Лейст. О. Э. Лейст. Сущность права. Проблемы теории и философии права
 Скачать 2.1 Mb.
|
|
31 ных групп, союзов и т. д. Затем создаются юридические нормы и отношения (возникающие в форме притязаний, которые возбуждаются правонарушением), необходимые для защиты правовых отношений1. В основе этой концепции лежало представление, что право создается не (только) из Москвы и Петербурга; оно складывается из повсеместно развивающихся общественных отношений, воплощающих различные правовые интересы, которым (отношениям и интересам) государство должно придать надлежащую и цивилизованную юридическую защиту. Аналогичные взгляды на право развивал австрийский правовед Е. Эрлих, считавший, что "право союзов" (различных общественных объединений) спонтанно складывается в обществе как "право первого порядка" и предшествует "праву второго порядка" — нормам, создаваемым государством для охраны "права союзов" и решения спорных вопросов2. Теоретическая позиция Муромцева, Эрлиха и ряда других ученых-юристов сводится к тому, что правотворчество государства должно состоять в поддержке и охране тех отношений, которые имеют достаточно массовый характер, поддаются типизации и в случае необходимости могут быть ясно выражены в законах и защищены государственной властью. На практике этим выражалось стремление прогрессивных юристов ограничить законодательный произвол, порой непомерную "свободу усмотрения" лиц, наделенных неограниченной властью в создании и принятии нормативно-правовых актов, вносящих дезорганизацию в сложившийся строй общественных отношений, либо актов вообще ненужных, никаких отношений не порождающих и не охраняющих. Иначе говоря, обосновывалось пожелание и требование принимать нормативно-правовые акты с учетом сложившихся исторических условий. При обосновании этого самоочевидного, казалось бы, положения в оценку самих исторических условий нередко привносились идеологические мотивы. Так, развитие капитализма в странах Европы остро поставило вопрос об уровне жизни наемных рабочих, необходимости принятия законов, вносящих упорядоченность в существовавшие отношения между рабочими и предпринимателями, порождавшие социальные конфликты. Тогда же возник вопрос о материальных гарантиях формально признанных прав и свобод, о социальной помощи больным, нуждающимся, безработным. Новые исторические условия требовали развития "правового государства" в социально-правовое государство, обеспечивающее законодательное регулирование отношений рабочих и предпринимателей, помощь социально обездоленным слоям населения, систему всеобщего образования, медицинской помощи и др. В философии права было провозглашено и обосновано соответствующее новым социально-историческим условиям "право на достойное человеческое существование". При обосновании этого права подчеркивалось, что оно должно включать как общие для всех европейских стран положения (права на труд, на объединение в профсоюзы, на образование, медицинскую и иную помощь неимущим), так и нормы, конкретизирующие эти общие положения соответственно общественным условиям различных стран. Как отмечал российский философ права П. И. Новгородцев, одним из первых обосновавший названное право, несмотря на то, что потребности человека разнообразны и субъективны, определить точно, где начинается образ жизни, достойный человека, нельзя; вместе с тем несомненно, что в каждом обществе есть свой уровень жизни, который считается нормой, и есть свой предел, за которым начинается недопустимая крайность. "Можно спорить о восьми- или девятичасовом рабочем дне, но совершенно очевидно, что пятнадцать или восемнадцать часов работы есть бессовестная эксплуатация... Право берет на себя определение известных условных норм"1. В приведенных суждениях верно отмечено, что законодатель, регулируя условия труда (и вообще отношения, составляющие образ жизни данного общества), должен учитывать рамки и перспективы правового регулирования, не выходя за пределы, за которыми начинается рост конфликтов, общественных неурядиц и несогласий. Сложные исторические условия существования каждого общества предопределяют рамки законодательного запрещения каких-либо деяний и пресечения каких-либо общественных отношений. В связи с этим обоснованно разграничение типичных, т. е. "нормальных" для данного общества в определенное время, видов поведения, и отличающихся от них "отклонений", "социальных аномалий"2. Результатом такого разграничения становится принятие правовых норм, в которых сливаются воедино и описания поведенческих актов, и их оценка государством (запрет + соразмерная санкция за его нарушение). Достаточно очевидно, что такие нормы эффективны лишь при условии, если не предписывают невозможное, 1 См.: История русской правовой мысли. Биографии, документы, пуб ликации. М., 1998. С. 174 и след. 2 См.: Антология мировой правовой мысли в пяти томах. III том. Ев ропа. Америка. XVII—XX вв. М., 1999. С. 622 и след. 1 Фролова Е. А. П. И. Новгородцев о праве и государстве. М., 2001. С. 91. Оттуда же взята цитата из статьи Новгородцева "Право на достой ное человеческое существование" (1905 г.). 2 См.: Кудрявцев В. Н. Правовое поведение: норма и патология М., 1982. См. также: Основание уголовно-правового запрета. Криминализация и декриминализация. М., 1982. С. 149 и след. 32 Сущность права. Проблемы теории и философии права Глава 2. Социальные основы и роль права 33 не запрещают типичные для данного общества явления и поведение и не настолько обширны в своих запретах и предписаниях, что превышают уровень их восприятия общественным сознанием. Некоторые философы и юристы XIX века, находившиеся под влиянием философии Гегеля, утверждали, что правовые нормы уже содержатся в самих общественных отношениях и законодателю остается лишь обнаружить их и воплотить в нормативно-правовых актах. Одним из первых это положение сформулировал Генрих Дернбург. "Жизненные отношения, — писал он, — несут свою меру и свой порядок в самих себе"1. Это положение сводит процесс нормотворчества к выявлению того, что "разумно" (мера и порядок) в самих общественных отношениях. Такое понимание нормотворчества представляется весьма спорным. Общественные отношения столь разнообразны, индивидуальны и во многом неповторимы, что невозможно предположить в каждом из них свою собственную "норму". Уже римские юристы замечали, что нормы права "не устанавливаются исходя из того, что может произойти в единичном случае"2. Нормы (мера, порядок) не заложены в самих отношениях, а создаются общественным сознанием и законодателем с помощью обобщений типичных и видовых признаков многообразных, индивидуальных, повторяющихся и распространенных в данном обществе отношений. В. А. Четвернин верно отмечает, что абсурдно говорить о норме (правиле должного), проявляющейся только в фактическом содержании общественных отношений. Социальные нормы не обладают самостоятельным бытием, а возникают на основе оценки общественным сознанием содержания общественных отношений3, и их воплощение в действующее право усложняется тем, что законодатель, развивающий право, почти всегда привносит уже в сам процесс отбора, изучения и обобщения общественных отношений нечто субъективное, идеологическое, видя отношения не такими, какие они суть сегодня и какими могут стать в будущем, а какими их хочет видеть законодатель. В философии и общей теории права этот процесс (определение содержания будущих норм права) выглядит еще более сложным, поскольку за исходный пункт формирования правовых норм берется не только содержание общественных отношений, соединенное с идеологическими устремлениями законодателя, но и еще осмысление права и его истории с позиций какой-либо философской школы (особенно философии Гегеля). Отражением теоретической позиции Дернбурга в советской литературе стало предположение о существовании "объективных 1 Цит. по: Кленнер Г. От права природы к природе права. М., 1988 С. 229. 2 Дигесты Юстиниана. С. 32. 3 Четвернин В. А. Лекции по теории права. Выпуск I. М., 2000. С. 9—10. норм". Это предположение обычно обосновывалось ссылками на ранние труды Маркса, где говорилось, что законодатель "не делает законов, он не изобретает, а только формулирует, он выражает в сознательных положительных Законах внутренние законы духовных отношений"1. При этом забывалось, что данные суждения относятся к тому периоду, когда Маркс находился под влиянием гегелевской философии права, в которой идея права как меры свободы органически связана с общей концепцией истории как раскрытия идеи свободы, ее воплощения в мирских отношениях. Известно, что впоследствии Маркс и Энгельс разработали иную концепцию права, согласно которой право и выражающее его законодательство определяются не естественным законом свободы, как утверждалось ранее2, а волей экономически и политически господствующего класса3. Если правовая норма объективно заложена в общественных отношениях и сознанию остается лишь познать и выразить ее, то, спрашивается, чем обусловлено существование такого множества разнообразных и исторически изменчивых правовых систем, норм, институтов, принципов права? Идея "объективных норм" по существу отрицает многовариантность права, которое в каждом обществе и в каждой стране создается и меняется под влиянием разных исторических обстоятельств, преобладания тех или иных социальных групп, религий, форм собственности, национальных традиций, производственных отношений, ряда других постоянно меняющихся внутренних и внешних условий, определяющих динамику общественных отношений и, соответственно, изменение правовых норм. Предположение, что каждое жизненное отношение несет в себе собственную норму, делает вообще ненужным понятие нормы как обобщения видовых качеств типичных для данного общества, распространенных и повторяющихся отношений. Кроме того, предположение об имманентной нормативности любого отношения (или даже их вида) порождает мысль об их фатальной предопределенности; однако вряд ли современный читатель способен усвоить мысль, что, скажем, колхозно-правовые нормы и способы их осуществления были объективно заложены в общественных отношениях нашей страны в 1929 и последующие годы. Представление об "объективных нормах" подвергалось обоснованной критике4. Если предположить, что эти нормы действитель- 1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 162. 2 Там же. С. 62—63. 3 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 322—323; Т. 4. С. 443. 4 См.: Халфина Р. О. Что есть право: понятие и определение // Сов. государство и право. 1984. № И. С. 24 и след.; Баймаханов М. Т. Рецензия на книгу Е. А. Лукашевой "Право, мораль, личность" // Сов. государство и право. 1987. № 3. С. 138—139. 34 Сущность права. Проблемы теории и философии права Глава 2. Социальные основы и роль права 35 но существуют и предопределяют (должны предопределять) содержание законодательства, трудно объяснить, что именно возводится в закон — "объективные нормы" или воля и интересы социальных общностей. Так, по вопросу о свободе развода (к которому относится часто цитировавшееся суждение Маркса о "внутренних законах духовных отношений") при обсуждении одного из проектов закона о браке и семье около 40% опрошенных высказались за расторжение брака в органах загса, около 30% — за судебное расторжение, остальные посчитали возможным сохранение обеих этих форм развода для разных категорий дел или выбор между ними. Не исключено, что с точки зрения отдаленных перспектив развития семейных отношений какой-то из указанных вариантов был предпочтительнее других, и это уже могло быть выявлено исследованием динамики статистики и другими научными методами. Однако более важным стимулом законодательства оказалось наличное состояние общественного правосознания, а не отдаленная перспектива, что, конечно же, никак не заслуживает упрека законодателю. Кроме того, если "объективные нормы", предопределяющие содержание законодательства, действительно существуют, то теряет смысл вся система выявления интересов и воли народа, обсуждений и принятия законов. Тогда место референдумов и иных институтов демократии должны занять научные центры, познающие "объективные нормы" средствами компьютерной техники, статистики, кибернетики, а затем выражающие познанное в общеобязательных правовых нормах. С точки зрения идеи "объективных норм", этот вариант предпочтительнее, но люди предпочитают ошибаться, нежели подчиняться машинам. К тому же "объективные нормы" по сути дела не могут быть чем либо иным, кроме как социальными законами, значительная часть которых носит статистический (вероятностный) характер и проявляется как законы-тенденции. Уже поэтому по своей природе они не могут быть только объективными, а в процессе создания правовых норм они находят неполное и неточное отражение в текстах правовых актов еще и из-за влияния разнообразных социальных интересов и мировоззренческих установок1. Поиски "объективных норм", лежащих в основе норм права, ведутся давно, однако результаты этих поисков всегда субъективны и потому различны и противоречивы; объективной основой правовых норм назывались "меры свободы", "приказы власти, требующие подчинения", "предписания разума", "божественные установ- 1 См.: Сгшъченко Н. В. Закон (проблемы этимологии, социологии и логики). Минск, 1993. Особ. с. 57—75 и рецензия на эту книгу С. В. Поленикой // Правоведение. 1994. № 2. С. 112—114. ления", "возведенная в закон воля господствующего класса", "нормы классовой солидарности", "морально-этические правила", "абстрактная идея долженствования" и т. п. Попытки отойти от идеологических подходов к определению "объективных норм" вели к отождествлению общества с внеисторической обезличенной нормативной системой при опоре на предположение, что нормы заложены в самих общественных отношениях, наподобие аристотелевской "формы", имманентной реальному миру1. В действительности существуют не "объективные нормы", а различные варианты решений об изменении или принятии закона (или иного нормативно-правового акта), варианты, по-разному определяющие способы регулирования действий участников отношений, перспективы развития этих отношений, способы обеспечения реализации новых норм права, варианты, обусловливающие не только содержание правовых норм, но и формы их изложения, порядок принятия, сроки вступления в действие. Одни из этих вариантов удачнее других, некоторые вообще неудачны; вся проблема сводится к тому, чтобы новые нормы права соответствовали наличному состоянию общества, перспективам его развития и были выражены в формах, доступных общественному правосознанию. И, наконец, нередки ситуации, когда принятие и вступление в силу нормативно-правового акта в менее удачном, чем другие, варианте снимает социальную напряженность, удовлетворительно решив назревшую проблему и положив конец затянувшимся дебатам о преимуществах и достоинствах хороших и отличных проектов закона. Рациональная суть рассуждений об "объективных нормах" сводится к достаточно известной мысли, что (разумный) законодатель должен создавать законы с учетом и объективных условий, в которых он законодательствует, и возможных последствий, порождаемых новыми законами. Но мысль эта не только не нова, но и намеренно затуманена, раздражающе неконкретна, нередко сводится к лозунговым заклинаниям и абстрактным призывам воплощать в законодательстве нормы и принципы, содержание которых по существу не раскрывается. Рассуждения наших теоретиков об "объективных нормах" выглядят как назидания и поучения, адресованные не слышащим их законодателям и никак не влияющие на практику совершенствования права. Однако законодатели чутки к дельным суждениям о социальных ожиданиях. Еще большее влияние на практику развития законодательства оказывают разумные предложения о совершенствовании системы выявления общих интересов и формирования общей воли, способной воплотиться в государственную волю, 1 См., например: Плахов В. Д. Социальные нормы. Философские основания общей теории. М., 1985. 36 Сущность права. Проблемы теории и философии права Глава 2. Социальные основы и роль права 37 выраженную в законах и других нормативно-правовых актах. Если воля — источник права, то в демократическом государстве должен существовать официальный порядок выявления интересов и воль социальных групп, их согласования, достижения компромиссов, составления и принятия нормативно-правовых актов, воплощающих результаты формирования подлинно государственной воли. Если уже созданное право выражает государственную волю, то необходимы строгая соподчиненность нормативно-правовых актов, соответствующая иерархии государственных органов, наделенных правом правотворчества, а также существование специальных органов государства, охраняющих законность (прокуратура, конституционные суды и др.). Наконец, и само государство должно быть устроено таким образом, чтобы выраженная в праве государственная воля не противоречила сама себе и не попиралась самим государством. 3. Право и свобода В процессе дискуссии в 70—80-х гг. о понятии права принятому в то время определению права как "возведенной в закон воли господствующего класса (или всего народа)" противопоставлялось понятие о праве как о воплощении свободы, равенства, справедливости1. Еще до того право иногда определялось как "мера свободы". Эти теоретические позиции были порождены стремлением связать общее понятие права с концепцией прав и свобод человека, получившей у нас признание и распространение примерно в те же годы. Понятие права как воплощения свободы порождает ряд сомнений. Оно подходит для определения так называемого естественного права, содержащегося в общественном правосознании, оказывающего влияние на оценку проектов законов, на выработку законодательных предположений и подготовку отмены и изменения устаревших законов. Однако для определения сущности действующего (позитивного) права такое определение не годится. Во-первых, из такого правопонимания следует, что история действующего права начинается только с XVII—XVIII вв., когда были выдвинуты и воплощены в праве идеи всеобщего равенства и свободы, а все предыдущее право не должно считаться правом. Между тем философия права как часть социальной философии имеет своим объектом историю человечества в целом и потому в своих выводах, понятиях и категориях должна стремиться выра- 1 См.: Сов. государство и право. 1979. № 7 и 8; 1981. № Ц- 1983. № 10; 1984. № 11 и др. зить нечто действительно общее, объективно присущее предмету исследования на всем протяжении его существования. Именно поэтому философия права способна предсказать возможности, достоинства, а также опасности, недостатки права. Во-вторых, если право — воплощение (бытие) свободы, то логичен вывод — чем больше права, тем больше свободы. Однако истории известны правовые системы, настолько дотошно определявшие все сферы жизни общества, что свободному усмотрению людей места практически не оставалось. Тотальное регулирование всех общественных отношений и (главное!) пресечение новшеств идеализировались некоторыми политико-правовыми доктринами. Философ Древнего мира Платон, разочаровавшись в способности людей разумно управлять государством, пришел к мысли, что править должны законы, детально регулирующие частную и общественную жизнь. "Законодателю, — рассуждал Платон в трактате "Политик", — следует позаботиться о браках, соединяющих людей, затем — о рождении детей и воспитании как мужчин, так и женщин, от ранних лет и до зрелых — вплоть до старости. Он должен заботиться о том, чтобы почет, как и лишение его, были справедливыми, наблюдать людей во всех их взаимоотношениях, интересоваться их скорбями и удовольствиями, а также всевозможными вожделениями, своевременно выражая им порицание и похвалу посредством самих законов. Равным образом о гневе и страхе, о душевных потрясениях, происходящих от счастья или несчастья, о том, как отвратить их, обо всех состояниях, которые бывают с людьми во время болезней, войны, бедности и при противоположных обстоятельствах, — всему этому законодателю следует и поучать граждан и определять, что хорошо и что дурно в каждом отдельном случае. Потом законодателю необходимо оберегать достояние граждан и их расходы и знать, в каком они положении...1" В том же духе в "Законах" рассуждается о регулировании численности населения, его занятий, ремесел, искусств, о военном деле и благоустройстве, о хороводах как о необходимом условии истинного законодательства и основе мусического воспитания2. Идеи дотошной законодательной регламентации всех сторон личной жизни, хозяйственной, религиозной, политической деятельности граждан получили развитие в произведениях французских коммунистов XVIII—XIX вв. (Морелли, Бабёф, Марешаль, Кабе и др.). Известный критик марксизма К. Поппер даже усмотрел в политико-правовой концепции Платона обоснование' тоталитаризма3. 1 Платон. Соч. Т. 3. Ч. 2. М., 1972. С. 93—94. 2 См. там же. С. 117, 438 и след. 3 См.: Поппер Карл. Открытое общество и его враги. Т. I. Чары Пла тона. Том П. Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. М., 1992. 38 Сущность права. Проблемы теории и философии права При всей спорности отдельных выводов Поппера очевидно, что избыток правового регулирования несовместим со свободой и ведет к застою. Ближе к истине определение права как "меры" (ограничения + допущения) свободы. Такое определение восходит к трудам Гоб-бса: "Законы придуманы не для прекращения человеческой деятельности, а для ее направления, подобно тому как природа создала берега не для того, чтобы остановить течение реки, а чтобы направлять его. Мера этой свободы должна определяться благом граждан и государства"1. Отсюда Гоббс делал вывод, что наибольшая свобода подданных проистекает из умолчания закона: "Там, где суверен не предписал никаких правил, подданный свободен действовать или не действовать согласно своему собственному усмотрению. И такой свободы бывает в одних местах и в одни времена больше, в других местах и в другие времена — меньше соответственно тому, как это представляется наиболее целесообразным тем, которые обладают верховной властью"2. Порицая законы ненужные и непонятные, Гоббс обосновывал принцип гражданского общества — "гражданам (подданным) разрешено все, что не запрещено законом". Позже этот принцип получил воплощение во французской Декларации прав человека и гражданина, в ряде законодательных актов, нашел широкое обоснование в трудах Канта, Гумбольдта, Бентама и других либеральных мыслителей. Этот принцип выражает ряд аспектов действительного соотношения свободы и права: свобода гражданина не только ограничивается (запретами), но и гарантируется правом в том отношении, что создает уверенность в безопасности (от противоправных деяний других членов общества и от незаконного применения принуждения государством к лицам, не нарушившим правовых запретов). Поэтому с принципом "Гражданам разрешено все, что не запрещено законом" неразрывно связано правило: "Незнание официально опубликованного закона не освобождает от ответственности за его нарушение". 4. Право и порядок Вопреки философам и ученым, считающим основной идеей права "солидарность", "свободу" или "волю господствующего класса", предлагается считать главной целью права порядок и социальную стабильность. 1 Гоббс Томас. Сочинения в двух томах. Т. 1. М., 1989. С. 410. 2 Гоббс Томас. Сочинения в двух томах. Т. 2. М., 1991. С. 171. 4 : |