ОАЗ реф1. Роль гражданского общества в реализации антикоррупционных стратегий различных уровней
 Скачать 122.42 Kb.
|
1.3 Политические системы и причины коррупцииПоскольку коррупция является девиацией легально-рациональной модели демократического и бюрократического правления, введенной М. Вебером (коррупция является следствием нарушения «кодекса чести» чиновника, сводит к минимуму эффективность государственного управления), исследователи поставили под сомнение несколько традиционную точку зрения политической науки на формальные институты. Некоторые политические дискуссии о легитимности, представительстве и участии были сведены, в основном, к дебатам о роли гражданского общества. Но и модели, заимствованные из социальной антропологии и социологии также стали служить для объяснения причин коррупции. В традиционной политологии причины коррупции кроются в недостатках политической системы, а именно - в «дефиците демократии». Иначе говоря, коррупция появляется в политических системах, которые испытывают дефицит в механизмах демократичного распределения власти, плохом функционировании системы сдержек и противовесов, подотчетных и прозрачных институтов. Притом, взаимосвязь между демократией и коррупцией понимается как сугубо отрицательная: чем меньше демократии, тем больше коррупции. «Закон демократизации», в котором говорится о том, что степень коррупции изменяется обратно пропорционально степени консенсуальности власти, также подтверждает мысль о том, что коррупция может быть приостановлена путем демократизации государства. Большая часть политологической литературы, таким образом, сосредоточена на вопросах демократизации. В рамках такого «демократизационного» подхода исследователи предложили несколько основных механизмов, которые могли бы уменьшить уровень коррупции. К ним относится: укрепление демократических институтов (парламента, судебных органов и специализированных органов политического участия, контроля и управления), укрепление гражданского общества (в том числе СМИ) и реформирование публичного сектора. Внутри недемократических систем корреляция между авторитарными режимами правления и высоким уровнем коррупции кажется уже доказанной. Однако исследователи указывают на одно очень важное разграничение между контролируемыми системами и неконтролируемыми, тесно связанное с различием между прогнозируемыми и непрогнозируемыми, функциональными и нефункциональными режимами. Основным моментом здесь является то, что авторитарный контроль над политикой и экономикой также предполагает строгий контроль за уровнем коррупции и механизмами распределения, так что контролируемая коррупция экономически менее разрушительна. В менее контролируемых недемократических системах коррупция является децентрализованной, непредсказуемой и губительной для инвестиций и предпринимательства. В группе авторитарных режимов наблюдается еще одно различие: между «ориентированными на развитие» политическими элитами/ «доброжелательными диктаторами» и «клептократами», с другой стороны. Первый тип все-таки будет стремиться к достижению максимального общественного блага и будет ориентирован на развитие, в то время как второй будет увлечен только своим богатством и будет ориентирован на развитие только в той степени, чтобы это служило его собственным интересам. Политологические исследования коррупции могут в некоторой степени быть классифицированы в соответствии с их акцентом на формальные или неформальные аспекты власти. Политическая наука традиционно была сосредоточена на изучении формальных институтов, и большинство исследований коррупции проходили в рамках модернизационного подхода. Модернизация означала своего рода государственное строительство и институциональную инженерию, и институты были в значительной степени ориентированы на экономическую политику. Коррупция тогда рассматривалась как следствие неполного или незавершенного процесса модернизации, или как оставшийся «традиционализм» в случае модернизированных стран. В отличие от модернизационной теории, неомарксизм утверждает, что зависимое, периферическое положение стран Третьего Мира, а также роль локальных элит – марионеток в руках многонациональных корпораций и правительств Запада – способствует сохранению авторитаризма и политической отсталости, в том числе и коррупции. Решением проблемы может послужить радикальный разрыв с капиталистическим миром. Другой, менее радикальный подход к исследованию коррупции имеет ярко выраженный акцент на неформальных практиках. Это «неопатримониальный» подход, который возник в конце 1980-х внутри французской академической среды с основным упором на исследования Африканского региона, где формирование современных политических институтов сопряжено с неким синтезом традиционного и современного. Подчеркивая радикальное отличие африканской политики от какой-либо другой, этот подход близок традиционной теории политического развития, демократизации и формальных институтов. Представители этой школы считали, что государство является лишь фасадом, который маскирует реалии глубоко персонализированных политических отношений, клиентелизма и политической коррупции. Некоторые ученые называют неопатримониализм режимом «личной власти», «пребендализмом» и «клептократией». Его основными характеристиками являются личные отношения как основа политической системы, клиентелизм (иногда непотизм), президентализм и очень слабые различия между государственным и частным. Все эти факторы подрывают формальные правила и институты и открывают путь для политической коррупции. Согласно радикальной версии нео-патримониализма, формальные государственные институты – это пустая оболочка, а политические беспорядки и деинституционализация есть преднамеренные и выгодные политические стратегии, проводимые африканскими лидерами. Коррупция, по их мнению, является одним из ключевых аспектов африканского функционального расстройства; это легитимная, практичная и «привычная» часть повседневной жизни, ожидаемый элемент каждой социальной трансакции. Достаточно большое число теоретиков считают, что уровень коррупции уменьшается с уровнем демократии, но другие утверждают, что это отношение не линейно, а имеет форму отрицательной параболы. Наиболее авторитарные (тоталитарные) системы способны контролировать степень коррупции и, таким образом, держать ее на экономически обоснованном уровне (например, «контролируемая коррупция» в Юго-Восточной Азии), в то время как страны, находящиеся в состоянии политической и экономической трансформации, являются более коррумпированными. Когда авторитарный контроль разрушается посредством экономической либерализации и политической демократизации, но еще не заменен окончательно системой сдержек и противовесов, а также легитимными и подотчетными институтами, уровень коррупции будет увеличиваться и достигнет пика, прежде чем она уменьшится с увеличением уровня демократического управления. Таким образом, общая взаимосвязь между типом режима и уровнем и типом коррупции обсуждается научным сообществом довольно интенсивно. При проверке гипотезы об отрицательной зависимости между демократией и коррупцией недавние исследования влияния типа режима на уровень коррупции, использующие Индекс восприятия коррупции Трансперенси Интернешнл и рейтинг Freedom House, выявили отрицательную связь между демократизацией и коррупцией, но эта корреляция не очень сильна. Коррупция вызывает серьезные проблемы развития. Она подрывает ценности демократии и справедливости, искажая формальные процессы, и ставит под угрозу устойчивое развитие и верховенство закона. Коррупция в избирательном процессе и законодательных органах снижает подотчетность и представительство в разработке политики; коррупция в судебной системе нарушает принцип верховенства права; коррупция в государственном управлении приводит к неэффективности и невосприимчивости в обеспечении общественных благ и услуг. Коррупция подрывает легитимность правительства и демократических ценностей, таких как доверие и толерантность. Коррупция также порождает значительные искажения и неэффективность и тормозит экономический рост. Однако некоторые исследователи утверждают, что коррупция может иметь и определенные преимущества в развивающихся странах. То есть, коррупция в развивающихся странах способствует национальному строительству и росту ВВП. В частности, российский исследователь Максим Миронов показал, что «коррупция, которая не коррелирует с характеристиками управления, находится в прямой зависимости от роста ВВП в странах с плохими институтами». Фрагментация политической власти и подотчетность были предложены в качестве потенциальной стратегии борьбы с коррупцией. Однако мы понимаем, что простые институциональные механизмы вовсе не гарантируют полное решение проблемы. Антикоррупционная стратегия должна строиться на идее «гражданского общества» - широком спектре организаций, которые находятся вне институциональных структур власти; не являются первоочередно коммерческими; самоуправляемы, открыты и основаны на добровольной поддержке. Стратегии гражданского общества по борьбе с коррупцией должны быть разнообразны в вопросах реагирования на различные причины и формы коррупционных проявлений. В связи с многосложной природой коррупции и большим числом акторов, участвующих в противодействии ей, на настоящей момент не выработано какое-либо единое решение или механизм по борьбе с коррупцией. Совершенно ясно, что один и тот же механизм, который с успехом был применен в одной стране, может привести к полному провалу в другой. Тем не менее, С. Миллер и его коллеги выделили два основных типа антикоррупционных программ: реактивные и превентивные. Реактивная система действует, когда коррупционное действие уже произошло. Миллер и соавторы утверждают, что «логическое обоснование реактивного ответа заключается в трех аспектах: правонарушители привлечены к ответственности за свои действия; правонарушители получают по заслугам, и отпугивают потенциальных правонарушителей от правонарушений в будущем». Превентивная система по существу направлена на предотвращение коррупции. Ее использование можно также обосновать тремя аспектами: содействие созданию среды, в которой интеграция высоко ценится; выработка механизмов, ограничивающих возможности для коррупционного поведения и действующих для разоблачения коррупционных действий. М. Джонстон утверждает, что антикоррупционные программы требуют более долгосрочной социальной основы, наряду с повышением прозрачности и подотчетности в государственных учреждениях. Он считает, что это может быть достигнуто посредством использования социальных прав граждан, которые включают в себя укрепление гражданского общества, дабы обеспечить себе возможность экономического и политического участия в принятии решений. Акторы, участвующие в противодействии коррупции Международные организации Такие международные организации как Всемирный Банк, Международный Валютный Фонд, Организация Объединенных Наций и Организация экономического сотрудничества и развития первыми обратили внимание на коррупцию и поставили этот вопрос на международную повестку. Некоторые ученые считают, что Всемирный Банк и ООН наиболее всего заинтересованы в противодействии коррупции, так как она оказывает влияние на процессы развития. Другие указывают на то, что антикоррупционные программы международных организаций склонны фокусировать внимание, в основном, на государственном секторе, что нашло отражение в трактовке коррупции, предложенной Всемирным Банком. Кроме того, в зарубежной литературе часто встречается замечание об особом месте так называемого «хорошего управления» в международной повестке дня по вопросам борьбы с коррупцией. Исследователи описывают противодействие коррупции как «естественного союзника демократии», говоря о международных программах «хорошего управления». Некоторые из них считают, что «кампании по борьбе с коррупцией есть кампании по формированию определенного представления о «хорошем управлении» - это основной тренд в противодействии коррупции. Государство Вопросам коррупции и ее противодействия на правительственном уровне посвящен обильный пласт литературы, которая, в основном, подчеркивает слабую политическую конкуренцию, неразвитость гражданского общества, отсутствие этики и честности на государственной службе и слабые демократические структуры – недостатки, связанные с коррупцией. Огромное значение в антикоррупционной повестке дня на международном уровне придается прозрачности государственных институтов. Содействие прозрачности можно рассматривать в качестве превентивной меры по борьбе с коррупцией. Согласно такому подходу, «полностью функционирующая парламентская система играет центральную роль в сдерживании коррупции в государственном секторе, так как государственные чиновники обязаны проходить через доскональный и строгий процесс в отношении расходования государственных денежных средств и осуществления ими полномочий, возложенных на них в соответствии с государственными должностями, которые они занимают». Прозрачность, по существу, обеспечивается через управляющие институты, и тем самым, особое значение опять-таки уделяется «хорошему управлению». Неправительственные организации Многочисленные некоммерческие организации также активно вовлекаются в процесс противодействия коррупции. Самой известной и крупной неправительственной организацией, деятельность которой полностью сфокусирована на борьбе с коррупцией, является, безусловно, Transparency International. Некоторые исследователи утверждают, что инициируя локальные исследования, направленные на противодействие коррупции, которые стимулируют работу на низовом уровне, TI становится более эффективным актором, нежели международные организации вроде Всемирного Банка или МВФ. Частный сектор В последнее время роль частного сектора все чаще подчеркивается в научной литературе. Это особо заметно в связи с неолиберальным уклоном антикоррупционной повестки, которая на первый план выводит большую роль рыночных механизмов. С. Роуз-Акерман утверждает, что есть две стороны, которые вовлечены в коррупцию (например, взяткодатели и взяточники), и что крупные транснациональные корпорации имеют свои этические обязательства, будучи ключевыми участниками глобального рынка и в обществах, где они инвестируют. Хансен Г. считает, что наблюдается растущее участие частного актора, вовлеченного в противодействие коррупции, путем имплементации корпоративной антикоррупционной политики, коллективных антикоррупционных инициатив и новых возможностей для бизнеса по отношению к созданию и распространению антикоррупционных экспертиз и инструментов. Кроме того, он предполагает, что компании стали рассматривать коррупцию как дополнительный риск, которым нужно управлять. Хансен Г. говорит, что такое понимание ситуации поднимает на поверхность этическую сторону поведения бизнеса, а противодействие коррупции стало неотъемлемой частью корпоративной социальной ответственности (КСО). СМИ Средства массовой информации не только способствуют повышению информированности общественности, но и проводят расследование и сообщают о случаях коррупции. Все исследователи сходятся на том, что эффективные медиа являются одним из важнейших элементов борьбы с коррупцией, потому что независимые журналисты имеют «сильный стимул, чтобы расследовать и раскрывать случаи правонарушений». Сразу стоит оговориться, что речь идет только о независимых СМИ, которые не обслуживают потребности государства. 1.4 Эффективность взаимодействия власти и институтов гражданского общества в противодействии коррупции Оценки эффективности взаимодействия институтов гражданского общества и государства в противодействии коррупции, выработка критериев эффективности тех или иных механизмов – проблема весьма сложная, по крайней мере, на настоящий момент. Такую проблему можно объяснить несколькими причинами. Во-первых, несмотря на возрастающую в последнее время активность гражданского общества в процессе противодействия коррупции, уровень его институционализации остается по-прежнему невысоким. Кроме того, высокий уровень неформальных отношений между секторами приводит к закрытости и непрозрачности схем взаимодействия, исключая исследователя из процесса, что препятствует разработке оптимальных критериев эффективности. Во-вторых, к деятельности институтов гражданского общества по противодействию коррупции, как к социально-ориентированной, а соответственно, не связанной с извлечением коммерческой выгоды, довольно трудно применять стандартные критерии эффективности, используемые в менеджменте и основанные на соотношении результата к затратам. Большое значение при анализе эффективности играют именно социальные результаты. Это требует разработки дополнительных критериев эффективности и подходов к ее анализу. В-третьих, при оценке эффективности механизмов взаимодействия общества и государства в борьбе с коррупцией в первую очередь встает вопрос о том, что считать результатом той или иной деятельности и как его измерить. К примеру, участвуя в антикоррупционном гражданском образовании, общественная организация проводит ряд публичных мероприятий (круглых столов, семинаров и пр.). Что в таком случае будет являться результатом? Количество проведенных мероприятий или количество участников, их посетивших? Или результатом будет формирование негативного образа в восприятии коррупции, или вообще снижение уровня коррупции, в целом? В-четвертых, сама по себе оценка эффективности антикоррупционного взаимодействия – явление многосложное, в том смысле, что она может осуществляться как на разных стадиях антикоррупционной деятельности, от выступления с антикоррупционной инициативой до контроля за антикоррупционной политикой государства, так и в контексте, непосредственно, самих механизмов участия. Ситуация осложняется также комплексной природой самой проблемы эффективности. Анализ научной литературы говорит о том, что вопросы эффективности в коммерческом секторе и в случае некоммерческих организаций изучены довольно подробно, то же относится и к исследованиям эффективности деятельности органов государственной власти. Совершенно иная картина складывается в вопросах, связанных с деятельностью государственных контрольных структур. Что же касается эффективности взаимодействия институтов гражданского общества и государства в противодействии коррупции, то удалось найти всего лишь несколько работ отечественных специалистов, в которых были предложены возможные варианты критериев для оценки эффективности антикоррупционного взаимодействия, а также критерии привлечения институтов гражданского общества в этот процесс. Общеупотребительным сегодня является определение эффективности как соотношения результата к затратам. В экономике и менеджменте уже давно работают стандарты ИСО серии 9000:2000, которые разделяют эффективность и результативность деятельности. Так, эффективность – это соотношение достигнутых результатов и использованных ресурсов, а результативность понимается как степень реализации запланированной деятельности и достижения запланированных результатов. А.Язовских в работе «Эффективность и результативность: философия или фактор успеха» ввел понятие «экономичность». Он выделяет пять факторов, которые определяют экономическую состоятельность того или иного проекта: запланированный результат, ресурсы (кадры, финансы, опыт, знания, контакты); время, в течение которого результат имеет ценность; влияния и ограничения; согласованность всех четырех факторов. Таким образом, согласно данной модели: результативность = время/ результат экономическая обоснованность результата = результат/ ресурсы социальная оправданность результата = результат/ влияния и ограничения. По логике А. Язовских, если мы достигаем экономичности и реализуем ее в нужное время, при этом удовлетворяя интересы участников процесса, своевременно достигнув намеченного результата, то мы достигаем эффективности. Следует обратить внимание на одну очень важную, на мой взгляд, тенденцию. В этом подходе автор предлагает учитывать факт влияний и ограничений, возникающих в процессе реализации проекта и определяющих в итоге социальную оправданность результата. Это, как справедливо отмечает А. Сунгуров, соответствует «современным представлениям о публичной политике и является хорошим мостиком для перехода к проблемам эффективности государственной (публичной) власти». Другой подход, описанный в работе А. Сунгурова, широко применяется в европейских странах. Он позволяет детализировать результаты процесса: Input measures – показатели ресурсов на «входе», характеризующие затраты на осуществление деятельности; Process measures – показатели процессов, характеризующие сроки и нормативы выполнения деятельности; Output measures – показатели результатов, объем проделанной работы; Outcome measures – показатели ресурсов на «выходе», степень достижения целей и задач организации и (или) изменение в состоянии целевой группы потребителей ; Impact measures – показатели влияния, эффект воздействия проекта на целевую группу. Преимущество такого подхода заключается в том, что он учитывает долгосрочный показатель – эффект воздействия проекта на целевую группу, а также оценивает ресурсы на «выходе», т.е. изменения состояния внутри целевой группы, что, на мой взгляд, очень важно для оценки деятельности институтов гражданского общества, особенно, в сфере противодействия коррупции. Г. Л. Тульчинский, оценивая эффективность корпоративных социальных инвестиций и социального партнерства, выделяет три вида эффективности: результативность как соотношение результата и поставленной цели (чем больше результаты реализуют поставленные цели, тем выше эффективность); экономичность как соотношение результата к затратам (деятельность эффективна, если позволяет получить тот же результат с меньшими затратами); целесообразность как отношение целей и реальных социальных проблем (эффективна та деятельность, которая решает реальные социальные проблемы). Кроме того, анализируя специфику проблемы эффективности корпоративной социальной политики, автор указывает на неоднозначный характер оценки, которая может проводиться, как минимум, по двум направлениям: эффективность для бизнеса (какие плоды принесли затраты для самого бизнеса?) и эффективность для общества (как «совокупность ранее доступных благ, количество людей их получивших»). В области государственного управления на сегодняшний день сложилось два основных подхода к оценке эффективности: в рамках первого считается, что концепции эффективности, разработанные в теории менеджмента, применимы и для сферы государственного управления, а сама эффективность понимается как «максимизация достижения целей путем использования ограниченных нейтральных средств». Второй подход рассматривает эффективность государственного управления в рамках теории политического управления. «Согласно этому подходу, синтезирующему в себе системный, синергетический, деятельностный и бихевиористский подходы, государство и власть должны рассматриваться в качестве особого рода систем». При оценке деятельности конкретно некоммерческих организаций можно выделить четыре основных подхода: целевая концепция, концепция системных ресурсов, концепция множественности заинтересованных сторон и концепция социального конструктивизма. Целевая концепция обосновывает эффективность степенью достижения поставленных целей. Вторая, концепция системных ресурсов, трактует эффективность как способность организации обеспечить необходимые для ее деятельности ресурсы. Третья концепция говорит о многовариантности оценки эффективности из-за того, что представления о ней у групп интересов различны и могут противоречить друг другу. Кроме того, заинтересованные стороны могут влиять на эффективность деятельности организации различными методами, вплоть до манипуляции общественным мнением посредством СМИ, что подтверждает концепция социального конструктивизма. И. В. Терентьева предлагает выделять три уровня результатов деятельности НКО: продукт - то, что конкретные люди получили от деятельности НКО; результат - изменения в результате потребления продукта: поведение, уровень благосостояния или жизнь целевой группы; эффект - изменения в структуре проблемы (имеются в виду долгосрочные, структурные изменения в обществе, а не только на уровне целевой группы). Автор также замечает, что анализ эффективности деятельности НКО, в отличие от коммерческих структур, по вполне понятным причинам носит дуалистический характер: важна не только экономическая оценка, но и анализ социальных результатов. Так как основная цель деятельности НКО – это реализация общественно значимых функций, а вовсе не извлечение прибыли, то второй фактор должен играть большую роль при оценке. Что же касается эффективности антикоррупционной деятельности гражданского общества и взаимодействия его с государством в указанной сфере, то на данный момент эту сферу можно считать совершенно непроработанной. В. В. Астанин, к примеру, один из немногих крупных отечественных исследователей, занимающийся вопросами эффективности антикоррупционного взаимодействия, раскрывает проблемы эффективности через выделение некоторых критериев привлечения институтов гражданского общества в процесс противодействия коррупции, к ним он относит заинтересованность во взаимодействии, связанную с использованием государством ресурсных возможностей институтов гражданского общества, и необходимость во взаимодействии. Сегодня множество НКО занимаются выявлением коррупционных фактов, в то время как государство, в особенности правоохранительные органы, зачастую игнорируют предоставляемую информацию. Здесь эффективность антикоррупционного взаимодействия может оцениваться с помощью модели «дороги с двусторонним движением». В. В. Астанин пишет: «Конкретное воплощение такого движения выражается в необходимости того, чтобы добываемые институтами гражданского общества криминологически значимые сведения о проявлениях коррупции в обязательном порядке реализовывались в уголовных делах и делах об административных правонарушениях, дисциплинарном производстве, в правовых актах реагирования контрольно-надзорных органов». Эффективность антикоррупционного взаимодействия гражданского общества и государства можно также рассматривать в контексте механизмов взаимодействия, как таковых. Огромное значение здесь имеет открытость деятельности государственных органов: имеется в виду качественное обеспечение сайтов органов власти по следующим критериям: - простота использования механизмов обратной связи; - информативность и обновление сведений относительно сфер деятельности; - участие представителей ведомства в диалоге с заявителями и оперативное реагирование на выявляемые причины и условия, которые могут способствовать коррупционным правонарушениям; - наличие специальной опции «общественный контроль». Анализ эффективности взаимодействия СМИ с государством может основываться не только на огласке фактов коррупции, но и на публичном освещении результатов реагирования на них со стороны правоохранительных органов. Нельзя забывать о значимости социологических исследований в виде опроса и анкетирования граждан, представителей общественных организаций, политических партий, СМИ. Они должны быть направлены, в целом, на определение: - действенности предусмотренных законом механизмов антикоррупционного взаимодействия; - качества информационного обмена и обратной связи по различным направлениям профилактики коррупции; - проблем практики совместных мер предупреждения коррупционных правонарушений; - востребованных форм участия общественности в противодействии коррупции. Другая группа исследователей предлагает оценивать эффективность антикоррупционного взаимодействия «на всех стадиях антикоррупционной деятельности: от выдвижения антикоррупционных инициатив до контроля за результативностью государственной политики в сфере противодействия коррупции». К примеру, на стадии выдвижения антикоррупционных инициатив взаимодействие может осуществляться путем совместных обсуждений на конференциях и «круглых столах». Как отмечают И. И. Бикеев, Л. Р. Хайрутдинова и Р. Р. Газимзянов, «эффективность такого взаимодействия должна оцениваться не количеством совместных заседаний по проблемам противодействия коррупции, а количеством и качеством антикоррупционных инициатив, реализуемых с учетом мнения представителей институтов гражданского общества». Взаимодействие институтов гражданского общества с органами государственной власти, органами местного самоуправления и их должностными лицами в вопросах противодействия коррупции возникает из совместной деятельности этих субъектов антикоррупционной политики на взаимовыгодных условиях посредством: - участия представителей институтов гражданского общества в работе специализированных совещательных иди экспертных антикоррупционных органах; - антикоррупционной экспертизы, мониторинга нормативно-правовых актов и их проектов, антикоррупционного образования, пропаганды и т.д.; - совместного участия в контроле за ходом и результатами реализации антикоррупционной политики разных уровней (здесь показателем антикоррупционного взаимодействия может служить степень вовлеченности представителей институтов гражданского общества в механизм контроля); - обмена информацией о состоянии коррупции и о результативности мер противодействия ей; - грантовой поддержки наиболее значимых антикоррупционных проектов, проводимых институтами гражданского общества. Здесь критерием эффективности является не столько объем финансирования, сколько результативность проведенных антикоррупционных мероприятий. П. А. Кабанов продвинулся чуть дальше, предложив возможные качественные критерии для оценки эффективности взаимодействия институтов гражданского общества с органами государственной власти, а именно, «коэффициент вовлечения представителей институтов гражданского общества в различные формы противодействия коррупции (Кв) и коэффициент эффективности вовлечения институтов гражданского общества в антикоррупционную деятельность (Кэв)». Первый коэффициент рассчитывается по формуле: Кв = ОКв/ ОКу, где ОКв - общее количество вовлеченных представителей институтов гражданского общества в антикоррупционную деятельность, а Оку - общее количество участников такой деятельности. Второй показатель, он же коэффициент эффективности вовлечения институтов гражданского общества в антикоррупционную деятельность, равен отношению общего объема выполненной работы к общему количеству оцененной результативной работы ( Кэв = Ор/ Окр). Несмотря на то, что предложенные критерии вполне могут дать представление о состоянии антикоррупционного взаимодействия и открывают возможности для сравнительного анализа на разных уровнях, они, безусловно, требуют существенной доработки. Таким образом, на основе всего вышенаписанного можно сделать вывод о том, что оценка эффективности антикоррупционного взаимодействия институтов гражданского общества и государства является комплексной, междисциплинарной проблемой. Оценка эффективности с точки зрения экономичности – сфера экономического анализа, а эффективность как целесообразность имеет непосредственное отношение к социологии и политологии. Кроме того, в виду разнообразных форм, механизмов и сфер деятельности институтов гражданского общества невозможно выработать единственный универсальный критерий эффективности, в то время как в решении данной проблемы заинтересованы многие стороны, пока, к сожалению, не осознающие данный факт: качественно разработанная система оценивания дает ясное представление не только о состоянии внутренней среды конкретной организации, но и об уровне институционализации гражданского общества, в целом. Это важно для доноров, государства, научного сообщества, руководства НКО, потребителей их услуг и пр. Оценка эффективности деятельности гражданского общества, в том числе и в противодействии коррупции, может повысить конкуренцию внутри третьего сектора, выявить барьеры, которые стоят на пути эффективности взаимодействия с государством, а также сыграть большую роль в области государственной антикоррупционной политики и политики в отношении некоммерческих организаций. |