ИДО Познавательные процессы ПОСОБИЕ. Российской федерации федеральное агентство по образованию гоу впо тюменский государственный университет
 Скачать 3.17 Mb.
|
.Э.Б. ТитченерВнимание(Хрестоматия по вниманию. Под ред.А.Н. Леонтьева, А.А.Пузырея, В.Я.Романова. – М.: МГУ, 1976. С.26-49.) Переживание процессов внимания Слово «внимание», подобно слову «чувство», употреблялось в истории психологии для обозначения очень различных процессов. Внимание рассматривалось иногда как особая сила или способность, как возможность концентрировать сознание, произвольно сузить поле сознания; как особая форма душевной деятельности, как усилие, которое кто-нибудь производит, как инициатива, которая кому-нибудь принадлежит, как существенная противоположность пассивности, с которою воспринимаются впечатления; как состояние полного сознания, как состояние ясного понимания и работающей мысли; как чувствование или душевное движение и, наконец, как комплекс ощущений, в особенности кинестетических ощущений. Ясно, что не все эти взгляды могут быть правильными, хотя каждый из них может найти известное оправдание в данных наблюдения. Если я так углублен в научную проблему, что забываю о головной боли или перестаю слышать обеденный колокол, то я, по-видимому, как раз и проявляю эту способность концентрации. Если я заставляю себя приняться за дело, несмотря на искушение окончить интересный роман, то, по-видимому, я проявляю произвольную активность, сам определяя свой мир переживаний. Если я, далее, хочу вполне уяснить себе что-нибудь и стать господином положения в данной области, то я отдаю этому предмету свое полное внимание. Внимание будет, таким образом, тем состоянием сознания, той степенью сознательности, которая обеспечивает нашему умственному труду лучшие результаты. Если я обращаю на какой-нибудь предмет большое внимание, я также живо интересуюсь этим предметом, а интерес — это уже вид аффективного переживания. Наконец, если я стараюсь на что-нибудь, обратить внимание, то я постоянно нахожу у себя на лбу складки, дыхание задерживается, и тело принимает некоторое определенное и неподвижное положение. Все такие положения и движения вызывают характерные комплексы кожных и кинестетических: ощущений. Почему бы этим ощущениям и не представлять в психологии того, что мы на разговорном языке называем вниманием? Решение вопроса зависит от экспериментального самонаблюдения, и притом мы должны руководствоваться уже указанными выше положениями, а именно: если результаты экспериментов вступят в конфликт с нашими предвзятыми мнениями, то эти последние должны уступить место первым. Но прежде чем приступить к экспериментальному исследованию внимания, попробуем применить к нему отчасти и прямой анализ: возьмем типический душевный процесс внимания и посмотрим, не поможет ли наш навык в психологическом анализе субъективно разложить его. Наиболее целесообразным для этого будет случай внезапного возникновения внимания. Положим, я работаю или спокойно читаю, и сообщение по телефону или появление посетителя внезапно требует к себе моего внимания. Прежде всего, происходит перераспределение всех содержаний сознания. Появляющиеся вновь представления — дело моего друга или содержание телефонного сообщения — стремятся к центру сознания, а все прежнее, как мое прежнее занятие, так и впечатления от окружающего, оттесняется к периферии. Сознание при переживании душевного процесса внимания расположено или распределено в -фокусе и на границе, на переднем плане и заднем плане, в центре и на периферии. И различие между процессами, находящимися в фокусе сознания, и процессами, находящимися на границе его, есть по существу, различие ясности. Центральная область сознания ясна, более отдаленные области темны. Этот факт в действительности представляет собою ключ ко всей проблеме внимания. В этом последнем отношении, по существу, внимание тождественно с сенсорной ясностью. Но мы должны ограничиться наблюдением, нечего не предрешая в распределении сознания на ясную и темную области: это, во всяком случае, очевидно. Содержатся ли в сознании чувства? Необязательно. Мы можем приветствовать нашего друга с искренней радостью, с живым интересом или с предчувствием неприятности; но мы можем также обратить на него только поверхностное и механическое внимание, которое не сопровождается никаким чувством с нашей стороны. Содержатся ли в сознании кинестетические ощущения? Опять-таки необязательно. Кинестетические ощущения могут быть вызваны в большом объеме, но может и не быть никакого заметного изменения в мышечной системе: это зависит от обстоятельств. Таким образом, даже при простом самонаблюдении оказывается, что распределение содержаний сознания на ясные и темные группы является единственным и характерным признаком внимания как душевного процесса. Едва ли есть необходимость повторять здесь, что современная психология ничего не знает о неизменной душе, о способностях, деятельностях или проявлениях такой души. Чем бы ни было внимание, его следует описывать в понятиях психических процессов, указывая соответствующие ощущения, образы и чувства, и объяснять, указывая его отношение к физиологическим условиям его существования. С другой стороны, само внимание представляет собою превосходный пробный камень для критики взглядов современной психологии. Ведь весь характер внимания, как кажется на первый взгляд, определяется выбирающей и произвольной деятельностью. Когда я откидываюсь в своем кресле, чтобы обдумать какую-нибудь психологическую проблему, я подвергаюсь воздействию всякого рода сенсорных возбудителей: на меня производят впечатления и температура комнаты, и давление моей одежды, и вид разнообразных предметов обстановки, и звуки, идущие дома и с улицы, и запахи, которые находятся в самой комнате или вносятся в нее через открытое окно, и разного рода органические возбуждения. Я легко мог бы отдаться воспоминаниям, предоставив этим впечатлениям вызвать в моем сознании картины прошлого. Я легко мог бы дать свободу своему воображению, предоставив мысли направиться на дальнейшие задачи дня или представляя себе события, которые могут случиться в ближайшем или более отдаленном будущем. Но в действительности я в состоянии легко игнорировать все эти рассеивающие внимание отклонения мысли и всецело отдаться единственному самопроизвольно выбранному мною представлению — представлению о проблеме, которая ждет своего разрешения. Верно, что это представление ясно и находится в центре сознания, в то время как все другие душевные процессы в данный момент темны и находятся на периферии сознания. Но, по-видимому, верно и то, что эта ясность представления скорее зависит от собственной концентрации сознания, чем от характера самого представления. Кроме того, при желании я могу направить свою мысль и на совершенно другой предмет; я могу отказаться от решения данной проблемы, если только я почувствую к этому расположение. Таков психический характер внимания, как его представляет себе популярная психология. Мы должны принять в расчет указанные ею признаки и посмотреть, не могут ли наши собственные методы осветить глубже данный вопрос. Развитие внимания Внимание в своем популярном значении имеет две формы. Оно может быть пассивным и непроизвольным или же оно может быть активным и произвольным. Эти формы внимания, действительно, характерны для различных стадий душевного развития; отличаются же они друг от друга только по своей сложности, как более ранняя и более поздняя форма, и показывают нам один и тот же тип сознания, но в различные периоды нашего духовного роста. Их характер станет нам ясным, если мы теперь зададим вопрос, в чем именно состоит их различие и каковы условия их появления. Прежде всего, бывают такие случаи, когда наше внимание невольно направляется на что-нибудь, и мы бессильны воспрепятствовать этому, или, другими словами, бывают такие впечатления, что не мы на них обращаем внимание, а они берут наше сознание штурмом. К этому разряду впечатлений принадлежат интенсивные возбудители. Громкие звуки, яркие световые явления, резкие вкусы и сильные запахи, сильные давления, крайние температуры, сильные боли — все эти впечатления ясны благодаря своей интенсивности; они, как говорят, привлекают к себе наше внимание против нашей воли; они пробивают себе путь к фокусу сознания, какие бы препятствия ни встретились на этом пути. Равным образом, существуют известные качества, которые непреодолимо приковывают к себе внимание: к разряду этих последних принадлежат, как показывает опыт автора (хотя между отдельными индивидуумами и могут быть значительные различия), горький вкус, запах мускуса и желтый цвет. Если много раз повторять одно и то же раздражение, то оно привлечет к себе внимание, даже если вначале оно было совершенно незаметным. Внезапные раздражения и внезапные перемены в раздражениях производят тот же самый результат. Так обстоит дело с движением: животное или птица, пересекающие ландшафт, мелодия, которая по сравнению с равномерным аккомпанементом то усиливается, то замирает, насекомое, которое щекочет нам руку, когда мы лежим на траве,— все эти явления заставляют нас обратить на себя внимание. Все-новое также овладевает вниманием. Новым впечатлением, говоря на психологическом языке, будет такое впечатление, которое при своем вступлении в сознание не имеет еще с ним ассоциативных связей; оно стоит в нем уединенно, изолированно от других. Если такое впечатление сколько-нибудь интенсивно, оно само собою становится ясным, оно действует на сознание возбуждающим образом, а движение — расстраивающим образом. Наконец, как бы парадоксально это ни звучало, удерживают на себе внимание впечатления, которые в известном смысле представляют собою противоположность всему новому, впечатления, которые усваиваются настоящим состоянием сознания, так как они прочно ассоциировались с ним. Собиратель коллекций, изобретатель, специалист должны останавливать особенное внимание на возбудителях, мимо которых остальные люди проходят, совершенно не заметив их. Многие бросающиеся в глаза совпадения в жизни объясняются этим законом; мы думаем об известных предметах, и в это время какое-нибудь событие обращает на себя наше внимание именно потому, что мы думали об этих предметах, а это событие стоит с ними в тесной связи. Какое удивительное совпадение! — восклицаем мы. Но если бы я думал о чем-нибудь другом, то не было бы, и никакого совпадения. Человек, который в рассказе Киплинга, много лет спустя после некоторого события удивлялся, каким образом он мог написать такую хорошую вещь, писал ее в силу того же закона внимания; ведь если совершенно уйти в предмет, то сознание заполнится важными фактами и представлениями; душа для них будет широко открыта, в то время как она будет почти совершенно закрыта для всего незначительного, и мы превзойдем сами себя. Итак, здесь перед нами довольно длинный перечень. Интенсивность, качество, повторение, внезапность, движение, новизна, согласие с наличными содержаниями сознания — вот те факторы, которые определяют внимание. Как только они выступают в сознании, мы должны обратить на них внимание, даже если бы у нас были основания направить внимание в другую сторону. Внимание, определяемое этими факторами, внимание в своей первой стадии называется обыкновенно пассивным, или непроизвольным. К сожалению, все пассивное предполагает нечто активное, говорить же об активном внимании, как мы увидим, нет оснований. Предлагались и другие названия; но мы лучше всего будем говорить просто о первичном внимании. Замечательно, что все члены нашего ряда такого рода, что они могут оказать на нервную систему сильное действие. Интенсивные возбудители, естественно, вызывают интенсивные нервные возбуждения; а интенсивные возбуждения нелегко задержать или затемнить конкурирующим возбуждением. Качественные возбудители, которые привлекают к себе внимание, требуют также особенной восприимчивости нервной системы. Повторные возбудители оказывают такое же значительное влияние, какое оказала бы их сумма. Внезапные возбудители затрагивают нервные элементы, которые в данный момент именно свободны от раздражения этого рода, т. е. элементы с высокой степенью возбудимости; вероятно также, что возбуждения, которые они вызывают, подвергаются меньшему рассеянию и меньшей диффузии в нервной системе, чем это было бы при постепенном воздействии возбудителя. Двигающиеся возбудители затрагивают в быстрой последовательности различные нервные элементы; в этом случае невозможны ни утомления, ни сенсорная адаптация; поэтому действие двигающегося возбудителя также известным образом суммируется. Новые возбудители, будучи изолированными возбудителями, вызывают возбуждения, которые не интерферируют с другими раздражениями; их действие родственно действию внезапных возбудителей. Что касается действия возбудителей, находящихся в ассоциативной связи с сознанием, то ясно, что чем легче привходящее возбуждение совпадает с имеющимся уже возбуждением, тем легче оно будет согласовываться с процессами в нервной системе и тем легче оно станет господствующим. Новое и привычное, таким образом, могут обладать одинаковой способностью возбуждения. Первичное внимание, однако, представляет известную стадию развития, именно самую раннюю стадию развития внимания. Поэтому его недостаточно рассмотреть только со стороны определяющих физиологических факторов; мы должны рассмотреть его также с биологической точки зрения. И когда мы это сделаем, то, во всяком случае, некоторые из этих факторов получат новое освещение. Всякая нервная система будет сильно возбуждаться интенсивными возбудителями; всякий организм, который стоит на достаточно высоком уровне развития, чтобы иметь сознание, составленное отчасти из представлений, процессов памяти и воображения, будет сильно возбуждаться возбудителями, которые согласуются с этими представлениями,— именно такими возбудителями, для которых путь к нервной системе лежит открытым. Но что можно сказать о новизне, внезапности и движении? Возбудители этого рода имеют особенное биологическое значение: ведь новое, внезапное и двигающееся, вероятно, являются источниками опасности, и живое существо, которое не обращало бы на них внимания, скоро должно было бы погибнуть. Но есть много случаев, когда впечатление не только не привлекает и не удерживает нашего внимания, а, наоборот, кажется, что мы удерживаем свое внимание на впечатлении своим собственным усилием. Геометрическая задача не производит на нас такого сильного впечатления, как удар грома. Удар грома овладевает нашим сознанием совершенно независимо от нас. Задача же предъявляет к нам только частичное требование наряду с другими переживаниями: здесь постоянно налицо соблазн отклониться от нее и обратить внимание на что-нибудь другое. Мы продолжаем быть внимательными, но мы сами должны удерживать свое внимание. При многих психологических экспериментах, которые мы описали, предмет внимания — темное органическое ощущение, незначительная, качественная разница — есть нечто такое, что не только не привлекает внимания, но даже кажется в высшей степени склонным ускользнуть от него. Внимание к таким предметам называется обыкновенно активным или произвольным вниманием; мы будем называть его вторичным вниманием. Вторичное внимание есть неизбежный результат сложности нервного организма. Возьмем воображаемый случай: животное, снабженное двумя органами чувств — глазом и ухом. Положим, далее, что это животное подвергается раздражению со стороны двух различных возбудителей в один и тот же момент: раздражению яркого света спереди и громкого звука сбоку. Оно не в силах пренебрегать ни одним из них. Поэтому оно обратит внимание, сначала на тот возбудитель, который обладает большей способностью привлекать к себе; но как только оно ясно восприняло этот возбудитель, оно тотчас же обратит внимание на другой. Таким образом, свет и звук будут чередоваться в фокусе сознания, получится быстрая смена первичных вниманий. Как мы скоро увидим, этим психологическое описание не исчерпывается, но это все же существенный пункт. Теперь возьмем случай сознания, который ближе к сознанию человека. Положим, я нахожусь у себя в комнате и готовлюсь к экзамену, который должен быть завтра, и слышу в то же время, пожарную тревогу на соседней улице. Оба представления — представление об экзамене и представление о пожаре — императивны, в результате между ними получается конфликт. Одна часть коры головного мозга направлена на работу, и это направление усиливается большим числом ассоциативных возбуждений — нервными процессами, соответствующими представлениям об экзаменационной отметке, о последствиях провала и т. д. Другая часть коры головного мозга занята пожаром: это направление, равным образом, поддерживается нервными процессами, соответствующими представлениям о движении на свежем воздухе, о возбуждающей картине, возможности спасти кого-нибудь и т. д. Этот спор двух направлений может продолжаться некоторый небольшой промежуток времени, его действия могут проявляться еще и некоторое время после того, как я уже произвел выбор. Пока имеется налицо хоть некоторый след от этого конфликта, наше внимание будет вторичным, или «активным», вниманием. Однако есть еще и третья стадия развития внимания, и она состоит не в чем ином, как в возвращении к первой стадии. Когда мы решаем нашу геометрическую задачу, мы постепенно заинтересовываемся ею и совершенно отдаемся ей; и в скором времени проблема приобретает такую же власть над нашим сознанием, какую имел удар грома в момент его появления в сознании. Трудности преодолены, конкуренты устранены, и рассеянность исчезла. Едва ли можно привести более веское доказательство в пользу происхождения вторичного внимания из первичного, чем тот факт из ежедневного опыта, что вторичное внимание непрерывно превращается в первичное. Мы только что говорили о выборе между работой для экзамена и отправлением на пожар. Этот выбор означает, естественно, что большая из двух борющихся сил, конкурирующих возбудительных процессов, взяла верх; и следы борьбы, которые можно заметить и после выбора, указывают на то, что одержана не полная победа. Если переживания такого рода повторяются часто, так что образуется привычка — привычка работать или привычка развлекаться,— тогда борьба бывает непродолжительной, и вторичное внимание быстро заменяется первичным. Упоминание о привычке ведет нас к дальнейшему и очень важному пункту. Наша нервная система, которая является ареной борьбы при вторичном внимании, имеет за собою длинную историю развития. Не все мы одинаковы от рождения; мы рождаемся с нервной системой, которая несет в себе известное наследственное предрасположение и имеет уже линии меньшего и большего функционального сопротивления. «Поэтому нужно родиться», говорим мы, и в известной степени, если можно так выразиться, каждому человеку нужно родиться самим собою. С другой стороны, нервная система ребенка чрезвычайно пластична и впечатлительна, ее легко формировать при помощи воспитания; поэтому, согласно другой пословице, привычка может стать второй натурой. Склонности, способности и пристрастия, которые мы обнаруживаем в зрелом возрасте, оказываются, таким образом, результатом двух влияний — наследственности и воспитания, первой и второй природы. В связи с настоящим изложением важен следующий пункт: та сторона, которая в конце концов оказывается победительницей в борьбе вторичного внимания, не обязательно должна являться более сильной в сознании. Конфликт между работой и отправлением на пожар может вести к победе работы, несмотря на то, что сознание будет более занято представлениями о пожаре, чем представлениями о работе. Нервная система в силу своего собственного тяготения или своей собственной склонности будет содействовать дальнейшему перевесу работы, и это ее содействие направит сознание и будет руководить им, хотя оно само и не будет представлено в сознании. Руководящее влияние нервного предрасположения не есть результат умозаключения и еще меньше предмет умозрения; его можно демонстрировать в психологической лаборатории. Положим, мы измеряем время, нужное для того, чтобы на сказанное нам слово ответить словом того же самого класса или рода, чтобы ассоциировать собаку с кошкой, стол со стулом и т. д. Экспериментатор приготовляет длинный ряд слов: кошка, стул и т. д. Затем он точно объясняет наблюдателю характер эксперимента: «Я буду говорить известные слова,— говорит он,— а вы должны будете отвечать, как можно быстрее, словами того же самого класса; если я скажу лошадь, вы укажете какое-нибудь другое животное, если я скажу перо, вы укажете что-нибудь такое, что имеет отношение к процессу письма». Наблюдатель усваивает эти указания, и эксперимент начинается. Положим дальше, что эти эксперименты продолжались несколько дней. Экспериментатору не было необходимости повторять свое объяснение каждый раз; наблюдатель уверен в том, что ему все еще следует отвечать координированным словом. Положим, наконец, что в известный день, спустя несколько недель после первого эксперимента, экспериментатор прервет эксперимент и спросит: «Думаете ли вы о тех указаниях, которые я вам сделал?» Наблюдатель, боясь, что он сделал какую-нибудь ошибку, и, чувствуя сильное раскаяние, скажет: «Нет! Должен сознаться, что я совершенно забыл о них; они исчезли куда-то из моего сознания. Сделал я какую-нибудь ошибку?» Он не сделал никакой ошибки, но его ответ показывает, что известная тенденция, запечатлевшаяся в его нервной системе под влиянием первоначального объяснения экспериментатора, была в состоянии направлять течение его представлений долго спустя после того, как исчезли из сознания соответствующие ей правила. И то, что здесь произошло в лаборатории, происходит каждый день в нашей жизни, в более широком круге переживаний, вне лаборатории. Таким образом, в целом внимание встречается в человеческой душе в трех стадиях своего развития: как первичное внимание, определяемое разнообразными влияниями, которые в состоянии произвести сильное действие на нервную систему; как вторичное внимание, в продолжение которого центр сознания удерживается известным восприятием или представлением, удерживается, несмотря на противодействие со стороны других переживаний; и наконец, как производное первичное внимание, когда это восприятие или представление одерживает неоспоримую победу над своими конкурентами. Душевный процесс внимания сначала прост; затем он становится сложным — именно в случаях колебания и размышления достигает очень высокой степени сложности; наконец, он опять упрощается. Рассматривая жизнь в целом, мы можем сказать, что период учения и воспитания есть период вторичного внимания, а следующий за ним период зрелой и самостоятельной деятельности есть период производного первичного внимания. |