того и другого. Злые поступки, и это всем из- вестно, приносят людям несчастья, беды, страдания. Добрые поступки облагораживают, привносят в жизнь людей благосостояние и счастье. В реальной жизни ни один человек в мире не откажется от такого различе- 100 Гераклит Эфесский. Фрагменты. – М., 1910. – Фр. 11. 101 Материалисты древней Греции. Собрание текстов Гераклита, Демокрита, Эпикура. – М., 1995. – Фр. 9. 102 Хотя само учение прагматизма имеет разные интерпретации. Скажем, один из его ос- нователей, Дж. Джеймс, гораздо более разумно и аккуратно расставлял акценты. Он, в частности, вводил принцип прагматизма ради теоретического прорыва в условиях кон- фликта между догматичными теоретическими взглядами. 183 ния по своей воле. Это возможно только в связи с неточностью понимания сути нравственности. Чрезмерная увлечённость безразличным к нравственности учением нередко губит разум. То же происходит в данном случае с верой в рыноч- ные отношения, которые, конечно же, максимально ситуативны. Сослав- шись на абстрактно понимаемую жизнь, Поздняков обозначает явление постоянного соседства добра со злом, как бы нескончаемый переход одно- го в другое. Такой круговорот важен специалисту для стирания критериев добра и зла; тут же он ссылается на фиктивную невозможность отличить одного от другого. Единственным кнутом для изгнания нравственного ре- лятивизма, который, подчас, бьёт жестко и даже жестоко, является, по мнению специалиста (со ссылкой на У. Кеннета), положительное право. С этой точки зрения, жестокость данного права превращается в великое бла- го, а добродетель превращается в величайшее зло [см. 164, с. 182]. В жиз- ни добро и зло иногда и вправду соседствуют в одном человеке. Но такой человек имеет раздвоенное сознание, иногда переходящее в шизофре- нию. В реальных жизненных отношениях никакого релятивизма в проявле- ниях добра и зла не было и нет. Это выдумка ангажированного сознания. В жизни часто законодательно обоснованными громадными проектами и необходимостью их возведения нередко оправдывалась и оправдывается жестокость в отношении к людям. Примеров тому немало. От князя, прика- завшего выколоть глаза мастерам после возведения ими прекрасного храма, до Беломорканала, который впоследствии оказался никому не ну- жен. В этой связи, есть своеобразная закономерность: правители затевают грандиозные сооружения, чтобы отвлечь граждан от разных мыслей и по- ступков по поводу просчётов власти. Такие сооружения становились, как бы, государственной необходимостью. Неисполнение или нерадивость, или вымышленная нерадивость в ходе их сооружения, карались. Что до добродетели, то люди, ею обладающие, ни при каких обстоятельствах не сделают другим хуже. Человек, научившийся жить в полном согласии с собственной душой, незаметно для себя поднимается к вершине нравственного совершенства. Достичь такого согласия совсем не просто, так как земная жизнь человека полна многими заблуждениями и часто довлеющими над его душой стра- стями. Ещё Гесиод говорил, что порок близок и доступен; совершить его, особенно в молодости, можно без каких-либо усилий. Наоборот, доброде- тель отделена от нас бессмертными богами, а также тягостным по́том: до- рога к добродетели высока, крута и длинна. Хотя, достигнув вершины, дальнейший путь становится таким же легким, насколько тяжёлым был прежде [см. 162, 719а]. В истории этики предполагалось, что нравственные критерии всегда основаны на понятии нравственного совершенства, кото- рое устанавливает степени приближения к нему. Высшим образцом нрав- ственного совершенства можно мыслить совершенство божественной суб- станции. Она являет собой духовное основание главных нравственных по- нятий – справедливости, совести, долга. Исходящее из божественной суб- станции духовное начало пронизывает собой жизнь общества – как от- дельного народа, так и человечества. Об этом отчасти свидетельствует книга Г. Моррея «Земля в океане эфирной энергии». 103 В том же направ- лении размышлял П.-Т. Шарден, создав представление о ноосфере, как сфере вселенского разума. 104 Фактическими подтверждениями существо- 103 Голомолзин Е. Паранормальное и необычное. – М., 2009. – С. 216. 104 Шарден П.-Т. де. Феномен человека. – М., 1987. – С. 240 184 вания некой психосферы Земли 105 могут служить многократные феномены предвидения событий, а также опыт пребывания души вне тела. Тем са- мым, если отнестись к данным прозрениям серьёзно, можно говорить и об иерархии духовных состояний, и о иерархии нравственности, а также о нравственной роли души человека в той и другой духовной иерархии. |