Главная страница
Навигация по странице:

  • ИНФОРМАЦИОННОМ

  • Идея - это то, что автор хотел сказать своим произведением.

  • СЮЖЕТ, СВЕРХЗАДАЧА, СКВОЗНОЕ ДЕЙСТВИЕ.

  • «Сюжет нельзя пересказать». Вот как Горький определял, что такое сюжет:"Сюжет — трактовка данных событий и действий в зависимости 0т замысла автора».

  • «Сюжет - это связи, противоре­чия, симпатии, антипатии и вообще взаимоотношения людей — история роста и организации того или иного характера, типа».

  • "Сверхзадача

  • Кокорин.Вам привет от Станиславского.. Оглавление Стр


    Скачать 0.57 Mb.
    НазваниеОглавление Стр
    АнкорКокорин.Вам привет от Станиславского..doc
    Дата28.12.2017
    Размер0.57 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаКокорин.Вам привет от Станиславского..doc
    ТипДокументы
    #13395
    страница2 из 10
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
    ТЕМА, ИДЕЯ, ФАБУЛА.
    Вы замечали, какой прежде всего вопрос, задаете другу, приятелю, узнав, что он посмотрел неизвестный вам спектакль, фильм?. Вы спрашиваете, как правило, о чем этот спектакль, фильм? И если вы не режиссер и не артист, то даже не подозреваете, что задаете вполне профессиональный «творческий» вопрос, так как интере­суетесь тепой спектакля, фильма. Если быть кратким, если, как говорит

    А.А.Гончаров, «послать телеграмму», спрессовать формулировку, то можно сказать: тема - это о чем?

    Что делают современные телеве­дущие, начиная выпуск новостей? Они коротко называют основные темы выпуска». Например: «К России новый Президент», «Кота прекратится война в Чечне?», "НАТО все ближе подбирается к нашим границам». То есть нам сообщают, о чем пойдет речь в данном ИНФОРМАЦИОННОМ выпуске, и, если нас заинтересуют предложенные темы новостей, мы их смотрим, слушаем, - и знакомимся... с фабулой. Да, именно так - с фабулой, потому что ведущий, стесненный спецификой репортажности теленовостей, излагает только «сухие» факты, события - без каких-либо комментариев, чтобы быть сугубо объективным, не навязывать своего личного отношения к происхо­дящему действию на телеэкране.

    Бот такой «сухой», объективный пересказ основных моментов действия, событий - в их «естественной связи и последовательности» (телеграммой: событийная канва) - это и есть фабула (телерепортажа, пьесы, сценария, спектакля, кинофильма).

    Но вернемся к теме. Хочу предупредить: кажущаяся про­стота ее определения порой провоци­рует скороспелые суждения, что при­водит к серьезным ошибкам, к кон­фузным сюрпризам - «идейным пере­вертышам». Вы, скажем, хотели своим спектаклем (фильмом) «разоблачить, осудить жестокость», а на деле, полу­чилось, «почему-то воспели» ее. Такое идейное «непопадание» начинается с первых шагов анализа произведения, с «искаженного» определения темы. Как правило, подобные «неумышленные» промахи происходят при суетливом и ремесленническом отношении к дейст­венному анализу. Случается и вполне осознанное отхождение от авторской темы и идеи, и тогда появляются спек­такли (фильмы), демонстрирующие режиссерско-актерский произвол. Таким "новаторам» хочется сказать: ну, если вас не устраивает авторская тема, идея, обратитесь к другому автору, а этого оставьте в покое, тем более, не дай Бог, он - классик, тогда не вы его «осовремените», а он вас «классически» накажет.

    Задержался на таком щекот­ливом вопросе вынужденно. В последнее время некоторые наши «творческие выскочки», подобно разгулявшимся политикам и бизнесменам, истолковав «демократические свободы» как вседозволенность, стали кру­шить не только государствен­ные устои, но и художественные ценности. Нет, я не «ретроград», я не об отмененной цензуре скорблю. Я говорю об утрачен­ном «внутреннем цензоре» - со­вести, нравственных устоях этих «горе-новаторов», из-за шустрой деятельности которых наши сценические подмостки и кино­телеэкраны завалены голыми телами, матом и прочей много­ликой пакостью, известно, ка­кую тему проповедующие, какую идею «внедряющие в массы».

    По фабуле тоже требуется некото­рое дополнение.

    Как-то Станиславскому решил пред­ложить свои авторские услуги очень революционно настроенный по тем временам В. Вишневский: дескать, хо­тел бы для вашего театра написать пьесу, не подскажите ли - о чем? Ста­ниславский, не долго думая, то ли серьезно, то ли шутя, тут же и «подска­зал», и даже не только тему, но и фабу­лу, вероятно, чтоб облегчить автору задачу: он и она любят друг друга, но в силу обстоятельств он вынужден на какое-то время уехать за границу, а когда вернулся, она уже принадлежала другому; мало того, что молодой человек потерял возлюбленную, так его

    еще, не без помощи возлюбленной, объявили ненормальным, ну и т.д. Вишневский был крайне удивлен такой «тривиальной, ерундовой заявкой»: мол, ваша фабула и выеденного яйца не стоит. На что Станиславский, как утверждали свидетели этой встречи, не безподковырки заметил: «А Грибоедов

    Горе от ума» написал».

    Этот случай нам подсказывает, что мл одну и ту же фабулу (как и на тему) можно создать много разных произве­дший. Взять хотя бы пьесу «Ромео и Джульетта». Сколько их? Только ли у Шекспира? Да и сам Шекспир позаимствовал эту тему (да, пожалуй, и фабулу) у очень «древнего» автора – Маттео Банделло (1485 - 1561 гг.) из его «пространной новеллы» под названием: "Всевозможные злоключения и печальмая смерть двух влюбленных: один умирает, приняв яд, другая - от великого горя». Любопытно, что у Шекспира

    действие пьесы «Ромео и Джульетта» происходит в 13О1 году, почти за двести лет... до рождения новеллиста Банделло, первооткрывателя классической

    "печальной истории». Озорником Шекспир-то был, по молодости. Но... никто не осудил его за этот «плагиат», наоборот - возвеличили.

    Прежде чем пойти дальше, коротко повторюсь:

    Чтобы верно, безошибочно опре­делить тему и идею произведения, нужно его тщательно проанали­зировать, «разведать». вскрыть взаимоотношения персонажей, их поступки, характеры, выяснить, чего они хотят, к чему стремятся, почему и с кем конфликтуют.

    Для творческой разминки попробу­ем «разведать» такое миниатюрное произведение как басню «Корона и ли­сица» А.И.Крылова. Обратите, пожа­луйста, внимание на такой «пустяк»: почему на первом месте корона? Поче­му не «Лисица и ворона»? Ведь извест­но, какое приоритетное значение при­дают авторы главному персонажу. Вот и Крылов не случайно "выделил» воро­ну: именно в ее адрес направлено жало авторской морали. Это ничего, что мы сразу забежали вперед. Здесь сюжет­ной тайны нет - басня всем известна со школьной скамьи. Поэтому я и пред­ложил ее, чтобы не терять времени на знакомство с литературным материа­лом, чтобы облегчить и ускорить наше взаимопонимание. И еще вот почему: начинать надо с малого и более дос­тупного, чтобы уберечь себя от излиш­него напряжения в самом начале пути; позднее же, когда придут опыт и навыки, можно будет ставить перед собой более крупные и сложные задачи. Так что, нетерпеливых и «зрелых ана­литиков» пусть не смущает, что «для пробы» мы обратились к такому «мало­му» произведению, как басня.

    Что же происходит в басне? Вот ее простенькая фабула: ворона где-то раздобыла кусочек сыра, а лисица, не без обмана, точнее - не без хитрости, завладев сыром, убежала восвояси. Всего два события, и то одно из них происходит «за сценой», «за кадром»: мы не знаем (автор не считает это важным моментом), где и при каких обстоятельствах ворона обзавелась этим кусочком сыра. Но мы уже улав­ливаем иронию автора, его отношение к вороне: ей, видите ли, «где-то Бог послал кусочек сыру». Где это «где-то»? В заоблачных высях? Там трапезничал Бог и, увидев с голоду жалобно кар­кающую ворону, смилостивился над ней и поделился по-божески своим завтраком? Стоп, а почему, собствен­но, завтраком? Ну, пока предположим, что время действия нам подсказала интуиция. Для анализа и в дальнейшем

    для правильного актерского самочув­ствия важно, как можно точнее знать «время действия». Допустим, Крылов упустил бы из виду это важное обстоя­тельство. Тогда нам пришлось бы на­фантазировать недостающие подроб­ности, и мы стали бы рассуждать: в ка­кое время суток по зову желудка на поиск, на добычу пищи выходит из нор зверье (лисица) и вылетают из гнезд птицы (ворона), и без труда установили бы - утречком, раненько. А тут уж за­работало бы видение: чудесная рас­красавица-заря, играющие в восходя­щих лучах солнца капельки росы на малахитовых еловых ветках, к одной из которых подлетает счастливая (с куском сыра) ворона и пытается на нее «взгромоздиться». А внизу, в полутьме лесной глубины, которой еще не кос­нулись лучи солнечного света, выпол­зает из норы, зевая и потягиваясь, яв­но озабоченная проблемой питания, ужасно грустная лиса.

    Итак, время действия мы определи­ли, да и место действия не вызывает сомнения - лес (это для лисицы), а для вороны - опушка леса: мы знаем, что вороны в лесной гуще не летают.

    Вернемся к «цепочке действий» пер­сонажей: «На ель ворона взгромоздясь, позавтракать было совсем уж собра­лась, да позадумалась».

    Вот видите, мы не ошиблись, речь идет о завтраке - утро, значит.

    Но опять обращает на себя внимание авторская деталь - «взгромоздясь».

    Она - что, такая старая, такая громадная? Ведь молоденькая, маленькая ворона вспорхнула бы на ель легохонько, а эта, крыловская, - так и видится, как

    она, скрипя сухими усталыми крыльями, с трудом поднимается до первых

    толстых еловых веток и, неуклюже балансируя, «громоздится». А следующее

    действие вороны? Она, видите ли, «позадумалась». Это с кусочком сыра-то во

    рту? У нее что, несварение желудка, и она, прежде чем приступить к еде,

    должна слюни пустить? Или, может, сыр достался ей впервые в жизни -

    неизвестный продукт, и она, принюхиваясь к нему, решает гамлетовскую

    проблему: есть или не есть его? Много тут возможных версий, но при любом

    варианте несомненна странность в поведении героини (задумываться с кус-

    ком еды в клюве), работающая на ту "воронью тупость», из-за которой они,

    вороны, не вовремя открывают рот, благодаря чему и укоренилось в народе

    насмешливое «проворонила», «проворонил",

    Проверим свои догадки, приблизим роковое (для вороны) событие. Разомлев от лести, возомнив себя – под лисьим гипнозом певуньей, ворона каркает «во все воронье горло» и... остается с носом, то есть без сыра. Тут уж автор откровенно смеется над вороной, нисколечко ей не сочувствуя. А если еще припомнить басенное «моралите», то окажется, что Крылов буквально гвоздит эту разиню: «Уж сколько лет твердили миру, что лесть гнусна, вредна)..» Вот это - четко сформулированная позиция автора - и есть идея данной басни.

    Для удобства наших последующих рассуждений мы возьмем «в обиход» самое простое и доходчивое опреде­ление:

    Идея - это то, что автор хотел сказать своим произведением.

    Разумеется, в другой литературе, в крупных и высокохудожественных произведениях идея не подается автором в «готовом виде», она «рас­творена в ткани произведения» и докопаться до нее порою бывает очень даже не просто. А в басне (учтем специфику такого рода литературы) мы узнали идею без всяких умственных усилий, подглядев ее, готовенькую, у автора.

    Теперь, чтобы определиться с темой, следует вспомнить о втором пер­сонаже, о лисице, иначе наш анализ будет односторонним, а действие необходимо рассматривать во взаимосвязи с контрдействием.

    Помните, как автор называет лиси­цу? Плутовкой. Она не воровка у него, и не хищница! Проверьте на слух: плутовка. Бон как звучит округленно! В

    этом слове нет резких, «сердитых» букв, как у вор-р-роны, и они мягкие, певучие, ласковые - так и слышится за этим контрастом «положительная» авторская интонация по отношению которой героине. А как она себя ведет, как действует эта плутовка: «... к дере­ву на цыпочках подходит, вертит хвостом!..» Ах, какие уловки (по Станиславскому - приспособления)! Ходит "на цыпочках» - какая деликатная! "Вертит хвостом» - мы знаем, в каких

    случаях хвостатые так себя ведут: ко­гда в неописуемом восторге от прият­ной встречи - вот когда они выделывают такие кренделя хвостом! Другая какая-нибудь скотинка, на месте этой лисицы, стала бы хвостом-то бить-стучать по стволу ели да орать бесце­ремонно-требовательно: «Эй, ты, исси­ни черная лахудра, имей совесть, поде­лись сыром-то!» А эта - шалишь, эта - сама скромность! А какая культура об­щения, какая интеллигентная речь, она говорит «так сладко, чуть дыша: «голу­бушка, как хороша!»

    Заметьте, она не мучается над текстом (что говорить и как говорить?), она не «позадумывается», как ей действовать в данной ситуации: она не петляет, а сразу и уверенно идет к цели и добивается ее. И мы понимаем, что у нее уже наработан «метод действий», все продумано заранее, до мелочей, неоднократно отрепетировано (на тех же воронах), она прекрасно чувствует себя, как сказал бы Щепкин, «в шкуре действующего лица». А действует она мастерски, тратится в меру - столько, сколько необходимо по задаче, потому и добивается своего, я добившись, исчезает «за кулисами» («и с ним была плутовка такова!»), и уж только там «выключается».

    Какая филигранная актерская работа, какая техника! Ну, прям, балерина: открутила на пальчиках (на цыпочках) нужное количество фуэте, пируэтов и, уже вне сцены, за кулисами, пошла-потопала обычным, будничным шагом - с пятки!

    Как вам такая лисица? Она из этой басни? А как вы определите тему басни? О чем эта басня? О коварстве льстивых чар, об их сокрушительной силе воздействия? На кого? На ворон? Что же все-таки хотел сказать автор своим произведением? А может: «Эй, лисички-плутовки, правильно делаете, так и надо наказывать этих губошлепов, чтоб рот не разевали, чтоб не каркали!» А может: «Миленькие воро­ны, да что ж вы такие до глупости доверчивые? Бон как безжалостно вас

    обманывают, обкрадывают всякие нахальные хищники, будьте, пожалуйста, бдительны!»

    Выбор за вами. Его не трудно сделать. И представьте, насколько легче

    было бы заниматься анализом творчества Крылова, если бы вы были знакомы с ним не только по сжатой школьной программе (басен-то у него аж 196 штук!), если бы вы предварительно еще бы заглянули в эпоху автора, по­интересовались его «житьем-бытьем», узнали бы, насколько он был образован и «как нескладно распорядился своей образованностью»; почему так много имел возможностей, но (с его же слов) «добился до обиды малого»; почему «полжизни провел на любимом диване», какие дурные привычки пере­нял от Гаргантюа и как безвольно им

    потакал; по какой причине «не часто был жалован к царскому столу», «пошто в передвижениях был вял, неповоротлив», но... как был подвижен и остер на язык - язык Эзопа, Лафонтена, Су­марокова!

    Заканчивая этот раздел, еще раз повторим:

    Тема - это о чем произведение. Идея — это то, что хотел сказать автор своим произведением.

    Вы замечали, некоторые авторы иногда выносят в названия своих произведений тему или идею? Примеров много. Возьмем обще­знакомые: «Мертвые души», «Волки и овцы», «На всякого мудреца довольно простоты»...

    Как вы считаете, правильно ли поступают авторы, и почему они так поступают, когда названием произве­дения обозначают (указывают) тему или идею?
    Продолжим. На очереди:
    СЮЖЕТ, СВЕРХЗАДАЧА, СКВОЗНОЕ ДЕЙСТВИЕ.
    Сразу отметим, что эти элементы действенного анализа более сложные и «капризные», требующие исключитель­но повышенного внимания и осторож­ного обращения.

    Когда попросили Г.Гете рассказать сюжет «Фауста», он ответил, что ему легче будет на­писать второго «Фауста». Почему

    так ответил Гете? Он что, был ленив, или не хотел терять своего драгоценного времени на "устный пересказ уже изложен­ных им жизненных коллизий»? Или пощадил себя, чтобы избе­жать повторной эмоциональной встряски, тех переживаний, которые не покидали его во время многолетней работы над «Фаустом»? В любом случае Гете был прав, и, если его отказ «рас­шифровать», в «телеграмме» он был бы краток и категоричен: «Сюжет нельзя пересказать».

    Вот как Горький определял, что такое сюжет:

    "Сюжет — трактовка данных событий и действий в зависимости 0т замысла автора».

    Значит, если фабула - это лишь сухая канва событий, то в сюжете уже дается их трактовка - отноше­ние автора к событиям произведе­ния через взаимодействия персона­жей. Вот почему по одной фабуле могут быть созданы различные сюжеты (и несколько), потому что одна и та же фабула может быть трактована по-разному. Скажем так: фабула, при своих четких, единых данных, может быть «многоликой», то есть иметь массу сюжетных вариантов, но сюжет (лю­бой), созданный по фабуле, существует уже в единственном числе, он не повторим.

    У того же Горького есть еще более развернутое толкование сюжета:

    «Сюжет - это связи, противоре­чия, симпатии, антипатии и вообще взаимоотношения людей — история роста и организации того или иного характера, типа».

    Стоит и есть над чем подумать. Данное определение сюжета вполне доступно. Для этого надо лишь осво­бодиться от предубеждения к Горь­кому.

    Не будем сейчас пускать критические стрелы в его адрес, как одного из основополож­ников «социалистического реа­лизма». Не будем отвлекаться на разбирательство, почему в этой знаменитой теории было так много фальшивых, угодных тре­бованиям времени положений, «заповедей». Мы к Горькому, в данном случае, обратились за помощью не как к «буревест­нику» социалистических прокламации и идеологу "культурной революции", а как к талантливому писателю, драматургу. У него ведь кроме «заказных» песен «о Данко», «О Соколе» - целая плеяда литературных шедевров! Один роман «Клим Самгин» чего стоит?! А такие пьесы, как «Варвары», «На дне"?!

    Так вот, Горький, именно как талантливый писатель, знал толк в своем деле и в литературоведении, потому и дал такое емкое, убедительное определение сюжету, как мне кажется, «вполне доступное для восприятия, не требующее разъяснений».

    Теперь «прикоснемся» к сверхзадаче. Но прежде, еще раз хочу

    обратить ваше внимание: многие режиссеры и артисты путают или

    смещивают» два понятия - идею и сверхзадачу. Да, они стоят рядом и по

    своему смыслу очень сопряжены, но по своей "рабочей нагрузке» несут разное

    значение! И в этом нам поможет разобраться Станиславский:

    "Сверхзадача - это не сама идея. Это то, ради чего художник хочет внедрить свою идею в сознание людей, то, к чему стремиться, в конце концов. Это — идейная ак­тивность художника, то, что делает его страстным в борьбе за утверж­дение идеала и истины, дорогих для него».

    Позднее, через много лет упорных теоретических поисков и настойчивой сценической работы с актерами по «системе», Станиславский сделает дополнительное определение сверхза­дачи, уже более практически полезное:
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   10


    написать администратору сайта