Судебный процесс Талаата-паши by Вегнер А. (z-lib.org). Первый день судебного заседания продолжение судебного процесса после полуденного перерыва второй день судебного процесса

• Название: Первый день судебного заседания продолжение судебного процесса после полуденного перерыва второй день судебного процесса
• Дата: 05.09.2021
• Размер: 0.93 Mb.
• Имя файла: Судебный процесс Талаата-паши by Вегнер А. (z-lib.org).doc
• Тип: Документы; #229717
• страница: 10 из 19

Защитник Вертауэр: Вы сказали, что дипломатическая игра России и Англии способствовала уничтожению армян. Почему?

Эксперт д-р Лепсиус: Ибо это внушало опасение туркам, что захотят сделать Армению независимой, отчего создастся угроза существованию Азиатской Турции.

Защитник Вертауэр: Раньше мы слышали о том, что причина в том, что турки — магометане, а армяне — христиане, и что ненависть имеет многовековую давность.

Д-р Лепсиус: Фантастическая идея создания пантюркистского панисламистского государства, в котором не должно быть места христианам, возникла в Комитете и у Энвера-паши.

Д-р Вертауэр: Вроде того, как говорят: «всегерманского», «всерусского» или «всетурецкого» и все нетурецкое уничтожать?

Д-р Лепсиус: Да.

Защитник Нимайер: Значит, получается так: армяне — последний покоренный христианский народ, на захват территории которого Турция могла рассчитывать. Все балканские народы, до этого подавленные Турцией, уже самостоятельно освободились от турецкого ига. И чтобы армяне не сделали того же, было решено их уничтожить. Правилен такой взгляд?

Лепсиус: Да. Граф Меттерних, который в 1918 году был германским послом в Константинополе, в докладе от 30 июня писал: «С армянами покончено. Свора младотурок с нетерпением ждет того момента, когда Греция обернется против Турции. Греки составляют культурный элемент Турции. Они тоже должны быть, в свою очередь, уничтожены так же, как и армянский народ». Так считал граф Меттерних.


Эксперт — его превосходительство генерал Отто Лиман фон Зандерс — 66 лет, протестант. (После специальной для экспертов присяги.)

Отто Лиман фон Зандерс: К сказанному д-ром Лепсиусом я хочу кое-что добавить с военной точки зрения. По-моему, то, что произошло в Армении, и то, что понимается под названием «армянская резня», нужно расчленить на две части. Первое, это, в моем понимании, — приказ младотурецкого правительства о выселении армян. Следовательно, за это распоряжение мы можем считать ответственным младотурецкое правительство, именно за распоряжение, но за его последствия лишь частично. Второе — это о тех боях, которые имели место в Армении, ибо с самого начала армяне сами стали защищаться, не желая подчиниться приказу турецкого правительства о сдаче оружия; и, во-вторых, без всякого сомнения, было доказано, часть армян боролась против Турции на стороне русских. Как это обычно бывает для побежденных, эти бои становятся преддверием для резни. Думаю, что эти обстоятельства нужно различать. Правительство, отдавая распоряжение о выселении, основывалось на докладах высших военных и гражданских властей, которые по военным соображениям считали нужным очистить Восточную Анатолию от армян. Поскольку вокруг этого вопроса против немцев было сказано очень много ошибочного и неверного, мне хочется здесь подчеркнуть, что на Кавказе все командиры полков и командующие генералы всегда были турки. Эти армейские командиры и должностные гражданские лица передавали в Константинополь те сообщения, о которых я только что сказал, но осуществление данного на основании этих сообщений приказа о выселении попало в самые плохие руки! Здесь следует подчеркнуть, что до войны турецкая жандармерия была очень хороша. Она насчитывала 85000 человек и являлась, по сути, элитарным отрядом. Но потом ее включили в состав армии и распределили по войсковым частям и взамен ее создали вспомогательную полицию, которая состояла не из лучших элементов — частью из грабителей, частью из бездельников. Естественно, среди этих людей было мало порядка. Это обстоятельство нужно иметь в виду, когда речь идет об упомянутых зверствах по отношению к армянам. То были не турецкие солдаты, а очень плохая смена жандармерии, которая была создана в спешке. Потом нужно иметь в виду, что турецкий тыл был настолько беден, что не только армяне, но и многие турецкие солдаты умирали из-за недостатка питания, из-за болезней, отсутствия организованности в турецком государстве. Там умирали тысячи турецких солдат. Только в моей армии к концу Галлиполийского наступления из-за недоедания умерли тысячи слабосильных. Мне кажется, все это нужно иметь в виду. Нельзя также не учесть и того, что конвойная стража имела весьма смутное представление о «священной войне», и в армянах видела христиан. Она думала, что жестокое обращение с ними является добрым делом. К тому же возможно, что должностные лица низшего ранга подогревали их страсти. Уже было упомянуто, что курды, которые были постоянными врагами армян, нападали на них и убивали.

Насколько мне известно, германское правительство делало все, что было возможно, насколько обстановка позволяла. Но ему было трудно. Знаю, в частности, что посол граф Меттерних высказывал решительные протесты против мер по отношению к армянам.

Могу сказать о нас — ибо мы, о чем доктор Лепсиус был добр подчеркнуть, подвергались бесчисленным подозрениям, — что ни один немецкий офицер никогда не принимал участия в мероприятиях против армян. Наоборот, мы заступались там, где это было возможно. Хотелось бы напомнить, что я никогда приказов об армянах за подписью Талаата не получал. Приказы, полученные мною, были за подписью Энвера, и они были маловажными. Они, эти приказы, очень часто были к тому же бессмысленными и невыполнимыми. Например, как-то поступил приказ: удалить всех евреев и армян из штабов. Разумеется, что приказ не был выполнен, так как мы нуждались в армянах и евреях как в переводчиках. Такие бессмысленные приказы тогда получали часто. Я имел случай оказать противодействие в феврале 1916 года, когда адрианопольский вали намеревался изгнать из Адрианополя евреев и армян. Получив об этом сведения от баварского подполковника Вильмера, я направился туда и расследовал вопрос; наши интересы представлял австрийский консул. Действительно, такой приказ об изгнании был там дан местным вали. Я поехал в Константинополь, моими усилиями и с помощью посла графа Меттерниха и посла маркграфа Паллавичини исполнение приказа было немедленно приостановлено. Другой раз я прибыл в Смирну. Там вали поднял с постелей 600 армян и загнал их в вагоны, чтобы выселить. Я вмешался и внушил вали, что если он тронет хоть одного армянина, то я прикажу своим солдатам расстрелять его полицейских. После этого приказ был отменен. Это факт. В книге д-ра Лепсиуса также говорится об этом случае.

Вот приблизительно то, что я видел лично. Хотелось подчеркнуть, что я в Армению ногой не вступал и вблизи Армении не бывал и что от турок никогда не слышал и меня не спрашивали об имевшем место каком-либо распоряжении против армян. Наоборот, от нас скрывали, чтобы мы не имели представления о внутриполитическом положении.

Самая большая клевета заграничной печати заключается в том, что будто мы, немецкие офицеры, тем или иным образом участвовали в подобных распоряжениях. Наоборот, мне кажется, то же самое я могу сказать и о всех германских должностных лицах, по долгу службы мы, где могли, вмешивались за армян. В моем районе проживало очень мало армян, и вышеуказанные случаи являются единичными, которые стали мне известны.

О том, насколько Талаат лично был участником создания приказов — не могу сказать. Насколько я знаю, главный приказ о выселении армян был 20 мая 1915 года. Во всяком случае, это результат решения Комитета, и было получено общее одобрение Совета Министров. Выполнение, как я говорил, было делом рук вали, низших должностных лиц и самое главное — чудовищной полиции.

При всех обстоятельствах считаю своим долгом отметить, что за 5 лет нахождения в Турции я не видел документа против армян, подписанного Талаатом, равно не могу подтвердить, что был дан такой приказ.


Далее допрашивается армянский епископ Григорис Балакян, прибывший на судебный процесс из Манчестера. Свидетелю 42 года, принадлежит к армянской национальной церкви. Свидетель говорит на ломаном немецком языке, но необходимости в переводчике не замечается.

По окончании специальной присяги для свидетелей.

Свидетель: О самом покушении ничего не могу сказать, также и о личности обвиняемого. Я его никогда не знал. В 1914 году, когда началась мировая война, я находился в Берлине, а в середине сентября 1914 года уехал из Берлина, чтобы вернуться прямо в Константинополь. Там, приблизительно через 7 месяцев 21 апреля 1915 года, вместе с 280 другими представителями армянской интеллигенции я полицией был арестован и выслан. 36 часов путешествовали по железной дороге до районов Ангоры. Там из нашего каравана около 90 человек были высланы в Айас. Остальные — около 190 человек — были на машинах перевезены в Чанкыры, что находится на расстоянии 24-часовой езды от Ангоры. Мелкими группами в 25, 15, 10, 5 человек они потом вновь были перевезены в Ангору и там убиты. Из 190 душ осталось только 16 — их пощадили.

В Чанкыры было около 40 армянских домов, где проживало 250 душ, которые разговаривали по-турецки. Это были купцы, далекие от политики. С этими 250 армянами и 16 константинопольскими ссыльные должны были быть доставлены в пустыню Дер-эс-Зор причем по телеграфному приказу министра внутренних дел в Константинополе. Но Рашид-паша, вали Кастамуни, отказался подчиниться телеграмме министра внутренних дел. Он сразу же был снят. Его заместитель хотел приказ исполнить — выслать нас. Мы дали ему денег — около 800 турецких золотых фунтов. Этот человек, Юнус-бей, был секретарем Комитета (Комитета Иттихада). Благодаря этому нас не переселили, и мы оставались здесь до февраля 1916 года. Потом на место Рашид-паши в Кастамуни прислали вали Ангоры, который, как мы услышали в то время, в Ангорском вилайете убил 82000 армян — женщин, детей и мужчин. Этот новый вали, следуя приказу министра внутренних дел Талаата-паши, заставил нас выселиться в Дер-эс-Зор, хотя эти армяне были очень тихие и даже не умели говорить на своем родном языке, а говорили по-турецки Но по политическим причинам из всей Малой Азии хотели выселить армян. Сначала увели 48 мужчин. Женщины тоже должны были за ними волочиться. Нас спросили, хотим ли мы, чтобы жен и детей брали с нами или нет. Я посоветовал не брать. Потом мы узнали, что они были убиты. Нас вели по линии Чорум-Езгад — Кессарея — Тормарсу — Гаджн — Сие — Карс — Базар — Османие — Гасан-бегли — Ислахия. Это один из самых кровавых путей. Лишь между Езгадом и Богазлианом были истреблены 43 тысячи армян с женами и детьми. Мы тоже боялись, что и нас уничтожат, ибо хотя официально и называлось «выселение», но в действительности это было политически организованное уничтожение. Но потому, что у нас были деньги, всего около 15000-16000 золотых фунтов, мы думали, что этим как-нибудь сумеем спасти нашу жизнь — силой восточного обычно всесильного «бакшиша». Надеялись, что то, что иным путем не сумеем сделать, сделаем золотым. Мы не ошиблись. Если я здесь живой, то благодаря «бакшишу».

Само собой разумеется, что с нами обращались очень плохо. Мы голодали, и когда видели воду, реку и хотели утолить жажду, то нам этого не разрешали. Два дня жили без хлеба. На свои деньги покупать не разрешали. Никогда не могли уснуть. И все-таки были довольны и думали, что если не убьют, то будет великое счастье.

Когда прибыли в Ёзгад, в самое кровавое место, то видели поблизости, в четырех часах пути, в овраге несколько сот голов с длинными волосами, значит, головы женщин и девушек. С нами был один полицейский сотник по имени Шюкри, который нас конвоировал. Нас было около 48 мужчин в сопровождении, кажется, 18 конных полицейских. Я сказал сотнику: я слышал, что убивают армян-мужчин, но не женщин и девушек. Да, сказал он, если будем убивать лишь мужчин и оставлять в живых женщин и девушек, то через 50 лет снова будет несколько миллионов армян, значит, нужно, чтобы женщин и девушек тоже убивали, чтобы навсегда прекратились бы внутренние и внешние бунты.

(Прошу меня извинить, я более чем 4-5 лет по-немецки не произносил ни слова, поэтому не могу как раньше свободно говорить по-немецки. Я с 1901 года армянское духовное лицо. Я хорошо знаю обстановку в Армении, взаимоотношения моего народа и прекрасно знаком с турецкой политикой.)

Итак, я спросил, почему убивают женщин и детей. Сотник со всей откровенностью рассказал: «Мы всех убили, но не в городе. Это было запрещено, потому что Абдул-Гамид в 1895-1896 годах приказывал всех горожан убить, а потом об этом все европейские народы, весь цивилизованный мир узнал и не хотел позволить этого. Никто не должен остаться живым, чтобы ни единого свидетеля на суде не было». Но, слава Богу, еще есть несколько лиц.

Сотник сказал мне: «Я об этом могу спокойно говорить вам, потому что вы пойдете в пустыню и там умрете с голоду и у вас не будет возможности рассказать кому-нибудь об этом. Потом он нам рассказал подробности. Из города Ёзгад сначала были выведены 14000 мужчин и убиты в оврагах. Оставшимся в живых семьям убитых было сказано, что мужчины достигли Алеппо, что им там хорошо и что они просили правительство разрешить семьям приехать к ним. Семьи должны были там найти готовые квартиры. Правительство разрешило все движимое имущество взять с собой. В связи с этим семьи, все упаковав, взяли с собой золото, серебряные предметы, украшения, ковры и всякую движимость. Об этом рассказывал тот сотник, который гнал караван, он также сказал, что лично он, как начальник полиции, приказал убить около 40000 армян между Езгадом и Богазлианом. Таким образом, женщины думали, что их мужья живы, и приготовились последовать за ними. Было около 840 повозок, из них 380 запряженных быками, остальные конные. Многие женщины и дети шли пешком. Число переселенцев в Алеппо женщин и детей было 6400.

Я спросил сотника: «Почему вы это сделали?» Он ответил: «Если бы женщин и детей убили в городе, то не смогли бы узнать про их богатства — запрятаны ли где или уничтожены. Из-за этого «разрешили» все украшения с собой взять. Когда мы продвинулись на 4-часовое расстояние (так продолжал сотник), то дошли до одного оврага, где было три мельницы. С нами было около 25-30 турецких женщин. Они стали обыскивать одежды женщин и девушек и забирать их украшения и деньги. Там было около 6400 женщин и девушек, по этой причине турецким женщинам для обысков понадобилось четыре дня. Когда обыск окончился, сотник сказал армянским женщинам, что от правительства прибыл новый приказ о «милости», которым разрешалось женщинам вернуться в свои дома. На обратном пути — в часовом отдалении — находилась большая равнина возницы и повозки были отосланы назад раньше. Женщины спросили: «Почему?» Им сказали: «Ведь пришло милостивое разрешение вернуться домой и необходимости в повозках нет, тем более, что до Ёзгада идти четыре часа. Об этом говорил сотник. Он не говорил так связно, как я. Я обо всем спрашивал, чтобы получать ответы. (Думал, может, сумею использовать услышанное.) Когда женщины в результате «милости» хотели вернуться в Ёзгад, многие полицейские оказались отправленными в деревни и в окрестности, чтобы призвать турецких крестьян к «священной войне» (джихад). Почти 12000-13000 крестьян пришли с топорами и другими железными орудиями. Им разрешили убивать всех и лишь красивейших девушек взять с собой.

Защитник фон Гордон (прерывая): Мы уже многое слышали, хотелось бы спросить по существу.

Свидетель: Прошу, задавайте вопросы.

Защитник фон Гордон: Когда вы были в Чанкыры, вы вместе с одним из ваших профессоров ходили к вали что-либо просить для себя? Показал ли вам тамошний вали какую-нибудь телеграмму, в которой Талаат-паша запрашивал этого вали об определенном вопросе?

Свидетель: Разрешите еще пару минут, я почти закончил, а потом отвечу. Так беспощадно были убиты женщины, младенцы — все. Я спросил сотника, разве его не мучают угрызения совести, не считает ли он себя ответственным перед Богом, человечеством, цивилизацией? «Я не ответствен, — отвечал сотник. — Приказ был получен из Константинополя. Я всего лишь сотник жандармерии. Нам было приказано всех убить, потому что была объявлена священная война». Теперь я кончаю. «Если солдат на войне кого-либо убивает, — продолжал сотник, — то он невиновен. Так действовал и я. Потом, после убийства, совершил намаз (молитву) и оправдался». — «Да, — сказал я, — но воюют только с мужчинами, а священную войну против невинных женщин и младенцев не объявляют».

(На вопрос защитника фон Гордона.)

Когда я разговаривал с турецким профессором турецкого университета в Константинополе, главным редактором турецкой газеты «Сабат» г-ном Дираном Келекяном, то он мне сказал: «Не хотите ли со мной посетить вице-губернатора Асаф-бея?» — «Лучше всего, — сказал я, — спрятаться и не показываться». Он мне сказал: «Нет, не бойтесь, он мой ученик и всегда целует мне руку и оказывает мне большие почести». Мне очень часто говорили об этих делах, чтобы быть в курсе этих ужасных событий.

Итак, мы нанесли визит Асаф-бею, который раньше был вице-губернатором в Османии — в Киликии. С большой учтивостью он принял нас. Мы спросили, что нам делать, чтобы удрать в Константинополь. Он ответил: «Дорогой учитель, то, что намерены сделать, делайте скорее, потом будет поздно». Естественно, мы спросили, почему же будет поздно. Нам неизвестно, мы сказали, что в Малой Азии начались погромы. Мы действительно этого не знали. И даже не знали, что происходит на расстоянии двухчасового пути от нас. Асаф-бей ответил: «Другим я не имею права ничего говорить, но вы, г. Келекян, мой учитель, а вы (обращаясь ко мне) — духовное лицо, вы умеете хранить тайну, я питаю большое доверие к вашему духовному положению. Я должен показать вам телеграмму». Сказав это, он показал г-ну Келекяну телеграмму, которую прочел и я, потому что он мне разрешил. Не могу сказать, что там буквально было сказано, точно не могу быть уверенным, что телеграмма была подлинная, но я ее запомнил. Я должен издать книгу и все это подтвердить. Но нет основания сомневаться в достоверности телеграммы, которую нам показал действительной службы вице-губернатор. Смысл телеграммы был приблизительно таков: «Телеграфируйте немедленно прямо нам, сколько из армян умерло, сколько еще в живых. Министр внутренних дел Талаат».

Сначала я не понял, что это могло значить. Я не мог допустить мысль, что целый народ должен был быть уничтожен резней, никогда в истории этого не было Г-н Келекян спросил Асаф-бея: «Что это значит, не пойму». — «Вы такой умный, — ответил Асаф-бей, — вы главный редактор... Значение телеграммы «Чего ждете? Уничтожайте!»

Г-н Келекян стал плакать и сказал: «Дети мои не настолько выросли, чтобы могли самостоятельно вступить на жизненное поприще. Ничего не остается нам сделать, кроме того, что вы (указывая на меня) пошли бы со мной в церковь и приобщили меня к Святым Тайнам». Асаф-бей сказал: «Примите все меры, тихо и молча, чтобы через 15 дней быть в Константинополе. 15 дней я еще буду здесь, потом я брошу службу. Еще в 1909 году, когда я был в Османии, в Адане тоже была крупная резня, и тогда меня обвинили, что я мучил армян, и только с большими трудностями я освободился. Не хочу быть вновь замешанным в армянские погромы потому что после войны придет время, когда все высшие ответственные лица вынуждены будут бежать за границу, и тогда нас сделают ответственными за резню и, может быть, даже повесят.