Ответы на билеты. Ответы на вопросы экзамена по дисциплине актуальные проблемы исторических исследований
 Скачать 267.42 Kb.
|
|
15. Пропаганда и защита Г.В. Плехановым теории исторического материализма. Революционная и партийная сущность материалистического понимания истории, как мы уже могли убедиться, претерпела коренное извращение в писаниях теоретиков II Интернационала. Они совершенно не усвоили истинного учения Маркса о развитии общественно-экономических формаций, его неразрывной связи с теорией классовой борьбы и учением о пролетарской революции. Они превратили исторический материализм в исторический объективизм, в механистическую теорию общественного развития, в исторический фатализм. Особую популярность получила пресловутая меньшевистская теория «производительных сил»; развитие производительных сил изображается теоретиками социал-фашизма, как некоторый автоматический стихийный рост мертвых средств производства, в фатальной зависимости от которого — лишь как его пассивное следствие — выступают и политическая борьба рабочего класса, и его идеология. Активное участие революционных классов в определении хода исторического развития социал-фашисты таким путем подменяют проповедью необходимости для пролетариата покорно «выжидать», покуда «не созреют» производительные силы. В то же время эти теоретики доказывают, что капитализм способен предоставить еще огромный простор развитию производительных сил! Какой же уровень производительных сил необходим для успеха пролетарской революции? Об этом Сухановы и Каутские предоставляют только догадываться. Такое созерцательное абстрактное понимание международным меньшевизмом исторического материализма и исторических законов в дальнейшем приводит теоретиков социал-фашизма к чисто идеалистическому их толкованию: Каутский, как это мы подробно выясним дальше, кончает тем, что превращает развитие материальных производительных сил в духовный процесс, в процесс развития человеческого познания. В то же время он всячески суживает исторические пределы действия подлинных законов исторического развития, установленных Марксом, — закона классовой борьбы и революции, — особенно оберегая от действия этого закона эпоху империализма и пролетарских революций. Особое место среди теоретиков II Интернационала занимает Г. В. Плеханов. Плеханову принадлежат известные заслуги в деле обоснования и защиты исторического материализма от «критических» поползновений субъективной социологии, струвизма и т. д. Такие его работы, как «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», его статьи против Струве и некоторые другие — в этом смысле имели серьезнейшее историческое значение. Основная заслуга Плеханова в области исторического материализма состоит в том, что он показал в своих работах и притом в достаточно развернутом виде закономерное развитие марксизма из всего предшествующего исторического развития философии и социальной теории. Уже в своих «Очерках по истории материализма» Плеханов поставил вопрос об исторических предшественниках марксизма, о подготовке его во французском материализме, в немецкой идеалистической философии, в утопическом социализме. Те же вопросы ставит и подробно развивает Плеханов в своем «монистическом взгляде». Одновременно Плеханов выявил тесную связь исторической теории Маркса с его философией, с философским материализмом и с революционной диалектикой. Это обстоятельство в свое время имело весьма важное значение для дела пропаганды диалектико-материалистической философии. Здесь Плеханов на много голов возвышается над другими теоретиками II Интернационала, над буржуазными и мелкобуржуазными интерпретаторами исторической теории Маркса, которые давали вульгарное истолкование этой исторической теории, понимая ее как «экономический материализм». Плеханов показал, что «экономический материализм», который ставит все прочие «факторы» общественной жизни в зависимость от «экономического» фактора и в то же время развитие самой экономики объясняет развитием человеческих идей или общественных потребностей, представляет собой разновидность того же исторического идеализма. В противоположность вульгаризаторам, Плеханов стремился в этих лучших своих работах подчеркнуть диалектическое единство общественного бытия и общественного сознания, диалектическую взаимозависимость между необходимостью и свободой в историческом процессе, — подвести здесь линию борьбы как с историческим фатализмом, обрекающим общество на бездеятельность, так и с субъективизмом народников типа Михайловского. Следуя известным положениям Маркса, Плеханов стремился показать, что основную причину всякого экономического развития нужно искать в росте производительных сил общества. Однако по всем перечисленным вопросам мы имеем у Плеханова существенные отступления от марксизма. И мы находим только у Ленина действительные ортодоксально марксистские установки и дальнейшую разработку их применительно к эпохе империализма и пролетарской революции. Тем не менее исторические заслуги Плеханова, подчеркнувшего философское значение исторической теории Маркса, не подлежат никакому сомнению. В этих ранних своих работах Плеханов обнаруживает известное понимание связи между материалистическим пониманием истории и политической борьбой рабочего класса. В своей ранней брошюре, сыгравшей определенную роль в развитии русского марксизма, — «Социализм и политическая борьба», а затем в своих известных статьях, направленных против Струве, Плеханов показал значение теории классовой борьбы для материалистического понимания истории. Он показал, что классовые противоречия вовсе не притупляются, как хотели бы Струве и Ко, но обостряются в процессе исторического развития общества. Однако уже в 1894 г., как отмечает Ленин в «Государстве и революции», в его брошюре против анархизма в вопросе о государстве сказывается оппортунизм и филистерство. Критика Плехановым — в целом ряде его статей — кантианства, махизма и т. д., несмотря на все ее существенные недостатки, имела для своего времени немаловажное значение. Наконец, несомненный интерес представляют исследования Плеханова в области теории и истории искусства, истории религиозных верований и т. д., где целый ряд положений, выдвинутых Плехановым в той или иной мере до сих пор еще сохраняет свое значение, хотя и по отношению к этим областям ни в какой мере не приходится говорить о последовательной марксистской трактовке вопросов. К пониманию исторического материализма Плехановым с нашей стороны необходим критический подход. Неправильно было бы полагать, как это делают представители меньшевиствующего идеализма в лице Карева, что если у Плеханова и имеются ошибки по линии философии, но зато он безукоризнен в области материалистического понимания истории. Следуя такому взгляду, мы должны были бы стать на путь разрыва между историческим материализмом и философией, между историческим материализмом и политикой. Философские ошибки Плеханова и его политический оппортунизм не могли не получить и действительно получили свое сильное отражение в его теоретических воззрениях на общество и историю. У Плеханова мы прежде всего не находим понимания общественного развития в его конкретном целом, как некоторой живой картины истории. Исторический материализм воспринимается Плехановым как социология «вообще», которая не связана с непосредственным историческим рассмотрением общественной жизни, а потому излагается Плехановым без того, чтобы рассматривать конкретные этапы в развитии общества, — общества каждый раз на определенной исторической ступени. Отсюда – чрезмерное разграничение, которое Плеханов проводит между социологией и историей, — или, как он выражается, между «алгеброй» общественного развития и его «арифметикой»[1]. Между «общим», «особенным» и «единичным» в историческом развитии мы не находим у Плеханова понимания их диалектического перехода и взаимной связи, при условии наличия, которых только и можно преодолеть кантианский разрыв между «социологией» вообще и конкретной историей. В понимании общества у Плеханова мы не находим учения Маркса об общественно-экономических формациях, о социально-производственных организмах, которые имеют особые законы своего возникновения и развития. Поэтому у Плеханова нет и достаточно правильного понимания той роли, которую играют в развитии общества его внутренние закономерности, и того, в каком отношении эти последние находятся к внешним условиям географической среды, в которых протекает общественная жизнь. Этот «оттенок», эта линия воззрений Плеханова на исторический материализм получили свое выражение уже в его ранних работах, которые были написаны еще в тот период, когда Плеханов в основном занимал последовательно революционные позиции. Достаточно сравнить статью Плеханова «К 60-летней годовщине смерти Гегеля» с теми высказываниями, которые мы находим у Ленина о философии истории Гегеля, чтобы стало ясно все существенное различие между этими двумя «оттенками марксизма», — как выражался сам Плеханов. Ленин видит у Гегеля самое важное в его «постановке вопроса» о подходе к изучению общества, в его стремлении схватить историческое развитие как «живую картину истории», вскрыть внутреннюю диалектику исторической формы, выяснить роль практики в историческом развитии. Плеханов же ограничивается тем, что ищет отдельные примеры материалистического понимания Гегелем исторических событий, попытки дать им экономическое объяснение; все свое основное внимание Плеханов посвящает гегелевской «географической основе всемирной истории»[2]. Внешней, географической среде и ее влиянию на общественную жизнь Плеханов придает чрезмерно большое значение и в своей лучшей работе, в «Монистическом взгляде». Так, по словам Плеханова, наши человекоподобные предки, благодаря некоторым особенным свойствам географической среды, могли подняться на высоту умственного развития и начали «делать орудия». И в дальнейшем историческом развитии общества «только некоторые особенности той же среды» могли дать простор для усовершенствования способности человека делать орудия. «В историческом процессе развития производительных сил, — замечает по этому поводу Плеханов, — способность человека к «деланию орудий» приходится рассматривать прежде всего, как величину постоянную, а окружающие внешние условия употребления в дело этой способности — как величину постоянно изменяющуюся». Правда, в своем дальнейшем изложении Плеханов стремится отгородиться от натуралистических, механистических взглядов «географических» материалистов типа Монтескье. Он показывает, что хотя «в последнем счете строй общества определяется свойствами географической среды», но раз возникли известные общественные отношения, дальнейшее их развитие совершается «по своим собственным внутренним законам», что зависимость человека от географической среды из непосредственной зависимости «превращается в посредственную». Тем не менее общий вывод Плеханова таков: «географическая среда обеспечивает людям большую или меньшую возможность развития их производительных сил и тем более или менее энергично толкает их по пути исторического движения[3]. Совершенно очевидно, что Плеханов допускает здесь коренную ошибку: мы можем говорить о «географическом уклоне» у Плеханова. Он забывает, что если способность человека «делать орудия» и можно рассматривать как величину постоянную в том смысле, что эта способность имеет место на разных ступенях исторического развития, то наряду с этим способность «делать орудия» есть величина, изменяющаяся вместе с развитием производительных сил. В то же время внешние условия географической среды для известной страны могут остаться относительно более постоянными и неизменными. Преувеличенные представления Плеханова о роли внешних географических условий как исходной причины исторического развития получают свое дальнейшее, еще более определенное выражение в его «Основных вопросах марксизма»: на них нам придется еще останавливаться. Эти взгляды находятся в полной гармонии с элементами социального дарвинизма, которые мы находим в исторических воззрениях Плеханова. Плеханов, например, определяет марксизм как «социальный дарвинизм», т. е. он понимает марксизм как примененное к обществу учение Дарвина о борьбе биологических видов за свое существование и об их приспособлении к внешним условиям существования. Тем самым Плеханов игнорирует качественное своеобразие общественного развития и вносит в свои взгляды натурализм и биологизм. Между учением Дарвина о развитии естественных органов животных и учением Маркса о развитии искусственных органов общественного человека, его орудий труда, разумеется, можно проводить известные аналогии, и на это указывали сами Маркс и Энгельс. Но вместе с тем нельзя механически переносить дарвинизм в общественные науки, нельзя забывать о качественном своеобразии общественной жизни. Нужно помнить также, что в учении Дарвина, и в особенности его некоторых последователей, в теории «борьбы за существование» мы имеем отражение воззрений буржуазного общества. Буржуазная социология понимает «социальный дарвинизм» как признание неизбежности конкуренции и борьбы во всяком человеческом обществе, — борьбы, в которой побеждают наиболее «приспособленные» к внешним условиям, наиболее сильные общественные группы. Тем самым буржуазная социология увековечивает капиталистическую конкуренцию и эксплуатацию пролетариата буржуазией — как более сильной и «приспособленной». Между тем, развитие общества мы должны представлять себе не как пассивное приспособление его к условиям географической среды, но как активный процесс преобразования природы, как процесс внутреннего развития общества, которое в условиях классового общества проявляется как закономерность классовой борьбы. Абстрактный характер плехановской социологии не дает Плеханову возможности понять качественное своеобразие отдельных этапов исторического развития. Понимание же Плехановым исторического развития, как процесса приспособления общества к внешним, географическим условиям, приводит к тому, что у Плеханова исчезает внутренняя закономерность в развитии общества, что им игнорируются роль классов и значение классовой борьбы в истории. Созерцательный «фейербаховский» характер исторических воззрений Плеханова обусловливает то, что им выхолащивается революционное содержание исторического материализма. Особенно заметной становится неправильная трактовка Плехановым всего хода исторического процесса, если взять ее в органической связи с его политическим оппортунизмом, меньшевизмом. Эти ошибки Плеханова получили свое выражение в его известной пятичленной формуле в «Основных вопросах марксизма», где он дает краткое изложение своего понимания истории и отношения между базисом и надстройками в историческом процессе. «Если бы, — говорит Плеханов, — мы захотели кратко выразить взгляд Маркса — Энгельса на отношение знаменитого теперь «основания» к не менее знаменитой «надстройке», то у нас получилось бы следующее: 1) состояние производительных сил, 2) обусловленные им экономические отношения, 3) социально-политический строй, выросший на данной экономической «основе», 4) определяемая частью непосредственно экономикой, а частью всем выросшим на ней социально-политическим строем, психика общественного человека, 5) различные идеологии, отражающие в себе свойства этой психики»[4]. Вся схема Плеханова — хотя кое-что в ней может быть объяснено, популярностью изложения — носит явно механистический характер: отдельные категории исторического материализма — производительные силы, производственные отношения, социально-политический строй и т. д. — выступают здесь как какие-то «этажи», надстраиваемые один над другим, без учета их единства и взаимодействия между ними в конкретной исторической действительности. Так, например, здесь нет правильного понимания взаимозависимости, существующей между производительными силами и производственными отношениями, нет понимания роли, которую играет социальное качество производственных отношений в развитии производительных сил. В конечном счете этот схематизм ведет к меньшевистской теории производительных сил как какого-то независимого, развивающегося автоматически, под влиянием географической среды, фактора. В формуле Плеханова ничего не говорится о классах и классовой борьбе и их роли в экономическом развитии. В ней осталось затушеванным основное положение марксизма о государстве как орудии классовой эксплуатации и об его воздействии на экономику. Здесь нет теории классовой борьбы как руководящей нити всего социального исследования, нет учения о социальной революции и нет, конечно, доведения признания классовой борьбы до признания диктатуры пролетариата, до уничтожения классов. В таком изложении плехановское материалистическое понимание истории вполне приемлемо для буржуазии. И недаром к этой формуле Плеханова так часто обращаются буржуазные профессора, начинающие «знакомиться» с марксизмом в наши дни. В формуле Плеханова нет также диалектического понимания активной роли, которую играет общественное сознание, классовая идеология для исторического развития. Идеология, по Плеханову, определяется свойствами общественной психики и возникает как пассивный продукт последней. Тот же взгляд Плеханов развил — в его еще более отчетливо выраженном, политическом применении — в своей статье «Рабочий класс и с.‑д. интеллигенция», которая была направлена против ленинской брошюры «Что делать?». Здесь Плеханов не только крайне упрощенно толкует мысль Ленина о том, что в России теоретическое учение социал-демократии возникло независимо от стихийного рабочего движения, но он обнаруживает неправильное понимание зависимости, существующей между сознательностью и стихийностью в развитии рабочего движения, и явную недооценку роли революционной теории. Так, Плеханов полагает, что рабочие сами «на известной ступени общественного развития» (?) пришли бы к социализму, несмотря на влияние на них буржуазной идеологии! Ошибки Плеханова в вопросе об общественной формации получили свое политическое выражение также и в оценке Плехановым революции 1905 г. в России. Абстрактный схематизм помешал Плеханову понять все качественное своеобразие революции в России и отличие ее от других, более ранних буржуазных революций. Развивая меньшевистские формально-логические «истины» о буржуазном характере революции 1905 г., о необходимости поддержки пролетариатом буржуазии, Плеханов даже не поставил вопроса о движущих силах этой революции — о гегемонии в ней пролетариата и роли крестьянства, о двух возможных путях крестьянской революции, о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую. Затушевывание Плехановым классовой борьбы привело Плеханова в конечном счете к его учению о необходимости солидарности, сотрудничества классов для защиты страны от нападения внешних врагов. Оно получило теоретическое выражение в надклассовой теории русского самодержавия, развитой Плехановым в «Истории русской общественной мысли». В период империалистической войны это игнорирование классовой борьбы привело Плеханова к кантианской теории нравственности, к его взглядам, развитым совместно с Л. Аксельрод, — о существовании «простых законов права и нравственности». Ко всему этому необходимо добавить, что и критика ревизионистов по линии материалистического понимания истории зачастую велась Плехановым не только с ошибочных позиций, но что в этой критике Плеханов порой делает существенные уступки ревизионистам. Так, например, Плеханов даже не решился начать критику исторического объективизма Струве и не сумел вскрыть его кантианские корни. Абстрактно-академический характер материалистического понимания истории у Плеханова значительно приближает его в ряде важнейших вопросов к буржуазной «позитивистской» социологии. В этих положениях Плеханова мы имеем зародыши тех ошибок, которые получили свое дальнейшее развитие, с одной стороны, в механистической социологии правого оппортунизма, с другой — в исторической теории контрреволюционного троцкизма и в меньшевиствующем идеализме. |