Главная страница
Навигация по странице:

  • Мизансцена — это способ переда­чи смысла поступков и чувств арти­стов-персонажей.

  • Мизансцена — это образное отра­жение особо важных по смыслу мо- ментов сценического действия.

  • - «ударные места, соответствующие кульминационным моментам»

  • Мизансцена - это способ выра­жения авторской идейной установки посредством образного обобщения, созданного пластическими изобра­зительными средствами театра и ки­но.

  • Мизансцена - это не только «идейное оружие», но и непременно эмоциональное.

  • Мизансцена органична по своей

  • - словесное действие

  • Установление определенной

  • Композиция - это сопоставление, соразмещение отдельных частей произведения

  • Кокорин.Вам привет от Станиславского.. Оглавление Стр


    Скачать 0.57 Mb.
    НазваниеОглавление Стр
    АнкорКокорин.Вам привет от Станиславского..doc
    Дата28.12.2017
    Размер0.57 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаКокорин.Вам привет от Станиславского..doc
    ТипДокументы
    #13395
    страница9 из 10
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

    АТМОСФЕРА
    Как обычное физическое природное явление атмосфера (атмосферные осадки,

    давление...) оказывает, мы это знаем, очень большое влияние на человека, на его настроение и поведение, на эмоциональное восприятие действительности. Люди относятся к разным явле­ниям природы по-разному. Все зависит от характера человека, от сложившихся привычек...

    Пушкин любил осень: «Это моя пора, пора особых вдохно­вений!» Весну он терпеть не мог: «Скучна мне оттепель; вонь, грязь - весной я болен...»

    А для Пришвина весна была «отрадой, умиленьем, все ожи­вает, пробуждается природа, а вместе с ней и я».

    Уже только из этих приме­ров мы можем извлечь для себя полезный вывод: «атмосфера и характер человека... взаимосвя­заны».

    Но «атмосфера», не как яв­ление природы, а в творческом смысле, представляет собой бо­лее сложное, более «влиятель­ное» понятие.

    Удобным «пособием» для нас послу­жит сейчас пьеса М.Булгакова «Бег»:

    она позволит нам сделать плавный пе­реход от предыдущей темы к новой - от «темпо-ритма» к «атмосфере».

    Уже в самом названии пьесы угады­вается «сотрудничество» этих обоих понятий. Больше того, за словом «бег» вполне может угадываться и подтекст. Однако, нам нужно знать наверняка. Поэтому вполне справедливы «нетерпе­ливые» вопросы: почему бегут люди, откуда и куда, какие предлагаемые об­стоятельства и какое исходное собы­тие их обратили в бегство?

    Булгаков не расставляет указатель­ных знаков, но и не задает ребусов. С первой же картины мы понимаем, что причина людского столпотворения, массового панического бегства - рево­люция. Ее удар, по своей силе и не­предсказуемости последствий, был та­ким мощным, что в одно мгновение выбил людей «из себя», из домов, со­рвал с мест, и как огненный вихрь, на­бирая угрожающую скорость, погнал их, бегущих, с родной земли прочь! Бежали банкиры и промышленники, офицеры и солдаты, умные и дураки, честные и жулики! Бежали в ужасе и страхе, теряя на бегу штаны и штибле­ты, благородство и достоинство, со­весть! А им, то в спину, то в лицо - ве­тер, снег, дождь! То холод и озноб! То жара - пот, пыль!

    Как вам нравится булгаковский темпо-ритм? Но главнее сейчас для нас - атмосфера, атмосфера бегства. Ее необходимо «конкретизировать», «углу­бить», чтоб она приобрела значение внутренней, психологической основы всего спектакля в целом и каждой ро­ли в отдельности. Для этого нужно «вскрыть» поступки персонажей - по­знать их характеры, со снайперской точностью попасть в жанр пьесы, в сверхзадачу автора.

    «Сны» - вот как своеобразно, до­вольно оригинально определяет жанр пьесы сам автор - на то он и Булгаков! А мы, наверное, разобрав досконально пьесу, определим ее жанр более при­вычной для себя формулировкой: тра­гикомедия (трагическая комедия). Ко­нечно, смешно, когда бравый и общи­панный Чернота шествует по Парижу без портков, в одних кальсонах. Ко­нечно же, печально, трагично, когда рушатся судьбы, когда гибнут люди.

    Что такое «сны» по-булгаковски? Фантасмагория, начиненная взрыво­опасными метафорами и гиперболами, что, естественно, оправдано самой природой жутких снов бегущих в страшном хаосе людей.

    «Преувеличение» ситуации и накала драматических событий Булгакову не­обходимы и как постановочный прием, пьянствовать, нищенствовать, скупить, стреляться), но они еще раз должны прожить-прочувствовать свою вину. Он устраивает им жестокий экзамен на прочность - он испытывает их снами. Восемь снов - вот цепь испытаний, от которых Булгаков освободит их, когда они пройдут сквозь «чистилище». И все-таки Булгаков пожалеет их. Знаете, по­чему? Потому что они любят друг друга, потому что их любовь тоже выдержала испытание в борьбе с пошлостью и хамством! Бот такой шекспировский конфликт! Как вы считаете, конфликт принимает участие в создании атмо­сферы? Безусловно!

    И все-таки рекомендую вам обра­титься непосредственно к пьесе, чтобы не с чужих слов, а «пропустив через себя» великолепный драматургический материал, вы смогли намного глубже почувствовать, значит, и понять, что такое атмосфера, как она создается автором, и какое она имеет значение для произведения, а в дальнейшем -для сценического творчества.

    Ну и в заключение - традиционное «итоговое приложение» наших учителей к пройденной теме.
    Атмосфера:
    - эмоциональная окраска каждого действия, сцены, эпизода, всего

    спектакля, фильма;

    - зависит от предлагаемых обстоя­тельств, от события, от сверхзада­чи, от конфликта, от темпо-ритма, от «зерна»...

    - постоянно взаимосвязана со сквоз­ным действием, с местом и време­нем каждого действия каждого персонажа

    - напрямую зависит от действующего лица, от его характера;

    - способствует созданию целостности спектакля, фильма;

    - вне атмосферы не может быть об­разного решения всего литератур­ного произведения, спектакля, фильма.

    Логически напрашивается название следующего раздела: «Творческая атмосфера», или - «Вне творческой атмосферы - не может быть творчества». Но, оглядываясь назад, я убежда­юсь, что в процессе нашего об­щения мы не однажды касались этой темы. Не оставили без внимания и вопросы театраль­ной этики, культуры сцениче­ского искусства.

    В таком случае, перейдем к последнему разделу, как мне кажется, уместно завершающе­му наше деловое общение.
    МИЗАНСЦЕНА И КОМПОЗИЦИЯ
    В режиссерской среде, да и в ак­терской, бытует неофициальная, «клас­сификация»: есть режиссеры, есть по­становщики и есть режиссеры-постановщики. Первые - умеют увлека­тельно рассказать о своем замысле, умело и добротно провести всю работу с актерами, но... не могут «собрать» спектакль. Если они как-то еще и вла­деют искусством мизансценирования, то совершенно лишены «постановоч­ного дара». Вторые - не умеют или да­же «не любят» работать с артистами, и поэтому этот этап стараются «пробе­жать поскорее», но зато они долго и увлеченно занимаются постановочной работой, потому что «владеют компо­зицией».

    Конечно же, более престижное «звание» - режиссер-постановщик, ко­торый и с актерами умеет работать на профессиональном уровне, и способен также профессионально осуществить постановку спектакля, его образное решение.
    Я клоню к тому, что «искусство ми­зансценирования» и «постановочный дар» - это две драгоценные грани ре­жиссерского таланта.

    Вероятно, поэтому по-настоящему талантливых режиссеров-постановщи­ков не так уж и много. В самом деле, благоприятное сочетание в едином ли­це режессера-педагога (без «педагоги­ческого такта» вряд ли режиссеру до­верятся, «откроются» артисты) и режиссера-постановшика, обладающего образным мышлением и умением реа­лизовать его сценическими средствами выразительности, - действительно ред­кое явление.

    Известно, умелые и уместные ми­зансцены, композиция могут поднять спектакль, фильм до образного, типи­ческого обобщения, сделать его собы­тием в культурной жизни общества; не­умелые же, формальные мизансцены и композиция могут погубить всю пред­варительную (даже превосходную) ра­боту актерского коллектива, исказить жанр литературной основы и автор­скую сверхзадачу.

    Термин «мизансцена» Станиславский ввел в режиссерскую практику очень рано, еще занимаясь любительскими, «домашними» спектаклями.

    В театрах того времени «мизансценирование» и «композиционное построение» - с «колокольни» сегодняш­него дня - сводились до примитивней­ших задач, которые осуществлялись по единому штампу для всех спектаклей. «Вопрос мизансцены и планировки,

    - писал Станиславский в своей книге откровений «Моя жизнь в искусстве», -разрешался тогда... очень просто. Была однажды и навсегда установленная планировка: направо - софа, налево - стол и два стула. Одна сцена пьесы ве­лась у софы, другая - у стола с двумя стульями, третья - посреди сцены, у суфлерской будки, и потом опять - у софы, и снова - у суфлерской будки».

    Поняв, как сковывает и обедняет действия артистов этот традиционный «постановочный штамп», Станислав­ский сразу же начинает искать новые способы и приемы мизансценирования. Однако, первые шаги в этом направлении, хотя по форме они были довольно неожиданными и дерз­кими, тем не менее по сути своей ниче­го прогрессивного не привнесли. «При­нято, чтобы актер показывал свое ли­цо, а мы сажали его спиной к зрителю,- с юношеским задором, «хвастливо» заявлял тогда Станиславский. - Приня­то играть на свету, а мы мизансценировали целые сцены (и притом, нередко,- главные) в темноте».

    Но «самая ужасная ошибка», по признанию самого же Станиславского, за­ключалась в подходе к решению про­блемы мизансценирования - в ее «до­машнем способе изготовления»: «Я уе­динялся в своем кабинете и писал там подробную мизансцену так, как я ее ощущал своим чувством, как ее видел и слышал внутренним зрением и слухом».

    Станиславский в ту пору искренне думал, что «можно приказывать другим жить и чувствовать по чужому веле­нию». Уже был создан МХАТ, уже была поставлена «Чайка», началась работа над следующей пьесой Чехова - «Три сестры», а Станиславский все еще про­должал (кстати, по настоянию Немиро­вича-Данченко) мизансценировать в домашней, а не в сценической обста­новке. Вот его признание: «Я, как пола­гается, написал подробную мизансцену: кто куда, для чего должен переходить, что должен чувствовать, что должен делать, как выглядеть и проч.»

    Позднее, уже основательно нахо­дясь под влиянием своей «системы», Станиславский значительно расширяет понятие «мизансцены» и делает первую попытку обосновать ее необходимость в композиционном решении спектакля: «Для успеха пьесы и ее исполнителей необходимы ударные места, соответст­вующие кульминационным моментам пьесы. Если нельзя создать их силами

    самих артистов, приходится прибегать к помощи режиссера. И на этот случай у меня было выработано много разных приемов».

    Одним из таких приемов, принес­ших мхатовским спектаклям по пьесам Чехова огромный успех, оказалось мизансценирование на основе тщательно разработанной «звуко-шумовой парти­туры», удивительно органично созда­вавшей и «подчеркивавшей» особен­ность атмосферы и среды обитания чеховских героев. Но, как позднее опять сам же признавался Станислав­ский: «Не обошлось и на этот раз без чрезмерного увлечения новым «прие­мом». Именно по этому поводу Чехов «пригрозил» Станиславскому, что на­пишет такую пьесу, «чтоб не слышно в ней было ни птиц, ни собак, ни куку­шек, ни совы, ни соловья, ни часов, ни колокольчиков и ни одного сверчка»!

    Нельзя не упомянуть о значении Станиславского в завоевании пре­стижности режиссерской профессии. До Станиславского режиссер был ско­рее «сценическим администратором», совершенно не пользующимся у акте­ров «творческим авторитетом». Он раз­водил актеров по сцене, «чтоб они не сталкивались лбами», фиксировал в «регистрационной тетрадке», кто отку­да выходит, где стоит, куда уходит, и строго следил, чтобы артисты не на­рушали «правила разводки».

    По этому поводу (какой «вес» имел режиссер у актерской братии) вспоми­нается один забавный случай. Когда знаменитому на всю Казань артисту В.И.Шверубовичу посоветовали поехать в Москву «к гениальному режиссеру», он, как утверждает театральная исто­рия, немало удивился: «А зачем режис­серу быть гениальным?» Но спустя не­сколько лет именно гениальный Стани­славский «сделал» из Шверубовича ве­ликого Качалова!

    Много лет и много труда понадоби­лось Станиславскому, чтобы завоевать авторитет в артистическом мире и что­бы режиссерская «должность» стала почетной, творческой.

    Важнейшими компонентами про­фессиональной режиссуры являются мизансцена и композиция, которые, сразу отметим, плотно взаимосвязаны друг с другом: мизансцена - вне компо­зиционного общего решения - будет чужеродным, нарочитым «украшением» композиции, композиция же - без ми­зансцены - бессмысленной, холодной схемой.

    Сразу условимся и запомним: когда режиссер говорит артистам «ваша ми­зансцена у окна, а ваша - у стола с двумя стульями» - это не имеет никако­го отношения к мизансценированию, это всего лишь злополучная «разводка».

    Итак, что такое мизансцена, в чем ее предназначение?

    Мизансцена - это прежде всего способ отражения сценического действия.

    Следовательно, одним из первых условий возникновения и создания ми­зансцены должно быть действие, уп­рощенно - движение актеров на сце­нической площадке, посложнее - «движение мысли». Мы, разумеется, помним, что под «словами» следует по­нимать «словесное действие». И еще: когда человек говорит, он «рисует зри­тельные образы», он эмоционален, он чувствует... Это необходимо учитывать при мизансценировании. Значит:

    Мизансцена — это способ переда­чи смысла поступков и чувств арти­стов-персонажей.

    Может возникнуть вопрос: а если артист-персонаж постоянно совершает поступки и, как должно быть, не без чувства, не получится ли в этом случае, что вся линия его действий - это сплошная, беспрерывная мизансцена?

    Нет, конечно, и вот почему:

    Мизансцена — это образное отра­жение особо важных по смыслу мо-

    ментов сценического действия.

    Скажем немного иначе: Мизансцена — это образ целого в частном, в малом.

    Приведу несколько примеров из общеизвестных фильмов. «Иван Грозный» С.Эйзенштейна. На фоне кремлевского окна - крупным планом - острый, рельефный профиль царя. Да, мы знаем, что это царь Иван Грозный, но сейчас нам кажется, что это сам дьявол, страшный идол, а за окном - тянущийся сюда, на свою погибель, длинный, бесконечный людской поток идолопоклонников. Вот так, в одной мизансцене С.Эйзенштейн выразил свою сверхзадачу. А какая у него выразительная, эмоциональная, еще более действенная мизансцена в «Броненосце Потемкине»! Я имею в виду сцену расстрела матросов, накрытых брезентом, - страшный образ жестокого произвола!

    «Баллада о солдате» Г. Чухрая. Дорога, уходящая за горизонт. Не сводя с нее глаз, смотрит вдаль мать солдата. Дождется ли она сына, вернется ли он с войны?

    Вот это и есть - по Станиславскому - «ударные места, соответствующие кульминационным моментам»,

    которые и создаются режиссерами-постановщиками при помощи мизан­сцены.

    Делаем очередной вывод:

    Мизансцена - это способ выра­жения авторской идейной установки посредством образного обобщения, созданного пластическими изобра­зительными средствами театра и ки­но.

    Мизансцена может быть выстроена и без участия артистов. Например, по­косившийся крест на куполе полураз­рушенного храма; одиноко стоящий в поле под грозой старый дуб, две голые сухие ветви которого вскинуты кверху, словно молят пощады, дождь и ветер безжалостно хлещут его, гнут к земле, хотят сломать, дуб скрипит-стонет, ка­жется, вот-вот силы его покинут, но держится он, держится за землю, и мы невольно сострадаем ему, нам хочется, чтобы дуб-старик устоял.

    О «сострадании» (эмоциях) я повторяю умышленно, чтобы подчеркнуть:

    Мизансцена - это не только «идейное оружие», но и непременно эмоциональное. Только эмоции, чувства, вызванные у зрителей мезансценой, оправдают ее и «сделают невидимой» технику ее исполнения.

    И еще следует особо отметить:

    Мизансцена органична по своей образной выразительности и попада­ет в цель лишь в том случае, когда рождена природой и логикой чувств, когда является естественным выра­зителем авторской сверхзадачи.

    Уважительно нужно относиться ко всем вспомогательным элементам мизансцены (декорация, костюмы, грим, музыка, шумы и т.п.); все они — в отдельности или во взаимодействии — являются неотъемлемыми средствами выразительности, при помощи которых режиссеры-постановщики и осуществляют образное решение спектакля, фильма.

    По стародавней, но еще не отверг­нутой и по настоящее время действую­щей теории драматического искусства, основными элементами формы являются:

    - сюжет (мы знаем, что это такое);

    - язык, как средство вырази­тельности, выражения мысли, по Станиславскому - словесное действие (этот элемент «системы» нам тоже известен); И, наконец,

    - композиция.

    Каждому произведению свойствен свой «порядок построения». Он опреде­ляется общепринятым, тоже нам уже известным, условным делением на «ос­новные моменты действия»: завязка (где исходное событие), кульминация (где главное событие), развязка (где происходит окончательное «разреше­ние» сквозного действия, сюжета).

    Так вот, композиция и устанавли­вает определенные закономерности связи между отдельными частями произведения - основными моментами действия, эпизодами, сценами и, при необходимости, внутри них. Скажем проще, больше опираясь на живую практику, чем на сухую теорию:

    Установление определенной взаимосвязи и взаимозависимости между предыдущим и последующим действиями, событиями - как и чем они влияют друг на друга - это и есть (по теории) «установление за­кономерностей связи между отдель­ными частями произведения», что и должно быть основной «заботой» ком­позиции.

    А теперь дадим композиции совсем короткое, «рабочее» определение:

    Композиция - это сопоставление, соразмещение отдельных частей произведения (пьесы, сценария, спек­такля, кинофильма). То есть компози­ция (по деловому рассуждая) «отвечает» за построение произведения, принимая

    в этом процессе непосредственное участие.

    Теперь рассмотрим два основных вида построения (композиции).

    Произвольное - происходит (изви­ните за легкость суждения, но оно так и есть) от слова «произвол», то есть ко­гда автор пьесы, сценария, или режис­сер спектакля, фильма, действительно творят произвол: они в своей работе не придерживаются никаких правил, никаких законов построения произве­дений.

    Такой произвольной композиции соответствует и ее способ реализации -механический, когда «структура произ­ведения» создается не на основе при­роды драматургического материала, конфликта и т.д., а механически, и на­сильственно подгоняется под надуман­ную трактовку, в результате - жанро­вая эклектика, сюжетная нелепица, аб­сурд.

    Наглядный пример - эпизод из фильма С.Бондарчука «Красные коло­кола»: война, поле боя, стрельба, взрывы - сотнями, если не тысячами, падают сраженные вражеским огнем солдаты; но вот наступает тишина, и предстает более страшная картина - земля, заваленная телами убитых. Эти два фрагмента одного эпизода сняты, сделаны в полном соответствии с «ка­нонами жестокого реализма»: на войне как на войне! И вдруг в этом же эпизо­де начинают «действовать» совершенно новые, ранее никак не обозначенные и не замотивированные, правила игры: под «живительную» музыку («труба зо­вет!») убиенные... оживают, встают, отряхиваются, берут свои винтовки - они опять готовы к бою! К какому? Выходит, опять к игрушечному? Благо­родная задумка режиссера им же са­мим скомпрометирована, а зрителями осмеяна. Плакатная, схематическая идея («Нас не убьешь!») избрала для своего выражения вполне логически оправданную, достойную себе, тоже плакатную мизансцену-схему и механи­ческий способ ее реализации.

    Другой, второй вид построения, яв­ляется полной противоположностью предыдущему.
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   10


    написать администратору сайта