4 сессия экзамен Русская лит. Русская литра в мировом лит процессе
 Скачать 490.25 Kb.
|
|
Классицизм Классицизм ( от лат. classicus – образцовый) – художественный стиль и эстетическое направление в европейской литературе и искусстве 17- начала 18 века, одной из важнейших черт которого являлось обращение к образам античной литературы и искусства как к эстетическому эталону. Поэтика классицизма начинала складываться в эпоху позднего Возрождения в Италии, сформировалась в 17 веке во Франции. Классицисты считают непременным условием строгое соблюдение незыблемых правил, которые почерпнуты из античной поэтики Аристотеля, Горация. Эстетика классицизма устанавливает строгую иерархию жанров: « высокие» жанры – трагедия, эпопея, ода; « низкие» жанры – комедия, сатира, басня. Во Франции особого развития достигли « низкие» жанры – басня ( Ж. Лафонтен), сатира ( Н. Буало). Комедии Ж. Б. Мольера перестали быть « низким» жанром, его лучшие пьесы получили название высокой комедии. После Великой французской революции классицизм пришел в упадок. В России классицизм зародился во второй четверти 18 века ( А. Д. Кантемир, В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов и др.) Ему свойственна сатирическая направленность- сатира, басня, комедия. Национально- историческая тематика преобладает над античной ( А. П. Сумароков, Я. Б. Княжнин); высок уровень развития оды ( М. В. Ломоносов, Г. Р. Державин), большое место занимает жанр военно – патриотической поэмы. В то время эстетические нормы сыграли положительную роль – была достигнута ясность и четкость художественной формы. В начале 19 века каноны классицизма, требующие закона трех единств – времени , места, действия, стали мешать развитию реалистического искусства. С критикой « правил» классицизма выступили А . С. Пушкин, А. С. Грибоедов, В. Г. Белинский. В течение 18 столетия наиболее полно выявили себя классицизм и сентиментализм. Эти направления-антиподы противостояли друг другу, как бы поделив между собой разные стороны людской деятельности, « разум» и « чувство» человека. Создав большую галерею разнообразных характеров из всех сословий, писатели различных направлений общими усилиями дали возможность последующим поколениям узнать, чем жили люди 18 века, что они думали, как чувствовали. Вместе с тем литература классицизма стала новым этапом в развитии отечественной литературы. Отвечая требованиям эпохи, она создала образ нового человека- гражданина и патриота, убежденного в том, что « для пользы общества коль радостно трудиться». Этот человек должен приникнуть в тайны мироздания, стать активной творческой натурой. Для всего этого он вынужден отказаться от личного благополучия, обуздать свои страсти, подчинить свои чувства общественному долгу. С этой целью многие писатели-классицисты вполне осознанно стремились превратить литературу и театр в «учебник жизни» : не случайно Сумароков назвал театр « училищем бродягам по жизни человеческой». В общенациональных , общегосударственных масштабах эту задачу ставил Ломоносов. Пытался решить ее и Сумароков, и деятельность его нередко выходила за рамки сословно-дворянских интересов, оказывалась плодотворной и для души широких демократических кругов. Значение русской литературы 18 века не исчерпывается даже тем, что она ставила и по возможности решала наболевшие вопросы своего времени и во многом подготовила блестящие достижения литературы 19 века: творчество ряда писателей последних десятилетий 18 века ( в большей или меньшей степени, в той или иной форме) стало одним из органических слагаемых в развитии живого литературного процесса начала следующего столетия. К числу таких писателей в первую очередь относятся Фонвизин, Радищев, Державин, Карамзин, Крылов. 10. Сатиры Кантемира и традиции Буало. Силлабический стих Кантемира В литературном наследии Кантемира главное место занимают сатиры. Их всего девять: пять написанных до отъезда за границу (1729-1731) и потом (1736-1737) переработанных в Лондоне и три сатиры (VI, VII, VIII), задуманных и написанных в Париже (1738-1739). Так называемая IX сатира, известная только по одному неисправному списку, не вошедшая ни в одно из старых изданий и опубликованная только в 1858 г.[51], названа так условно; по темам (особенно близким к темам проповедей Феофана), по языку, стилю, стиху ее несомненно надо отнести к первой группе и датировать 1731 г. Переработать эту сатиру, одну из самых содержательных, Кантемир за границей не успел. Построение сатир Кантемира обычно единообразно. После вступления (представляющего чаще всего обращение, например, к уму своему, к Феофану, к музе, к солнцу и т.д.) Кантемир сразу переходит к живым примерам, которые, следуя один за другим, составляют галерею литературных портретов, связанных почти без переходов простым порядком звеньев. Отсюда типичное для Кантемира двойное заглавие; первое определяет обращение, дающее рамку всей сатиры; второе относится к признаку, по которому подобраны сатирические портреты. Так, например, «К уму своему (на хулящих учение)»; «К архиепископу новгородскому (о различии страстей человеческих)»; «К солнцу (на состояние света сего)»; «К князю Н.Ю. Трубецкому (о воспитании)» и т.д. Обычно бросается в глаза чисто формальное значение обращения; в более слабых по построению сатирах оно низводится до степени простого литературного предлога; но даже в такой классической сатире, как третья, вопрос, заданный Феофану во вступлении (чем объясняется бесконечное разнообразие и несходство человеческих страстей?), вопрос философского порядка, остается без ответа и, следовательно, поставлен был только композиционно. Действительным содержанием этой блестящей сатиры является цепь портретов людей, одержимых разными страстями. Несогласованность рамок построения и портретно-сатирического содержания выражает двойственное литературное происхождение сатир Кантемира. Построению он учился у Буало. Обращение в I сатире к своему уму явно восходит к IX сатире Буало «A son esprit» (1667), обращение к Феофану (в III сатире) – ко II сатире Буало «А Моliere» (1664). Между тем сами портреты связаны с Буало лишь отдаленно; они принадлежат в большинстве русской жизни, продолжая в то же время сатирическую галерею, намеченную и в проповедях Феофана, и в западной литературе; они соотносятся более поздней, чем Буало (а для Кантемира современной ему), стадии в развитии европейской сатиры. Метод портретной галереи, например, у Кантемира преобладающий, как раз почти никогда не встречается у Буало, зато постоянно применен в «Характерах» Лабрюйера (1687), в замечательной книге, представляющей переходную стадию от классицизма к просветительству XVIII века. Условные имена героев в сатирах Кантемира (Хрисипп, Клеарх, Лонгин, Иркан, Медор, Критон, Тиций и т.д.) придуманы тоже по образцу имен у Лабрюйера (а иногда прямо у него взяты). Более того, Кантемиру известна та новая моралистическая литература английского образца, которая в начале XVIII века была одним из самых передовых явлений в европейских литературах. Английского языка он (до лондонского периода) не знал, но в его дневнике 1728 г. названы «Новый французский зритель», «Мизантроп» (том II) и «Современный Ментор», т.е., очевидно, французские моралистические журналы, возникшие по образцу знаменитого, «Зрителя» Стиля и Адиссона. Впрочем, и без этого точного указания на осведомленность Кантемира в новейшей западной морально-просветительской литературе мы имели бы научное право усомниться в справедливости традиционной точки зрения, связывающей Кантемира связывающей Кантемира с Буало (и с римскими сатириками). Эта точка зрения возникла только потому, что исследователи, исходя из стихотворной формы сатир Кантемира (действительно восходящей к образцу сатир Буало) и из некоторых отдельных мест, представляющих переложение знаменитых пассажей Буало (или Ювенала), не обратили внимания на более важные обстоятельства: во-первых, Буало не современник Кантемира; он умер в 1715 г.; для поколения Кантемира он уж не живой литературный факт, а именно бесспорный «образец», давно канонизированный и приравненный к римским классикам сатиры; во-вторых, сатиры Кантемира отличаются от сатир Буало как раз той чертой, которая сближает Кантемира именно со Стилем, Адиссоном и их континентальными последователями; в противоположность Буало Кантемир охвачен пафосом литературной борьбы за реальное улучшение русской жизни; он хочет реально содействовать просвещению и гражданскому воспитанию русского народа, подобно тому, как англичане, преемники буржуазной революции 1640-х годов, стремились дискредитировать аристократию, парализовать ее развращающее влияние на нравы буржуазии и мещанства, в чем достигли значительного успеха; к тому же в русских условиях 1730-х годов стремится и Кантемир. Сатиры Кантемира, таким образом, не только хронологически, но и по историческому своему месту современны общеевропейскому процессу развития буржуазного морализма, т.е. относятся к самому передовому явлению в европейской культуре первой половины XVIII века. Кантемир в этом отношении – первый русский представитель направления, типического для Европы, направления Адиссона и раннего Вольтера, направления непосредственно реформаторского и, следовательно, далеко ушедшего вперед от изображения универсальных «недостатков человечества», обычной темы сатир Буало. Белинский говорил в 1845 г., что «развернуть изредка старика Кантемира и прочесть которую-нибудь из его сатир есть истинное наслаждение». Белинский же говорил, что Кантемир переживет немало литературных знаменитостей, классических и романтических. Это мнение и это предсказание оправдались. Современный читатель чувствует в Кантемире человека, для которого талантливое изображение того, что есть, нравов и пороков своего времени, всегда подчинено высшей цели борьбы за лучшее и проповеди лучшего, чувствует, иными словами, пафос просветительства и ясно различает печать личности, не стершуюся доныне. Между тем какая нужна степень филологической специализации, чтобы различить личность старых виршевых поэтов, даже таких, как Симеон Полоцкий! Это значит, что Кантемир – первый русский писатель в современном смысле слова, оправдывает установленный Белинским и вошедший в традицию обычай начинать Кантемиром обзор новой русской литературы (хотя это и не совсем точно с точки зрения истории русских литературных стилей). Каждая отдельная сатира Кантемира всегда связана с определенной минутой в истории страны, с положением дел именно в эту минуту, благодаря чему общие просветительские идеи поэта (борьба за науку, за увеличение числа просвещенных и граждански честных людей) никогда не превращаются в отвлеченную схему. Каждая сатира Кантемира (особенно первые пять, писанные до отъезда за границу) является историческим документом реальной политической борьбы его времени; в сатирах Кантемира заключены резкие выпады против определенных лиц, представителей враждебной прогрессу партии: так, например, в примечаниях к I сатире сам Кантемир указал, что изображение в ней епископа – это портрет епископа Георгия Дашкова, главаря церковной реакции в конце 1720-х годов Первая сатира Кантемира (1729) была направлена, как мы уже видели, против реакции, которая была близка к победе; год назад ей удалось добиться разрешения издать запрещенный когда-то при Петре «Камень веры» Стефана Яворского; Феофан и его группа ясно видели грозящую им опасность. Сатира молодого поэта была неожиданной помощью со стороны. Из стихотворного комплимента Феофана видно, как благодарна была сатирику вся «Ученая дружина», видно также («плюнь на их грозы»), как раздражена была церковная партия. Через два месяца написана была (и тоже пошла по рукам) II сатира, представляющая защиту новой правящей группы, выдвинутой петровскими реформами. Кантемир отстаивает в ней петровскую точку зрения на дворянство как сословие, возникшее когда-то из заслуг предков и потому доступное непрерывному обновлению через введение в него новых людей, выделившихся новыми заслугами. Родовитый дворянин, недоброжелательно относящийся к новым людям, отрицает, следовательно, свое собственное право на дворянство, потому что и его предки были когда-то новыми людьми. Ход мысли в этой сатире предваряет будущую социальную философию Сумарокова (оправдание дворянства заслугами). В обстановке 1729 г. гражданская смелость автора очевидна: недаром II сатира тоже стала полулегальным памфлетом. Блестяще написан портрет пустоголового потомка знатных и когда-то заслуженных предков: В промежутке между написанием второй и третьей сатиры произошли политические события 1730-х годов, т.е. восстановление самодержавия Анны Ивановны. Теперь положение «Ученой дружины» стало, несомненно, легче, непосредственная опасность устранена. С этим связан поворот в деятельности Кантемира. Он пишет сатирические басни, полные злых намеков на неудавшиеся замыслы верховников; в одной из них он советует Феофану беспощадно завершить начатое дело и уничтожить угрозу новой возможной вельможной реакции. В незаконченной поэме «Петрида» (1730) Кантемир хотел, по-видимому, нарисовать идеализированный образ Петра как противоположный героям его же сатир образец смелого реформатора и общественного деятеля. Здесь он – продолжатель Феофана, проповеди которого были началом темы Петра в русской литературе. По-видимому, в беседах с Феофаном выработана была большая программа научного и литературного просветительства. Памятником первого является перевод трактата Фонтенеля (1730), а посвящение III сатиры именно Феофану свидетельствует о согласованности действий обоих друзей. Но относительно благоприятное изменение обстановки сказалось в том, что III сатира является, скорее, картиной нравов; она ближе всего стоит к «Характерам» Лабрюйера, и местных русских черт в ней сравнительно меньше. По-видимому, Кантемир, окрыленный победой над верховниками, верит в эту минуту в возможность морального просветительства. По искусству писать портреты (скупого, сплетника, пустоголового модника и т.д.) III сатира (особенно в заграничной переработке) – лучшее из всего, что до сих пор Кантемир писал. Каждый портрет занимает в среднем 30-40 стихов; но такие сравнительно длинные портреты искусно перемежаются краткими В IV сатире (заглавие которой «К музе своей» и формула зачина: ироническое приглашение к музе – прекратить писание сатир – сознательно напоминают читателю одну из известнейщих сатир Буало) снова намеки на «многих», кому «не любы» его сатиры, а затем цепь портретов этих недовольных, например старообрядца Никона, который пишет обвинение против сатирика в подрыве религии, или чиновников, отказывающих автору в правосудии (по тяжебному делу о наследстве, в котором он был несомненно прав) из мести за нападки на чиновничьи нравы. Очевидно, иллюзии 1730 г. быстро рассеялись, и Кантемир понял, что зло лежит глубже второстепенных отличий режима Петра II от режима Анны Ивановны и что выиграла от восстановления самодержавия во всяком случае не группа серьезных сторонников просвещения и реформ, V сатира (потом за границей переработанная до неузнаваемости) в редакции 1731 г. является, пожалуй, наименее интересной из всех; это – переложение знаменитой сатиры Буало «На человека»; вероятно, Кантемир писал ее как простое упражнение в высоком сатирическом стиле. О действительных взглядах его на русскую жизнь и действительной глубине гражданской боли за низкий уровень русских нравов свидетельствует так называемая IX сатира, а на деле VI, незаконченная и за границей не переработанная: торговля основана на обмане; купец почтенного вида, столь ревностный к церковной службе, что «Пол весь заставит дрожать как кладет поклоны», глядишь, завтра сидит в тюрьме за мошенничество; купец, священник, чиновник отличаются только способами своей нечестности; все говорят о боге, все в глубине души верят в наживу. Сатира писалась человеком, который, наблюдая русскую жизнь, пережил чувство, близкое к ужасу: Сатира недаром современна тем событиям в жизни Кантемира, которые показали ему, что он, Феофан и Татищев отстранены от реального руководства делами (отказ в назначении президентом Академии наук, вежливая ссылка в Лондон). За границей наступает шестилетний перерыв (1732-1738) в работе над сатирами, объясняющийся сложными дипломатическими обязанностями и громадной работой ученого характера (изучение древних, знакомство с английской культурой, изучение новой физики). Когда же Кантемир вернется к сатирической поэзии, он будет уже не тем человеком, что в 1729-1731 гг. Прежний идеал активного просветительства сменяется теперь идеалом более кабинетного характера, идеалом мудреца, борющегося не за исправление мира, а за ограждение собственной души от унижающих человека мелких страстей и за просвещение собственного ума. Недаром VI сатира (она же и первая заграничная) озаглавлена: «Об истинном блаженстве». Новый идеал тоже достаточно высок, но это идеал морального оазиса среди царящего в мире зла: Понижение политической напряженности мысли Кантемира несомненно. Оно было прямым последствием политического поражения той группы, к которой он принадлежал. Три заграничные сатиры являются, скорее, морально-философскими рассуждениями (например VII сатира «О воспитании»). Все же полного разрыва с прошлым не произошло, если Кантемир перерабатывает свои старые сатиры. Эта вторая редакция литературно, конечно, несравненно выше первой, но устранены иные черты, устаревшие для Кантемира за 7-8-летней давностью. В творчестве Кантемира ясно различаются, таким образом, два отчетливо несходных периода. Значение сатир Кантемира для развития русской литературы было очень велико. Еще Карамзин, назвав Кантемира «нашим Ювеналом», заметил: «Сатиры его были первым опытом русского остроумия и слога»[52]. Белинский в статье о Кантемире (1845), подчеркивая прогрессивное значение «сатирического направления» в русской литературе, указывает на Кантемира как на основоположника его. Следует обратить внимание на существенное обстоятельство: сатирические образы, созданные Кантемиром, оставались еще долго жить в русской литературе: с щеголями-петиметрами, дикими помещиками, невеждами, фанатиками-суеверами и др., изображенными Кантемиром, мы встретимся и в сатирах Сумарокова, и в комедиях у того же Сумарокова, и у Фонвизина, и в сатирической журналистике XVIII века; не умерли эти образы и в начале XIX столетия, и еще у Грибоедова и Гоголя мы встретим отзвуки сатирических тем Кантемира. Сатиры Кантемира – довольно большие по объёму (несколько сот стихов) и по тематическому диапазону произведения. Они несложны по композиции, архаичны уже в 30-е годы 18 века, используется также силлабический стих. Необычайна правдивость и выразительность зарисовок, это объясняется типичностью изображённых писателем явлений и характеров. Но типы схематичны и утрированы. Развиваются не фольклорные, а литературные поэтические традиции. Все сатиры имеют двойное заглавие и все построены по одному принципу: сатира начинается с обращения, потом сатирические портреты, которые раскрывают сущность заглавия и основного замысла автора. Заключение - авторская точка зрения. В сатирах К. есть бытовые жанровые сцены. В языке мало славянизмов, много пословиц и поговорок, московских просторечий. Конфликт – столкновение просветительских идей с враждебной стариной и невежеством. Идейная направленность и стилистическое оформление определяются уже принципами классицизма (поэзия позднего русского предклассицизма). Кантемир — последний и самый крупный представитель русского силлабического стихосложения. Познакомившись в Лондоне с трактатом В.К. Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» (1735), он отверг возможность перестройки русской поэзии на основе силлабо-тонической системы, потому что её теория отличалась противоречивостью и непоследовательностью, а на практике, особенно в творчестве "любимца Аполлона" — Тредиаковского, была ещё беспомощной, существовала на уровне поэтического эксперимента. Кроме того, в неприятии Кантемиром новой системы стихосложения сказалась и многолетняя оторванность поэта от русской литературной почвы, а также ориентация его на классическую итальянскую поэзию, силлабическую по своей основе. Вместе с тем работа петербургского академика заставила Кантемира, который не мог не ощущать "досадность ушам" силлабического стиха, задуматься над необходимостью реорганизации старой системы, что он осуществил в трактате «Письмо Харитона Макентина к приятелю о сложении стихов русских» (1743). Теория и поэтическая практика Кантемира, получившая в науке название неосиллабики, свелась к введению в тринадцатисложник с ударением на предпоследнем слоге обязательного дополнительного ударения, падавшего в первом полустихе на пятый или седьмой слог, и соблюдению цезуры после седьмого слога, что придавало тексту стройность и ритмичность. Введение обязательной цезуры и двух ударений создало уникальную для русской поэзии систему тонизированной силлабики. Если в силлабической системе перенос слова или фразы в другую стихотворную строку был недопустим, то Кантемир не только активно использовал этот приём, но и широко пропагандировал его. Другой путь "сведения поэзии с жизнью" он видел в освобождении стиха от рифмы, не соглашаясь с Тредиаковским, что белый стих некрасив и груб. О творчестве Кантемира-сатирика восторженно отзывались М.Н. Муравьёв и И.И. Дмитриев, Н.М. Карамзин и Н.И. Гнедич. Статьи и исследования о Кантемире оставили В.А. Жуковский, К.Н. Батюшков, В.Г. Белинский. В работе «О ничтожестве литературы русской» (1834) А.С. Пушкин с уважением писал о "сыне молдавского господаря". Благодарная память потомков о Кантемире была выше различий художественных направлений и школ. Общее мнение русских писателей о сатирике выразил Г.Р. Державин в «Надписи к портрету князя Кантемира» (1777): Старинный слог его достоинств не умалит. Порок! Не подходи: сей взор тебя ужалит. № 11 ЛИТЕРАТУРА 18 в.: КЛАССИЦИЗМ, ФОРМИРОВАНИЕ НАЦ. ОБЛИКА РУС . ЛИТ-РЫ, ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВО. ЛИТ-РА И СТАНОВЛЕНИЕ РЛЯ,РЕФОРМА СТИХОСЛОЖЕНИЯ |