История логопедии. Селиверстов. Селиверстов В. И
 Скачать 1.62 Mb.
|
|
Глава 4 ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА. V-XVI вв. После распада Римской империи в истории Центральной, Западной и Южной Европы начался новый период, условно называемый средневековым. Для этого периода было характерным преобладание феодальных общественных отношений. Феодальный строй в Западной Европе прошел 3 стадии. Первая стадия феодализма (с V по X — XI вв.) — раннее Средневековье. Переход от античного мира к Средневековью был связан на первых порах с глубоким экономическим и культурным упадком. Преобладало натуральное хозяйство. В течение ряда веков отмечался упадок науки. Во второй стадии феодализма (XI — XV вв.) — развитого Средневековья — с ростом производительных сил росли города — центры ремесла и торговли. Ремесленники в городах объединялись в цехи, развитие которых характерно для данной стадии. Наряду с натуральным хозяйством получило развитие меновое хозяйство. Крепли товарно-денежные отношения. Развивалась и росла торговля внутри отдельных стран и между ними. Третья стадия феодализма (XVI —XVII вв.) — была периодом его упадка и разложения. Этот период характеризуется сравнительно быстрым развитием товарно-денежного хозяйства и затем зарождением в недрах феодализма капиталистических отношений и буржуазного общества, представляя, таким образом, переход к следующей общественно экономической формации —капитализму. Эпоха феодализма унаследовала от Римской империи христианскую религию в ее западной разновидности, известной с 1054 г. под названием католицизма. Христианская церковь стала главной идеологической силой европейского феодализма, и все развитие культуры и науки в период Средневековья протекало в русле религиозной идеологии. Доминирующей формой философии этого периода стала схоластика. Схоластика исходила из того положения, что все возможные знания уже даны либо в Священном Писании, либо в творениях отцов церкви. Античная культура, философия, литература, педагогическое и медицинское наследие подвергались гонению и предавались забвению. Реалистическим представлениям противопоставлялись религиозные, мистические фантазии о человеке как носителе «первородного» греха. Естественные потребности человека рассматривались как проявление греховного начала. Нормы семейных отношений, семейной педагогики нашли отражение в памятниках церковной литературы — Правилах апостолов, в Писаниях отцов церкви, таких как сочинение Иоанна Златоуста «О воспитании детей», Блаженного Иеронима «Письмо к Лете», где воспевается аскетический идеал, который достигается постоянными молитвами, постами, воздержанием, смирением, покорностью. Средневековая церковь категорически отрицала почти все наследие античного мира в области культуры, но необходимость пользоваться богослужебными книгами на латинском языке заставляла заботиться об обучении будущего духовенства хотя бы элементарной грамоте. Латинский язык сделался языком европейской образованности того времени, на нем были написаны основные произведения церковной литературы. Связь средневековой культуры с христианской религией и латинским языком обусловили возникновение своеобразного типа школы, содержание обучения в которой 54 черпалось из религии, а языком обучения стал латинский язык, чуждый для большинства европейских народов. Эти школы содержались церковью. Они были нескольких типов: монастырские (при монастырях), кафедральные (при кафедре епископа), приходские (при приходских церквях). В большинстве из них образование детей ограничивалось преподаванием грамматики, риторики и диалектики (тривиум). В крупных школах еще обучали арифметике, геометрии, астрономии и музыке (квадриум). Совокупность этих двух циклов предметов была известна под названием «семи свободных искусств». Обучение в средневековых школах строилось преимущественно на запоминании текстов Священного Писания и комментариев к ним. Метод обучения был схоластическим. Учащиеся обычно заучивали готовые определения в схоластической вопросно-ответной форме. В качестве примера приводим фрагмент из учебника Алкуина1, написанного для Пипина — сына Карла Великого. Пипин задает вопросы, Алкуин отвечает. П.Что такое письмо? А. Страж истории П. Что такое речь? А. Толкователь души П. Что создает речь? А. Язык П. Что такое язык? А. Воздушный бич П. Что такое человек? А. Раб смерти, переходящий с места на место путешественник, гость в своем жилище П. На что похож человек? А. На плодовое дерево А. Подобно фонарю, П. Как помещен человек? выставленному на ветер Другой пример: «Беседа между учителем и учениками». Из учебника Эльфрика (X — XI вв.) — одного из монахов-учителей. M. (мальчики). Наставник, мы, дети, просим вас учить нас говорить правильно, ибо мы необразованны и говорим испорченным языком. Н. (Наставник). Что вы хотите сказать? М. Мы стремимся к тому, чтобы наша речь была правильна и чтобы мы говорили то, что полезно, и чтобы мы не говорили по-старушечьи или неправильно. Характерным для Средневековья является распространение «богоугодных заведений» — благотворительных закрытых учреждений для призрения детей. Они возникли еще в Римской империи в связи с усилением обнищания населения и повальными эпидемиями. Общественное обслуживание детей нищенствующих родителей, сирот, подкидышей в период раннего феодализма взяла на себя христианская церковь. Так, в IV в. в Италии появляются дома для подкидышей и сирот при монастырях, сиротские дома при домах пилигримов и госпиталях. Позже, в VIII — IX вв. появились дома призрения внебрачных детей в крупных городах при епископских кафедрах; в IX — XIV вв.— дома призрения внебрачных детей, учреждаемые сельскими и городскими приходами, воспитательные дома, организуемые гильдиями, цехами и благотворительными обществами в городах Центральной Европы. В XV—XVI вв. в ряде стран Западной и Центральной Европы начали складываться буржуазная идеология и культура, обусловленные зарождением капиталистического способа производства. (Началась эпоха, известная в истории под названием «Возрождения».) Появление первых признаков новых социальных отношений имело своим следствием возникновение нового взгляда на мир и человека в противовес средневековому религиозно-догмагическому мировоззрению. Средневековый аскетизм с его отрицанием радостей земной жизни и проповедью подготовки к загробному, вечному существованию постепенно вытесняется идеями гуманизма, противопоставившего теологии светскую науку, выдвинувшего идеал жизнерадостно-00 го, сильного духом и телом человека. Передовые мыслители этого периода особое внимание стали уделять изучению богатой литературы Древнего мира, забытой в предыдущие столетия. Идеи гуманизма нашли свое отражение во взглядах передовых мыслителей на воспитание. Гуманисты выступили с требованием изучать в школах культурное наследие античного мира, а также реальные предметы окружающего мира; настаивали на использовании активных методов обучения, развивающих мышление детей. Острой критике подвергаются феодальное семейное воспитание, средневековая школа, схоластические методы обучения. В работах французских, английских, немецких гуманистов по-новому ставятся вопросы физического воспитания, развития речи; в противовес средневековой муштре, выдвигается требование использования игр, забав, развития наблюдательности. Уважение к личности ребенка, наглядный метод обучения, реальное содержание образования стали ведущими проблемами времени. Педагогические идеи эпохи гуманизма представлены высказываниями целого ряда выдающихся мыслителей. Среди них: Франсуа Рабле, Мишель Монтень, Томас Мор и др. Франсуа Рабле Франсуа Рабле (1494— 1553) — один из наиболее ярких представителей французского гуманизма и педагогической мысли эпохи Возрождения. Священник, врач и профессор анатомии, он получил широкую известность как автор романа «Гаргантюа и Пантагрюэль», представляющего собой сатиру на феодальный строй и весь образ жизни того времени. В своем романе ряд страниц Рабле посвятил вопросам воспитания и образования. Подвергнув острой сатирической критике схоластическую ученость, Рабле выступил провозвестником нового, гуманистического воспитания, защитником реальных, практически полезных знаний, активных и наглядных методов обучения. Он сторонник гармонического развития детей, которое может, быть, достигнуто путем вооружения их научными знаниями и практическими умениями в сочетании с нравственным, физическим и эстетическим воспитанием. Роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» дает художественно яркое представление о воспитательных идеалах Рабле. В главе XXIII Рабле пишет «о методе, применявшемся Панократом, благодаря которому у Гаргантюа не пропадало зря ни одного часа». Увидев, какой неправильный образ жизни ведет Гаргантюа, Панократ решился обучать его наукам иначе... Чтобы у него лучше пошло дело, Панократ очистил с помощью специального снадобья мозг Гаргантюа «от всякой скверны» и заставил забыть все, чему его научили прежние воспитатели... Затем он составил план занятий таким образом, что Гаргантюа не терял зря ни часу: все его время уходило на приобретение полезных знаний. Вставал Гаргантюа около четырех часов утра. В то время как его растирали, он должен был прослушать несколько страниц из Священного Писания, которое ему читали громко и внятно, с особым выражением, для каковой цели был нанят юный паж по имени Анагност. Затем Гаргантюа отправлялся в одно место, дабы извергнуть из себя экскременты. Там наставник повторял с ним прочитанное и разъяснял все, что было ему непонятно и трудно. На возвратном пути они беседовали на астрономические темы, наблюдая состояние небесной сферы. После этого Гаргантюа одевали, причесывали, завивали, наряжали, опрыскивали духами и в течение всего этого времени повторяли с ним заданные накануне уроки. Он отвечал их наизусть и тут же старался применить к каким-либо случаям из жизни; продолжалось это часа два-три и обыкновенно кончалось к тому времени, когда он был одет. Затем три часа он слушал чтение. После этого выходили на воздух и, по дороге обсуждая содержание прочитанного, отправлялись заниматься гимнастикой и играми. В ожидании обеда они внятно и с выражением читали наизусть изречения, запомнившиеся им из сегодняшнего урока. В начале обеда читалась вслух какая-нибудь занимательная повесть о славных делах старины,— читалась до тех пор, пока Гаргантюа не принимался за вино. Попутно Гаргантюа выучил в короткий срок соответствующие места из греческих и римских классиков. Чтобы проверить себя, сотрапезники часто во время таких бесед клали перед собой на стол книги этих авторов. Далее разговор возвращался к утреннему уроку, а потом, закусив вареньем из айвы, Гаргантюа чистил зубы, ополаскивал глаза холодной водой, после чего благодарил бога в прекрасных песнопениях, прославлявших благоутробие его и милосердие. Затем он занимался арифметикой, геометрией, астрономией, математикой, музыкой. Потом они пели, разбившись на четыре или пять голосов, или же это было что-нибудь сольное, приятное для исполнения. На подобные упражнения тратили около часа; за это время процесс пищеварения подходил к концу, и Гаргантюа шел облегчить желудок, а затем часа на три, если не больше, садился за главные свои занятия, т. е. повторял утренний урок чтения, читал дальше и учился красиво и правильно писать буквы античные и новые римские.   По окончании занятий Гаргантюа брал уроки верховой езды, военного искусства, плавал, играл, выполнял различные физические упражнения и пр.Чтобы развить грудную клетку и легкие, он кричал, как сто чертей. После подобных занятий, возвращаясь, он наблюдал природу, сравнивал и собирал растения... Придя домой, они, пока готовили ужин, повторяли некоторые места из прочитанного, а затем садились за стол. За ужином возобновлялся обеденный урок, и длился он, пока не надоедало; остальное время посвящалось ученой беседе, приятной и полезной. Прочтя благодарственную молитву, пели, играли на музыкальных инструментах, принимали участие в разных забавах, иногда посещали общество ученых или путешественников, коим довелось побывать в чужих странах. Темной ночью, перед сном, смотрели на небо, наблюдали кометы, расположение светил. Затем Гаргантюа в кратких словах рассказывал... наставнику все, что он прочитал, увидел, узнал, сделал, услышал за нынешний день. Кроме того, иногда они ходили на публичные лекции, на торжественные акты, на состязания в искусстве риторики, ходили слушать знаменитых адвокатов и евангелических проповедников. Так воспитывался Гаргантюа, с каждым днем показывая все большие успехи и, понятное дело, извлекая из постоянных упражнений всю ту пользу, какую может извлечь юноша в меру своего возраста. Как видно из изложенного, Франсуа Рабле, несмотря на гротеск и остро сатирическую направленность своего романа, касается здесь довольно широкого круга вопросов общего, гармонического воспитания своего героя, и в частности формирования у него необходимо правильной речи. Здесь и слушание образцов чтения, выступлений, риторических споров; и беседы, оттачивающие мастерство красноречия; и ответы уроков наизусть, пение, чтение вслух, тренировка письменной речи; и развитие грудной клетки и легких для развития голоса и пр. Фактически Франсуа Рабле предлагает целую систему развития речи вкупе с интеллектуальным и физическим воспитанием. Задания для самостоятельной работы
Глава 5 РУСЬ. IX-KVI вв. Несмотря на довольно раннее заселение среднего Приднепровья славянскими племенами, возникновение Древнерусского государства относится лишь к концу IX — второй половине X вв. Именно к этому времени на Руси происходит переход от язычества к христианству, появляется связанная с христианством письменность, развивается оригинальная и переводная литература. Однако в последующие века развития русского государства, в периоды феодальной раздробленности, разобщенности, постоянных междоусобиц русских князей, вынужденных отражений многочисленных нападений со стороны печенегов, половцев, немецких и шведских феодалов и др., монголо-татарского ига, повальных моров и эпидемий, периодически обрушивающихся на Русь, — все это часто вело к бессмысленному уничтожению накопленных культурных и материальных ценностей. Таким образом, сложные и суровые условия жизни наших предков послужили причиной тому, что литературные памятники о Руси до XVIII в. почти не сохранились. Поэтому о представлениях древних славян о речевых расстройствах и приемах их устранения можно судить лишь по материалам изучения и анализа сохранившихся летописей, словарей, русских пословиц, поговорок, поверий, травников, вертоградов. Обозначение дефектов речи В древнерусском языке существовал целый ряд названий-определений, характеризующих недостатки речи: Языкоболёзние, языкоболёзньствие — болезни речи; несдержанность языка, речи. Косноглаголивый, косноязычен — нескоро говорящий; говорящий с трудом. Коснение — медленность. («Не к людям глубокоречивым и косноязычным посылаем еси». «Косноязычен аз есмь»). Мудьногласный, мудьноязычный — медленноязыч-ный, видимо, то же, что и косноглаголивый. Гугнивый — невнятная, трудная речь. Гугнати — шептать («И ясн будет язык гугнивых», «Отверзшему уста гугнивому», «Купина бо показа мудьноязычноу и гугнивоу Моисеови»). Гугнявый—говорящий в нос, гнусливый («ноздрями гугняв»). Травлйвый — видимо, порченый. Травление — наведение кислотой узоров на металле. Фофлю — шепелявить. Боблйвый — то же. Момлёт — видимо, дефекты твердого неба. Мом — небо во рту. («Он же травлив, ин же флекав, гугнив же пакы друтый, к сим же ин заяклив, боблив же есть другый и фофлет и момлет пакы ин»). Заякливый -— заикающийся («Заякливо бо, рече, есьм и медленоязычен»). Нёмый — лишенный способности говорить («Глух еси и нем». «Архиепископ Антоний на святого Олек-сия онеме; бысть же в болезни той онемев не глаголя лет 6 и 7 месяцев до смерти», «Преставися посадник Юрий Онциферович, быв нем год и 3 месяца»). Неморечйвый, немование — неясная речь, лепет («детское немование»). Обращает на себя внимание, что приведенные термины — определения нарушенной речи — создавались либо по описательному признаку («языкоболезнь-ствие», «косноглаголивый», «косноязычный», «мудь-ногласный», «неморечйвый»), либо по созвучности с дефектом (заякливый», «гугнявый», «немый» — здесь, соответственно от созвучий, характеризующих икание, носовой оттенок или мычание неговорящего). Описательный и звукоподражательный принцип создания определений, характеризующих неправильную речь, вел, с одной стороны, к расширению количества используемых определений, а с другой—к равнозначности разных терминов-определений. Например, о библейском пророке Моисее, который, как известно, заикался и был косноязычным, в разных источниках говорится: «моудьноязычный и гугнивый Моисей», «медленноязычный и гугнивый», «заяклив и медленоязычен», «косноязычен». Пророчество князя Владимира Святославовича в разных летописях звучит неодинаково: «Ясн будет язык гугнивых», «Ясн будет язык немых». Таким образом, мы не видим у древних славян общепринятого и четкого разграничения разных дефектов речи. Между тем мы обнаруживаем, что древние славяне все же различали: недостатки речи и слуха (немые и глухие), недостатки звукопроизношения (косноязычие, травливый, фофлет), недостатки голоса (гугнявый), недостатки темпа и плавности речи (заякливый), недостатки фразовой речи (немота, немование, гугнивость). Описательный и звукоподражательный принципы создания терминов-определений сохранились в народе ив более позднее время. Появились1: «алалыка», «лалыка», «барма», «ерготанье», «картавленье» (для обозначения недостатков произношения соноров Р, Л.); «музюкать», «пришепетывать», «шепелянье», «свиб-лость», «сюсюканье» (для обозначения недостатков шипящих и свистящих звуков); «волчья пасть», «заячья губа», «изгага» (для обозначения физических недостатков периферической части речевого аппарата); «безгласие», «беззвучие», «бубнить», «гнусавый», «гундосый», «гнусливый», «нюгандать», «сипота», «сап», «хрипота» (для обозначения недостатков голоса, носового оттенка речи). В целом невнятная, неразборчивая, смазанная, неясная речь обозначалась через целый ряд определений: «немой алабор», «ба-рабошить», «безъязычие», «бекать», «блебетать», «бормотать», «буркать», «вякать», «качкать», «куим», «ку-бякать», «латышать», «лопотать», «микать», «мямкать», «неразжева» и т. п. Пословицы и поговорки в речи Правомерно при изучении отношения древних славян к проявлениям дефектов речи обратиться к пословицам и поговоркам русского народа, руководствуясь мнением, что пословицы и поговорки являются одним из самых древних видов народного творчества. «Искусство слова родилось в глубокой древности из процессов труда людей. Причиной возникновения этого искусства служило стремление людей к организации трудового опыта в словесных формах, которые наиболее метко и прочно закреплялись в памяти — в формах двустиший, «пословиц», «поговорок», трудовых лозунгов древности». Посредством пословиц и поговорок передавались из поколения в поколение наблюдения из мира природы и окружающей человека действительности. «Пословицы — это свод народной опытной премудрости и суемудрия, — писал В.И. Даль. — Это стоны и вздохи, плач и рыдания, радость и веселие, горе и утешение в лицах; это цвет народного ума, самобытной стати; это житейская народная правда, своего рода судебник, никем не судимый». Нами были подвергнуты системному анализу все основные сборники русских пословиц и поговорок. Отобраны все пословицы, относящиеся к речи. При анализе большого количества отобранных пословиц мы обнаружили, что их условно можно объединить в пять больших трупп. 1. Основная масса пословиц и поговорок о речи отражает народные взгляды на красоту речи: ее складность, выразительность, приятный тон, содержательность, краткость. Например: Слово толковое стоит целкового. Говорит, как по писаному. Хорошая речь слаще меда. Говорит, как река льется. Сидит — как свеча горит, говорит — что рублем одарит. 2. Обращается внимание на силу слова, влияние слова на окружающих. Например: Пулей попадешь в одного, а метким словом в тысячу. Пчела жалит жалом, а человек — словом. Ветер горы разрушает — слово народы поднимает. Язык без костей, а дробит кости людей. Не ножа бойся, а языка. Худого слова и бархатным медом не запьешь. Яркое слово — пища душе, дурное слово — кол голове». 3. Большое количество пословиц и поговорок отражает взаимосвязь речи и ума человека. Например: Умный рад изучать, а дурак — поучать. Когда ешь — жуй; говоря — думай. Каков разум, таковы и речи. Умные речи и слушать приятно. Язык повинен голове: пустой язык — пуста и голова. Осла узнаешь по ушам, а дурака — по словам. 4. Не меньшее число пословиц и поговорок посвящено соотношению говоримого и делаемого чело веком, т. е. они отражают связь речи с поступками человека. Чаще подчеркивается несоответствие слов и дел человека: Речи, как снег, а дела, как сажа. Большой говорун — плохой работун. Сладко бает, да дела не знает. Говорит много, а толку на грош, да и тот нехорош. От слова до дела целая верста. Речист, да на руку нечист. Язык гладок, а душою гадок. О необходимом единстве того, что человек говорит и что делает, в пословицах говорится нередко и в форме назидания: Суди по человеку, а не по его словам. Города строят не языком, а рублем и топором. Кто мало говорит, тот больше делает. Не спеши языком — торопись делом. У молодца слово с делом сходится. Не та хозяйка, которая говорит, а та, которая щи варит. Не тот глуп, кто на слова скуп, а тот глуп, кто на деле туп. 5. Среди пословиц мы находим (правда, в значительно меньшей степени) такие, которые отражают оценку отдельных компонентов речи: голоса, артикулирования, речевого слуха, темпа речи, фразы. О разной высоте голоса: У тебя голосок, что женский волосок (тонок и долог). Говорит, как из бочки. Об артикулировании: У него губа, как голенище у сапога. Говори складно, коль язык подвешен ладно. Велик язык у коровы, да говорить не дает, Сказал бы и вол, но язык, как кол. Прожуй слово, да вымолви. Суконный язык (неповоротливый). О слуховом восприятии: Один про Ивана, а другой про болвана. Ему про Тараса, а он: полтораста. Глухому не шепнешь. Глухому двух обедней не служат. У нее хоть осиновым колом в ухе верти. О темпе и плавности речи (торопливость, замедленность, запинки, заикание): Говорить— не работать, торопиться не надо. Говорит, ровно в стенку горох сыплет. Говорит, как спит. Говорит, как будто три дня хлеба не ел, От его словца не дождешься конца. Говорит, что родит (с потугами). Слово за слово вперебой идет. Что не слово, то гиря. Лучше ногою запнуться, чем языком. Стой, не шатайся, ходи, не спотыкайся, говори, не запинайся. Поторопишь заику, ничего не поймешь. О фразовой речи (многословие, бессодержательность, трудность): Во многословии не без пустословия. Веревка хороша длинная, а речь короткая. Ешь калачи, да поменьше лопочи. Слов много, да складу нет. Говорит, как на муках. Языком, что помелом возит. У него слово слову костыль подает. Говорит, как клещами на лошадь хомут тащит. Говорит, как борона бороздит (тяжело, нескладно). Он говорит с присвистом, причмокивает да пришепетывает. Таким образом, в пословицах и поговорках русского народа мы не находим отражения той широкой палитры терминов-определений, характеризующих дефекты речи, о которых мы говорили выше и которые встречаются в словарях. Объясняется это, видимо, тем, что древние славяне относили дефекты речи к числу болезней, поражающих человека. Смеяться же над больным человеком считалось делом грешным, кощунственным. Суеверные пережитки в понимании причин речевых дефектов и приемов их устранения На то, что древние славяне понимали речевые дефекты как болезнь, недуг, изуроченье, ниспосланные на человека высшими или темными силами, имеется целый ряд указаний. Например, во втором заговоре Иисуса Христа есть своеобразный диалог, который состоялся между Иисусом и Недугом. Иисус спрашивает: «Куда идешь, Недуг?» А тот отвечает: «Иду, Господин, на человека, хворь и болезни несу...». И далее перечисляет их: «...преломить челюсти, ранить зубы... оглушать уши, слепить очи, гугнявить носы, проливать кровь, кривить уста, расслаблять уды...» и т. д. В «Домострое» (список XVI в.) в главе 8 «Како врачеватися христианамъ отъ болезней и отъ всякихъ скорбей...» в ряду перечисленных болезней, что за гре- хи человеческие бог посылает на людей для устрашения и наказания, фигурируют «глухота, слепота, немота... и гной, и сухотная, и главоболие, и зубная болезнь, и грыжа...» Далее следует длинный перечень болезней. Большой знаток языка, быта и нравов русского народа В. И. Даль писал: «...Простолюдин всякое необыкновенное для него явление над человеком, как, например: падучую болезнь, пляску святого Витта, параличи разных родов, косноязычие, дрожание членов, малоумие, немоту и прочее называет порчей или изурочением. Не зная причин таких припадков... народ все это приписывает влиянию злых духов или злых людей». Видя в болезнях и недугах проявление каких-то высших или темных сил, древние славяне лечение этих недугов также связывали с суевериями, обрядовыми ритуалами, заклинаниями, знахарством, с приемами народной медицины. Отсюда дошли до нашего времени выражения: «вселился злой дух», «от сглазу», «от порчи», «накликать беду», «отпризораочез»» «наказание господне» и т. д. «От сглаза» или «призора» считалось возможным избавиться, только смыв его. Отсюда ритуально обставленное окропление, обрызгивание. Против злых духов, порчи, наговоров использовались «волшебные слова», окуривание, амулеты, талисманы, «отписывание письменами». Здесь применялись привески на клочке бумажки с абракадаброй, обмеривание ниткой, завязывание нитки на пальце и т. д. Большие надежды возлагались на так называемые врачевальные молитвы. Здесь мы находим также упоминания и о речевых расстройствах. Например, в «Молитве Иоанна Златоуста от всякого недуга» говорится буквально следующее: «Господи... сними недуг и всякую болезнь у человека сего раба твоего (имя) с главы и влас... с уст, зубов, носа, языка и подъязычья, и гортани... и голоса...». Изучение этнографических материалов позволяет обнаружить целый ряд суеверий, примет, поверий, связанных с недостатками детской речи и бытовавших в старину. Приведем некоторые примеры: «Если новорожденный ребенок кричит, то это верный признак того, что он останется жить, если, напротив, ребенок молчит, лежит тихо, то это значит, что он умрет». «Если у дитяти темечко маленькое, значит дитя скоро начнет говорить»... От слюнотечения: «Поцеловать матери ребенка своего через окошко. Найти в печеном хлебе несколько зерен и, зашив их в мешочек, повесить на шею ребенку». Еще слюну режут ножницами: «Как увидишь — слюна течет, перехвати ее ножницами», «Через порог не здоровайся — поссоришься, либо дети немые будут», «Если ребенок долго не говорит, надо достать звонкий колокольчик, чтобы был с язычком. Из этого колокольчика ребенка поят молоком и водой 3 — 6 — 9 раз, смотря по ходу дела и по усердию родителей или лекарки. Под землей лечение не будет иметь успеха, а потому совершают его или на улице (под открытым небом), в амбаре, на потолке которого нет земли, в новой избе, на которую не успели еще поднять землю, в конюшне, во хлеве и других подобных местах»... «Чтобы младенец долго не оставался немым, ему не дают смотреться в зеркало». «Если кто родится злым человеком, то на того природа кладет особый знак: он или кос, или рыж, или картав, или заика». А когда имеешь два знака, например, рыжий и косой, то это есть «преопаснейший злодей». «Если при вынимании хлебов из печи окажется, что два хлеба краями слиплись и запеклись, то хлебы такие разламывают над головою ребенка, чтобы он поскорее научился говорить». Таким образом, понимание сущности болезней, недугов (в их числе и речевых расстройств) и приемов их преодоления было первоначально тесно связано у славян с суевериями, предрассудками, обрядовыми ритуалами. Это являлось, в свою очередь, отражением еще тех далеких времен, когда все явления объективного мира представлялись людям в человеческих образах, т. е. наделялись человеческими свойствами. Солнце, камень, травы, дождь, молния и т. д. были для них живыми объектами реального мира1. Воображение древнего человека поражали своей загадочностью рождение и смерть, сон, болезни. В то же время вся жизнь человека протекала в упорной борьбе с силами природы, перед которой он постоянно испытывал чувство бессилия и страха. А это, в свою очередь, порождало религиозные представления. Следовательно, первые попытки объяснить сущность болезней, недугов (в том числе и речевых расстройств) и выбор мер их преодоления, исходя из религиозных воззрений,— закономерный продукт развития человеческого общества. Элементы народной медицины в приемах устранения речевых расстройств Усиление государственной мощи Киевской Руси, а впоследствии Московского государства после свержения монголо-татарского ига, развитие культурных связей с другими государствами (прежде всего с Византией, арабами способствовали накоплению и совершенствованию знаний. Все это повлияло на привнесение новых взглядов на лечение нарушений речи. В травниках, лечебниках, вертоградах, в большинстве своем являющихся компиляциями переводных сочинений Гиппократа, Аристотеля, Галена, Авиценны, находят отражение взгляды этих врачей и на речевые расстройства и на средства их преодоления. По мнению М.Ю. Лахтина, большинство лечебников-травников представляют собой продукт коллективного творчества. Они перекочевывали из страны в страну, переводились с одного языка на другой, дополнялись и изменялись. Эти рукописные лечебники отличаются очень широким и пестрым содержанием. Они не ограничиваются перечнем телесных болезней с описанием лекарств от них, а касаются почти всех случаев человеческой жизни, т. е. являются, по сути, «обиходно-лечебной энциклопедией» данной эпохи. При лечении различных болезней здесь большое значение придавалось использованию минералов (драгоценных камней), продуктам животного и растительного мира (в частности, листьям, взварам, травам — отсюда и название «травник»). При изучении большого числа подобных сборников мы обнаружили в них многочисленные указания, как следует лечить расстройства слуха, голоса, артикуляционной моторики, немоту, заикание. Приведем некоторые примеры: Для улучшения слуха: для устранения тугослышания рекомендовалось закапывать в ухо желчь вороны и лисы, молоко собаки, сало свиное, козлиное, куриное вместе с ухою луковой, сало голубиное, сок лука, сок редьки, женское молоко; сыпать в ухо тертый табак или мелко истолченный грецкий орех вместе со скорлупкой; пускать воду в очи, «тогда глухость выйдет из главы». При расстройствах голоса: если человек осипнет, рекомендовалось пить мелко истолченные капустные листья с медом, есть печеный чеснок на голодный желудок, вдувать в гортань мелко истолченный нашатырь и при этом пить чай с горьким черным или красным перцем. От хрипоты употреблялись отвар или наливка льна, мак, морковь, калиновый отвар, вареная капуста и пр. При потере голоса: пить сырые яйца, лампадное масло, удерживать во рту лавандовый спирт. При нарушениях артикуляционной моторики: рекомендуется настой из липовых листьев («Та ж вода ползует тем, у коих язык тупеет. Болящий тою водою рот полощет часто, и тако язычная жила ослабеет и речь явится»). При опадании гортанного язычка советовалось для полоскания использовать завязик стоячий и т. п. При расслаблении органов речи назначалась также горчица для полоскания и в пищу. При параличе языка — настой богородской травы; при слюнотечении — настой фигового дерева, чемерицы, жевать сушеные зерна смоковницы. При непонятном лепетании или при трудном выговоре использовали: лавандовый спирт, горчицу белую садовую (жевали горчичное семя или полоскали рот винной горчичной наливкой), настой тернового листа для полоскания. Для излечения онемения назначались муравьи, содержащие кислоту, эфирное жирное масло и животный студень. При заикании рекомендовалось употреблять персики и шалфей. Кроме того, если заикание возникло от испуга, советовалось испугать человека вторично, искусственно и при том так, чтобы испуг этот сейчас же сопровождаем был радостью. При этом целесообразно приучить больного к протяжному выговору нараспев или заставлять его повторять разного рода тарабарщину. Если же болезнь происходит от приращения языка, то его слегка подрезают. Имеется и другой взгляд на лечение заикания: оно состоит в искусственном управлении волею больного при произношении им слов, т. е. он всегда должен стараться произносить слова медленно и отдельно. Если же этим способом цель не достигается, в таком случае употребляются разные машинки, которые препятствуют излишне быстрому движению языка. Оценивая в целом практическую значимость рекомендаций лечебников, травников, вертоградов, М.Ю. Лахтин отмечал, что «наряду с немногими, действительно полезными сведениями, в них много суеверных пережитков и следов грубого невежества». Приведенные выше примеры прекрасно иллюстрируют эту мысль. Социальное положение «убогих» на Руси При изучении литературных источников о жизни славян до XVIII в. не удается найти прямых указаний об общественном положении детей с дефектами речи и о возможных формах организации помощи им. Можно лишь предполагать, что дети с тяжелыми речевыми расстройствами относились к числу «убогих» как и слепые, глухие, умственно и физически неполноценные дети (А.Г. Басова, А.И. Дьячков, А.Д. Доброва, Х.С. Замский, Н.Д. Ярмаченко), и были потому призреваемы, в первую очередь, монастырями и церковью. С X в. на Руси за церковью официально было закреплено дело общественного призрения. Десятая часть прибылей отчислялась казной духовенству для организации приютов и богаделен («убожниц»). До нас дошли сведения из летописей об организации при некоторых монастырях таких приютов. В частности, при Киево-Печорском монастыре в XI в. был известен дом для убогих сирот. Позднее в XIV—XVIII вв. подобные дома открываются в Новгороде, Пскове, Москве, Ростове, Смоленске и др. городах. Из летописей мы черпаем сведения о гуманном отношении на Руси к убогим, нищим, калекам. «Всего же больше убогих не забывайте», — обращается в своем наставлении сыновьям князь Владимир Мономах. Летописи неуемно восхваляют щедрость многих князей в отношении подачи милостыни нищим, убогим, больным. Особенно щедрые подачки выдавались в праздничные дни (например, по случаю победы над печенегами, по поводу завершения строительства церкви; в религиозные праздники, в дни смерти знатных особ и т. п. Руководствуясь христианским учением, что «благотворящий бедному дает взаймы Богу», князья и другие знатные лица периодически занимались благотворительностью «во спасение своей души». Существует, например, предположение, что Иван Калита (1282 — 1340) носил с собой денежный мешок с целью подачи ручной милостыни. Известны случаи, когда некоторые знатные люди, надеясь охранить себя от смерти в дни «черной чумы», отдавали свои имения в милостыню церквям и монастырям для нищих, убогих, немощных, а сами постригались в монахи. Долгое время благотворительность была в основном делом церкви. Но ввиду большого распространения нищенства на Руси правительство вынуждено было в конце концов признать, что благотворительность не может составлять дело только одной церкви, а несет в себе залог общественного благополучия. Впервые правительство обсуждает вопрос о благотворительности на 1-м Земском соборе в 1551 году. Но и после этого, как следовало ожидать, система благотворительности не носила регулярного характера и, конечно, не охватывала всех нуждающихся в ней. В заключение необходимо отметить, что хотя на Руси больше, чем в каком-либо другом государстве, характерным было в целом гуманное отношение к убогим, эти же самые убогие (а в их числе лица с недостатками слуха, зрения, речи, интеллекта, калеки) подвергались нещадной эксплуатации, представляя для монастырей даровую рабочую силу. По этому поводу А.Т. Басова пишет: «...Милосердие» монастырей имело также некоторый сугубо материальный смысл. «Убогие дети» (слепые, глухие, увечные и т.д.), с одной стороны, вызывали глубокую жалость населения и способствовали дополнительному притоку пожертвований. С другой — за стенами монастырей, в часы отсутствия посетителей, убогие дети подвергались самой обыкновенной эксплуатации. В больших монастырских хозяйствах было немало участков, на которых был нужен труд безответных питомцев». Заключение Несмотря на умение различать разные речевые расстройства, древние славяне не имели общепринятых и четких терминов-определений этих расстройств. Термины-определения создавались в народе по принципу описания дефекта или по созвучности с ним. Расстройства речи относились к болезням, недугам, изурочениям, ниспосланным на человека высшими силами, или злым духом, или злыми людьми. Поэтому преодоление и лечение недугов (в их числе и речевых расстройств) было связано с суевериями, обрядовыми ритуалами, заклинаниями, знахарством. Первая славянская медицинская литература (лечебники, травники, вертограды), отражавшая накопленный в народе многовековой опыт наблюдений за разным действием сил природы на организм человека и впитавшая опыт врачей Древнего Востока, также носила следы «суеверных пережитков и грубого невежества», но именно в них встречаются первые попытки дифференцированно подойти к пониманию и лечению разных расстройств речи и слуха и некоторые действительно полезные советы в этом отношении. Общественное положение на Руси детей с тяжелыми речевыми расстройствами определялось отношением к ним как к «убогим», и помощь ограничивалась рамками благотворительности со стороны духовенства и отдельных частных лиц. Таким образом, истоки логопедии как науки о речевых расстройствах и методах их преодоления имеют на Руси глубокие корни и своеобразный характер, тесно связанные с социально-экономическим и политическим укладом древних славян.  Задания для самостоятельной работы
Глава 6 ДРЕВНЕЙШИЕ МЕДИЦИНСКИЕ ПИСАТЕЛИ О БОЛЕЗНЯХ РЕЧИ (по И.Д. Сикорскому) Греки и римляне, у которых публичное слово играло важную общественную роль и обучение изящной речи входило в круг предметов общего образования, уже имели понятие о многих расстройствах речи, что, между прочим, выразилось в большом количестве терминов, употреблявшихся для их обозначения. У Гиппократа встречаем упоминания почти обо всех известных нам формах расстройств речи. Мы находим у него следующие термины aphonia, anaudia, traulotes, asapheia, ischnophonia, которые мы переводим на русский язык словами: потеря голоса, потеря речи, косноязычие, невнятная речь, заикание. У Аристотеля встречаем, кроме того, еще новый термин, а именно pseilismus, этим термином Аристотель называет человека, который опускает один «звук или целый слог в слове. Таким образом, уже древнейшие медицинские писатели установили в основных чертах учение о болезнях речи. У Корнелия Цельса встречаем первые указания относительно оперативного лечения болезней речи, именно относительно подрезания языка, сращение которого с подлежащими частями составляет, по мнению Цельса, причину болезни. Можно сказать, что учение о болезнях речи у древних получило впервые научную разработку у Галена, особенно в его подробных комментариях на сочинения Гиппократа. И в самом деле Галену прежде всего принадлежит заслуга тщательной установки научной терминологии болезней речи; в этом отношении Гален сделал более Аристотеля. Он останавливается с большей подробностью на литературе вопроса, тщательно сопоставляет разные места авторов и сличает их с отрывками, заимствованными у классических писателей — не врачей, в особенности у Гомера... В качестве самостоятельного исследования Гален отделяет между собой болезни речи и голоса и производит первые от страдания гортани и мышц, ее движущих, а вторые от поражения языка или частей его окружающих, как-то: зубов, губ, твердого и мягкого неба, хоан и уздечки самого языка. Страдание этих частей вызывает, по мнению Галена, то заикание, или косноязычие, то какой-либо иной недостаток речи. Гален видел в болезнях речи то местные расстройства, то нервные страдания... Читая подлинные цитаты авторов о болезнях, начиная с Гиппократа и до Павла Эгинского включительно, нельзя не заметить что учение о болезнях речи уже в самую раннюю эпоху существования медицины развивалось по двум главным направлениям. Одни исследователи смотрели на расстройства речи, как на болезни наружные, требующие хирургического лечения, другие видели в них болезни внутренние. Арабская медицина, в сущности, держится учения Галена о болезнях речи, но она привносит много подробностей и практических замечаний, составляющих разъяснение и дальнейшее развитие вопроса. У Авиценны впервые встречаем определение заикания, как болезни, которая характеризуется тем, что один слог многократно повторяется прежде чем слово будет произнесено сполна. В своем каноне Авицена посвящает особые главы размягчению (т. е. параличу) языка, спазму его, укорочению уздечки и, наконец, говорит о центральных поражениях речи и голоса. К этому надо присоединить замечания, которые разбросаны в других местах его труда, например, при изложении болезней дыхания; в особенности же болезней голоса. В качестве лечения Авиценна предлагает также потребление отвлекающих банок, мушек. В европейской средневековой литературе встречаются только упоминания о болезнях речи и о способах лечения их. Знаменитый немецкий хирург Фабриций из Гиль-дена (1560- 1634) возобновил и ввел в науку учение о болезнях речи. Фабриций ознакомился с вопросом о болезнях речи и сделался ревностным распространителем оперативного лечения их. Современнику Фабриция, итальянскому профессору Меркуриалису (1534— 1606) наука обязана одним из самых замечательных исследований о болезнях речи. Глубокий знаток классической литературы, в особенности Гиппократа и Галена, Меркуриалис в своем трактате (1583) собрал все, что известно было тогдашней науке о болезнях речи, а равно привел и разобрал критически мнения древней медицины и сопоставил учение Гиппократа, Галена и позднейших писателей. На основании этих данных и собственного опыта Меркуриалис составил трактат, который представляет собой первое в науке обстоятельное и подробное клиническое изложение учения о заикании. Он посвящает болезням речи три главы. В 6-й главе своего трактата он дает общее обозрение болезней речи, к которым относит потерю речи и немоту, и выделяет затем в особую рубрику те расстройства, при которых речь искажается... Если не считать кратких работ по заиканию, написанных в XVIII в., то необходимо прийти к заключению, что учение о болезнях речи было в течение XVIII в. в большом пренебрежении и то, что было сделано Меркуриалисом, оставалось даже неизвестным большинству авторов. В первой четверти XIX в. начинают появляться самостоятельные исследования по патологии речи. Такова прежде всего изданная в Германии в 1814 г. работа Беме о болезнях голоса и речи. Почти в то же время, именно в 1817 г., Итар, врач глухонемых в Париже, напечатал небольшую, но весьма основательную статью специально о заикании. Кажется, Итар был первый, кто выделил заикание от других болезней речи, в особенности от литеральных дизартрии, с которыми оно постоянно смешивалось (как это мы видели у Меркуриалиса). Обдуманное систематическое изложение болезней речи мы находим в знаменитом руководстве частной  патологии и терапии Иосифа Франка, профессора бывшего Виленского университета. Он предлагает следующее деление и номенклатуру: болезни голоса он называет дисфониями, с подразделением на пара-фо-нию и афонию; расстройства же собственно артикулированной речи называются у него дислалиями и подразделяются на алалию, или немоту и могилалию или косноязычие.Из работ, появившихся в этот период, первое место по своему научному значению занимает трактат Рудольфа Шулыпесса, выпущенный в свет 30 мая 1830 г. Шультесс первый сделал серьезное научное разграничении между заиканием (Stottern) и косноязычием (Stammeln). Шультесс— единственный автор, знакомый с литературой болезней речи, он придерживается терминологии древних. Косноязычие (Stammeln), по словам Шультесса, состоит в том, что отдельные звуки или вовсе не могут быть выговорены, или выговариваются не правильно; заикание же (Stottern) состоит во внезапной невозможности произнести слово, или слог. Классическая медицина видела причину расстройств речи то в поражении мозга как источника речевых импульсов, то в анатомическом расстройстве аппаратов, служащих непосредственно для артикуляции. Эта точка зрения уже проглядывалась у Гиппократа, но с полной очевидностью выражена Галеном, и в форме Галеновой мысли она сохранила свою силу над умами вплоть до XIX в., и мы ее встречаем у всех знаменитых медицинских авторов: у Авиценны, у Шенка, у Мерку-риалиса, у Ривьера и у Галлера. Вот что говорит Гален: образование звуков речи производится языком при участии зубов, губ и носовых отверстий, далее при участии твердого неба, зева и собственной уздечки языка. Оттого у лиц, подверженных заиканию или косноязычию или иному недостатку речи замечается страдание какого-либо из поименованных органов, и это страдание бывает последствием порока образования или же оно зависит от причин позднейшего происхождения... Учение Галена, как мы уже сказали, сохраняло свою силу вплоть до XIX в. Но, анализируя самого Галена, мы видим, что основанием его воззрений послужили клинические наблюдения Гиппократа, а в особенности естественно-исторические изыскания Аристотеля. Все, что касается связи между расстройствами речи и страданиями мозга, принадлежит Гиппократу, в остальном же Гален придерживается Аристотеля. Отрывки из Аристотеля цитируются не только Галеном, но почти всеми позднейшими авторами, и даже в XIX в. влияние Аристотелевых идей на учение о болезнях речи, в некоторых случаях, проглядывает с полной очевидностью. В виду этого мы изложим их с некоторой подробностью. Исследуя язык и окружающие его части у представителей различных классов животного царства, великий естествоиспытатель классической древности приходит к заключению, что для произведения членораздельной речи необходим удобоподвижный, мягкий, длинный и в то же время широкий язык, нужны влажные губы при нешироком отверстии рта и, наконец, необходимо присутствие зубов. Всеми этими принадлежностями и свойствами наделены органы речи у человека, и только этим обусловливается способность произведения членораздельных звуков. Животные же, как, например, млекопитающие, снабжены слишком плотным, толстым и малоподвижным языком и потому обладают крайне ограниченной способностью артикулировать звуки; птицы с широким языком издают звуки лучшего качества, чем те, у которых язык узкий; язык же змеи по своим крайним отношениям между длиной и шириной представляется лишенным способности издавать звуки. В таком смысле Аристотель развивает свои воззрения и в отношении строения зубов, губ и других частей. Например, птицы обладают сухими губами (клювом) и это составляет невыгодную особенность и т. д. Исходя из этих данных, почерпнутых из сравнительной анатомии, Аристотель старается объяснить патологию речи у человека. По его мнению, те субъекты, у которых язык недостаточно удобоподвижен по необходимости должны быть косноязычны и шепелявы и вообще лишены способности ясно выговаривать звуки, а те, у которых недостает языка или он слишком плотно прикреплен,— вовсе неспособны к речи, наконец, дети потому издают лепет и невнятные звуки, что у них язык еще недоразвит. Таким образом, способность речи, по мнению Аристотеля, зависит от того или другого строения и совершенства периферических органов речи, но не от разницы в строении нервных центров, как это мы принимаем в настоящее время. Хотя теория Аристотеля не соответствует истине, тем не менее она обладает всеми свойствами научной теории, потому что представляет собой удачное обобщение всех известных тогдашней науке данных. Благодаря своей научности теория Аристотеля господствовала более двух тысяч лет. Гален, как мы видели, вполне разделяет идеи Аристотеля. У Меркуриалиса встречаем разъяснение и развитие идей Аристотеля и Галена. «Все расстройства речи, говорит он, суть вообще симптомы поражения животных функций, что зависит то от страдания мозга, как это бывает при психических болезнях, то от поражения аппаратов членораздельной речи, т. е. языка и мускулов, его движущих, а также губ, зубов, носа, но главнейшим образом от поражения языка». Затем Меркуриалис исчисляет поражения артикуляторных органов, составляющих анатомический субстрат расстройств речи. Он говорит, что язык делается то слишком плотным, то «очень длинным», то слишком узким, то «очень широким», а мышцы, движущие язык, то расслабляются, то припухают, зубы также бывают расположены не надлежащим образом или некоторых из них вовсе недостает и т. д. Таким образом, классическая медицина, а за нею и средневековая видели причину болезней речи то в поражении мозга, то в анатомических расстройствах артикуляторных органов (языка и отчасти смежных частей), причем сущность болезни лежала, по понятиям того времени, в моментах чисто механических. Сикорский ИЛ. О заикании. СПб., 1889. С. 2-32. |