Социальное конструирование реальности Трактат по социологии знания
 Скачать 1.39 Mb.
|
|
Глава III. Общество как субъективная реальность 1. Интернализация реальности а. Первичная социализация Так как общество существует в виде объективной и субъективной реальностей, для его адекватно- го теоретического понимания необходимо уяснить оба эти аспекта. Как мы уже говорили, эти аспек- ты получают свое собственное признание, если общество понимается как непрерывный диалектиче- ский процесс, включающий три момента: экстернализацию, объективацию и интернализацию. По- скольку нас интересует социетальный феномен, не следует считать эти моменты происходящими во временной последовательности. Скорее, общество и каждая его часть одновременно характеризуются этими тремя моментами, так что любой анализ в терминах лишь одного или двух этих моментов не будет исчерпывающим. То же самое можно сказать и в отношении отдельного члена общества, кото- рый одновременно экстернализирует себя в социальном мире и интернализирует последний как объ- ективную (211:) реальность. Иначе говоря, быть в обществе — значит участвовать в его динамике. Однако индивид не рождается членом общества. Он рождается с предрасположенностью к соци- альности и затем становится членом общества. Поэтому в жизни каждого индивида существует вре- менная последовательность его вхождения в орбиту социетальной диалектики. Отправной пункт это- го процесса — интернализация: непосредственное постижение или интерпретация объективного фак- та как определенного значения, то есть как проявления субъективных процессов, происходящих с другими, благодаря чему этот факт становится субъективно значимым для меня самого. Это не зна- чит, что я хорошо понимаю другого. На самом деле я могу неправильно его понять; он смеется в при- ступе истерики, а мне его смех кажется проявлением веселья. Но тем не менее его субъективность объективно доступна мне и становится значимой для меня, независимо от того, совпадают ли наши субъективные процессы. Полное совпадение двух субъективных значений и обоюдное знание этого совпадения предполагает сигнификацию, которая уже обсуждалась выше. Однако в основе интерна- лизации (используемой в наиболее общем смысле, которого мы здесь придерживаемся) лежит как сигнификация, так и более сложные формы интернализации. Точнее, интернализация в этом общем смысле — основа понимания, во-первых, окружающих меня людей, а во-вторых, мира как значимой и социальной реальности 1 Такое понимание возникает не вследствие самостоятельной работы отдельных индивидов по (212:) созданию значений, а в результате «перенимания-от-другого» того мира, в котором другие уже жи- вут. Конечно, «перенимание-от-другого» само по себе есть, в сущности, исходный процесс, прису- щий любому человеческому организму. И мир, который в свое время был «перенят-от-другого», мо- жет быть впоследствии творчески видоизменен или (что менее вероятно) даже заново создан. В лю- бом случае при сложной форме интернализации я «понимаю» не только мимолетные субъективные процессы другого, но и мир, в котором он живет и который становится моим собственным миром. Это предполагает, что он и я живем в одно время, что нас объединяет обширная перспектива, в кото- рой последовательность ситуаций соединена в интерсубъективный мир. Теперь мы не только пони- маем определения друг друга, касающиеся тех ситуаций, в которых мы оба участвуем, но и взаимно 62 определяем их. У нас возникает связь мотиваций, распространяющихся на будущее. Но что важнее всего — теперь между нами происходит постоянная непрерывная идентификация. Мы не только жи- вем в одном и том же мире, мы участвуем в бытии друг друга. Лишь когда индивид достигает подобной степени интернализации, он становится членом общест- ва. Онтогенетический процесс, с помощью которого это происходит, называется социализацией. И ее можно определить как всестороннее и последовательное вхождение индивида в объективный мир общества или в отдельную его часть. Первичная социализация есть та первая социализация, которой индивид подвергается в детстве и благодаря которой он становится членом (213:) общества. Вторич- ная социализация — это каждый последующий процесс, позволяющий уже социализированному ин- дивиду входить в новые сектора объективного мира его общества. Можно пока оставить в стороне особый вопрос, касающийся приобретения знания объективного мира обществ, отличающихся от то- го общества, членами которого мы впервые становимся, а также вопрос относительно процесса ин- тернализации мира в качестве реальности — процесса, который (по крайней мере внешне) имеет оп- ределенное сходство как с первичной, так и с вторичной социализацией, но структурно не тождест- венный ни той, ни другой 2 Очевидно, что первичная социализация обычно является наиболее важной для индивида и что ос- новная структура любой вторичной социализации будет сходна со структурой первичной социализа- ции. Каждый индивид рождается в объективной социальной структуре, в рамках которой он встреча- ет значимых других, ответственных за его социализацию 3 . Эти значимые другие накладывают на него свой отпечаток. Их определения его ситуации становятся для него объективной реальностью. Так что он оказывается не только в объективной социальной структуре, но и в объективном социальном мире. Значимые другие, которые выступают посредниками между ним и этим миром, модифицирует по- следний в процессе его передачи. Они выбирают те или иные аспекты этого мира в зависимости от того места, которое они занимают в социальной структуре, и от своих индивидуальных, биографиче- ских характерных особенностей. И социальный мир предстает перед (214:) индивидом в «отфильтро- ванном» виде, пройдя двойной отбор. Например, ребенок из низших слоев впитывает не просто пер- спективу низшего класса на социальный мир, но перспективу, окрашенную индивидуальным воспри- ятием его родителей (или кого бы то ни было еще, кто отвечает за его первичную социализацию). Одна и та же перспектива низшего класса может вызвать различные чувства: удовлетворенность, по- корность, горькую злобу, зависть, неистовое бунтарство. Следовательно, ребенок, происходящий из низших классов, будет жить совершенно иначе не только в сравнении с ребенком — выходцем из высших классов, но и в сравнении с другим ребенком из низшего класса 4 Вряд ли стоит добавлять, что первичная социализация представляет собой нечто гораздо большее, чем просто когнитивное обучение. Обстоятельства, в которой она происходит, сопряжены с большой эмоциональной нагрузкой. И есть достаточные основания считать, что без такой эмоциональной при- вязанности к значимым другим процесс обучения был бы весьма затруднителен, если вообще возмо- жен 5 . Ребенок идентифицирует себя со значимыми другими тем или иным эмоциональным способом. Но сколь бы ни были различны эти способы, интернализация происходит лишь в той степени, в какой имеет место идентификация. Ребенок принимает роли и установки значимых других, то есть интер- нализирует их и делает их своими собственными. Благодаря этой идентификации со значимыми дру- гими ребенок оказывается в состоянии идентифицировать себя, приобретая субъективно понятную (215:) и благовидную идентичность. Другими словами, Я — это рефлективная сущность, отражающая установки, принятые по отношению к ней прежде всего со стороны значимых других 6 ; индивид ста- новится тем, кем он является, будучи направляем значимыми другими. Процесс этот не является од- носторонним и механическим. Он предполагает диалектическую связь между идентификацией со стороны других и самоидентификацией, между объективно предписанной и субъективно установлен- ной идентичностями. Эта диалектика, о наличии которой можно говорить всякий раз, когда индивид идентифицирует себя со значимыми другими, — оказывается, как уже отмечалось выше, партикуля- ризацией в индивидуальной жизни той общей диалектики, которая характерна для общества в целом и которую мы уже обсуждали. Хотя детали этой диалектики, безусловно, имеют огромное значение для социальной психологии, в наши задачи не входит обсуждение ее применения в социально-психологической теории 7 . Для нас наибольшую важность представляет тот факт, что индивид принимает не только роли и установки других, но в ходе этого процесса он принимает и их мир. В самом деле, идентичность объективно оп- ределяется как размещение в определенном мире, и она может быть субъективно усвоена лишь наря- ду с этим миром. Иначе говоря, любые идентификации возможны в пределах горизонтов, открываю- щихся особым социальным миром. Ребенок учится тому, что он тот, как его зовут. Каждое имя пред- полагает терминологию (номенклатуру), которая в свою очередь подразумевает (216:) определенное социальное размещение 8 . Иметь данную идентичность — значит занимать особое место в мире, 63 предписываемое определенными правилами. В той мере, в какой эта идентичность субъективно ус- ваивается ребенком («Я — Джон Смит»), настолько же усваивается и миром, с которым эта идентич- ность соотносится. Субъективное присвоение идентичности и субъективное присвоение социального мира — лишь различные аспекты того же самого процесса интернализации, который опосредуется теми же самыми значимыми другими. Благодаря первичной социализации в сознании ребенка происходит абстрагирование от ролей и установок конкретных других до ролей и установок вообще. Например, при интернализации норм возможен прогресс в рассуждении от суждения типа: «Мама сердится на меня сейчас» до такого, как «Мама сердится на меня всякий раз, когда я разливаю суп». Поскольку такие значимые другие, как отец, бабушка, старшая сестра и тому подобные, также придерживаются негативной установки мате- ри на разливание супа, эта норма приобретает всеобщность и распространяется теперь на остальных субъектов. Решающий этап наступает, когда ребенок осознает, что все — против разливания супа, и норма обобщается в суждении: «Человек не должен разливать суп». При этом под «человеком» по- нимается он сам как часть той общности, которая в принципе включает все общество в той степени, в какой оно оказывается значимым для ребенка. Это абстрагирование от ролей и установок конкретных значимых других называется обобщенным другим 9 . (217:) Его формирование в сознании означает, что индивид теперь идентифицируется не только с кон- кретными другими, но и со всеобщностью других, то есть с обществом. Лишь благодаря этой обоб- щенной идентификации его собственная самоидентификация приобретает стабильность и непрерыв- ность. Теперь у него есть идентичность не только по отношению к тому или иному значимому дру- гому, но и идентичность вообще, которая субъективно воспринимается как одна и та же, независимо от того, с какими другими — значимыми или нет — он сталкивается. Эта новая целостная идентич- ность объединяет в себе все самые различные интернализированные роли и установки, включающие среди многих других вещей и самоидентификацию в качестве того, кто не проливает суп. Формирование в сознании обобщенного другого — решающая фаза социализации. Она включает интернализацию общества как такового, а значит, и устанавливаемой объективной реальности, и в то же время она включает субъективное установление целостной идентичности. Общество, идентич- ность и реальность выкристаллизовываются в сознании субъекта в том же самом процессе интерна- лизации. Эта кристаллизация происходит наряду с интернализацией языка. В самом деле, по причи- нам, понятным из анализа языка, проведенного выше, язык представляет собой наиболее важную часть и наиболее важный инструмент социализации. Когда обобщенный другой выкристаллизовался в сознании, устанавливается симметричная связь между объективной и субъективной (218:) реальностями. То, что реально «извне», соответствует то- му, что реально «внутри». Объективная реальность может быть легко «переведена» в субъективную реальность и наоборот. И, конечно, язык — главное средство выражения и распространения этого не- прерывного процесса перевода в обоих направлениях. Следует, однако, отметить, что симметрия ме- жду объективной и субъективной реальностями не может быть полной. Обе реальности соответству- ют друг другу, но они не могут быть одинаково протяженными во времени или пространстве. Более «доступной» всегда оказывается объективная реальность, чем актуально интернализированная во всяком индивидуальном сознании, хотя бы потому, что сущность и содержание социализации опре- деляются социальным распределением знания. Ни один индивид не интернализирует всю совокуп- ность того, что объективировано в обществе в качестве реальности, даже если общество и его мир от- носительно просты. С другой стороны, всегда существуют такие элементы субъективной реальности, которые обязаны своим происхождением не социализации — как, например, осознание своего собст- венного тела до и независимо от принятых в данном обществе представлений о нем. Субъективная биография не является полностью социальной. Индивид воспринимает себя существующим в обще- стве и вне его 10 . Это значит, что симметрия между объективной и субъективной реальностями нико- гда не бывает статичной, раз и навсегда установленной. Она всегда должна создаваться и воссозда- ваться in actu. Иначе говоря, взаимосвязь между индивидуальным и объективным (219:) социальным мирами напоминает непрерывное балансирование. Антропологические корни этого явления — те же самые, что уже рассматривались в связи с особым положением человека в животном царстве. При первичной социализации нет никаких проблем с идентификацией, поскольку нет выбора зна- чимых других. Общество предоставляет тому, кто должен пройти социализацию, определенную со- вокупность значимых других, которых он должен принять в качестве таковых, не имея возможности выбрать других. Hic Rhodus, hic salta. Родителей не выбирают. Один из недостатков ситуации, в кото- рой оказывается ребенок, состоит в том, что, хотя ребенок не вполне пассивен в процессе социализа- ции, но именно взрослые диктуют ему правила игры. Ребенок может играть в игру с энтузиазмом или со скрытым сопротивлением. Но, увы, никакой другой игры нет. И это имеет важное следствие. Так как у ребенка нет выбора значимых других, его идентификация с ними оказывается квазиавтоматиче- 64 ской. По этой же причине его интернализация их особой реальности является квазинеизбежной. Ре- бенок интернализирует мир своих значимых других не как один из многих возможных миров, а как единственно существующий и единственно мыслимый, как мир tout court. Именно поэтому мир, ин- тернализируемый в процессе первичной социализации, гораздо прочнее укоренен в сознании, чем миры, интернализируемые в процессе вторичной социализации. Однако, как бы ни было первона- чальное ощущение неизбежности ослаблено последующими разочарованиями, воспоминание о непо- вторимой (220:) определенности первых проблесков реальности все еще остается присущим первому миру детства Так что в результате первичной социализации происходит то, что (в ретроспективе, ко- нечно) может считаться самой большой шуткой, сыгранной обществом с индивидом, — когда созда- ется впечатление необходимости от того, что на самом деле — лишь цепь случайностей, и вместе с тем становится осмысленным сам факт его рождения. Понятно, что специфическое содержание, интернализируемое в процессе первичной социализа- ции, в разных обществах будет различным. Но везде есть нечто общее. Это язык, который должен быть интернализирован в первую очередь. Вместе с языком и посредством языка различные мотива- ционные и интерпретационные схемы интернализируются в качестве институционально определен- ных — например, желание действовать как храбрый маленький мальчик предполагает разделение мальчиков на храбрых и трусливых. Эти схемы снабжают ребенка институционализированными про- граммами для повседневной жизни. Причем некоторыми он может воспользоваться сразу же, а дру- гие — касающиеся ожидаемого поведения — предназначены для более поздних биографических сту- пеней. К примеру, храбрость может понадобиться ему, чтобы справиться с повседневными трудно- стями и невзгодами и подвергнуть испытаниям свою волю, но она может понадобиться ему и позд- нее, когда его будут посвящать в воины или когда он, возможно, будет призван богом. Эти програм- мы, которые используются сразу же или (221:) впоследствии, способствуют разграничению одной идентичности от идентичности других (скажем, таких, как девочки, мальчики-рабы или мальчики из другого клана). И наконец, по крайней мере в зачаточной форме, происходит интернализация аппара- та легитимации; ребенок узнает, «почему» программы таковы, каковы они есть. Кто-то должен быть храбрым, потому что хочет стать настоящим человеком, кто-то должен совершить ритуалы, дабы бо- ги не разгневались на него; кто-то должен быть предан вождю, ибо лишь в таком случае боги под- держат его в минуту опасности, и так далее и тому подобное. Значит, в процессе первичной социализации конструируется первый мир индивида. Присущее ему особое качество устойчивости, хотя бы отчасти, объясняется неизбежностью взаимосвязи индивида с его самыми первыми значимыми другими. Так что мир детства в его светлой реальности способству- ет появлению ситуации. Мир детства массивно и несомненно реален 11 . Очевидно, на этой стадии раз- вития сознания и не может быть иначе. Лишь позднее индивид сможет позволить себе роскошь хоть чуть-чуть усомниться. И, вероятно, эта необходимость в протореализме в процессе познания мира яв- ляется как филогенетической, так и онтогенетической 12 В любом случае мир детства сконструирован таким образом, чтобы постепенно внушить индивиду номическую структуру, которая может дать ему уверенность в том, что «все хорошо» — вероятно, это наиболее употребительная фраза, которую матери говорят своим плачущим детям И когда впо- следствии обнаружится, что (222:) некоторые вещи далеки от этого «все хорошо», это вызовет боль- ший или меньший шок в зависимости от обстоятельств. Но так или иначе мир детства в ретроспекти- ве должен сохранить свою особую реальность. Он все равно остается «домашним миром», как бы да- леко от него ни удалялись в более взрослой жизни туда, где вообще не чувствуешь себя как дома. Первичная социализация предполагает знакомство с социально предопределенным ходом собы- тий. В возрасте А ребенок должен изучать X, в возрасте В он должен изучать Y, и так далее. Каждая такая программа в той или иной степени содержит социальное признание биологического роста и дифференциации. Тем самым каждая программа в любом обществе должна признавать, что нельзя надеяться научить годовалого ребенка тому, что умеет трехлетний. Кроме того, большинство про- грамм должно определять разное содержание для мальчиков и девочек. Конечно, такое минимальное признание со стороны общества обусловлено биологическими фактами. Однако, помимо этого, суще- ствует огромное социально-историческое многообразие в определении стадий последовательности обучения. То, что считается детством в одном обществе, может с таким же успехом считаться зрело- стью в другом. И социальное значение детства может быть совершенно различным в разных общест- вах — например, в терминах эмоциональных качеств, моральной ответственности или интеллекту- альных способностей. Современная западная цивилизация (по крайней мере до появления фрейдизма) была склонна считать детей от природы (223:) «невинными» и «неиспорченными»; в других общест- вах они считаются «по природе грешными и нечистыми», отличающимися от взрослых лишь силой и пониманием. Аналогичные различия наблюдались и по части уголовной ответственности, наличия у детей сексуальной активности, божественного вдохновения и т.д. Очевидно, что такие различия в со- 65 циальном определении детства и его стадий должны были оказывать влияние на программу обуче- ния 13 На характер первичной социализации оказывают свое воздействие и требования, связанные с пе- редачей запаса знания. Для понимания одних легитимации может потребоваться более высокая сте- пень лингвистической сложности, чем для понимания других. К примеру, можно догадаться, что ре- бенку понадобится меньше слов для понимания того, что он не должен мастурбировать, так как это не нравится его ангелу-хранителю, чем для того, чтобы он понял доводы, связанные с тем, что мас- турбация будет мешать его сексуальной адаптации впоследствии. Требования всестороннего инсти- туционального порядка и дальше будут влиять на первичную социализацию. Различные умения тре- буются в разном возрасте в том или ином обществе и даже в разных секторах одного и того же обще- ства. Возраст в одном обществе, считающийся подходящим, для того чтобы ребенок умел водить ма- шину, в другом может быть возрастом, когда ему полагается убить своего первого врага. Ребенок из высшего класса может познакомиться с «правдой жизни» в том возрасте, когда ребенок из низшего класса уже в некоторой степени овладел техникой аборта. (224:) Или ребенок из высшего класса может пережить первые волнения патриотических чувств к тому времени, когда его современник из низших классов впервые почувствует ненависть к полиции и ко всему, на страже чего она стоит. Первичная социализация завершается, когда в сознании индивида укоренено понятие обобщенно- го другого и все, что его сопровождает. С этого момента он становится действительным членом об- щества и субъективно обладает своим Я и миром. Но эта интернализация общества, идентичность и реальность не являются раз и навсегда решенным делом. Социализация никогда не бывает полной и никогда не завершается, что ставит перед нами следующие проблемы. Во-первых, как реальность, интернализируемая в ходе первичной социализации, поддерживается в сознании. А во-вторых, как происходят дальнейшие интернализации или вторичные социализации в последующей биографии индивида. Мы будем обсуждать эти проблемы в обратном порядке. б. Вторичная социализация Можно представить себе общество, где по окончании первичной социализации больше не будет никакой социализации. Конечно, такое общество должно было бы иметь очень простой запас знания. Все знание было бы общепризнанным и релевантным для всех с несколько различными перспектива- ми на него у разных индивидов. Хотя такая конструкция полезна для определения крайнего случая, нет ни одного общества, известного нам, где бы не было хотя бы какого-то разделения труда и соот- ветственно хотя бы (225:) незначительного социального распределения знания, а в таком случае вто- ричная социализация становится необходимой. Вторичная социализация представляет собой интернализацию институциональных или институ- ционально обоснованных «подмиров». Поэтому степень и характер определяются сложностью разде- ления труда и соответствующего ему социального распределения знания. Конечно, общепризнанное и релевантное для всех знание также может быть социально распределено — например, в форме классовых «версий». Но особо нам здесь хотелось бы указать на социальное распределение «специ- ального знания», которое возникает в результате разделения труда и «носители» которого институ- ционально определены. Если забыть на время о других ее измерениях, можно сказать, что вторичная социализация есть приобретение специфическо-ролевого знания, когда роли прямо или косвенно свя- заны с разделением труда. Хотя для такого узкого определения и есть некоторые оправдания, оно ни- коим образом не является исчерпывающим. Вторичная социализация требует приобретения специфи- ческо-ролевого словаря, что означает прежде всего интернализацию семантических полей, структу- рирующих обыденные интерпретации и поведение в рамках институциональной сферы. Кроме того, требуются «невыразимое словами понимание», оценки, эмоциональная окраска этих семантических полей. «Подмиры», интернализируемые в процессе вторичной социализации, в основном представ- ляют собой частичные реальности, в отличие от «базисного мира», приобретенного в процессе (226:) первичной социализации. Однако они тоже представляют собой более или менее целостные реально- сти, характеризующиеся нормативными, эмоциональными и когнитивными компонентами. Более то- го, они также требуют хотя бы в зачаточной форме аппарата легитимации, зачастую сопровождающе- гося ритуальными или материальными символами. Например, может возникнуть дифференциация между пехотой и кавалерией. Кавалерия должна будет пройти специальную подготовку, включаю- щую, скорее всего, исключительно физические умения, необходимые для того, чтобы управляться с военными лошадьми. Язык кавалерии будет совершенно иным, чем язык пехоты. Его терминология будет создаваться на основе его связи с лошадьми, их свойствами, назначением и превратностями ка- валерийской жизни — всего того, что не имеет никакого отношения к пехотинцу. Язык кавалерии бу- дет иным не только в инструментальном отношении. Разгневанный пехотинец клянется своими боль- 66 ными ногами, тогда как кавалерист вспоминает спину своей лошади. Иначе говоря, совокупность об- разов и аллегорий создается на основе кавалерийского языка. Этот специфическо-ролевой язык ин- тернализируется индивидом in toto в процессе его подготовки к конному бою. Он становится кавале- ристом, не только приобретая необходимые умения, но и благодаря пониманию и использованию ка- валерийского языка. Значит, он может общаться с друзьями-кавалеристами при помощи иносказаний, полных значения для них, но совершенно непонятных пехоте. Само собой разумеется, что этот про- цесс интернализации включает (227:) субъективную идентификацию с ролью и соответствующими ей нормами типа: «Я — кавалерист», «Кавалерист никогда не позволит врагу увидеть хвост своей лоша- ди», «Никогда не давайте женщине забыть ощущение шпор», «Быстрый всадник на войне быстр и в игре» и т.п. По мере возникновения надобности эта совокупность значений будет поддерживаться ле- гитимациями самого разного уровня, от простых афоризмов, подобных вышеупомянутым, до слож- ных мифологических конструкций. И наконец, могут возникать самые разные репрезентативные це- ремонии и физические объекты, скажем, ежегодный праздник божества лошади, когда весь провиант кладется на спину лошади, и новички, которых посвящают в кавалеристы, получают в качестве фе- тишей конские хвосты, которые с этой поры они должны носить на шее. Характер вторичной социализации зависит от статуса связанной с ней системы знания, в рамках символического универсума в целом. Необходима тренировка, чтобы научиться управлять лошадью, запряженной в телегу с навозом, или чтобы верхом сражаться в бою. Однако общество, которое сво- дит использование лошадей только к перевозке телег с навозом, вряд ли будет заниматься приукра- шиванием этой деятельности сложными ритуалами или фетишизмом; персонал, на который возложе- на эта задача, вряд ли будет глубоко идентифицировать себя с этой ролью; а легитимации как тако- вые будут, вероятно, компенсаторного характера. Таким образом, существует огромное социально- историческое многообразие представлений, содержащихся во вторичной социализации 14 . (228:) Формальные процессы вторичной социализации детерминированы ее фундаментальной пробле- мой, состоящей в том, что вторичная социализация всегда предполагает предшествующий ей процесс первичной социализации. Это значит, что приходится иметь дело с уже сформировавшимся Я и уже интернализированным миром. Нельзя сконструировать субъективную реальность ex nihilo. Проблема в том и заключается, что уже интернализированная реальность имеет тенденцию продолжать свое существование. Любое новое содержание, которое теперь нужно интернализировать каким-то обра- зом, должно накладываться на уже существующую реальность. Поэтому возникает проблема согла- сованности между первоначальной и новой интернализациями. В разных случаях эта проблема может иметь более или менее трудные решения Однако, после того как я узнал, что те или иные непристой- ности предосудительны для пешего, могут понадобиться кое-какие объяснения, чтобы считать их обязательными для кавалериста. Для установления и поддержания логичности (последовательности и согласованности) вторичной социализации предполагается использование концептуальных процедур, интегрирующих различные системы знания. В процессе вторичной социализации биологические ограничения становятся менее важными для последовательности процесса обучения, которая теперь устанавливается в терминах внутренних свойств приобретаемого знания, то есть в терминах основополагающей структуры этого знания. На- пример, для того чтобы научиться определенной технике охоты, сначала нужно научиться (229:) гор- ному восхождению; или для того, чтобы изучить дифференциальное исчисление, сначала нужно вы- учить алгебру. Последовательностью процесса обучения можно манипулировать, исходя из законных интересов персонала, в ведении которого находится данная система знания. Например, может быть общепринято, что прежде, чем учиться предсказывать будущее по полету птиц, следует научиться га- дать по внутренностям животного, что следует иметь диплом об окончании высшей школы, чтобы можно было поступить в школу бальзамировщиков, или что нужно сдать экзамен по гэльскому язы- ку, чтобы занять пост на гражданской службе в Ирландии. Эти условия оказываются внешними по отношению к знанию, требующемуся для исполнения ролей предсказателя, бальзамировщика или ир- ландского гражданского служащего. Они институционально установлены, чтобы повысить престиж этих ролей или чтобы отвечать другим идеологическим интересам. Начальной школы может быть вполне достаточно для понимания учебного курса бальзамировщиков, а ирландские гражданские служащие продолжают свои обычные дела на английском языке. Может даже статься, что последова- тельность обучения, которой манипулируют таким образом, дисфункциональна в практическом от- ношении. Например, может быть оговорено, что подготовка, которую дает колледж в «общей культу- ре», должна предшествовать профессиональной подготовке социологов-исследователей, хотя факти- чески они могли бы эффективнее заниматься своей текущей деятельностью, если бы не были обреме- нены «культурой» такого рода. (230:) [??? – Е. В.] В то время как первичная социализация не может происходить без эмоционально заряженной идентификации ребенка с его значимыми другими, вторичная социализация по большей части может 67 обойтись без таковой и эффективно протекать лишь на фоне взаимной идентификации, которая явля- ется составной частью любой коммуникации между людьми. Грубо говоря, необходимо любить свою мать, но не учителя. Социализация в более взрослой жизни обычно начинается для того, чтобы спра- виться с эмоциональными воспоминаниями детства, с целью радикальной трансформации субъектив- ной реальности индивида. С этим связаны особые проблемы, которые мы будем анализировать не- много позднее. В процессе первичной социализации ребенок воспринимает своих значимых других не как инсти- туциональных функционеров, но как посредников между ним и реальностью tout court. Ребенок ин- тернализирует мир своих родителей как мир, а не как мир, соответствующий определенному соци- альному контексту. Некоторые из кризисов, переживаемых индивидом по окончании первичной со- циализации, бывают вызваны осознанием того, что мир родителей — не единственный из сущест- вующих и имеет весьма специфическое социальное размещение, возможно даже имеющее уничижи- тельное значение. Например, взрослый ребенок начинает понимать, что мир, который представляют его родители, — тот самый мир, который раньше считался им само собой разумеющимся в качестве неизбежной реальности, — оказывается, в сущности, миром низшего класса, необразованных кресть- ян, южан. В процессе (231:) вторичной социализации, как правило, усваивается институциональный контекст. Нет нужды говорить, что это необязательно означает глубокое понимание всех проявлений институционального контекста. Однако, если использовать тот же пример, ребенок-южанин воспри- нимает своего школьного учителя в качестве институционального функционера таким образом, ка- ким никогда не воспринимает своих родителей, и понимает роль учителя как репрезентацию специ- фических институциональных значений, присущих нации, а не региону, миру национального средне- го, а не низшего — как у него самого — класса, городу, а не деревне. Следовательно, социальное взаимодействие между учителями и учениками может быть формализовано. Учителям не надо быть значимыми другими в любом смысле слова. Они — институциональные функционеры, формальным предназначением которых является передача социального знания. При вторичной социализации роли характеризуются высокой степенью анонимности, то есть они весьма удалены от их индивидуальных исполнителей. То же самое знание, которое дает учитель, может быть передано и другим. Любой функционер подобного типа сможет передавать такого рода знание. Конечно, можно тем или иным способом субъективно различать индивидуальных функционеров (как более или менее конгениаль- ных, как лучших или худших учителей арифметики и т.д.), но в принципе они — взаимозаменяемы. Конечно, формальность и анонимность связаны с эмоциональным характером социальных отноше- ний во вторичной социализации. Однако наиболее (232:) важным их последствием является то, что содержание, которое усваивается в процессе вторичной социализации, наделяется качеством гораздо меньшей субъективной неизбежности, чем содержание первичной социализации. Поэтому акцент ре- альности знания, которое интернализируется в процессе вторичной социализации, гораздо легче не принимать в расчет (то есть субъективное ощущение того, что эти интернализации реальны, менее устойчиво). Можно вызвать сильный шок, если разрушить массивную реальность, интернализируе- мую в раннем детстве; гораздо легче разрушать реальности, интернализируемые позднее. Кроме того, сравнительно легко отказаться от реальностей вторичных интернализации. Волей-неволей ребенок живет в мире, определяемом его родителями, но он может с радостью покинуть мир арифметики, как только выйдет из класса. Это дает возможность для обособления части Я — и сопутствующей ей ре- альности — как соответствующей лишь рассматриваемой специфическо-ролевой ситуации. И тогда индивид устанавливает дистанцию между целостным Я и его реальностью, с одной стороны, и спе- цифическо-ролевым частичным Я и его реальностью — с другой 15 . Это очень важно и становится возможным лишь по завершении первичной социализации. Короче говоря, ребенку легче «спрятать- ся» от учителя, чем от своей матери. И наоборот, можно сказать, что развитие этой способности «пря- таться» само по себе есть важный аспект взросления. Акцент реальности знания, интернализируемого в процессе первичной социализации, дан (233:) квазиавтоматически. В процессе вторичной социализации он должен быть усилен с помощью особых педагогических техник «возвращения индивида домой». Эта фраза наводит на размышления. Перво- начальная реальность детства — это «дом». Он утверждается в качестве такового неизбежно и, так сказать, «естественно». По сравнению с ним все более поздние реальности являются «искусственны- ми». Так, школьный учитель старается придать «домашний характер» содержанию, которое он пере- дает ученикам, делая его живым (то есть делая его таким же живым, как «домашний мир» ребенка), релевантным (то есть связывая его с уже присутствующими в «домашнем мире» релевантными структурами) и интересным (то есть побуждая ребенка быть внимательным и переключаться с «есте- ственных» объектов на более «искусственные»). Такие маневры необходимы, поскольку интернали- зированная реальность прочно находится «в процессе» новых интернализации. Степень и определен- ный характер этих педагогических техник будут различными, как и мотивации индивида, необходи- 68 мые для приобретения нового знания. Чем в большей степени эти техники делают субъективно веро- ятной последовательность между первоначальными и новыми элементами знания, тем с большей лег- костью они приобретают акцент реальности. Кто-то учит второй язык, основываясь на само собой ра- зумеющейся реальности его «материнского языка». Кто-то в течение длительного времени постоянно переводит на свой родной язык, приобретая какие-то элементы нового языка. Только таким образом новый язык начинает приобретать какую бы (234:) то ни было реальность. Когда эта реальность ут- верждается в своих правах, потихоньку становится возможным отказ от обратного перевода. Теперь этот кто-то может «думать» на новом языке. Тем не менее это редкость, когда язык, выученный позд- нее, приобретает статус столь же неизбежной, самоочевидной реальности, что и первый язык, вы- ученный в детстве. Отсюда происходит эмоциональное свойство «материнского языка». Mutatis mu- tandis, те же самые характеристики, которые возникают в «домашней» реальности и которые связаны с ней, пока происходит обучение, но постепенно разрывающие эту связь, соответствуют другим по- следовательностям обучения в процессе вторичной социализации. Факты, свидетельствующие о том, что процессы вторичной социализации не предполагают высо- кой степени идентификации, а содержание этих процессов не обладает качеством неизбежности, мо- гут иметь практическую пользу, поскольку допускают такую последовательность обучения, которая будет рациональной и эмоционально контролируемой. Но так как субъективная реальность содержа- ния такого типа интернализации будет хрупкой и ненадежной в сравнении с интернализациями пер- вичной социализации, в некоторых случаях считается необходимой разработка особой техники, для того чтобы существовала хоть какая-то идентификация и неизбежность. Потребность в такой технике может быть либо внутренней, возникающей в процессе обучения и относящейся к содержанию ин- тернализации, либо она может возникать ради удовлетворения законных интересов, имеющихся у персонала, (235:) под руководством которого осуществляется данный процесс социализации. Напри- мер, индивид, который хочет стать искусным музыкантом, должен довольно глубоко погрузиться в свой предмет, что совершенно не обязательно для индивида, который учится на инженера. Инженер- ное образование можно получить в процессе формального, весьма рационального, эмоционально нейтрального обучения. Музыкальное же образование обычно включает более высокую степень идентификации с маэстро и гораздо более глубокое погружение в реальность музыки. Это различие — результат внутренних различий между инженерным и музыкальным знанием, а также между об- разами жизни, соответствующими этим двум системам знания. Профессиональный революционер тоже нуждается в неизмеримо большей степени идентификации и неизбежности, чем инженер. Одна- ко здесь необходимость является следствием не внутренних свойств самого знания, которое может быть достаточно простым и небогатым по содержанию, но личных обязательств революционера в контексте обширных интересов революционного движения. Иногда необходимость в усилении такой техники может быть следствием внутренних и внешних факторов, примером чего является социали- зация религиозного персонала. Применяющиеся в таких случаях техники предназначены для увеличения эмоциональной нагруз- ки, сопутствующей процессу социализации. Обычно они включают институционализацию тщательно разработанного процесса инициации, в ходе которого индивид должен полностью (236:) посвятить себя интернализируемой реальности. Когда этот процесс требует подлинной трансформации «до- машней» реальности индивида, начинают копировать, насколько это возможно, характер первичной социализации, что будет показано далее. Но даже в случае неполной трансформации вторичная со- циализация сопровождается эмоциональной нагрузкой в той степени, в какой погружение в новую реальность и преданность ей институционально определены как необходимые. Отношение индивида к социализирующему персоналу соответственно становится «значимым», то есть этот персонал при- обретает характер значимых других по отношению к социализируемому индивиду. Теперь индивид полностью вверяется новой реальности. Он «отдается» музыке, революции, вере не только отчасти, но всей своей жизнью. Понятно, что готовность жертвовать собой — последний штрих такого рода социализации. Важным обстоятельством, которое может способствовать подобной интенсификации, представля- ется конкуренция между персоналом различных институтов, ответственных за определение реально- сти. В случае революционного воспитания проблема заключается в социализации индивида в терми- нах контр-определения реальности, то есть определения реальности, которое противостоит определе- ниям реальности «официальных» легитиматоров общества. Точно так же будет иметь место интенси- фикация социализации музыканта в обществе, в котором сильна конкуренция эстетических ценно- стей музыкального сообщества. Например, можно предположить, что (237:) музыкант, получающий свою специальность в современной Америке, должен посвятить себя музыке с такой эмоциональной силой, которая была бы необязательна в Вене прошлого века именно потому, что в американской си- туации сильна конкуренция в том, что кажется субъекту «материалистическим» миром или миром 69 «массовой культуры». Подобно этому религиозное образование в плюралистической ситуации нуж- дается в «искусственной» технике подчеркивания реальности, что совсем не обязательно в ситуации религиозной монополии. В известном смысле еще «естественно» стать католическим священником в Риме, но не в Америке. Следовательно, американские теологические семинарии должны решать про- блему «ускользания реальности» и разрабатывать технику «подкрепления» этой самой реальности. Неудивительно, что они добиваются успеха, посылая на время в Рим своих наиболее обещающих студентов. Подобные вариации могут существовать в одном и том же институциональном контексте, в зави- симости от задач, которые должны решать различные категории персонала. Например, обязательства перед войсками, которые ест у кадровых офицеров, сильно отличаются от тех, которые есть у при- зывников. И этот факт принимают во внимание в процессе соответствующей подготовки. Точно так же требуются различные обязательства по отношению к институциональной реальности от руково- дящего персонала и от низшего эшелона «белых воротничков», от психоаналитика и от социального работника-психиатра и т.д. Представитель исполнительной власти (238:) должен быть «политически благоразумным», что совершенно не обязательно для начальника машинописного бюро, «дидактиче- ский анализ» необходим для психоаналитика и лишь желателен для социального работника и т.д. Так что существуют крайне различные системы вторичной социализации в сложных институтах, иногда очень чутко приспосабливающиеся к различным требованиям разных категорий институционального персонала 16 Институциональное распределение знания между первичной и вторичной социализациями зависит от сложности социального распределения знания. До тех пор, пока оно является относительно про- стым, можно использовать одни и те же институциональные средства как в первичной, так и во вто- ричной социализации и в значительной степени продолжать их использование впоследствии. Если распределение знания является весьма сложным, могут разрабатываться специальные механизмы вторичной социализации со своим специально подготовленным для данных воспитательных задач персоналом. Если специализация знания достаточна, но не слишком велика, можно использовать раз- личные сочетания средств и последовательностей процесса социализации. В последнем случае, к примеру, может быть установлено, что определенного возраста мальчик должен перебираться из жи- лища своей матери в жилище воинов, где он должен будет пройти подготовку, чтобы стать всадни- ком. В этом случае нет нужды в наставниках, целый день занимающихся его воспитанием. Более опытный всадник может научить более молодых. (239:) Конечно, самая лучшая иллюстрация вторичной социализации, происходящей при содействии вспомогательных специализированных средств, — это развитие современного образования. Падение роли и места семьи в процессе вторичной социализации слишком хорошо известно, чтобы заниматься здесь рассмотрением этого вопроса. в. Поддержание и трансформация субъективной реальности Так как социализация никогда не бывает полной, а интернализированное в ней содержание стал- кивается с постоянной угрозой по отношению к его субъективной реальности, то всякое жизнеспо- собное общество должно разрабатывать процедуры поддержки для сохранения известной симметрии между объективной и субъективной реальностями. Мы уже обсуждали эту проблему в связи с леги- тимацией. Здесь мы обращаем внимание более на субъективную, чем на объективную реальность; на реальность, уловленную индивидуальным сознанием, чем на институционально определенную ре- альность. В первичной социализации реальность интернализируется как нечто неизбежное. Интернализация может считаться успешной, когда большую часть времени присутствует чувство неизбежности — по меньшей мере в индивидуальной деятельности в мире повседневной жизни. Но даже там, где этот мир повседневной жизни сохраняет свою массивность и характер само собой разумеющейся реально- сти in actu, ему угрожают маргинальные ситуации человеческого опыта. Их невозможно целиком взять в скобки в повседневной активности. Всегда (240:) ощутимо присутствие метаморфоз: и тех, о которых мы помним, и тех, что предчувствуются как зловещие возможности. Имеются также и прямо угрожающие конкурирующие определения реальности, с которыми можно встретиться в социальном мире. Одно дело, если добродетельному отцу семейства ночью снятся неслыханные оргии. Совсем другое, если он видит, как эти сновидения эмпирически реализуются в близлежащей колонии либер- тинов. Сравнительно легко устроить карантин для сновидений в рамках своего сознания, отбрасывая их как «бессмыслицу» или сокрушаясь в тишине по поводу такой «аберрации ума». Тут они еще со- храняют характер фантазий vis-à-vis реальности повседневной жизни. Их претворение в действитель- ность куда более настойчиво воздействует на сознание. Иной раз их приходится уничтожать еще до 70 того, как с ними начнет считаться сознание. Во всяком случае, их трудно отвергать — в отличие от метаморфоз маргинальных ситуаций, которые можно по крайней мере попытаться отрицать. Более «искусственный» характер вторичной социализации делает субъективную реальность с ее интернализациями еще более уязвимой для бросающих ей вызов определений реальности. Не потому, что они не считаются само собой разумеющимися, и не потому, что воспринимаются как менее ре- альные в повседневной жизни, но по той причине, что их реальность не так глубоко укоренена в соз- нании, а потому в большей степени поддается смещению. Например, и запрет на хождение обнажен- ным, связанный с интернализированным в первичной социализации чувством стыда, и каноны того, как следует одеваться в различных социальных ситуациях, (241:) являются само собой разумеющи- мися в повседневной жизни. Пока им не брошен социальный вызов, ни то, ни другое не представляют для индивида проблемы. Однако, чтобы этот вызов выкристаллизовался в качестве угрозы само собой разумеющейся реальности рутинных действий, в первом случае он должен быть много сильнее, чем во втором. Сравнительно небольшого смещения в субъективном определении реальности достаточно для того, чтобы индивид перестал считать само собой разумеющимся, что в контору он может ходить и без галстука. Куда большее смещение потребовалось бы для того, чтобы он решил, что туда можно ходить нагишом. В первом случае смещение может быть опосредовано простой сменой работы — скажем, переходом из колледжа в сельской местности в кампус крупного города. Во втором случае предполагается целая революция в окружающей индивида среде; субъективно она будет восприни- маться как глубокое обращение, вероятно, после первоначально интенсивного сопротивления 17 Реальности вторичных интернализаций менее грозят маргинальные ситуации, поскольку они обычно к ним не имеют отношения. Может случиться, что подобная реальность воспринимается как тривиальная именно потому, что обнаруживается ее безотносительность к маргинальным ситуациям. Так, неизбежность смерти глубоко угрожает реальности прежних идентичностей — как человека, мо- рального существа или христианина. Идентичности помощника управляющего в отделе дамского трикотажа та же ситуация не столько угрожает, сколько делает эту идентичность тривиальной. И на- оборот, можно сказать, что поддержание (242:) первичных интернализаций перед лицом маргиналь- ных ситуаций является хорошим средством измерения их субъективной реальности. Тот же тест со- вершенно не годится применительно к большей части вторичных социализаций. Есть смысл умирать человеком, вряд ли есть смысл умирать помощником управляющего в отделе женского трикотажа. Там, где от вторичных интернализаций социально ожидается высокий уровень реальности перед ли- цом маргинальных ситуаций, там потребуются дополнительные процедуры социализации с целью их укрепления и интенсификации. В качестве примера можно было бы вновь указать на процессы вто- ричной социализации в церкви и армии. Удобным является разграничение двух общих типов поддержания реальности — рутинной и кри- зисной. Первая призвана поддерживать интернализованную реальность в повседневной жизни, вторая — в ситуациях кризиса. Обе они, по существу, предполагают один и тот же социальный процесс, но следует отметить некоторые различия. Как мы видели, реальность повседневной жизни поддерживает себя путем воплощения в рутины, что и составляет суть институционализации. Однако, помимо этого, реальность повседневной жизни постоянно подтверждается во взаимодействии индивида с другими. Подобно тому как реальность из- начально интернализирована с помощью социального процесса, точно так же она поддерживается в сознании социальными процессами. Эти последние не так уж сильно отличаются от процессов ранней интернализаций. В них отражается тот же базисный факт, что субъективная реальность должна нахо- диться во взаимосвязи с (243:) социально определенной объективной реальностью. В социальном процессе поддержания реальности можно провести различие между значимыми другими и менее важными другими 18 . Все или почти все другие, встреченные индивидом в повсе- дневной жизни, служат ему для подтверждения его субъективной реальности. Это происходит даже в такой «незначимой» ситуации, как поездка в пригородном поезде. Индивид может никого в этом по- езде не знать и ни с кем не разговаривать. И все же толпа пассажиров подтверждает базисную струк- туру повседневной жизни. Всем своим поведением его сотоварищи-пассажиры выведут индивида из разреженной реальности утренней неустойчивости и самым определенным образом заявят ему, что мир состоит из серьезных людей, спешащих на работу, людей ответственности и графика, Нью- Хейвенской железной дороги и «Нью-Йорк Таймс». Последняя, конечно, подтверждает широчайшие координаты индивидуальной реальности. От прогноза погоды до рекламных объявлений в газете бу- дет уверять его в том, что он находится, конечно же, в самом реальном из миров. Заодно она утвер- ждает меньший, нежели реальный, статус тех зловещих экстазов, которые имели место до завтрака, — чуждый облик знакомых предметов после пробуждения от беспокойного сна, шок от неузнавания самого себя в зеркале ванной, невысказанное подозрение чуть позже, что жена и дети в действитель- ности являются таинственными чужаками. Большей части тех индивидов, которые подвержены по- 71 добным метафизическим ужасам, удается изгонять злых духов посредством строго соблюдаемых ут- ренних ритуалов до такой степени, что реальность (244:) повседневной жизни обретает некую устой- чивость к тому времени, как они выходят из дома. Но реальность становится вполне заслуживающей доверия только в анонимном сообществе пригородной электрички. Она обретает массивный харак- тер, когда поезд подъезжает к центральному вокзалу. Ergo sum может пробормотать про себя инди- вид и уверенно двинуться к своему офису. Поэтому было бы ошибкой предположение, будто только значимые другие служат поддержанию субъективной реальности. Но они занимают центральное положение в экономике такого поддержа- ния реальности. Они особенно важны для постоянного подтверждения того решающего элемента ре- альности, который называется нами идентичностью. Чтобы он мог сохранять доверие к тому, что он думает о самом себе, каков он есть, индивиду требуется не только имплицитное подтверждение этой идентичности, приносимое даже случайными ежедневными контактами, по эксплицитным и эмоцио- нально заряженным подтверждением от значимых других. В нашем примере этот житель пригорода будет искать такое подтверждение у своей семьи и других близких к семейному окружению лиц (со- седи, церковь, клуб и т д.), хотя эту функцию могут выполнять и близкие сотрудники в его деловом окружении. Если же он к тому же спит со своей секретаршей, то его идентичность и подтверждается, и расширяется. Это предполагает, что индивиду нравится подтверждаемая идентичность. Тот же са- мый процесс происходит и при подтверждении идентичностей, которые могут не нравиться индиви- ду. Даже случайные знакомства могут подтверждать ею идентичность неудачника, а жена, дети (245:) и секретарша уже с не вызывающей сомнении окончательностью это подтвердят. В обоих случаях одинаковым будет движение от объективного определения реальности к субъективному поддержа- нию реальности. Значимые другие являются главными агентами поддержания субъективной реальности в индиви- дуальной жизни. Менее значимые другие функционируют как своего рода хор. Жена, дети и секре- тарша торжественно подтверждают каждый день, что это важный человек или безнадежный неудач- ник; различную степень поддержки дают незамужние тетушки, повара и лифтеры. Конечно, вполне возможно, что между этими людьми имеются разногласия. Тогда перед индивидом стоит проблема увязывания всего этого, которую он типически может решать видоизменением либо реальности, либо поддерживающих реальность отношений. Перед ним может возникнуть альтернатива: либо принять идентичность неудачника, или прогнать секретаршу и развестись с женой. Он может также понизить ранг некоторых из этих людей, отобрав у них статус значимых других, и обратиться вместо них за подтверждением значимости своей реальности к иным лицам — скажем, к своему психоаналитику или старым приятелям по клубу. Организация этих поддерживающих реальность отношений сложна и запутанна, в особенности в высокомобильном обществе со значительной дифференциацией ролей 19 В поддержании реальности отношение между значимыми другими и «хором» является диалекти- ческим — они взаимодействуют и друг с другом, и с той субъективной реальностью, подтверждению которой они служат. Прочно негативная (246:) идентификация со стороны более широкой среды мо- жет иной раз воздействовать на идентификацию, предлагаемую значимыми другими. Если даже лиф- тер забывает сказать вам «сэр», то и жена может перестать идентифицировать своего мужа как важ- ную персону. И наоборот, значимые другие способны иногда воздействовать на более широкое окру- жение — «преданная» жена может быть опорой индивиду, стремящемуся обрести некую идентич- ность среди деловых партнеров. Поддержание и подкрепление реальности включают в себя тем са- мым тотальность социальной ситуации индивида, хотя значимые другие занимают в этом процессе привилегированное положение. Относительная важность значимых других и «хора» лучше всего видна, если бросить взгляд на инстанции неподкрепления, подрыва субъективной реальности. Подрывающее реальность действие, совершенное женой, само по себе обладает куда большим потенциалом, чем то же действие, совер- шенное случайным знакомым. Действия последнего должны обрести определенную плотность, чтобы сравняться по своему потенциалу с действиями первой. Несколько раз повторенное суждение лучше- го друга, полагающего, что газеты замалчивают важные события, лежащие за поверхностью вещей, окажется более весомым, нежели то же самое суждение в устах вашего парикмахера. Тем не менее, если подряд с десяток случайных знакомых начнут выражать одно и то же мнение, то оно начинает перевешивать противоположное ему мнение лучшего друга. Полученная в результате всех этих раз- личных дефиниций реальности кристаллизация будет в свою очередь определять более вероятную (247:) реакцию индивида, например, на появление перед его глазами в одно прекрасное утро плотной фаланги мрачных, молчаливых китайцев с сумками почтальонов в пригородном поезде; иначе говоря, кристаллизация будет определять тот вес, который придается феномену в рамках собственного опре- деления реальности. Возьмем другой пример: для верующего католика реальности его веры совсем не обязательно будут угрожать его неверующие сослуживцы, зато неверующая жена, скорее всего, будет 72 представлять такую угрозу. Поэтому для католической церкви вполне логична широкая терпимость к межконфессиональным ассоциациям в экономической и политической жизни, но столь же логично и ее неодобрение межконфессиональных браков. Вообще говоря, в ситуациях конкуренции между раз- личными определителями реальности терпимость по отношению к разнообразным отношениям с конкурирующими вторичными группами сохраняется до тех пор, пока прочно держатся установив- шиеся связи в первичной группе, в рамках которой одна реальность постоянно утверждается вопреки конкурентам 20 . То, как католическая церковь приспосабливается к плюралистической ситуации в Америке, может служить превосходным тому примером. Важнейшим средством поддержания реальности является общение. Можно рассматривать повсе- дневную жизнь индивида в терминах выработки им речевого аппарата, который постоянно поддер- живает, видоизменяет и реконструирует его субъективную реальность 21 . Конечно, общение означает прежде всего то. что люди друг с другом разговаривают. Этим не отрицается вся та богатая оттенка- ми (248:) аура невербальной коммуникации, которая окружает речь. Тем не менее речь занимает при- вилегированное положение в целостном аппарате общения. Важно подчеркнуть, однако, что большая часть речевого поддержания реальности является не эксплицитной, а имплицитной. Большая часть общения не дает многословного определения природы мира. Скорее, это происходит на фоне того мира, который молчаливо принимается за само собой разумеющийся. Такой обмен репликами, как: «Ну, мне пора на станцию» — «Хорошо, дорогой, успешного тебе дня в конторе», — предполагает целый мир, в рамках которого имеют смысл эти внешне банальные предложения. В силу этого им- плицитного содержания обмен репликами подкрепляет субъективную реальность мира. Если это понятно, то мы сразу видим, что большая часть, если не все повседневное, общение под- держивает субъективную реальность. Ее массивность достигается путем аккумуляции и уплотнения случайного общения — общения, которое может себе позволить быть случайным как раз потому, что оно относится к рутинам само собой разумеющегося мира. Утрата такой непреднамеренности сигнализирует о разрыве в рутинах и — по крайней мере потенциально — об угрозе для само собой разумеющейся реальности. Представим себе, как повлияет на непреднамеренность такой обмен реп- ликами, где на «Ну, мне пора на станцию» последует ответ: «Хорошо, дорогой, не забудь захватить свое ружье». Постоянно поддерживая реальность, речевой аппарат все время ее модифицирует. Одни предметы выпадают, другие добавляются, одни сектора само (249:) собой разумеющегося ослабевают за счет усиления других. Поэтому субъективная реальность того, что никогда не проговаривалось, оказыва- ется шаткой. Одно дело — участвовать в приводящем в замешательство сексуальном акте, совсем другое — обсуждать его до или после. Разговор дает четкие контуры ранее расплывчато и неясно по- нимаемым предметам. Можно иметь сомнения относительно своей религии, но эти сомнения обрета- ют совсем иную реальность по ходу их обсуждения. Тогда индивид «вговаривает» себя в эти сомне- ния, они объективируются как реальность в рамках собственного сознания. Вообще говоря, речевой аппарат поддерживает реальность, «проговаривая» различные элементы опыта и помещая их в опре- деленные места в реальном мире. Этот порождающий реальность потенциал общения уже задан фактом лингвистической объекти- вации. Мы видели, как язык объективирует мир, преображая panta rhei опыта в связный порядок. Ус- танавливая этот порядок, язык реализует мир в двояком смысле слова: он его постигает и он его про- изводит. Общение представляет собой актуализацию этой эффективности языка в ситуациях лицом-к- лицу индивидуального существования. В общении объективации языка становятся объектами инди- видуального сознания. Так, фундаментальным фактом поддержания реальности является постоянное употребление одного и того же языка для объективации разворачивающегося биографического опы- та. В самом широком смысле поддерживающими реальность другими будут все те, кто использует тот же самый язык. Значимость этого можно проследить по тому, что подразумевается (250:) под «общим языком» — от групповых предпочтений в первичных группах к региональным или классо- вым диалектам и к национальному сообществу, которое определяет себя посредством языка. Сущест- вуют соответствующие «возвращения к реальности» для индивидов, которые приходят обратно к тем немногим индивидам, которые понимают его внутригрупповые намеки, либо к кварталу с его специ- фическим акцентом, либо к большому коллективу, который отождествляется с особой лингвистиче- ской традицией. В обратном порядке это будет, скажем, возврат к Соединенным Штатам, Бруклину или к тем людям, которые посещали ту же школу. Для эффективного поддержания субъективной реальности требуется последовательный и согласо- ванный аппарат общения. Разрывы в последовательности и согласованности ipso facto представляют угрозу для рассматриваемой субъективной реальности. Мы уже обсуждали те средства, к которым обращается индивид для предупреждения угрозы рассогласованности. Имеются также различные техники для предотвращения разрыва последовательности. Примером может служить использование 73 переписки для продолжения значимого общения, прерванного физической удаленностью друг от дру- га 22 . Различные способы общения могут сопоставляться по плотности производимой или поддержи- ваемой ими реальности. В целом частота общения усиливает его порождающий реальность потенци- ал, но редкость его иногда компенсируется интенсивностью общения. С любовником можно встре- чаться и раз в месяц, но общение в таком случае должно быть достаточно интенсивным, чтобы (251:) восполнить его относительную редкость. Некоторые виды общения могут эксплицитно определяться и легитимироваться как имеющие привилегированный статус — например, общение со своим испо- ведником, психоаналитиком или иной «авторитетной» фигурой такого типа. «Авторитет» здесь опре- деляется высшим когнитивным и нормативным статусом, приписываемым этому общению. Субъективная реальность всегда зависит от специфических вероятностных структур, то есть от специфического социального базиса и требуемых для ее поддержания социальных процессов. Дер- жаться идентичности важной персоны можно только в среде, которая подтверждает такую идентич- ность; католическую веру можно сохранить только в значимых отношениях в католической общине и т.д. Разрыв значимого общения с посредниками соответствующей вероятностной структуры угрожает субъективной реальности. Пример с перепиской указывает на то, что индивид способен прибегнуть к различным техникам поддержания реальности даже в отсутствие актуального общения, но порож- дающий реальность потенциал этих техник много ниже того общения лицом-к-лицу, которое они должны копировать. Чем больше изоляция этих техник от подтверждений лицом-к-лицу, тем меньше вероятность того, что они сохранят акцент реальности. Индивид, который долгие годы живет среди иноверцев в удалении от своей общины, может по-прежнему идентифицировать себя как, скажем, ка- толика. Посредством молитвы, религиозных упражнений и тому подобных техник католическая ре- альность может остаться для него субъективно релевантной. Эти техники могут по меньшей (252:) мере поддерживать его идентичность католика. Однако они будут делаться все более пустыми субъ- ективно, лишенными «живой» реальности, пока не будут «возрождены» социальным контактом с другими католиками. Конечно, индивид обычно хранит в памяти реальности своего прошлого. Но «освежить» эту память можно только в общении стеми |