Ответы. Психология сексуальости. Системное понимание и определение сексуальности, компоненты
 Скачать 346.09 Kb.
|
|
Психологическое содержание Квир-идентичности. Квир (англ. queer — «иной») — термин используется для обозначения любой не соответствующей традиционной модели поведения и идентичности[1]. Квир-идентичность позволяет одновременно сделать политическое заявление против гетеронормативности и вместе с тем отказаться от традиционной политики категоризации идентичностей. В узком смысле «квир» является обобщающим «зонтичным» термином, использующимся для обозначения как ЛГБТ и людей вне традиционалистических рамок идентичностей, так и гендерно нормативных гетеросексуалов, чье сексуальное поведение ставит их вне гетеросексуально-определяемого мейнстрима (например, люди, практикующие БДСМ или романтические отношения с несколькими партнерами). «Квир» не подразумевает никаких конкретных, специфических черт. Это идентичность, лишенная сущности, которая по определению расходится сo всем нормальным, легитимным, господствующим.— И. С. Кон Квир-идеология — это не отрицание, а проблематизация: постановка вопроса «зачем?» и «почему?»— Д.В. Кузьмин В то же время, термин «квир» в более широком смысле имеет социальные коннотации и часто используется людьми, которые резко отвергают традиционные гендерные идентичности, которые отвергают стратификацию сексуальных идентичностей — гей, лесби, би- и гетеросексуалы, а также теми, кто считает себя подавляемыми гетеронормативностью общей культуры. В этом смысле слово сохранило свое историческое значение — «за границами нормативного общества» и может быть интерпретировано сегодня как «вне стереотипов пола, секса и гендера». Расплывчатость значения этого термина позволяет людям, называющим себя «квир», избежать жестких рамок, окружающих различные идентичности и социальные стереотипы. Если даже половая и гендерная идентичность может быть в некоторых случаях "съемной", что создает индивиду множество проблем и трудностей, но не мешает ему оставаться психически здоровым и социально полноценным, то подавно не следует считать патологией нестандартную сексуальную ориентацию. Если признать бесспорный факт, что сексуальное влечение направлено не на продолжение рода, а на получение удовольствия, достижение психической интимности и т.д., то его объект вовсе не обязательно должен быть существом другого пола. Да и сами эти предпочтения могут меняться в зависимости от времени, ситуации и многих других обстоятельств. Индивидуальных вариаций в сексуальной жизни гораздо больше, чем в репродуктивном поведении. Между гомо= и гетеросексуальностью нет китайской стены, мы сами создаем её, овеществляя соответствующие категории. Изменение теоретической перспективы тесно связано с изменением субъекта исследования. Если раньше геи и лесбиянки были преимущественно объектами науки, то теперь они стали автономными субъектами научного дискурса. “гей-лесби исследования “ (gay and lesbian studies) превратились в автономную и быстро растущую область знания. “Квир-теория” считает все гендеры и все сексуальные ориентации равноправными, равноценными и, так сказать, одинаково близкими к Богу. "Квир, как и гендер, скорее сближает, чем разделяет анализ мужчин и женщин; как и гендер, квир позволяет усомниться в кажущихся фиксированных идентичностях; подобно гендеру, квир сохраняет область гей-лесбийских исследований, одновременно создавая новый способ размышления о сексуальных формациях и, в частности, о процессах дифференциации. Критически важным различием, однако, между отношением женских исследований к гендерным исследованиям и гей-лесбийским и квир-исследованиям является то, что если "гендер" - это ярлык, далекий от политического активизма, то "квир" напрямую связан с мобилизацией в целях социальных изменений" (Аусландер, 2000, с.54). Подобно гендеру, "квир" - не объективная природная данность, раз и навсегда характеризующая данного человека, а перформанс, театрализованное представление, смысл которого неотделим от контекста. "Квирнесс" (это слово можно перевести как инаковость) было принято в качестве понятия, позволяющего избегать категоризации людей по их сексуальной практикам. Каким бы ни был источник сексуального желания и удовольствия, можно стать "квир" по выбору. Это понятие подчеркивает момент незафиксированности сексуальной идентичности. "Быть "квир" значит отрицать как нормативную гетеросексуальность, так и гомосексуальность" (Аусландер, 2000, с. 53). "Странная", "экс-центричная", "инаковая" квир-идентичность не поддается однозначному определению, она всегда является изменчивой, текучей и "подрывной" (субверсивной) по отношению к любой нормативной системе. Понять её можно только изнутри, с точки зрения действующего лица, "представляющего" собственную самость себе и другим. "Квир" не подразумевает никаких конкретных, специфических черт. Это идентичность, лишенная сущности, которая по определению расходится с всем нормальным, легитимным, господствующим. Это распространяется не только на гендер или сексуальность. Любая идентичность потенциально может изобретаться или переформулироваться её собственником. "Квирность" выводит наружу и драматизирует непоследовательности и рассогласованности между считающимися стабильными отношениями между хромосомным полом, гендером и сексуальным желанием. При этом в центре внимания, естественно, оказываются те люди, у которых эта рассогласованность особенно сильна. Это не только геи и лесбиянки, но и гермафродиты, транссексуалы и трансвеститы. Подрывая принцип универсальной гетеросексуальности, квир тем самым ставит под вопрос даже такие, на первый взгляд, бесспорные термины как "мужчина" и "женщина". Квир-теория считает сексуальные идентичности функциями социальных представлений, репрезентаций. Репрезентации предшествуют сексуальным идентичностям, определяют, усложняют и разрушают их. Вышколенному позитивистскому разуму эти теории кажутся странными, тем более, что зачастую (особенно у Джудит Батлер) они излагаются в высшей степени трудным, заумным языком. Но это – естественный продукт постмодернизма, исходным пунктом которого является не порядок, а хаос, а объективную реальность заменяют разные формы дискурса. Практически за этим стоит другой тип познающего субъекта. Объективный взгляд "со стороны" предполагает отчуждение. Человек, которого окружающие не принимают и травят, невольно смотрит на себя их глазами и спрашивает себя, почему он не такой, как все, и что ему со своей "инаковостью", которая то ли болезнь, то ли порок, делать. Для того, кто принимает себя и свою субъективность, эти вопросы уже не имеют значения: я такой, каков я есмь, для меня важны только способы самореализации, а если вы меня не принимаете, это не моя, а ваша проблема. Все люди по-своему "инаковые" (=особенные), и именно этим они друг другу интересны. Поясню эту мысль аналогией. В тоталитарном Советском Союзе инакомыслящие (диссиденты) на фоне всеобщего идеологического единообразия выглядели белыми воронами, особой, странной породой людей. Но, если вдуматься, инакомыслие – не исключение, а норма, синоним мышления как такового. Слова "такомыслие" в языке нет, потому что жесткий конформизм исключает самостоятельность, без которой никакое мышление невозможно, а есть лишь более или менее автоматическое принятие готовых шаблонов речи и поведения. Точно так же обстоит дело с инаколюбящими. Жесткая половая мораль, состоящая из сплошных запретов и предписаний, кого и как можно, а кого и как нельзя любить, была прокрустовым ложем, не оставлявшим место индивидуальности. Но любовь по определению индивидуальна, она всегда стремится выйти за рамки обыденности. Говоря словами Михаила Пришвина. "любовь – это неведомая страна, и мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем корабле капитан и ведет корабль своим собственным путем" (Пришвин, 1969, с.174). Социальные нормы – только плот или обманчивая соломинка, за которую мы хватаемся, чтобы не утонуть. В этом смысле все, кто любит, – инаколюбящие. "Таколюбящих" не бывает по определению. Квир-теория имеет выходы и в эмпирическую науку. Классическая психиатрия строилась на историях болезни, где частный случай иллюстрировал общий диагноз. Но уже у Крафт-Эбинга истории болезни незаметно превращались в сексуальные истории и истории жизни. Сегодня истории жизни и сексуальные истории стали важнейшим источником сексологического и социального знания, дополняющим и конкретизирующим массовые опросы.
Эротикой, без которой не может существовать ни человеческая сексуальность, ни культура, называются сексуальные чувства, фантазии и переживания, а также стимулирующие их литературные, видео, аудио и прочие материалы. Люди, воспитанные в пуританском духе, воспринимают слова "эротика" и "эротизм" как бранные выражения, обозначающие нечто "животное", низменное. На самом деле животные как раз не знают эротики и не умеют разнообразить свой сексуальный репертуар. Способность чувственно реагировать на эротические знаки и образы и сознательно создавать их, объективируя в них свою фантазию, - исключительное свойство человека, присущее ему, как свидетельствует история искусства, с древнейших времен. Эротические образы выполняют четыре главные функции. 1) Отражая и фиксируя сексуально-значимые свойства и переживания, они являются средствами познания. 2) Они служат своего рода афродизиаками, стимуляторами сексуального возбуждения. 3) Они расширяют рамки и возможности сексуального удовлетворения, обогащая репертуар нашего сексуального поведения и дополняя его новыми нюансами. 4) Эротическое воображение позволяет людям преодолевать жесткие границы реальности и испытывать переживания, которые им физически недоступны. Эротические материалы чрезвычайно разнообразны. Они различаются: а) по своему содержанию: какие именно сексуальные потребности или действия они удовлетворяют, стимулируют или изображают (эротика может быть гетеро= или гомосексуальной, садомазохистской и т.п.); б) по степени своей откровенности и детализации: так называемая жесткая эротика (или жесткое порно) включает подробное изображение гениталий или полового акта, тогда как мягкая эротика (или мягкое порно) скорее соблазняет и намекает на сексуальные действия, нежели показывает их; в) по своему этическому и эстетическому уровню: сексуально-эротические описания и образы, которые представляются обществу или отдельным индивидам социально приемлемыми, отвечающими их нравственно-эстетическим критериям, обычно называют "эротическим искусством", а те, которые кажутся вульгарными, низменными, оскорбляющими человеческое достоинство, называются порнографическими, "непристойными". Хотя эти различия существенны, их критерии являются культурно-историческими и зависят от индивидуальных вкусов. В массовой культуре эти границы еще более размыты. Популярный американский учебник сексологии супругов Альгайер определяет эротику как "сексуально-ориентированный материал, приемлемый для зрителя", а порнографию - как "сексуально-ориентированный материал, неприемлемый для зрителя". Поэтому правовое регулирование этой сферы общественной жизни представляет большие трудности. Недавние думские дебаты эти вопросы еще больше запутали. Подробнее об этом можно прочитать в моих книгах "Вкус запретного плода. Сексология для всех"ти "Сексуальная культура в России: клубничка на березке". Как влияет порнография на ее потребителей? Консервативные силы нагнетают вокруг этой темы всевозможные ужасы. Однако научные данные этих опасений не подтверждают. Во всех странах (Дания, Швеция, Западная Германия, Япония), где анти-порнографические законы были отменены, сексуальных преступлений (изнасилований, покушений на детей и т.д.) стало не больше, а меньше, тогда как интерес к порнографии снизился. В многочисленных экспериментальных исследованиях, когда людям демонстрировались разные эротические материалы, а затем фиксировались их физиологические и эмоциональные реакции, твердо установлено, что 1) порнография вызывает у людей половое возбуждение и стимулирует работу сексуального воображения; 2) однако лишь немногие люди пытаются или хотели бы сами воспроизвести и пережить увиденное, особенно если эти материалы противоречат их нормативным установкам и содержат элементы насилия (так же как любители детективов не совершают преступлений и не хотят оказаться рядом с реальным убийцей); 3) интерес к таким материалам и стимулам быстро угасает. Интересные данные о потребителях порнографии на основе статистического анализа общенационального опроса, охватившего свыше 20 тысяч французов, от 18 до 69 лет, получил в 1997 г. социолог Ален Джами.. Потребление порнопродукции во Франции достаточно массово: "часто" и "иногда" порнографические журналы читают 47.4 % мужчин и 19.3 % женщин. Джами подверг детальному анализу ответы мужчин, которые сказали, что читают порножурналы "часто" (это 5.7 % всей выборки). Оказалось, что любители "клубнички" ведут более активную и разнообразную сексуальную жизнь, имеют больше сексуальных партнеров, значительно чаще мастурбируют, занимаются оральным и анальным сексом, охотнее допускают супружескую неверность для мужей (но не для жен) и у них больше эротических фантазий. Вместе с тем эти мужчины относятся к сексу более рационально, чаще принимают меры предосторожности против заражения СПИДОМ, пользуются презервативами и т.д. Иными словами, потребление порнографии связано с определенным типом сексуального поведения, но нет ничего патологического и социально опасного в нем нет. Ответить по данным Джами на вопрос, является ли определенный тип сексуального поведения результатом чтения порнографических журналов или же, наоборот, определенный тип сексуальных потребностей побуждает людей обращаться к эротическим материалам, невозможно, однако второй ответ более правдоподобен. Для любителей порнографии "сексуальные потребности" важнее, чем для среднего мужчины. Почти треть из них сказали, что "для хорошего самочувствия мужчина должен иметь сексуальные отношения по крайней мере раз в день" (среди остальных так думают меньше четверти). 28 % из них (15 % среди остальных) сказали, что часто чувствуют "избыток сексуального желания". Но их сексуальная жизнь не становится от этого богаче. Хотя любители порнографии достигают оргазма легче остальных мужчин, их общая удовлетворенность своей сексуальной жизнью ниже среднего: "очень удовлетворены" ею 37 % любителей порнографии и 45 % остальных мужчин. Вероятно, завышенные ожидания и собственная "зацикленность" на сексе порождают неудовлетворенность. "Чаще" не значит лучше. Безлюбовный, техничный секс быстро приедается и становится рутинным. Ученые считают, что с коммерческой эротикой не следует бороться путем запретов, лучше регулировать ее распространение другими методами. Это касается как ее содержания, так и круга потенциальных потребителей. К числу материалов, запрещенных почти во всем мире, относится так называемая детская порнография (сексуальные изображения детей и подростков). Не потому, что кто-то хочет ущемить несчастных педофилов (пусть они лучше мастурбируют перед картинкой, чем гоняются за живыми детьми), а потому, что нельзя вовлекать в сексуальную индустрию и проституировать детей. Настороженность вызывают также сцены сексуального насилия. Не потому, что садомазохистские мотивы сами по себе "противоестественны", а потому, что игровое, условное эротическое насилие подчас трудно отличить от реального, психотического насилия. Взрослые люди могут пользоваться любыми эротическими игрушками и образами, но детей и подростков, которые еще не умеют отличать воображение от действительности, надо по возможности оградить от потенциально опасных влияний.
Когда мужчина воспринимает реальность через линзы андроцентризма и гендерной поляризации, он считает нормальным добиваться секса, даже если женщина немного сопротивляется. Одновременно женщина считает невозможным для себя утвердить свое нежелание настолько мощно и убедительно, чтобы у мужчины не возникло иного варианта понимания ситуации как остановиться, когда он собирается или уже начал применять силу. Один из механизмов изнасилования – «гиперкомпенсация через маскулинизацию фемининной структуры личности» СЕКСУАЛЬНОЕ наслаждение по самой сущности своей предполагает свободу и добровольность. Тем не менее почти во всех человеческих обществах во все времена существовали различные формы -сексуального принуждения и агрессии, вплоть до прямого изнасилования. Какова же природа этого явления? Сексуальное восприятие у мужчин и женщин различно и усугубляется привычным ритуалом ухаживания. Мужчины и женщины зачастую по-разному интерпретируют одну и ту же ситуацию. Мужчина, воспринимающий женщину только как сексуальный объект, уверен, что она возражает и сопротивляется лишь для виду, «набивает себе цену», а на самом деле хочет «того же»... Насилие в его глазах выглядит продолжением ухаживания. Он считает себя не насильником, а соблазнителем. К сожалению, эта установка опирается зачастую и на общественное мнение -- «сама виновата», «сама дала повод», «с порядочными девушками такого случиться не может»,- что благоприятствует терпимости к насилию, которое выглядит как бы естественным продолжением сексуальной игры. В некотором смысле общество само формирует из женщин потенциальных жертв (культ женской слабости, зависимости от мужчин), а из мужчин - потенциальных насильников (культ мужской силы и агрессивности). Культ властного, агрессивного мужчины, вообще ставка на силу - питательная среда всякого насилия, в том числе и сексуального. Кстати, историко-этнграфические данные показывают, что сексуальное насилие чаще встречается в тех обществах, где мужские и женские роли резко обособлены и где власть принадлежит мужчинам. Там, где взаимоотношения полов более равноправны, насилие встречается реже. Предвижу вопрос: почему же оно распространено в современном обществе, где эти стереотипы значительно слабее, чем в прошлом? Многие люди винят во всем либерализацию половой морали и сексуальную распущенность молодежи. Но это объяснение сильно «хромает»: права шуточная песня - в самом деле, «для чего красотку красть», если «ее можно просто так уговорить»? Дело тут, очевидно, в противоречивости ситуации: чем проблематичнее становится мужская гегемония в семье и обществе, тем больше цепляются за нее .некоторые, отнюдь не самые сильные, мужчины. И любое социальное напряжение - материальное, бытовое, служебное - подталкивает к актам агрессии. То же-и в сексуальной сфере. Сексуальность стала более открытой, общедоступной и соблазнительной. В то же время в глубинах сознания под влиянием сложившихся стереотипов она остается чем-то запретным, грязным, низменным. Противоречивость и двусмысленность в данном случае ценностных ориентации уродливо проявляется и в индивидуальном сознании. МНОГИЕ наивно полагают, что сексуальное насилие чаще всего происходит на улице и агрессорами являются посторонние люди, с которыми жертва не знакома. Но даже тот случай, с которого я начал рассказ, показывает, что это не совсем так: девушки сами пошли в подвал, причем Инна была ранее знакома с этими парнями, а Таня знала, что такие случаи довольно часты. . Увы, самая массовая типичная ситуация изнасилования - не уличное нападение, а... любовное свидание (от 40 до 75 процентов всех известных случаев по разным странам). При этом жертва зачастую хорошо знает насильника. В 60 процентах случаев это происходит во дворах, в парках, на чердаках. Так что «уличный» хулиган-насильник, предмет всеобщей ненависти, на самом деле принадлежит нередко к сообществу вполне благополучных с виду юношей или зрелых мужчин. И если раньше психологи пытались создать «тип личности насильника», то теперь они поняли, что это невозможно,- сексуальное насилие может иметь различную мотивацию и совершенно разные лица. Самое печальное, я бы даже сказал, страшное, для общества - это тот факт, что среди насильников значительное место занимают подростки, чье стремление самоутвердиться в мужской силе направлено отнюдь не только на сексуальное удовлетворение. Хотя в подростковых компаниях имеются на всё готовые «общие девочки», тем не менее подростки часто прибегают к насилию, сопровождая его физическим надругательством и оскорблением жертвы. Почему? Им важно не столько разрядить половое возбуждение, сколько утвердить свою власть над другим человеком, унизить его, сломать его человеческое достоинство. Чаще всего за этим стоит собственный комплекс неполноценности, сомнение в своих мужских качествах, вымещение обид, испытанных в детства. Именно в подростковой среде особенно развито групповое изнасилование. Существует некий групповой эффект, благодаря которому в это противоправное деяние втягиваются даже те подростки, которые тихи и застенчивы. Агрессивное поведение, включая секс, для них - средство доказательства своей маскулинности, «мужественности», своего рода экзамен на право утвердиться, занять определенное положение в группе. К тому же совместное сексуальное насилие укрепляет групповую солидарность, групповую поруку. Впрочем, то же в определенной степени можно отнести и ко взрослым. Исследования подтверждают, что важнейшим фактором, позволяющим предсказать склонность молодого мужчины к совершению насилия, является убеждение, что его компания готова одобрить такое поведение. Второй по значимости фактор - грубое, бессердечное отношение к женщине, как правило, привитое с детства. ТАК кто же он такой - насильник, внушающий столь серьезные опасения и тревоги в обществе? Каков он? Какая среда его питает? Психологическое обследование мужчин, осужденных за изнасилование, несмотря на все различия, выявило у них ряд общих черт. Прежде всего это повышенная общая агрессивность, склонность к насилию вообще, которые нередко появляются уже в начальных и средних классах школы. Такие мальчики любят унижать своих более слабых сверстников, всячески издеваться над ними, не способны к чувству жалости и сострадания. Другой вид насильников стремится лишь к полной власти над своей жертвой. Упоение собст. венной властью - главное для такого человека. Чем ничтожнее он сам, тем более важен для него этот фактор. Для слабого, зависимого от других, терпящего насмешки и унижения мужчины нет большего наслаждения, чем изнасиловать гордую, независимую женщину - знай-де свое место и своего господина. ЧТО ЖЕ может сделать тут общество? Во-первых, последовательно, с помощью средств массовой информации разоблачать мифы о «безобидности» сексуального насилия, показывать вредность общественной терпимости к насильнику и осудительного отношения к его жертве («Сама виновата!»), откровенно говорить о тяжких последствиях этого вида преступлений. Во-вторых, развенчивать традиционную модель маскулинности, идеализацию силы, мужского верховенства, равно как и женской слабости и зависимости. Особенно важно это в юношеской среде. Сексуальная агрессивность - плоть от плоти социального насилия. Отсюда успех этой работы зависит не только и не столько от усилий конкретных воспитателей, сколько от общего стиля взаимоотношений между мужчинами и женщинами в обществе и от его социальной и психологической терпимости. Если хотите, обществу нужен культ женщины. В нашей стране с этим очень плохо. В-третьих, требуется своевременная психодиагностика- и повышенное внимание к детям, рано проявляющим агрессивные наклонности и испытывающим коммуникативные трудности. Подобных служб у нас, по существу, тоже нет. И, наконец, женщины должны знать о возможных опасностях легкомысленного поведения, понимать, что, если они не хотят сексуального сближения во время свидания, их несогласие должно быть выражено ясно, твердо, недвусмысленно и своевременно - до того как мужчина потеряет самообладание. Чтобы уменьшить опасность уличного насилия, полезно овладеть техникой самообороны. В некоторых странах этому обучают в школе. У нас же девочки, девушки, женщины лишены возможности научиться хотя бы элементарным приемам защиты. Наконец, нужна медико-психологическая помощь жертвам насилия. У тех же, кто все перенес молча, «в себе», один на один справлялся со своей бедой, а еще хуже - подвергался бестактным упрекам и допросам, хотя бы со стороны домашних, болезненных проблем намного больше. |