эй толстый 5-6 сезон. Эй толстый 5-6 сезон. Пятый сезон. Серия 98б на обоих фронтах я терпел поражение. Мне даже стало казаться, что я стал токсичным. Стоило мне вмешаться в какойнибудь процесс, как тот немедленно принимал наихудшее течение
 Скачать 0.67 Mb.
|
|
Но вдруг убитый встал. Движения его были странными – резкими, но в то же время неуверенными. Как у эпилептика Йена Кертиса из группы Joy Division. – Гхррррхааа, нахуй! – прорезался у воскресшего голос. Вот и начался зомби-апокалипсис. *** Вскоре в том углу камеры, где обитал воскресший, началась предсказуемая драка. Восставший из ада тоже вцепился кому-то в глотку. Я сидел равнодушно, как похуистический старик из «Белого солнца пустыни». Всё было очень-очень плохо. Здесь, в этой камере, начиналось никто не знает, что. Возможно, даже гибель планеты стартовала с отмороженных ублюдков, рвущих горла один другому. Той кошмарной ночью попасть в Ксанаду у меня не получилось. У меня была бессонница, а в камере стоял шум. Происходила некая зловещая возня. Я слушал хрипы, бульканья, вопли, звуки потасовок. Кому-то били ебальник, кого-то снова макали в парашу. Я уже не пытался вникнуть. Я лишь перебирал чётки и составлял в уме заявление об отставке. Утром я ужаснулся. Я направлялся в уборную, и то, что я увидел, убило во мне всякую веру в Бога. Того ада, что здесь творился, не должно было происходить в мире. У параши в неудобных купальниках корчились петухи, которых явно стало больше со вчерашнего вечера. Не меньше половины остальных арестантов двигались как эпилептики, как судорожные больные, как Петр Мамонов в концертном угаре. Завтра зомби будут они все, понял я. Да даже не завтра. Уже сегодня вечером. Довольно крякал Упырь, насосавшийся ночью, видимо, ещё крови. Привыкали к человеческим телам гнусные сущности, заменившие людей в телах. Адские твари пока ещё не знали, как правильно двигаться, заставляли новозахваченные тела совершать нелепые движения, подчиняли их своей ублюдочной воле. Зло вырвалось на свободу. А эти тяжелые двери и хлипкий карантин, которые отделяли камеру №6 от мира были лишь временным препятствием. «Проебали, товарищи, зомби-апокалипсис!» – мрачно думал я. Я уже высчитывал, какие головы полетят в Ксанаду, и на чьё имя мне теперь составлять отчёты. Пиздец всему живому начался, как ни странно, с меня. Я проходил мимо жалких фигур петухов, из величия впавших в ничтожество, и думал о том, что к параше уже не протиснуться. А прикасаться к петухам нельзя, кроме как в целях унижения и опиздюливания. Как на грех, на обратном пути ко мне прикоснулся бывший авторитет Чума. Он провёл мне по ноге рукой. Прикосновение длилось долго – несколько секунд. И это успели заметить. – Фу, контаченый! – заорал кто-то. Я вздрогнул. Нет, это не могло относиться ко мне. Я занимал место главаря террористического подполья, и весь этот уголовный детский сад не мог касаться моей персоны. Я спокойно пошёл к себе за занавеску. Но дорогу мне преградил Мяфа. В руках у него был блядский купальник из самого поганого секс-шопа. – Дедуля, по-моему, тебе этот купальник будет к лицу, – нагло сказал он. Кто-то поддержал его визгливым шакальим хохотом. – Я так не думаю, – сохраняя спокойствие, сказал я. Сам же понимал, что ох, не так должен вести себя предводитель бандформирования. – А я думаю, – произнёс Мяфа, глядя мне в глаза пристально и нагло. Чисто геополитически я мог понять Мяфу. У меня в подчинении была сила, способная потягаться с властью смотрящего. Силу эту надо было вывести из моего подчинения, ликвидировать ее главнокомандующего. – Воины Аллаха, да будет благословенно имя Его, – степенно произнёс я. – Встаньте и разберитесь с этим ничтожным любителем купальников. Пусть этот шакал приползёт ко мне на коленях! Ответом мне был лишь хохот. Издевательский, наглый. Я бросил взгляд назад. Не встал никто. Мои киргизы, таджики, татары, гагаузы сидели на своих шконках, тонко подхихикивали. Кто-то из них подскочил ко мне, стал срывать с меня одежду. – Тебе, дедуля, полагается самый сексуальный, самый блядский купальник, – шипел гнусный Мяфа. О таком мы с управлением не договаривались. Я понял, что я вправе задействовать экстра-силы, несмотря на инструкции. Да и какие могут быть инструкции в разгар зомби-вампирского безумия? – Тебя законтачил опущенный, – сообщил мне Мяфа. – Теперь, по всем правилам, ты живёшь у параши. – Да я вас всех, сука нахуй, контачить буду! – завопил бывший рецидивист Чума (то ли Вова, то ли Паша), носивший теперь позорное имя Сесиль. – Хайло завали, ебанашка! – взревел Упырь. – А то я тебе ща в рот быстро насру! – Да на хуй иди! – завопил бунтовщик, и даже встал в бойцовскую боксерскую позу, в купальнике немного смешную. Преторианцы метнулись, чтобы загасить петушару, но Упырь успел даже раньше. С диким, рвущим перепонки, рёвом, он прыгнул на Чуму-Сесиль и вгрызся инсургенту в горло. В самый кадык. Упырь рвал врага, как доберман кролика. Я думал, на меня больше не обращают внимания. Сейчас я вернусь к себе за занавески и там что-нибудь придумаю. – Стоять, нахуй, – окрикнул меня Мяфа. – Ты еще купальник не примерил, дедуля. А я ведь тебе уже имя придумал. Восточное. Шахерезадой будешь. А? Ко мне снова потянулись руки. – Тот, кто ко мне прикоснётся, будет испепелён, – сообщил я. В уме я уже составлял объяснительную по использованию спецсредств экстра-класса против штатских. Они же даже не вооружены. И они не зомби. Те-то как раз тёрлись по углам, ещё стеснялись своей агрессии. А которые нападали на меня – они-то как раз были ещё не инфицированными зомби-вирусом. А я их сейчас пущу в распыл. – Га-га-га! – шакальи захохотал Мяфа. – Хоттабыч нашёлся, нахуй! Каким-то образом он угадал мой оперативный псевдоним. Это был смертный приговор. Сейчас я начну пускать молнии, чувак. Тебе придётся не сладко. Тебе будет казаться, что твои яйца поджаривают на сковородке с большим количеством перца, а ливер гложет огненный дьявол. Ты узнаешь, как пламя пожирает тупую шкуру долбоеба. Трах-тибидох! Не произошло ничего. Мяфу не разъебала экстра-молния. Он стоял передо мной с блядским купальником в руках, гнусно скалился. Он не почувствовал даже щекотки, хотя должен был сгореть дотла! В том, что происходило, многое было неправильно. Да что там – неправильно было всё! Против меня была совершена какая-то диверсия, кто-то лишил меня магических способностей. Я чувствовал себя, как герой песни «Наебали». Упырь дожирал горло Чумы-Сесиль, а меня волокли к параше. И я ничего не мог с этим сделать. Я только прикидывал, кто меня предал? Кому это выгодно? И тут милосердное сознание покинуло меня. *** Я вылетел из тела, как пробка из бутылки шампанского. Я оказался под гнусным, закопчённым и прокуренным потолком тюремной камеры. Я больше не мог управлять телом проповедника. Однако оно двигалось и стонало против моей воли. А меня-то там не было! Я снова нырнул в тело несчастного террориста, почему-то уверенный, что сейчас-то я вспомню, как применяются волшебные способности, сейчас-то я этим гадам покажу! Но в тело я не попал. Оно было как квартира за дверью, которую вы не можете открыть своим ключом. «ACCESS DENIED», всплыла трёхмерная надпись в инфракрасном диапазоне. Доступ запрещён. И что с этим делать? Но от моего ответа в этой ситуации ничего не зависело. В этот миг меня словно засосало в трубу пылесоса. Крохотной пылинкой понёсся я по ней. И оказался в Ксанаду, в кабинете куратора. – Ну, что, боец, поздравляю с выполнением задания! – похохатывал Искандер Бельдыевич, хлопая меня по плечу. – Как?! – завопил я. – Какое выполнение! Тащ куратор, там же пиздец происходит! Разрешите применить спецсредства! – Никаких спецсредств! – перебил Искандер Бельдыевич. – Всё, боец! Расслабься, Мишн комплитид! Ты сделал всё, что мог, и провернул всё это блестяще. – Я?! – недоумевал я. – Ты! Дискредитировал ИГИЛ! Это судьбоносная победа. Короче, парень, сверли дырочку для ордена. И к повышению готовься! – Но там же зомби-а… – Пусть это тебя больше не волнует! – хлопнуло начальство ладонью по столешнице. – С этим разберутся. Потом я поплёлся к бассейну, в котором резвились фотомодели в купальниках. Каждая из них могла бы быть моей. По щелчку! Но мне требовалось время, чтобы прийти в себя, чтобы убедиться, что я больше не вернусь в тюрягу. Длинноногие райские гурии всё понимали и не заёбывали. *** Этим вечером проповедник решил испытать рай на прочность. Сначала он убил блондинку. Девушка делала ему традиционный минет, а проповедник изловчился, схватил китайскую вазу и стал выжидать момент, когда же проломить гурии голову. Он представил разбрызганные мозги в сперме и кончил. И лишь вытащив изо рта блондинки обмякший хуй, проповедник обрушил ей на голову тяжёлый сосуд. И увидел мозги в сперме. Китаянку он утопил в фонтане. Выебал в жопу труп, притом было ощущение, что мёртвая гурия ему помавает. Это увидела негритянка. Её проповедник вышвырнул в окно, пожалев о том, что не успел надругаться над телом. Он знал, что скоро эти три твари вернутся, чтобы истязать его минетами и прочими греховными соблазнами. Они были неубиваемы, как в фильме «Солярис». – Рай! Я бросаю тебе вызов! – провозгласил проповедник. – Я страшно нагрешил, я недостоин здесь находиться! Бог, если ты есть, накажи меня! Я жду, Бог! Проповедник расхохотался. Его терзал кризис веры. С хохотом он выпрыгнул из окна. Он знал, что Бог – слабак, ничего ему не сделает. Лишь вернёт на место, в остошайтаневшую башню, в общество падших женщин, с которыми был опробован самый растленный разврат. Но вдруг он оказался в зловонной тюремной камере. Цепкие и колючие руки волокли его к параше. – Бог! Прости меня! – закричал заблудший. Но было поздно. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ... ШЕСТОЙ СЕЗОН. СЕРИЯ 32 Дальнейшие события в камере №6, ставшей ареной вампирского зомби-апокалипсиса, знакомы мне из рассказов сослуживцев, которые, в свою очередь, базировались на отчётах, протоколах допросов, разного рода донесениях. Сам я, конечно, мог бы попытаться взглянуть на происходящее, может быть, даже повернуть события в ту или иную сторону. И не то, чтобы я боялся рассердить вышестоящих (хотя боялся). Просто слишком велико было моё отвращение к гнусному узилищу, из которого меня вышвырнули в самый критичный для моего телесного аватара момент. Мерзость тех событий была двусторонней. С одной стороны – зомби-вампиризм. С другой – уголовные нравы в исполнении одержимых кровью психопатов. Вторая сторона этой чудовищной медали – даже хуже. И зачем бы мне знать о гнусностях в узилище, когда мою виртуальную сущность ласкали самые соблазнительные красавицы-пери? Знаете ли вы, что такое эти ласки? Насколько глубже и ярче ощущения? Насколько дальше в блаженный космос дроч-континуума закидывают вашу духовную сущность объятия красоток Ксанаду? Достигнуть тех пределов может лишь редкий смертный. Впрочем, одного из таких смертных вы знаете. Он скоро снова появится в нашей истории. Услады духа привязали меня к райским кущам Ксанаду крепче цепи, приковывающей узника к стене, прочнее любого наркотика (а эта связь куда сильнее). Я просто не мог оторваться от бесконечной череды услад. Ведь если физический хуй устаёт достаточно быстро – всего-то после одного-двух экстазов, то хуй духовный неутомим и способен работать до бесконечности. Усталость не появляется. Ведь сам этот труд похож на сладкий сон. Лишь иногда, в моменты самого сладкого блаженства, я иногда выныривал в реальность. И тогда на какие-то секунды на меня наваливалась реальность, которую люди считают единственной. Та, где в отвратительной тюрьме мучили хозяина моего телесного аватара – проповедника ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в РФ). Я ведь сжился с телом этого деда. Знал все его болячки, знал про отрыжку, которая терзает его после обеда. Знал, что после ужина компанию подружке-отрыжке составлял друг-метеоризм. Знал про колотьё в боку и приступы головных болей. Знал про плохие зубы. Теперь же это знание отдалилось от меня. Я словно бы лишился части тела – ни больше, ни меньше. Это чувство вполне можно назвать фантомной болью. Вынырнешь из океана наслаждений, поймаешь ядовитый воздух реальности – и сразу появляется мысль: «А как там старикашка? Не бурлит ли у него в кишках? Не разыгрался ли остеохондроз?» Скажешь: «Тьфу!» и, конечно же, ныряешь обратно. Услаждая свой духовный хуй, я почти забыл о вампирском зомби-апокалипсисе. Время потеряло для меня значение. Тысячи моих экстазов могли запросто вместиться как в одну секунду, так и в тысячу лет. Я не исключал, что когда я вынырну из сладчайшего из континуумов, то окажусь в другой эпохе. И мне было все равно. А потом меня вырвали из блаженства. Как ресторанный повар вылавливает сачком из аквариума деликатесную рыбу, так и меня извлекли из моря кайфа. Я выл, хватал духовным ртом тлетворные миазмы реальности. Но обратный путь к блаженству для меня закрылся. Настало время поработать. Прошло девять месяцев. Мир, как оказалось, не рухнул. *** Нити событий сплелись в тугой клубок, который и сам не знаешь, с какого конца размотать. Начну, пожалуй, с желания Гавриила Глебовича, которое касалось Жирного-старшего, формально считавшегося биологическим отцом той оболочки, которую носил бывший олигарх. Будущий российский Илон Маск, как все помнят, хотел, чтобы его так называемый батя, узник совести, как можно дольше оставался в тюрьме. Но, как пели The Rolling Stones, не все происходит так, как ты хочешь. Этому желанию олигарха не то, чтобы не суждено было не сбыться в перспективе. Оно не сбылось очень стремительно. Тем временем, мои бесконечные послания начальству об опасности вампирского зомби-апокалипсиса, наконец, проняли адресатов. Что-то зашевелилось в инновационном, но все равно медленном, механизме принятия решений. Система приступила к решительным действиям. Уже на утро, после макания старика-террориста в отхожее место Жирного-старшего пришли освобождать. Впрочем, сначала надзиратели, вошедшие в камеру, объявили, что узник совести едет в суд. И вот тут случилось то, что мы называем «Шайтан за язык потянул». Враг рода человеческого сделал это со старшим надзирателем, который ляпнул (хотя ему казалось, что вежливо сказал): – Который рассмотрит вопрос о вашем освобождении… И новый революционный смотрящий камеры №6 всё понял. Он не хотел на свободу. Здесь, в тюрьме, у него была кровь. Здесь он был король. На свободе он станет никем. – Я никуда не поеду, – объявил он. Он также заявил, что отказывается выходить из камеры до тех пор, пока не будут по справедливости рассмотрены дела всех его соседей, кроме петухов, с которыми палачи режима пусть делают, что хотят. В общем, понёс чудовищную хуйню, которую обитатели камеры восприняли очень даже всерьёз. На самом деле, логика зомби-вампира была проста. Он рассчитывал продержаться хотя бы несколько дней, пока в камере не кончатся люди. Потому что интереса сосать гнилую кровь уебанов не было. Впрочем, рассчитывать на два-три дня означало держать себя на голодном пайке. Сутки максимум. Он дососёт здесь, кого сможет, а там – хоть потоп. – Выпустите всех, – прорычал узник совести. – Я выйду только вместе с ними. Он подал знак, и все арестанты – как вампиры, так и ещё-люди, шагнули вперёд, к двери, и заслонили от надзирателей своего предводителя. И вертухаи попятились. А камера перешла на осадное положение и провозгласила голодовку. Для вампиров объявить такую крайнюю меру ничего не стоило, ведь они не испытывали нужды в человеческой пище. Ведь в камере была пища совсем другого рода. Которая тоже решила отказаться от пищи – просто за компанию. В панике начальник тюрьмы позвонил адвокату Алику, в крайне эмоциональных тонах рассказал о ситуации и попросил у лоера как-нибудь воздействовать на подзащитного. Для Алика эти новости были, без сомнения, очень плохими. Он ярко представил себе перекошенный злобой юный, но оттого не менее жуткий, ебальник Гавриила Глебовича, покрылся холодным потом. Мысленно он снова строил маршрут бегства. – Вам остаётся только удовлетворить требования узника совести, – заявил он. – Но всех! Это невозможно! – Только всех! – отрезал адвокат. – Иначе международная общественность… Страшное дело! – Что же делать?! – вопил начальник тюрьмы. – Освобождать. С этими словами адвокат нажал отбой. Ситуация вгоняла в жуть. Алик не представлял, как будет объясняться с олигархом. Но самый большой ужас от этой ситуации испытывал помощник смотрящего, бывший чмошник Мяфа. Он, который был причастен к лишению мужского достоинства почти всех обитателей припарашья, который нарядил урок и террористов в бабские купальники, сохранит свой положняк не дольше, чем продержался президент Афганистана после ухода американских войск. Посмотрим правде в глаза, Мяфа не протянет даже нескольких часов. А затем придётся самому облачаться в неподобающие своему полу вещи и тесниться с ненавидящими его людьми в тесном пространстве близ клоаки. |