Н. Н. Федотова cоциальнофилософский анализ взаимоотношений экономики и общества Глобальный капитализм три великие трансформации Культурная революция Москва 2008 Научная монография
 Скачать 1.82 Mb.
|
|
Глава 2. Третья великая трансформация и третья современность: новые конвенции ни остальной мир не мог бы находиться больше в незавершенном и не предполагающем завершения состоянии, в незавершенной и не пред- полагающей завершения модернизации. 4. Далее Вагнер надеется на либерализм с человеческим лицом как новую фазу современности. Предшествующий этап расчистил почву для неолиберальной современности Р. Рейгана и М. Тэтчер, либерализации коммунизма и последующего радикального неолиберализма посткомму- нистических стран с парадигмой неолиберальной современности, догоня- ющей модернизации, революционным лозунгом «иного не дано», анти- коммунистическими революциями, распадом коммунизма, началом второй глобализации с конца 1990-х годов, подчеркивающим победу неолиберализма. В 1994 году, когда Вагнер опубликовал свою книгу, еще можно было ожидать того, что, несмотря на очевидную революционную ломку старых подходов, неолиберализм удержится в случае успешного проведения реформ, и принципы Первой современности могут быть возобновлены. Но организованная современность породила социал- демократии Запада, и если коммунизм можно было пытаться револю- ционно сломать, то социал-демократии Запада, хотя и испытывали кри- зис, не подлежали революционной ломке. Левые силы Запада не могли более придерживаться старой левой социал-демократической точки зрения. Согласно Гидденсу, Запад слиш- ком долго пребывал в современности, которой 500 лет, в Первой совре- менности (сюда он включает и то, что мы называем Второй современ- ностью — организованную современность), и потому Запад переходит в новую современность, характеризующуюся социальным государством периода второй глобализации. Стал обозначаться процесс, обретший силу проекта, и ему было дано название «третий путь». Это важное «втор- жение» в рассматриваемую типологию Вагнера, дающее нам возмож- ность построить свою классификацию современности. 5. В орбиту размышлений Вагнера, чья типология современности (модерна) кажется нам эвристичной для наших целей и служит основа- нием для нашей собственной типологии, не вошел и первый вызов Азии в 1970– 1980 -е годы. Но именно этот вызов может быть характеризован как еще один не обозначенный Вагнером кризис организованной со- временности. Помимо приведенного выше определения кризиса, при- ведем существенное дополнение, данное Вагнером: «Кризисы современ- ности — это периоды, в которых одновременно понятие и образ совре- менности очень сомнительны. Особые черты этих идей становятся ви- димыми именно тогда, когда есть доверие к понятию “закономерной причины” или появляется идея о связи понятия и образа современности. Такие кризисы и трансформации современности “прогрессивны” в том 324 Третья великая трансформация: новая глобализация ( 1989 — настоящее время) смысле, что даже наиболее интеллектуальные усилия должны быть по- ставлены перед перестройкой понятия “закономерная причина”» 1 Трудности истолкования первого азиатского вызова и потребность в пересмотре его трактовки, суть которой стала выявляться со стороны своих «закономерных причин» лишь сегодня — на следующем подъеме экономики Азии (Китая, Индии), а так же Индонезии, Бразилии в Латин- ской Америке и отчасти России (виртуально объединенных названием БРИК — Бразилия, Россия, Индия, Китай). Эта суть сегодня — продол- жение современности, проекта модерна. Отсюда и прежний подъем Азии не выглядит больше как постмодернизация, предположение о которой было связано, напомним, не столько с постмодернизмом, сколько с со- хранением идентичности этих стран в ходе модернизации, их отказом от радикальной рекультуризации как предпосылки развития. Хабермас опасался, что «социальная модернизация… может не пере- жить конца культурного модерна, из которого она возникла, — она, ве роятно, не сможет устоять и перед «махровым» анархизмом, под зна- ком которого начинается постмодерн» 2 . Но модерн, современность усто- яли, поддержанные, во-первых, логикой реальных трансформаций, объ- ективно диктующих модернистское видение, во-вторых, воображением, стремившимся к рациональности и ясности видения, и, в-третьих, при- знанием ценности парадигмы модернизма и моральной неприемлемо- стью иронического пародирования собственной трагической эпохи. Начался новый этап преобразований — Третья великая трансфор- мация, открывающая эпоху Третьей современности — современности, обусловленной второй глобализацией, которая не смогла избежать ново- го, второго дыхания Вестфальской системы — самоутверждения на- циональных государств различного типа, переставших ориентировать- ся на догоняющую Запад модель. Итак, в соответствии с системой координат, обозначенных нами как Первая, Вторая и Третья великие трансформации, мы предлагаем адек- ватную им типологию современностей: Первая (либеральная) современность — весь XIX век вплоть начала Первой мировой войны. Ее кризис — Первая мирвая война, ее оппозиции — национализм, коммунизм и фашизм. Вторая (организованная) современность — 1920–1970-е годы (между глобализациями). 1 Wagner P. Modernity, Capitalism and Critigue P. 171. 2 Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. С. 10. 325 Глава 2. Третья великая трансформация и третья современность: новые конвенции Ее кризисы — дезорганизованная современность конца 1960–1970 годов (студенческие бунты) и короткий всплеск либерализма 1980–1990 годов. Конвенции организованности, потрясенные анархическими процессами 70-х, отчасти возобновились в 1980–1990-е, когда квазидемократии пост- комму нистических стран явно представляли волю вместо организо ванной сво бо ды, анархический порядок. Общий период кризиса (1960–1990-е 1 ) за хва- тил время разрушения Второй современности и поисков путей к Тре ть ей. Третья современность — отрицающая прежние кризисы реконвен- ционализации, современность второй глобализации и национальных государств различного типа в XXI веке, следствие начавшейся Третьей великой трансформации. Конечно, мы не избежали сомнений относительно того, можно ли объединять организованную современность и бунт против нее, а также короткий всплеск неолиберализма и последующее доминирование, не- смотря на вторую глобализацию, национальных государств разного ти па, даже представив бунт и неолиберализм как кризисы. И мы решились на это потому, что дезорганизованный капитализм возник как ре акция на излишнюю организованность, а радикальность короткого нео ли бе раль- ного периода содержала те же черты бунта, смыкаясь с предшествующим кризисом, и была самоисточником провала неолиберального радикализ- ма и перехода к национальным капитализмам и современности, в кото- рой существуют государства разного типа. Противоречия этих этапов содержат свое другое, и потому могут быть поданы как целостный, т.к. сказать, диалектический процесс. Напомним еще раз, что спор по поводу типологий не может состоять в том, чья типология объективно лучше. Это спор об инструменте, в данном случае инструменте анализа трех Великих трансформаций. И Вагнер, и Гидденс делают свои типологии более подробными, деталь- ными, мы тоже не избегаем деталей. Но наша главная цель — анализ макросдвигов, для чего мы предложили этот инструмент. б) Третья великая трансформация: политические и экономические основания нашего времени Ближе всего к проблеме Третьей великой трансформации и третьей совре- менности подошел немецкий социолог У. Бек в книге «Власть и ее оп по- ненты в эпоху глобализации. Новая всемирно-политическая эконо мия» 2 1 См.: Федотова В.Г. Анархия и прядок. М., 2000 2 Бек У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализации. Новая всемирно- политическая экономия. М. 2007. 326 Третья великая трансформация: новая глобализация ( 1989 — настоящее время) — это первая опубликованная часть, в том числе и по-русски, еще не из- данной целиком трилогии. В ней он обсуждает то, как нацио нально-интер- национальные формы и правила «легитимного господства» (М. Вебер) разрушаются и заново переписываются в процессе глобальной силовой игры между капиталом, государствами и социальными движениями. разрушение норм и их «переписывание» Он видит кризис и попытку выйти из него путем «переписывания» пра- вил, возможность движений с обеих сторон — порождающих кризис и пытающихся выйти из него. По сути это близко к проблеме реконвен- циализации (обозначенной как разрушение) — конвенциализации (на- зываемой переписыванием). Он ищет новый подход, который позволит осуществить это «переписывание», и называет его критической теорией, имеющей космополитическую цель. Космополитизм понимается Беком совсем не так, как его обычно трактуют. Бек уделят ему большое вни- мание как методологии исследования и правилу жизни, предполагаю- щему позитивное, толерантное признание инаковости другого и пре- вращенному в неэгоистическую политическую стратегию. Измене ния в трактовке космополитизма кажутся ему необходимыми из-за того, что в условиях взаимозависимости стран и народов все, что происходит где-то далеко, влияет на остальную часть мира, в том числе и на Запад. По существу Бек выдвигает проект нелиберальной глобализации, кото- рая не должна стать националистической и гегемонистской. Сквозная тема задуманной трилогии, сообщенная Беком, — соот- ношение национального и космополитического. Сквозная тема ее из- данной части — государственные стратегии между ренационализацией и транснационализацией, обнаруживаемые критической теорией, ко- торую предлагает Бек, пытаясь соединить воедино стратегии государст- ва, капитала, глобального гражданского общества, которое может воз- никнуть, социальных движений на нынешнем этапе глобальных транс- формаций. Сознавая нелинейность социальных процессов в ходе всеобщих транс- формаций, Бек не анализирует возможных сценариев будущего, а гово- рит преимущественно о желательном. Каким станет будущее, зависит от способности посмотреть сегодня на общество иначе, считает он. В 1800 году классик немецкой философии Фихте в работе «Замкнутое тор- говое государство» писал, что в замкнутом торговом государстве нет свободы, но есть порядок. В «разомкнутом» (открытом) торговом госу- дарстве есть свобода, но нет порядка. Создается непрерывно качающий- ся «маятник» преобладания либо свободы, либо порядка. Как изменить ситуацию? Фихте сказал тогда: «Надо помыслить общество иначе». Се- 327 Глава 2. Третья великая трансформация и третья современность: новые конвенции год ня Бек, рассматривая «маятник» новой эпохи «национальное» — «гло- бальное», по существу, также призывает изменить взгляд на общество, сетку категорий, сквозь призму которых мы смотрим на него. Сутью же нового взгляда является отказ от «методологического национализма», ограничивающего понимание общества его национально-государ ст вен- ными границами и в национальной изоляции рассматривающего госу- дарство, и переход к «методологическому космополитизму», позволяю- щему говорить о человеческом обществе в целом, о связи локального общества со всем человечеством и всеми обществами. Здесь не отрица- ется роль государства, ибо происходит отказ от либерального толко- вания Запада как центра (Бек — критик неолиберализма, признающий перспективу интереса и внимания ко всем странам и народам Земли). «Методологический космополитизм», противостоящий «методологи- ческому национализму», Бек распространяет и на государства, сегодня нуждающиеся в сознательном осмыслении своей глобальной роли, гло- бальной связи с другими государствами и негосударственными актора- ми глобальной политики. Осмысление глобализации, экономического господства, новых форм эксплуатации, описание перспектив мультикультурализма и перспектив Вестфальской системы национальных государств становятся ядром раз- мышлений о будущем. Идеи такого масштаба сегодня редки — слишком велик риск гене- рализаций, концептуальных построений и теорий будущего мегатренда из-за высокой скорости изменений, происходящих как в каждой отдель- ной стране, так и в мире в целом, и возможности смены траекторий развития событий. На наших глазах некоторые выдающиеся гипотезы потерпели поражение. Так случилось с социологией знания Штарн берг- ской группы (Германия), утверждавшей, что фундаментальные иссле- дования завершены и начался переход к формированию теорий только под влиянием внешних целей (экономических, медицинских, военных, экологических и пр.). Так произошло с марксистскими и либеральным идеями. Внезапно сбрасывались со счетов учения и ученые, стоящие по ту сторону двух радикальных идеологий — коммунизма и неолибера- лизма. Как пишет Дж. Арриги, «есть поучительная ирония в том, что с исчезновением социалистического лагеря и наступлением либеральной гегемонии 1990-х годов, броделевские исследования оказались сданы в запасники. В интеллектуальных запасниках тогда оказались и коммунист Грамши, и христианский социалист Поланьи, и даже пессимистический австрийский консерватор Шумпетер. Все они казались излишними в эпоху полной и окончательной победы капитализма… Распад одной идеологической ортодоксии привел к бурной колонизации интеллекту- 328 Третья великая трансформация: новая глобализация ( 1989 — настоящее время) ального пространства ортодоксией противоположного знака» 1 . Но вско- ре подобное произошло и с концепцией «конца истории» Фукуямы. Хотя глобализация явилась победой либерализма в мировом масштабе, кон- ца истории не наступило. Многие народы Азии, Латинской Америки, напротив, только начали становиться субъектами истории. Неудачные реформы в России 1990-х и приход к власти «неоконов» (неоконсерва- торов) в США приостановили качание маятника идеологических край- ностей коммунизма и неолиберализма. Называемые Арриги фигуры стали возвращаться, и даже с триумфом. Некоторые концепции, мало замеченные в момент их появления и не- достаточно известные долгие годы спустя, получают вторую жизнь. К. Поланьи, Ф. Бродель, А. Грамши, Й. Шумпетер сегодня приобрели акту- альность. Возник интерес к концепциям К. Шмитта, тоже забытого и даже политически скомпрометированного. Появились исследователи, стоящие над конфронтацией коммунизма и неолиберализма и пытающиеся найти новые объяснения и новые идео- логии. Среди них — У. Бек. Он работает не только как ученый, им предпри- нимается попытка создания новой идеологии за пределами национализма, коммунизма, социализма, неолиберализма, перспективы которой ему ви- дятся в понимании космополитизма как нелиберальной глобализации. Долголетие концепций зависит не только от того, насколько точно они схватили свою эпоху, прошлое или предвидели будущее, от полити- ческих обстоятельств их времени и их последующих изменений, но еще и от факторов, относящихся к особенностям философских или научных сообществ. М. Вебер и Э. Дюркгейм, живя в одно и то же время, игнори- ровали друг друга. Их разделяли мировоззренческие позиции и иссле- довательские программы — культурцентристская у Вебера, объясняв- шего развитие капитализма из протестантской этики, и натуралистиче- ская у Дюркгейма, по мнению которого разделение труда было источ- ником «органической солидарности» обществ, имевших специализацию труда, трактовавшуюся им как причина формирования своего рода спе- циализированных органов социума. Один из социологов жил в проте- стантской стране, другой — в католической. Но есть и какие-то тайные пружины взаимного не восприятия этими выдающимися исследовате- лями друг друга. Р. Коллинз, предложив концепцию философских сетей или «социологии философий» (что распространяется, на мой взгляд, и на науку, особенно на ее сегодняшней междисциплинарной фазе раз- вития), отмечал: «У нас нет способа узнать, о ком (если о ком-либо во- 1 Арриги Дж. Долгий двадцатый век. Деньги, власть и исток нашего вре- мени. С. 6. 329 Глава 2. Третья великая трансформация и третья современность: новые конвенции обще) будут помнить как о выдающейся или второстепенной фигуре. Такова уж природа пространства интеллектуального внимания. Оно внутренне образовано потоком конфликтов и перегруппировок через поколения, а наша значимость как мельчайших человеческих узелков в этой долговременной сети производится не нами самими, но процесса- ми резонанса, превращающими некоторые имена в символы того, что произошло в памятных поворотных пунктах этого потока» 1 Бек-теоретик, безусловно, перешагнул национальные границы и вложил свой вклад в англосаксонскую социально-философскую и социо- логическую традицию, живя в Германии и являясь немцем. В опыте такой биографии космополитические элементы его картины мира при- обретают доминирующее значение. Однако его противостояние неоли- берализму меняет сложившийся взгляд на космополитизм как признание универсальности и приемлемости для всех западных ценностей и за- падного образа жизни. Показывая закат эпохи модерна, Бек, тем не менее, не провозглашал его конца. Он придерживался мысли о незавершенности модерна, но появлением его новой фазы — вследствие нового типа модернизации — «рефлексивной модернизации». Это понимание противостоит постмодернизму и конкурирует с ним. В интервью «Журналу социологии и социальной антропологии» Бек говорил: «Мы… переживаем — и это так захватывает меня — смену общественных и социально-научных парадигм внутри модерна, которая принуждает нас к развитию новых понятий, а также новых обществен- ных и политических институтов, к поиску подобающих ответов на эти вызовы. И … “постмодерн” не справляется… при этом теории и теорети- ки постмодерна бросают нас на произвол судьбы… Теория Второго (в наших терминах Третьего. — Авт.) модерна делает вопреки этому воз- можной ненастальгическую критику общественно-индустриального национально-государственного модерна под углом зрения будущего» 2 В разлом эпохи модерна прорывалось общество риска, ответом на который являлась «рефлексивная модернизация», критичная по отно- шению к индустриализации, на которую перестают смотреть как на непреходящую традицию, модернизация, обращенная к науке и научной 1 Коллинз Р. Социология философий. Глобальная теория интеллектуаль- ного изменения. Новосибирск. 2002. С. 1016. 2 Социология. Профессия и призвание. Интервью с Ульрихом Беком // Журнал социологии и социальной антропологии. СПб. 2003. Т. VI. № 1. С. 10. 330 Третья великая трансформация: новая глобализация ( 1989 — настоящее время) рефлексивности. Вместе с детрадиционализацией индустриально-обще- ст венных основ разрушается монизм представлений об основах обще- ства как распределении богатства. Эти взгляды дополняются представ- ления логикой распределения страха, сопутствующего нарастанию рис- ков. Но эпоха рефлексивной модернизации рождает у тех, кто не явля- ется ее участником, нередко состояние аномии — ценностного кризиса или путаницы ценностей, т.е. предполагает не менее тяжелый этап пере- хода от предшествующего состояния к новому, отличающемуся от того, которое было при прежней догоняющей модернизации. Согласно теории реф лексивной модернизации, сегодняшний более образованный, чем прежде, и расширивший свои познавательные способности индивид более осторожен в применении знания, считает это возможностью, к которой надо отнестись критически как в целом, так и на каждом этапе реализации новых идей. В прежней «простой модернизации», как назы вает ее С. Лэш, т.е. модернизации, открытой Просвещением, наука была основой легити- мации модернизационных процессов, а индивид рассматривался как сложившийся, «ставший», как кирпичик, как модульный человек или человек, упрощенный до экономического. Из таких людей строилось здание капиталистического современного общества. В период «рефлек- сивной модернизации» сегодняшнего дня индивид теряет свои прежние свойства завершенности, является становящимся, научные средства и возможности не выступают как единственный источник легитимации развития и подвергаются при своем применении критической рефлек- сии. Многовариантность развития и отсутствие монополии на истину становятся нормой. Простому онаучиванию индустриальной эпохи про- тивопоставляется рефлексивное онаучивание, т.е. критическое осмыс- ление осуществляемых с помощью науки процессов, включая модерни- зацию, технологические инновации. Эта идея Бека стала затем пред- метом его совместного исследования с Гидденсом и Лэшем. Бек вводит очень важное различие между конститутивными и регу- лятивными принципами организации общественного порядка. Первые — это принципы, создающие большой диапазон поведенческих норм, вторые — регулирующие правила, нормы, сокращающие возможности выбора. Институты «рефлексивной современности» — преимуществен- но конститутивные, первой современности — преимущественно регу- лятивные. Исходя их этого, в новой, «рефлексивной современности» пре- обладает неравенство не столько в форме эксплуатации, как в первой, а в форме игнорирования властью и богатым слоем значительной части населения, для характеристики которой автор вводит термин «брази- лизация». Бразилия — образец этого нового вида эксплуатации. |