Краткий очерк истории философии учебник (2). Под редакцией

• Название: Под редакцией
• Анкор: Краткий очерк истории философии учебник (2).doc
• Дата: 28.04.2018
• Размер: 1.9 Mb.
• Имя файла: Краткий очерк истории философии учебник (2).doc
• Тип: Книга; #18611
• страница: 21 из 29

Руссо

Чрезвычайно своеобразное место в Просвещении принадлежит Жан Жаку Руссо (1712—1778) —одному из самых влиятельных деятелей французского Просвещения. Руссо — уро­женец и гражданин Женевы, старинного центра кальви­нистского богословия и кальвинистского морального ук­лада жизни. Молодость его протекала в нужде и скита­ниях. Одареннейший писатель, Руссо дебютировал крат­кой диссертацией «Рассуждение о науках и искусствах»(1750), написанной на соискание премии Дижонской академии. На вопрос, содействовали ли успехи наук и искусств улучшению нравов, Руссо ответил с редкой си­лой убеждения и редким красноречием. Увенчанный пре­мией, он вдруг приобрел известность. Из сочинений, име­ющих отношение к философии, им были в дальнейшем написаны «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1755), «Общественный договор» (1762), «Эмиль, или о воспитании» (1762) и несколько менее значительных работ. Основная тема философских размышлений Руссо — судьба личности в современном, ему обществе с его сложной искусственной культурой, с его противоречиями.

Сила и историческое значение Руссо не в тех мыс­лях, которые можно найти у него по вопросам теоретиче­ской философии. Значение его в тех идеях, которые он выдвинул как социолог, политический мыслитель, мора­лист, психолог и педагог. От большинства своих совре­менников Руссо отличается прежде всего проницатель­ностью, глубиной, смелостью в критике общественного строя Франции. Французская философия XVIII в., в том числе и социальная, не шла дальше критики феодализ­ма и абсолютизма с точки зрения буржуазных интересов. Идеализируя эти интересы, она видела в требованиях, запросах и понятиях буржуазного класса естественные запросы и понятия человеческого разума, как такового. Противоположность интересов тех классов, которые вы­растали внутри «третьего сословия», не была еще заме­чена и понята. Большинство французских просветителей XVIII в., ведя борьбу против господствующей системы идей феодальной церкви, против политической системы и идеологии абсолютизма, пренебрежительно относились к демократическим массам, к их духовным запросам, вкусам, потребностям. Вольтер презирал «чернь» и осо­бенно боялся пробуждения в ней политического само­сознания. Просветители вели свою пропаганду в сало­нах и кружках, близких ко двору и связанных множест­вом нитей с дворянством и придворным чиновничеством.

Руссо занял особую позицию. Энциклопедисты, даже во время наибольшей дружбы и сотрудничества с ним, никогда не считали его вполне своим. Они находили его слишком бунтарским, плебейски-радикальным и бестакт­ным. Он и был таким. Он выступал, как отмечали бур­жуазные историки, не только против существующей власти, но и против боровшейся с ней оппозиции; не только против Сорбонны (факультета богословов), но и против Фернея (замок Вольтера). Никто из современников Рус­со не сознавал так сильно, как он, противоречий фран­цузской общественной системы. Руссо сознавал их с точки зрения угнетенных мелкобуржуазных масс кресть­ян и ремесленников, т. е. с точки зрения гораздо более демократической, чем воззрения большинства просвети­телей. Именно эта основа идейных позиций Руссо была причиной крайней противоречивости его социальной фи­лософии. Критика Руссо одновременно и радикально-де­мократична, и реакционна; она зовет вперед, к ниспро­вержению угнетающего человечество порядка и тянет назад, внушает идеи, которые должны быть охарактери­зованы как реакционная социальная утопия. Основное противоречие современной ему общественной жизни при­нимает в сознании Руссо отвлеченную форму противо­речия между культурой и природой, между естественной, гармонической, по его убеждению, жизнью чувства и искусственностью, односторонностью рассудочного мыш­ления.

Рационализм XVII и XVIII вв. не признавал в чув­стве специфической душевной деятельности наряду с интеллектом и волей. Напротив, Руссо видит в чувстве не только самостоятельную, не только своеобразную, но и основную первичную форму духовной деятельности. Еще раньше, чем разум, в человеке проявляются чув­ства удовольствия и неудовольствия. Чувство не только первичнее разума по происхождению, но и важнее, чем разум. Учение Руссо о первенстве чувства двойственно. С одной стороны, оно правильно вскрывало односторон­ность, недостаточность, рассудочность рационалистиче­ского представления о человеке и его душевной деятель­ности. С другой стороны, оно таило в себе глубоко оши­бочную тенденцию, которую не раз использовала впо­следствии философская реакция. Тенденция эта состояла в противопоставлении чувства как высшей и более цен­ной сферы душевной жизни разуму как сфере будто бы низшей. От Руссо ведет начало тенденция, выдвигающая в поведении и в душевной жизни на первый план инстинктивные, несознаваемые и в то же время в выс­шей степени целесообразные движения и действия. Даже совесть и гений превращаются у Руссо в высшие инстинкты, во всем противоположные разуму. Сближая чувство с инстинктом, Руссо выводил из этого сближе­ния мысль, будто развитие форм интеллекта — фантазии и мышления — разрушило в человеке первоначальную гармонию, нарушило правильное отношение между по­требностями и способностями, ослабило естественную мощь человека.

Однако у самого Руссо мысли эти еще далеки от позднейшего реакционного буржуазного алогизма (отре­чения от логики). В них алогизм выступает лишь как тенденция, смягчаемая множеством оговорок и противо­речий. Критикуя односторонность рационализма, Руссо сам остается во многом на почве рационализма. Под­черкивая права чувства, он признает, что большую роль в развитии чувства играет познание.

Уже в диссертации, увенчанной премией Дижонской академии, Руссо доказывал, что развитие наук и искусств со времени Возрождения не усовершенство­вало, а ухудшило нравы общества. Несмотря на явные преувеличения, односторонность и крайнюю абстракт­ность «аргументации, в сочинении Руссо удалось сильно и смело выразить горячий протест плебея, который ви­дит, что плоды прогресса цивилизации не только оста­ются для него недоступными в силу его социального по­ложения, но и что самые блага цивилизации в совре­менных условиях жизни общества далеко не безусловны, заключают в себе отрицательную сторону. Так, разде­ление труда есть не только одно из условий прогресса, но и причина разрушения естественной целостности и гармоничности человеческой жизни. Специализация порождает расцвет ремесел и искусств, потребность в обмене. Но та же специализация усиливает зависимость человека от труда людей других профессий, превра­щает человека в частицу большого целого, порождает крайнюю односторонность. В результате возникают не только отчуждение, разобщенность между людьми раз­личных профессий, но и противоречие между деятель­ностью личной и общественной. По Руссо, одна из глав­ных причин человеческих страданий — противоречие между нашим состоянием и нашими желаниями, между нашим долгом и нашими склонностями, между

приро­дой и социальными учреждениями, между человеком и гражданином. «Сделайте человека вновь единым,— призывал Руссо,— и вы сделаете его таким счастливым, каким он только может быть», Высказывая эти идеи, Руссо предвосхитил постановку проблемы так называ­емого отчуждения.

Противопоставление Жан Жаком Руссо природы культуре часть современников поняла как наивный при­зыв к возвращению вспять, в докультурное, «естествен­ное» состояние. Вольтер, издеваясь над Руссо, говорил, что Руссо приглашает человечество вновь стать на чет­вереньки и ползти в первобытный лес. В действитель­ности Руссо хорошо понимал необратимость уже прой­денного пути развития. Он разъяснял, что полный отказ от уже приобретенной цивилизации сделал бы человека дикарем, но не сделал бы его более счастливым. Гар­моничность, цельность человека должны быть обретены в обществе, а не в «естественном состоянии». Источни­ком противоречий цивилизации Руссо признал социаль­ное неравенство, обусловленное неравенством имуще­ства, неравенством во владении землей, орудиями труда. Истинным основателем современного гражданского общества стал, по Руссо, тот, кто первый, отгородив участок земли, сказал: «Это — мое» и кто нашел людей достаточно простодушных, чтобы этому поверить.

Бедственные последствия социального неравенства, существующих форм разделения труда Руссо раскрывает с большой проницательностью и с пафосом нравственно­го негодования. Гораздо слабее он в рекомендации средств для преодоления противоречий культуры. С од­ной стороны, Руссо ищет спасения в простом замедлении темпов исторического развития, в его торможении. С дру­гой стороны, возникшие препятствия на пути человека к гармоничности должны быть устранены не только по­степенным развитием, но и борьбой. Однако «борьба», о которой говорит Руссо, не общественная революционная борьба, а лишь этическая борьба личности против собст­венных слабостей и недостатков, победа над своими страстями и господство над своими чувствами.

Выход из противоречий цивилизации Руссо видел в изменении системы и методов воспитания. Следуя за Локком, Руссо набросал в своем знаменитом трактате «Эмиль» план развития личности, свободной от насилия над природой и над естественными способностями чело­века. В системе воспитания Руссо на первый план вы­двигается чувство. Рационализму, сухой и черствой рас­судочности Руссо противопоставляет благотворную силу искреннего, естественного чувства, К чувству Руссо обращается и в вопросе о религии. В «Вероисповедании савойского викария» он провозглашает критерием и осно­вой религиозной веры не доводы разума, а сердце и чувство. Он ополчается и против догматов официальной ре­лигии, и против рационалистического кодекса деизма. Еще резче отзывается он об атеизме. Вступив в число сотрудников Энциклопедии, он вскоре порвал с ней, и одним из поводов для разрыва была смелая пропаганда атеизма, которую вели энциклопедисты.

В своем «Общественном договоре» Руссо доказывал, что единственным коррективом к существующему ныне социальному неравенству — неравенству имущественно­му и неравенству обязанностей — могут и должны быть свобода и безусловное равенство юридических прав. Эту идею, в которой сказался буржуазный характер социоло­гии Руссо, впоследствии высоко оценили деятели фран­цузской революции, и прежде всего якобинцы.

Буржуазным демократизмом и республиканизмом овеяна вся программная часть «Общественного догово­ра». Основой политической жизни общества Руссо при­знал суверенность воли народа и неделимость самой этой суверенности. Поэтому Руссо отвергает принцип деле­ния власти на законодательную и исполнительную и ре­комендует систему постоянно действующего в государ­стве плебисцита, или всенародного опроса, по всем серь­езным вопросам политической жизни.

Влияние идей Руссо было огромно. В подготовке идео­логии французской буржуазной революции ему принад­лежит важная роль, хотя сам он был далек от понимания неизбежности революционной борьбы. В теории истори­ческого процесса Руссо с небывалой до того

проница­тельностью угадал значение противоречий как движу­щей силы развития общества. Именно поэтому Энгельс называл Руссо (так же как и Дидро) представителем диалектики в философии французского Просвещения.
§ 5. Немецкое Просвещение

В XVIII в. Германия развивалась по капиталистиче­скому пути, однако в сравнении с Англией и Францией развитие это было замедленным, запоздалым и ему при­ходилось преодолевать большие препятствия.

Эпоха Просвещения наступила и в Германии. На пер­вых порах немецкие просветители были малосамостоятельны. И в философии, и в критике Библии, и в науке они питались идеями, ранее выработанными в Англии, Голландии и Франции. Но, усваивая эти идеи, немецкое Просвещение приспособляло их к условиям обществен­ной жизни Германии. Поэтому имеется ряд важных черт, отличающих немецких просветителей от их английских и французских предшественников.

Немецкое Просвещение также ведет борьбу за права разума и философии, опирающейся на разум. Оно также пытается решить конфликт между верой и разумом в пользу разума, отстаивает право научной критики тех вопросов, которые до того считались исключительным достоянием религии. Но в то же время немецкое Про­свещение лишено того боевого духа, каким отличается Просвещение во Франции. Немецкое Просвещение не столько отвоевывает у религии права в пользу разума, сколько стремится к компромиссу между знанием и ве­рой, между наукой и религией.

Наиболее влиятельной в немецкой философии XVIII в. была школа Христиана Вольфа (1679—1754) — последо­вателя и популяризатора идеалистической философии Лейбница. Вольф и его ученики, занявшие со временем кафедры в ряде германских университетов, стремились к разработке философии в форме науки, прибегали к «геометрическому методу» Декарта и Спинозы, развива­ли учение о причинной обусловленности всех явлений природы. В познании они подчеркивали роль разума, логических законов и форм мышления. Тенденция эта отразилась в самом названии немецких сочинений Воль­фа, которые все назывались «Разумные мысли». Однако, опираясь на рационализм Лейбница и на его идею по­строения универсальной философской науки, или Энцик­лопедии, Вольф и его последователи принизили замыслы Лейбница, усилили дух компромисса, которым страдала его философия, сузили и даже прямо опошлили его уче­ние о бытии (монадологию).

Лессинг
Над всеми деятелями немецкого просвещения возвышается гигант­ская фигура Готхольда Эфраима Лессинга (1729—1781). Он был одновременно выдающимся писателем, драма­тургом, критиком, эстетиком и философом. Могучий бо­рец против сил реакции, феодальной идеологии, мрако­бесия и религиозной нетерпимости, Лессинг задыхался в обстановке современной ему Пруссии.

В статьях о театре («Гамбургская драматургия») Лессинг борется за действенное, передовое театральное искусство. В сочинении «Лаокоон», разъяснявшем раз­личие между изобразительными средствами поэзии и живописи, Лессинг ратует за искусство, не подражаю­щее статичным образам живописи и скульптуры клас­сицистов, а воспроизводящее с помощью специфиче­ских средств поэзии живые действия и борьбу людей.

В философии он обрушился против ортодоксов бо­гословия. Во всей Германии отозвалась борьба Лессинга против главного пастора в Гамбурге — Гёце. Лес­синг первый после Спинозы внес в рассмотрение свя­щенных книг Ветхого и Нового заветов историческую точку зрения. Лессинг отвергает все ортодоксальные понятия о божестве, отрицает веру в личного бога,

су­ществующего вне мира, и допускает бога только в ка­честве «души мира». В конечном счете, значение рели­гии для Лессинга только этическое.

Выдающуюся роль в развитии немецкого Просве­щения сыграл гениальный немецкий поэт и мыслитель Иоганн Вольфганг Гёте(1749—1832). Решительному противнику клерикализма и схоластики Гёте чужд спе­кулятивный идеализм и агностицизм. Он высоко ценит философию Спинозы, хотя и не видит вытекающих из нее атеистических выводов. В своих философских воз­зрениях Гёте в основном материалист. Он указывает на всеобщность движения, изменения, развития в приро­де, которая, по его мнению, представляет собой не скопление мертвых тел, а органическую, многообразную взаимосвязь явлений, образующих единое, живое це­лое. Однако точка зрения материализма и диалектики не проводится Гёте последовательно.

Видными деятелями немецкого Просвещения были также писатели Ф. Шиллер, И. Г. Гердер, революцион­ные демократы Г. Форстер, К. Шубарт, И. Зёйме.

§ 6. Французский материализм XVIII в.
Начиная примерно с середины XVIII в. во Франции появляется плеяда мыслителей-просветителей, многие из которых были также и замечательными представителями философского материализма. Французский ма­териализм XVIII в. — новая историческая ступень в развитии материалистической философии, существенно отличающаяся от предшествующих материалистиче­ских учений.

Английский материализм XVII в. имел в значитель­ной мере аристократический характер, его учение пред­назначалось для избранных. В Голландии Спиноза пи­сал свои сочинения на латинском языке, недоступном для широких масс. Напротив, французские материали­сты XVIII в. — Ламетри, Гельвеции, Дидро, Гольбах — несут свои идеи в широкие круги городского общества. Они непосредственно обращаются не к государям со­временной им Европы (хотя не упускают случая за­интересовать их своими взглядами) и не только к чита­телям из дворянства, но и к массе читателей из класса буржуазии. Они излагают свои философские взгляды не в форме ученых трактатов и специальных статей, а преимущественно в форме широкодоступных изда­ний—словарей, энциклопедий, памфлетов, полемиче­ских статей и т. д. Во всех этих изданиях, написанных на национальном языке — французском, к мастерству изложения присоединяется сила нравственного убежде­ния и публицистического негодования.

Особенно большое значение для возникновения ма­териализма во Франции имело развитие философии в предшествующем столетии в Англии. Французские ма­териалисты опирались на широкое развитие свободо­мыслия в Англии. За яркими фигурами Ламетри, Гель­веция, Дидро, Гольбаха стоят не менее яркие и значи­тельные по своему идейному влиянию фигуры англий­ских просветителей Толанда, Тиндаля, Шефтсбери.

Еще значительнее было воздействие во Франции философских идей Локка. Его «Опыт о человеческом разуме» стал для французских материалистов XVIII в. одним из важнейших теоретических источников. Осо­бенное значение получили учение Локка об опытном происхождении знания, критика декартовского учения о врожденных идеях, а также материалистическое в целом понимание самого опыта. Так же важны были педагогические и политические идеи Локка. Если, как учил Локк, душа человека при его рождении есть чи­стая доска, на которой лишь опыт начинает впервые наносить свои письмена, то отсюда следовало, что со­вершенство человеческой личности обусловливается воспитанием и политическим устройством общества. Усвоив локковскую теорию материалистического сенсуализма и эмпиризма, французские материалисты освободили ее от колебаний в сторону агностицизма и рационализма.

Но английский материализм не был единственным теоретическим источником для Ламетри, Гельвеция, Гольбаха и Дидро. Другим важным источником мате­риалистических идей были для них механистический материализм физики Декарта, а также материалисти­ческое учение Спинозы о природе, субстанции и ее атри­бутах, о человеке, о душе и ее отношении к телу.

Французский материализм XVIII в. не просто продол­жал материалистические традиции, порожденные обще­ственно-историческим развитием Англии, Франции и Нидерландов, он развивал эти традиции дальше, вы­двигал новые идеи. Для великих материалистов XVII в. главной научной опорой материалистической мысли были механика и астрономия. Для французских мате­риалистов наряду с механикой такой опорой становятся также медицина, физиология и биология. Открытия и идеи Ньютона, Эйлера, Лапласа, Лавуазье, Бюффона и других выдающихся ученых образуют естественно­научную основу философских обобщений французских материалистов XVIII в.

Еще более оригинальны этические и общественно-политические взгляды французских материалистов. И в этой области они продолжают дело великих мыслителей XVII в. Гоббса, Спинозы, Локка. Однако эти учения в значительной мере утрачивают в философии

француз­ских материалистов тот абстрактно-натуралистический характер, какой они имели у писателей XVII в. У Гоббса руководящее человеком стремление к самосохранению выводится еще из аналогии с механической инерцией физического тела, у Гельвеция же и Гольбаха!] «интерес» рассматривается как специфически человеческий двигатель поведения.

Мыслители XVII в. признают науку и философию достоянием и задачей небольшого числа ученых, резко выделяющихся и возвышающихся над большинством народа. Напротив, в понимании французских материа­листов философия не достояние избранных, а дело

об­щественное. Идеи Гельвеция, Гольбаха, Дидро созре­ли не в тиши изолированных кабинетов, они возникли, отшлифовались, нашли литературную форму выраже­ния в политических салонах Гольбаха и Гельвеция, в полемике и столкновении близких друг к другу, но не тождественных мнений. Более того, авторы этих идей образовали объединение, выражавшее образ мыслей целой группы философов. Само слово «философы» ста­новится в это время в устах врагов буржуазного про­свещения кличкой определенной философской партии, или группы. «Философами» именовали просветителей. Это слово вызывало восхищение и одобрение одних и непримиримую ненависть других.