Н. Н. Федотова cоциальнофилософский анализ взаимоотношений экономики и общества Глобальный капитализм три великие трансформации Культурная революция Москва 2008 Научная монография
 Скачать 1.82 Mb.
|
|
Глава 1. Продолжающийся кризис реконвенционализации переходного периода: 1960–1990 Постмодернизм показал, что идея современности — результат линг- вистических подходов — генерализаций, нарративов, стремлений пре- небречь явлением ради сущности. Надежды левых интеллектуалов (на социализм. — Авт.) были разбиты в конце 1970-х. Победили, причем основательно, правые. В 19 80-е годы они были триумфаторами, начав- шими инициировать изменения в западном обществе. Третье поколение интеллектуалов в послевоенном западном обществе составили как раз не левые, не умеренные, а крайне правые неолибералы. Их успех был связан с неудачами коммунизма. Они одержали над ним не только поли- тическую, экономическую победу, но и побе ду на уровне историческо го воображения 1 . Коммунистические страны не сумели найти экономиче- ские стимулы, либерализоваться до уровня демократий и войти в высо- котехнологичный мир. Это было предпосылкой победы неолибера лов. Однако их триумф оказался неожиданным в силу изменений в устрем- лениях самого Запада к информационному обществу, ослаблению норм рациональности и трудовой гонки, а также в связи с появлением кри ти- чески-иро ни ческого и даже комического отношения четвертого поко- ления ин теллектуалов-постмодернистов к ценностям Запада. Неолиберализм привел российскую модернизацию к состоянию, близкую к анархическому порядку, включающему слабость центральной власти, коллективных представлений и институтов общества, а так же самопомощь и кооперацию (прямо по П.Н. Кропоткину) и разрыв с чуж- дой интеллигентской культурой (прямо по М.А. Ба ку нину). На другом уровне он продолжил студенческие бунты и анархизм 60-х в борьбе с организованной современностью коммунизма. Это была идеология, коренным образом противостоящая коммунизму и, следоваельно, мак- симально реконвенционализирующая его ценности и практики. 1990-е сегодня признаны кризисными, но суть кризиса — реконвенционали- зация или попросту ломка устоявшихся ценностей. Именно «негативный триумф над странами социализма» привел неолибералов к драматической серии «позитивных успехов в 1980-х го- дах в их агрессивном проведении капиталистической рыночной эконо- ми ки» 2 . Неолибералы реанимировали идею рынка символически и фак- тически на самом Западе и в посткоммунистических странах. Если идеи модернизации 60-х годов базировались на стагнации ка- пи талистической экономики, возможности ее догнать и влить в нее но- вые силы, то теперь речь шла об универсальном способе оживить эко- 1 Ibid. S. 183. 2 Ibidem. 292 Третья великая трансформация: новая глобализация ( 1989 — настоящее время) номику как Запада, так и посткоммунистических стран. В 60-е годы ценой модернизации незападных стран казался авторитаризм, в 80–90-е ее предпосылкой повсюду стали считать демократию. Все, что казалось постмодернистам комичным, вернулось в неолиберальные теории — героический пафос творения нового общества, универсальные схемы, непрерывность, фаталистичность и безальтернативность истории. Тер- мин «неомодернизм», которым характеризовался этот новый полный па фоса универсализм, был введен американским социологом Е.Ти ри- кьяном для характеристики появившегося в условиях успеха постмодер- низма нового направления мысли, ориентирующего на повторение идей модернизации периода вхождения в современность самого Запада, реа- нимации представлений об освобождающей роли рынка 1 Александер показал, что это произошло в связи с новой сменой ин- теллектуальных поколений: старшие были лишены иллюзий относи- тельно Запада, новые интеллектуальные группы стали создавать пози- тивное значение социальных теорий рынка, возрождать теоретически индивидуализм, псевдоромантический подход к рациональному выбо ру 2 Это похоже на трактовку К. Мангеймом идеологии и утопии: идеологии поддерживают статус кво, утопии несогласие с ним, и для этого годится все что угодно. Новые интеллектуальные группы пренебрегли идеями рыночного социализма, идеями плавного реформирования, образцами развития в Южной и Юго-Вос точной Азии. Неомодернизм выступил в 1990-е годы одновременно как неоиндустриализм, неоинституционализм, неофунк- ционализм, неоуниверсализм, неоклассическая социальная теория. Нео- модер низм возобновил дискурсы раннебуржуазного общества, не за- мечая своей реликтовости, давая смелые обещания построить капита- лизм не за 500 лет, как это было в копируемых странах, а за 500 дней. Неомодернизм опирался на национализм, исходя из идеи историческо- го повторения ранних капитализмов, но его модернизационный потен- циал оказался низким. Произошла идеологизация неомодернизстских концепций, стремление сделать их символом веры масс. В итоге нового витка модернизации не произошло, по крайней мере, в посткомунистическом мире 90-х. Что же произошло? «Не модерниза- ция, но демократизация, не современность, но рынок — это термины, которые применяются в новых социальных движениях периода нео мо- 1 Tiruakian E. Modernization: Exhumetur in Pace // Internatio nal Sociology. 1991. № 6(2). P. 165–180. 2 Alexander J. Op. cit. P. 185. 293 Глава 1. Продолжающийся кризис реконвенционализации переходного периода: 1960–1990 дернизма» 1 в посткоммунистических трансформациях их первого деся- тилетия. Это стало попыткой вновь использовать социальную теорию в качестве источника легитимации развития, т.е. попыткой вернуться даже не в XIX век, чем был марксизм, а в XVII–XVIII века. Ее нереальность способна реанимировать то, из че го вырастал коммунизм — недемокра- тические национальные режимы, — предсказывали мы в 90-е годы. Ком- мунизм сменяется на капитализм повсюду, отчасти исключая Рос сию, национализмом. Это создает новые конфликты на национально-куль- турной и цивилизационной почве, возвращая не только посткоммуни- стические страны, но и мир в целом к конфликтам позднефеодальной эпохи, новому Средневековью. «В каких чертах рисуется новое средневековье? — спрашивал Бер- дяев, — видевший в коммунизме не модерни зацию, а новое средневе- ковье (на деле модернизацию со средневековыми чертами) — …Это есть, прежде всего… конец гуманизма, индивиду ализма, формального либерализма культуры Нового времени и начало новой коллективной религиозной эпохи, в которую должны выявиться противоположные силы и начала, должно обнаружиться все, что остава лось в подпочве и подсознательном новой истории» 2 . Пред чувствие и даже концепции это- го «еще более нового средневековья» как реакции на крайности нео мо- дернизма и неолиберализма во многом не обманывали, хотя он выступал в формах модернизационных идеологий. Но нео либерализму не при- стало было громить свое дитя и результат его безальтернативного на- ступления на коммунизм. В энергичном проведении неолиберальных плохо работающих мо- делей Запад делал попытку закрепить свое могущество, особенно оче- видное в период современности (modernity), остановить процесс собст- венных изменений и парадигмы индустриализма, господствующей в это время, и дать миру «нетленный» образ уже не существующего Запада. Имея революционный менталитет, посткоммунистические лидеры ухва- тились за модель неомодернизации (догоняющей модернизации) как единственно возможную, ибо в ней ясны враги и препятствия, ясны цели. Сложные теоретические шаги, показывающие весь комизм этой модели, были не знакомы правящим элитам посткоммунистических стран, ибо они были озабочены собиранием сторонников, а не анализом ситуации. 1 Ibid. S. 188. 2 Бердяев Н.А. Новое средневековье // Бердяев Н.А. Смысл истории. Новое средневековье. М., 2002. С. 244. 294 Третья великая трансформация: новая глобализация ( 1989 — настоящее время) Догнать развитые (современные) общества Запада — вот цель, ко- торая стояла перед Россией на всех этапах ее модернизации — в период реформ Александра II, П. Столыпина, во время большевистской модерни- зации и в 90-е годы XX века. Слова о том, что мы должны догнать Европу, можно найти в суждениях Петра I, в сочинениях, начиная с И.И. Пет- рункевича (реформатора эпохи Александра II), в мемуарах А. Витте, в автобиографии Л. Троцкого, в высказываниях И. Сталина и в современ- ных декларациях. Исторически прогресс в России осуществлялся как на основе несво- боды и поиска коллективных возможностей, так и на основе свободы и поиска персональных возможностей. Но в любом случае за эталон, за норму были приняты развитые капиталистические страны — Европа, Америка. Именно эта идея обусловливала догоняющий характер модер- низации. Быть похожей на США — заветная мечта Мексики, быть по- хожей на Западную Европу — планы Восточной Европы и евразийских стран, таких, как Россия и Турция. Это обеспечивало поступательность модернизации, ее осуществление шаг за шагом, акцентировало модер- низационный процесс, давало ему видимые цели. В данной связи встает вопрос о европейской идентичности Рос сии, о стран Юго-Восточной Азии. Из Китая Россия смотрится как Европа, из Арабских эмиратов Турция предстает совершенно европейской страной, хотя из Франции они выглядят не такой уж и Ев ропой. Модернизация предполагала следующий ответ на поставленный вопрос: они европейски идентичны тем более, чем более похожи на Западную Европу. В действительности же европейская идентичность этих стран — это не похожесть на Европу, а их собственная способность быть Европой для своих менее развитых соседей. Россия делала ошибку в 90-е, 1) отрицая и разрушая свой преж ний опыт, в том числе опыт прежних модернизаций (советский период); 2) продолжая ориентироваться на «догоняющую модель» мо дернизации вместо использования всех наличных черт общества для развития; 3) по- лагая, что завтра здесь должен быть Париж; 4) полагая, что в столкно- вении цивилизаций нам не придется участвовать, и, забывая, что Запад никогда не примет нас до конца (как это происходит с Турцией и Мек- сикой), ибо мы другие; 5) забывая, что и За пад начинает меняться, и догонять уже некого, разве что, как все гда, XIX век. Значило ли это, что альтернативой модернизма мог стать постмо- дернизм? Выше мы уже ответили на этот вопрос. Бедным, отсталым, посттоталитарным странам трудно выбрать ироническую перспективу отношения к себе, присущую постмодернизму. Такая перспектива воз- можна лишь на фоне удовлетворения первичных потребностей. Со смер- 295 Глава 1. Продолжающийся кризис реконвенционализации переходного периода: 1960–1990 тельной серьезностью обращаются эти страны к новым вариантам свет- лого будущего, и только поражения, неудачи вводят в арсенал аргумен- тов идеологов иронические идеи диалектики «распада-становления», вовсе лишенные комизма для тех, кто социально не защищен. Кроме того, постмодернистская ирония не воплощается в проект. Трудно понять, что на ее основе может возникнуть в России. Любимое ди тя постмодернизма — маргиналы не распознаны ни в пролетари ате, ни в маргиналах посткоммунистической эпохи, а ведь они во мно гом были ими. «Сон разума рождает чудовищ», и какие чудовища могли вы- расти из попыток постмодернизации в России, никто не знает. Не исклю- чено, что новый изоляционизм, поворот только к Азии, рефеодализа цию. Постмодернизация, исправляя некоторые недостатки неомодерни зации и неомодернизма, еще не проявила своих худших сторон. Поэтому, кри- тикуя неомодернизм, мы не считаем постмодернизационные теории альтернативой. Революционная «закваска» толкает к поиску быстрых путей, к на- хождению путей, а не объяснений, понимания и менеджмента социаль- ных трансформаций. В экономическом плане конец неомодернизму и неолиберализму (в теоретическом смысле) был положен заявлением российских и амери- канских экономистов (Л. Абалкина, О. Богомолова, В. Ма ка ро ва, С. Ша- талина, Ю. Яременко, Д. Львова, американских экономистов, лауреатов Нобелевской премии Л. Клейна, В. Леонтьева, Дж. Тобина, проф. М. Ин- трилигейтора, М. Поумера). Это заявление было опубликовано накану- не президентских выборов 1996 года и было адресовано любому побе- дителю президентской гонки. В нем подведен урок неомодернизации, и дана его критика совсем не в духе постмодернизации. Отмечая неуда- чи реформ, экономисты выдвигают пять принципов новой экономиче- ской политики. 1. Увеличение роли государства в экономике, подобно тому, как это происходит в смешанных экономиках США, Швеции и Гер ма нии. 2. Правительственные меры против криминализации экономики. 3. Государственные меры против депрессии в производстве. 4. Серьезные изменения в социальных отношениях и социальной защите. 5. «Государство должно признать, что если и существует “секрет” рыночной экономики, то он состоит не в частной собственности, а в конкуренции» 1 1 Новая экономическая политика для России // Независимая газета. 1996. 1 июля. С. 1, 4. 296 Третья великая трансформация: новая глобализация ( 1989 — настоящее время) Тем самым предлагался курс на восстановление потерь, стабилиза- цию, сохранение демократии и вхождение в мировое сообщество, не порывающее с ориентацией на Запад, но он трудно поддается определе- нию. В экономическом плане это неокейнсианство, но в плане раз вития это модель для посткоммунистических стран, та модель, о необходимо- сти которой, кстати, заявлял и признанный неолиберал М. Фридман 1 г) Демодернизация. Воля вместо свободы Парадигма российской истории, по словам В.О. Ключевского, следую- щая: «Государство пухло, народ хирел». Нет сомнений в том, что 1990-е годы в России дали одну из самых убедительных иллюстраций этой фор- мулы. Возникает, однако, вопрос: почему же хиреющий народ продолжал поддерживать и выбирать ту власть, которой он этим был прямо обязан? Коммунисты считали, что его одурачили, навязали ему антикоммуни- стическое мировидение назойливой пропагандой, фальсифицировали выборы, кое-где подкупили, кое-где обманули. Неолибералы считали, что народ выбрал свободу и никогда более не вернется к коммунизму как символу насилия, что народ прозрел. Не хотелось бы брать в расчет коммунистическую подозрительность и ту долю реального влияния, которую красно-белая упрощающая схема телеэфира сыграла в прези- дентских выборах 1996 года. Хотелось бы показать только одно: что са- мому хиреющему народу было привлекательно в этой власти. Дейст ви- тельно ли свобода? Действительно ли демократия? Демократия, свобода Запада предстают как механизм, части кото- рого жестко соединены в работающую конструкцию. Демократия — это действующий механизм, основанный на сдержках и противовесах, ба- лансах и взаимодействиях, ответственности и дисциплине. Демократия — это социальная и политическая машина, в которой, чтобы она работа- ла, нужно действовать по определенным правилам. Демократия умень- шает риск ошибиться в лидерах из-за многообразных систем проверок и подстраховок. Сюда входят принципы: свобода, правовое государство, конституция, естественное равенство, социальная справедливость, ры- ночное хозяйство, но все эти принципы сразу же материализуются в части социального механизма, в основе которого — труд и производство. Америка, по существу, — коммерческая республика, организовавшая свободу производства и реализации продукта и защитившая ее полити- ческой системой. У этой машины есть проблемы, о которых здесь не 1 Фридман М. Четыре шага к свободе // Общественные науки и современ- ность. 1993. № 3. 297 Глава 1. Продолжающийся кризис реконвенционализации переходного периода: 1960–1990 стоит говорить. Но важно сказать, что в России того периода укорени- лось представление о демократии как об антикоммунизме, как о свобо- де ото всего, как о словах, как об имени, присваиваемом одной группе в пику плохому «недемократическому» противнику, хотя на деле это ничего общего с демократией не имело. Не имело к ней отношения по- нимание свободы как естественного состояния, анархии или вместили- ща всего, чего угодно. Все эти трактовки свободы, которые у нас испове- довали все от мала до велика, от правителей, неолиберальных идеологов и их политических оппонентов до народа, никакого отношения не име- ют к свободе как форме политической и цивилизационной организации общества. Однако эти трактовки являлись доминирующими в россий- ском обществе. Негативная мобилизация, в которую оказалось брошенным наше общество, заставила людей искать источники выживания — натуральное хозяйство, купля-продажа, любые виды непрофессиональной деятель- ности. Доцент вуза, продававший в свободное время средства от тара- канов, жил на деньги от этого бизнеса (не будем ставить кавычек), а вовсе не на свою не всегда выплачиваемую доцентскую зарплату. Быв- ший токарь, безработный после закрытия завода, продавал косметику в парикмахерских и больше не сожалел о заводе, поскольку ему хватало получаемых за два часа работы в день денег на жизнь. Продавец, стоящий на морозе, думал, как бы согреться, но уже не хотел работать в цеху, ходить на работу каждый день и пр. Коммунистическое и неолибераль- ное объяснение причин провала коммунистов на выборах фиксировало только часть истины — были слои населения, поддавшиеся агитации, и были люди, верящие в свободу как отсутствие коммунизма, но базовую тенденцию — появление огромного слоя людей, которые боялись ком- мунистов по совершенно особым неполитическим причинам, они не видели. Чего же боялись насчитывающие миллионы массы людей? Они боялись не политической несвободы, не лагерей, которыми так пугали, они боялись, что коммунисты их заставят работать — вернут к их стан- кам, цехам, полям и фермам. Они не хотели уже оставить частный извоз, морозную палатку, свой огород, сомнительный бизнес и пр., не говоря уже о криминальных делах, в которые пока еще, слава богу, было во- влечено не все самодеятельное население. Миллионы людей не хотели уйти из натурального хозяйства и видели в этом свободу в ее традици- онном российском исполнении — волю (вместо свободы как политиче- ской системы и цивилизующей силы). Этот русский путь явился особым, поскольку он характеризовал Рос- сию как западную страну по своим целям модернизации и как азиат скую по способам их достижения — рефеодализация, натуральное хозяй ство. 298 Третья великая трансформация: новая глобализация ( 1989 — настоящее время) Цели предполагали прогресс, вступление на путь развития, сходный с избранными или выпавшими на долю западных государств, ускорение развития. Средства заимствованы из азиатских деспотий или похожи на них. Сопротивление — бунт, свобода как своеволие. Это противоречие воспроизводилось с постоянством архетипа. Причина этого — не в на- циональном характере, не только в склонности правящего слоя к злоу- потреблению властью, а в исторической судьбе народа. В ее основе — стремление к прогрессу, несмотря на низкий экономический старт и незрелость предпосылок к быстрому развитию. Анархическое понимание свободы типично для России. В России обнаруживается вторичная ценность свободы в сравнении с равенством и справедливостью, а также тяготение к анархическому представлению о свободе как воле. Неолиберализм, высмеяв традиционные ценности равенства и справедливости, настаивал на концепте абсо лютной свобо- ды, которая легко перетолковывалась в российских услови ях в волю и своеволие. Переход к естественному состоянию и был избран как путь формирования капитализма в России вместо модернизации, капитализ- ма и демократии. Итог этого — дорога назад, к старому русскому архети- пу воли, выработанному в противовес государственному деспотизму. Почему именно архаические представления заполнили возникаю- щую пустоту? Подобно тому как старый человек не помнит порой вче- рашних событий, но отчетливо представляет обстоятельства детства, народы тоже в условиях разрушения их привычного уклада возвраща- ются к давнему прошлому, закрепленному в их национальный код. Это хорошо показано в серии статей А.С. Ахиезера, опубликованных журна- лом «Рубежи» ( 1995 – 1997 гг.). Россия, будучи частично традиционным, частично модернизированным обществом, имела предпосылки запол- нить разрушенную часть архаическим содержанием. Про российскую реформу 1990-х нельзя сказать, что она провалилась. Она просто не началась. Исчез не очень зажиточный советский средний класс и не сформировался новый, существовали только богатые и бедные, и казалось, что скоро, как в Перу, на крышах богатых вилл будут сто ять пулеметы. Догоняющая модернизация и неомодернизм не реализовы- вались. Причина этого — невнятность цели, неясность того, какую ста- дию западного развития догоняла страна, неолиберальная идеология с ее полаганием на абсолютно свободного индивида. Даже буржуазный индивид только теоретически отвечает требованиям неолиберального стремления к максимуму благ, граждане России не имели в массе такого уровня консьюмеристской мотивации и условий для законного обога- щения. Некоторые полагают, что естественное состояние таило в себе много возможностей, в том числе и возможность появления ростков де- |