Социальное конструирование реальности Трактат по социологии знания
 Скачать 1.39 Mb.
|
|
в одну связную систему. Они могут продолжать параллельное сосуществование на той основе, что действия в них совершают- ся независимо друг от друга. Но хотя совершение действий в этих сферах может быть изолирован- 32 ным, на уровне значений, соответствующих различным сферам поведения, возникает тенденция по крайней мере к минимальной согласованности. По ходу размышлений о сменяющих друг друга мо- ментах своего опыта индивид пытается поместить присущие им значения в непротиворечивую био- графическую систему отсчета. Эта тенденция возрастает по мере того, как индивид начинает разде- лять с другими людьми свои значения, интегрируя их в своей биографии. Возможно, что эта тенден- ция к интеграции значений основана на психологической потребности, которая в свою очередь тоже может иметь психологические корни (то есть может существовать «потребность» в связности, яв- ляющаяся неотъемлемой частью психофизиологической конституции человека). Однако наша аргу- ментация покоится не на подобных антропологических утверждениях, она связана, скорее, с анали- зом смыслового взаимодействия в процессе институционализации. (108:) Отсюда следует, что к любым утверждениям относительно «логики» институтов нужно подходить с большой осторожностью. Логика свойственна не институтам и их внешней функциональности, но способу рефлексии по их поводу. Иначе говоря, рефлектирующее сознание переносит свойство логи- ки на институциональный порядок 30 Язык предусматривает фундаментальное наложение логики на объективированный социальный мир. Система легитимации построена на языке и использует язык как свой главный инструмент. «Ло- гика», таким образом, приписываемая институциональному порядку, является частью социально дос- тупного запаса знания и само собой разумеющейся в качестве таковой. Так как хорошо социализиро- ванный индивид «знает», что его социальный мир представляет собой связное целое, он будет выну- жден объяснять его хорошее и плохое функционирование в терминах этого «знания». В результате исследователю любого общества очень легко предположить, что социальные институты действитель- но функционируют и осуществляют интеграцию так, как им «положено» 31 Тогда de facto институты интегрированы. Но их интеграция не есть функциональный императив для социальных процессов, в ходе которых они создаются; скорее интеграция институтов имеет вто- ричный характер. Индивиды совершают разрозненные институционализированные действия на про- тяжении и в контексте всей своей биографии. Эта биография представляет собой отрефлектированное целое, где разрозненные действия воспринимаются не как изолированные (109:) события, но взаимо- связанные части субъективно значимого универсума, значения которого не являются характерными только для данного индивида, но социально сформулированы и распределены. Лишь благодаря этому обращению социально распределенных смысловых универсумов возникает необходимость в инсти- туциональной интеграции. Это имеет огромное значение для анализа социальных феноменов. Если интеграцию институцио- нального порядка понимать лишь в терминах «знания», имеющегося у его членов, это означает, что анализ этого «знания» является существенным для анализа рассматриваемого институционального порядка. Важно подчеркнуть, что при этом речь не идет лишь исключительно и преимущественно о сложных теоретических системах, служащих легитимациями институционального порядка. Конечно, теории тоже нужно принимать в расчет. Но теоретическое знание — лишь небольшая и отнюдь не самая важная часть того, что считается знанием в обществе. Теоретически сложные легитимации по- являются в определенный момент истории институционализации. Знание, имеющее первостепенное значение для институционального порядка, — это дотеоретическое знание. И в сумме оно представ- ляет собой все «то, что каждый знает» о социальном мире — это совокупность правил поведения, мо- ральных принципов и предписаний, пословицы и поговорки, ценности и верования, мифы и тому по- добное, для теоретической интеграции которых требуются значительные интеллектуальные усилия, учитывая, сколь длинен путь от Гомера до (110:) создателей современных социологических систем и теорий. Однако на дотеоретическом уровне у каждого института имеется массив знания рецептов, передаваемого по наследству, то есть того знания, которое поддерживает соответствующие данному институту правила поведения 32 Такое знание составляет мотивационную динамику институционализированного поведения. Оно определяет институционализированную сферу поведения и все, попадающие в ее рамки, ситуации. Оно определяет и конструирует роли, которые следует играть в контексте рассматриваемых институ- тов. Ipso facto такое поведение становится контролируемым и предсказуемым Поскольку это знание социально объективировано как знание, то есть как совокупность общепринятых истин относительно реальности, любое принципиальное отклонение от институционального порядка воспринимается как уход от реальности. Такое отклонение можно назвать моральной испорченностью, умственной болез- нью или полным невежеством. Хотя эти четкие отличия, очевидно, важны при изучении отклоняю- щегося поведения, все они имеют более низкий когнитивный статус в определенном социальном ми- ре. Таким образом, каждый конкретный социальный мир становится миром tout court. То знание, ко- торое считается в обществе само собой разумеющимся, существует наряду с известным или еще не известным, но которое при определенных условиях может стать известным в будущем. Это знание, 33 которое приобретается в процессе социализации и опосредует объективированные структуры соци- ального мира, когда оно интернализируется (111:) в рамках индивидуального сознания. В этом смыс- ле знание — сердцевина фундаментальной диалектики общества. Оно программирует каналы, по ко- торым в процессе экстернализации создается объективный мир. Оно объективирует этот мир с помо- щью языка и основанного на нем когнитивного аппарата, то есть оно упорядочивает мир в объекты, которые должны восприниматься в качестве реальности 33 А затем оно опять интернализируется как объективно существующая истина в ходе социализации. Знание об обществе является, таким обра- зом, реализацией в двойном смысле слова — в смысле понимания объективированной социальной ре- альности и в смысле непрерывного созидания этой реальности. Например, в процессе разделения труда развиваются те области знания, которые имеют отношение к конкретным видам деятельности В своей лингвистической основе это знание уже является необхо- димым для институционального «программирования» новых видов экономической деятельности. Это может быть, к примеру, словарь обозначений различных способов охоты, использующегося для этого оружия, животных, на которых охотятся и т.д. Кроме того, оно может включать совокупность рецеп- тов, которые нужно знать, чтобы правильно охотиться. Это знание само по себе служит в качестве канализирующей, контролирующей силы, необходимой составляющей институционализации этой области поведения. По мере того как институт охоты принимает определенные очертания и продол- жает существовать во времени, эта область знания выступает в качестве объективного (и потому эм- пирически проверяемого) (112:) описания этого института. Целая часть социального мира объективи- руется посредством этого знания. Может возникнуть объективная «наука» охоты, соответствующая объективной реальности охоты как экономической деятельности. Наверное, нет нужды объяснять, что понятия «эмпирическая верификация» и «наука» понимаются здесь не в смысле современных на- учных канонов, а скорее в том смысле, что знание может рождаться из опыта и, следовательно, может стать систематически организованным в качестве области знания. И опять эта самая система знания передается следующему поколению. Оно воспринимает ее как объективную истину в ходе социализации, интернализируя таким образом в качестве субъективной реальности. В свою очередь эта реальность может оказывать влияние на формирование индивида. Она создает особый тип человека, а именно охотника, идентичность и биография которого в качестве охотника имеют смысл лишь в том мире, который сформирован указанной выше системой знания в целом (скажем, в сообществе охотников) или отчасти (скажем, в нашем обществе, где охотники со- ставляют собственную субкультуру). Другими словами, ни одна часть институционализации охоты не может существовать без определенного знания, которое было создано обществом и объективиро- вано по отношению к этой деятельности. Быть охотником и охотиться — значит вести такое сущест- вование в социальном мире, которое определяется и контролируется этой системой знания. Mutatis mutandis, то же самое применимо к области институционализированного поведения. (113:) в. Седиментация и традиция Лишь небольшая часть человеческого опыта сохраняется в сознании. И тот опыт, который сохра- няется в нем, становится осажденным (седиментированным), то есть застывшим в памяти в качестве незабываемой и признанной сущности 34 . До тех пор, пока не произошло такой седиментации, инди- вид не может придать смысл своей биографии. Интерсубъективная седиментация также происходит в том случае, когда несколько индивидов объединяет общая биография, а их опыт соединяется в общий запас знания. Интерсубъективную седиментацию поистине можно назвать социальной, лишь когда она объективирована в знаковой системе того или иного рода, то есть когда возникает возможность повторных объективаций общего опыта. Вероятно, лишь тогда этот опыт можно передавать от одного поколения другому, от одной общности — другой. Теоретически общая деятельность, не выраженная в знаковой системе, может быть основой для передачи другим поколениям. Практически это неверо- ятно. Объективно доступная знаковая система придает статус зарождающейся анонимности осажден- ному опыту благодаря отделению его от первоначального контекста индивидуальных биографий, де- лая их общедоступными для всех, кто владеет или может овладеть в будущем рассматриваемой зна- ковой системой. Таким образом, этот опыт становится готовым к передаче другим поколениям. В принципе любая знаковая система годится для этого. Конечно, обычно главной знаковой систе- мой является лингвистическая. Язык (114:) объективирует опыт, разделяемый многими, и делает его доступным для всех, кто относится к данной лингвистической общности, становясь, таким образом, и основой, и инструментом коллективного запаса знания Более того, язык предусматривает средства объективации нового опыта, позволяя включать его в уже существующий запас знания, и представля- ет собой одно из наиболее важных средств, с помощью которого объективированные и овеществлен- ные седиментации передаются в традиции данной общности. 34 Например, лишь у некоторых членов сообщества охотников есть такого рода опыт, когда, потеряв свое оружие, они вынуждены идти на дикого зверя с голыми руками. Каковы бы ни были их навыки, мужество и коварство, пережитый испуг надолго останется в сознании индивидов, прошедших через это. Если такой опыт есть у нескольких индивидов, то он становится интерсубъективным, и между ними может даже возникнуть глубокая связь. Однако по мере того, как этот опыт приобретает обо- значение и передается в лингвистической форме, он становится релевантным и для тех индивидов, у которых никогда не было такого рода опыта. Благодаря лингвистическому обозначению (которое, как можно догадаться, в сообществе охотников должно быть точным и подробным, например, «охотник- одиночка, одной рукой убивающий носорогов-самцов», и «охотник-одиночка, двумя руками уби- вающий носорогов-самок» и т.п.) опыт индивида в конкретных обстоятельствах абстрагируется от последних и становится объективно возможным для каждого или по крайней мере для каждого (115:) в рамках определенного типа (скажем, для посвященных охотников); то есть он становится в принци- пе анонимным, хотя все еще может ассоциироваться с подвигами определенных индивидов. Даже для тех, кому в своей жизни не суждено иметь подобного рода опыт (например, для женщин, которым за- прещено охотиться), он может быть по-своему релевантным (например, при выборе будущего мужа); в любом случае он становится частью общего запаса знания. Тогда объективация опыта в языке (то есть его трансформация в общедоступный объект знания) позволяет включить его в более широкую систему традиции благодаря моральным наставлениям, вдохновенной поэзии, религиозной аллегории и тому подобному. И, значит, опыт, как в узком, так и в широком значении, может быть передан каж- дому последующему поколению и даже совершенно другим общностям (скажем, сельскохозяйствен- ному сообществу, в котором этому занятию может придаваться совершенно иное значение). Язык становится сокровищницей огромной массы коллективных седиментаций, которыми можно овладеть монотетически, то есть в качестве целостной совокупности и без реконструкции первона- чального процесса их формирования 15 . Так как фактический источник седиментаций становится не столь важным, традиция может заменить его совершенно иным, не угрожая тем самым тому, что бы- ло объективировано. Иначе говоря, легитимации могут следовать одна за другой, время от времени придавая новые значения седиментированному опыту данной общности. Прошлую историю общест- ва можно (116:) реинтерпретировать, не обязательно разрушая институциональный порядок. Так, в указанном выше примере действия «охотника-одиночки» могут быть легитимированы как подвиг божества, а каждое их повторение — как имитация действий мифологического прототипа. Этот процесс лежит в основе всех объективированных седиментаций, а не только институциона- лизированных действий. Например, он может иметь отношение к передаче типизации других людей, непосредственно не связанных с определенными институтами. Например, другие типизируются как «высокие» или «невысокие», «толстые» или «тонкие», «блестящего ума» или «тупицы» вне связи с определенными институциональными значениями. Конечно, этот процесс происходит и при передаче седиментированных значений, соответствующих имевшей место ранее специализации институтов. Передача смысла института основана на социальном признании этого института в качестве «перма- нентного» решения «перманентной» проблемы данной общности. Поэтому потенциальные деятели, совершающие институционализированные действия, должны систематически знакомиться с этими значениями, для чего необходима та или иная форма образовательного процесса. Институциональные значения должны быть сильно и незабываемо запечатлены в сознании индивида. Поскольку челове- ческие существа зачастую ленивы и забывчивы, должны существовать процедуры — если необходи- мо, принудительные и вообще малоприятные, — с помощью которых эти значения могут быть снова запечатлены в сознании и запомнены. (117:) Но так как человеческие существа зачастую еще и глупы, то в процессе передачи институциональные значения упрощаются настолько, чтобы набор институ- циональных формул можно было легко выучить и запомнить последующим поколениям. «Стерео- типный» характер институциональных значений гарантирует их запоминаемость. На уровне осаж- денных значений происходит тот же процесс рутинизации и тривиализации, о котором мы уже гово- рили при обсуждении институционализации. Наглядную иллюстрацию этого представляет собой сти- лизованная форма, в которой героические черты становятся частью традиции. Объективированные значения институциональной деятельности воспринимаются как «знание» и передаются в качестве такового. Некоторая часть этого знания считается релевантной для всех, дру- гая — лишь для определенных типов людей. Для любой передачи знания требуется некий социаль- ный аппарат. То есть предполагается, что некоторые типы людей будут передающими, а другие — воспринимающими традиционное «знание». Специфический характер этого аппарата будет, конечно, меняться от общества к обществу. Кроме того, должны существовать процедуры, с помощью которых знакомые с традицией люди передают ее тем, кому она неизвестна. Например, технические, магиче- ские и моральные знания охотников могут передавать дядья по материнской линии своим племянни- кам определенного возраста посредством специальных процедур инициации. Типология знающих и 35 незнающих, подобно «знанию», которое предполагается (118:) дать им, — дело социального опреде- ления. И «знание» и «незнание» связаны с тем, каково социальное определение реальности, а не с ка- кими-то внесоциальными критериями когнитивной значимости. Грубо говоря, дядья по материнской линии не потому передают этот определенный запас знания, что знают его, но знают его (то есть оп- ределены в качестве знающих), потому что являются дядьями по материнской линии. Если по ка- ким-то причинам институционально предназначенный для этого дядя по материнской линии не мо- жет передавать данное знание, он перестает быть дядей по материнской линии в полном смысле слова и может быть лишен этого институционально признанного статуса. В зависимости от социального пространства релевантности определенного типа «знания», его сложности и важности в той или иной общности «знание» может вновь и вновь подтверждаться с по- мощью символических объектов (таких, как фетиши и военные эмблемы) и/или символических дей- ствий (таких, как религиозный или военный ритуал). Иначе говоря, физические объекты и действия можно назвать мнемотехническими вспомогательными средствами. Очевидно, что любая передача институциональных значений включает процедуры контроля и легитимации. Они присущи самим ин- ститутам и осуществляются соответствующим персоналом. Можно еще раз подчеркнуть, что нет ни- какой априорной согласованности, не говоря уж о функциональности, якобы существующей между различными институтами и соответствующими им формами передачи знания. Проблема логической связности (119:) возникает, во-первых, на уровне легитимации (где может возникнуть конфликт или конкуренция между различными легитимациями и ответственным за них персоналом), а во-вторых, на уровне социализации (где могут возникнуть трудности с интернализацией сменяющих друг друга или конкурирующих друг с другом институциональных значений). Если вернуться к нашему приме- ру, то не существует никакой априорной причины, почему институциональные значения, возникшие в сообществе охотников, не могли бы распространиться в сельскохозяйственном сообществе. Более того, стороннему наблюдателю эти значения могут показаться имеющими сомнительную «функцио- нальность» в первом сообществе периода их распространения и не имеющими вообще никакой «функциональности» во втором сообществе. Трудности, которые здесь могут возникнуть, связаны с теоретической деятельностью тех, кто занят легитимацией и практической деятельностью тех, кто руководит «образованием» в новом сообществе. Теоретики должны удовлетвориться тем, что богиня охоты займет свое место в сельскохозяйственном пантеоне, а педагоги должны объяснить ее мифоло- гическую деятельность детям, никогда не видевшим охоты. Теоретики, занимающиеся легитимацией, стремятся достичь логической связности, а дети стремятся к непокорности. Проблема здесь, однако, не в абстрактной логике, или технической функциональности, а, скорее, в искренности, с одной сто- роны, и в доверчивости — с другой, то есть это проблема совсем иного рода. (120:) г. Роли Как мы уже видели, истоки любого институционального порядка находятся в типизации совер- шаемых действий, как наших собственных, так и других людей. Это означает, что одного индивида объединяют с другими определенные цели и совпадающие этапы их достижения; более того, не толь- ко определенные действия, но и формы действия типизируются. То есть отдельный деятель должен осознавать не только совершаемое им действие типа X, но и тип действия X, совершавшегося любым деятелем, кому могла бы соответствовать данная релевантная структура. Например, индивид может осознавать, что муж его сестры занят поркой его собственного нахального отпрыска, и понимать, что это определенное действие — лишь частный случай формы действия, соответствующего другим па- рам дядя-племянник, и вообще образец, существующий в матрилокальном обществе. Только в случае преобладания последней типизации этот инцидент станет само собой разумеющимся в данном обще- стве, отец будет осторожно устранен со сцены, чтобы не мешать легитимации авункуларного автори- тета. Для типизации форм действия нужно, чтобы они имели объективный смысл, для чего в свою оче- редь необходима лингвистическая объективация. То есть нужен словарный запас, имеющий отноше- ние к этим формам действия (таким, как «порка племянника», и это действие будет отнесено к более крупным лингвистическим структурам родства с его правами и обязанностями). Тогда действие и его смысл в принципе можно было бы (121:) принять независимо от его индивидуальных исполнений и связанных с ними различных субъективных процессов. И Я, и другой могли бы быть поняты как ис- полнители объективных, общеизвестных действий, периодически повторяющихся любым деятелем соответствующего типа. Это имеет очень важные последствия для самовосприятия. В ходе действия происходит отождест- вление Я с объективным смыслом действия; совершающееся действие определяет самопонимание деятеля в данный момент и определяет его в объективном смысле, социально предписанном дейст- вию. Хотя маргинальное осознание своего тела и других аспектов Я, непосредственно не вовлечен- 36 ных в действие, по сути дела, не прекращается в данный момент, деятель воспринимает себя, отожде- ствляя с социально объективированным действием («Сейчас я порю своего племянника» — само со- бой разумеющийся эпизод в рутине повседневной жизни). После того как действие завершено, возни- кает еще одно важное следствие — деятель размышляет о своем действии. Теперь часть Я объекти- вирована в качестве того, кто совершил это действие, а целостное Я опять становится относительно не отождествленным с совершенным действием. То есть теперь оказывается возможным понять Я как бывшее вовлеченным в действие лишь отчасти (в конце концов, мужчина из нашего примера пред- ставляет собой не только того, кто порет племянника). Нетрудно заметить, что, по мере того как на- капливаются подобные объективации («порщик племянника», «сестра милосердия», «посвященный воин» и т.д.), весь спектр самосознания (122:) структурируется в терминах этих объективаций. Дру- гими словами, часть Я объективирована в терминах социальных типизации, существующих в данном обществе. Эта часть — воистину «социальное Я» — субъективно воспринимается как отличающееся от целостного Я и даже противостоящее ему 36 . Этот важный феномен, который делает возможным внутреннюю «беседу» между различными частями Я, будет рассматриваться чуть дальше, когда мы обратимся к процессу, с помощью которого социально сконструированный мир интернализируется в индивидуальном сознании. Сейчас нас интересует взаимосвязь этого феномена с объективно сущест- вующими типизациями поведения. В общем, деятель идентифицирует себя с социально объективированными типизациями поведения in actu, но дистанцируется от них по мере размышления о своем поведении. Эта дистанция между деятелем и его действием может сохраняться в сознании и проецироваться на повторение действия в будущем. Так что и я сам, и другие, совершая действия, воспринимаются не как уникальные индиви- ды, а как типы. По определению, эти типы взаимозаменяемы. Собственно, о ролях можно начать говорить, когда такого рода типизация встречается в контексте объективированного запаса знания, общего для данной совокупности деятелей. Роли — это типы дея- телей в таком контексте 37 . Легко можно заметить, что конструирование ролевых типологий — необ- ходимый коррелят институционализации поведения. С помощью ролей институты воплощаются в индивидуальном опыте. Лингвистически (123:) объективированные роли — существенный) элемент объективно доступного мира любого общества. Играя роли, индивиды становятся участниками соци- ального мира. Интернализируя эти роли, они делают этот мир субъективно реальным для себя. В общем запасе знания существуют стандарты ролевого исполнения, которые доступны всем чле- нам общества или по крайней мере тем, кто является потенциальным исполнителем рассматриваемых ролей. Сама эта общедоступность — часть того же запаса знания; общеизвестны не только стандарты роли X, но известно, что эти стандарты известны. Следовательно, каждый предполагаемый деятель в роли X может считаться ответственным за следование стандартам, которым он может быть обучен в контексте институциональной традиции и которые используются для подтверждения полномочий всех исполнителей и служат к тому же в качестве рычагов контроля. Роли берут свое происхождение в том же самом фундаментальном процессе хабитуализации и объективации, что и институты. Роли появляются наряду с процессом формирования общего запаса знания, включающего взаимные типизации поведения, процессом, который, как мы видели, присущ социальному взаимодействию и предшествует собственно институционализации. Вопрос о том, в ка- кой степени роли становятся институционализированными, равнозначен вопросу, в какой степени те или иные сферы поведения находятся под влиянием институционализации, и на него можно дать один и тот же ответ. Всякое (124:) институционализированное поведение включает роли. Следова- тельно, ролям присущ контролирующий характер институционализации. Как только деятели типизи- рованы в качестве исполнителей ролей, их поведение ipso facto подвергается принуждению. Согласие и несогласие с социально определенными ролевыми стандартами перестают быть необязательными, хотя суровость санкций, конечно, различна в том или ином случае. Роли представляют институциональный порядок на двух уровнях 38 . Во-первых, исполнение роли представляет самое себя. Например, участвовать в процессе вынесения приговора — значит пред- ставлять роль судьи. Индивид, выносящий приговор, действует не «по своей воле», но как судья. Во- вторых, роль представляет институциональную обусловленность поведения. Роль судьи связана с другими ролями, вся совокупность которых составляет институт права. Судья действует как предста- витель этого института. Лишь будучи «представленным в исполняемых ролях, институт может про- явить себя в актуальном опыте. Институт со всей совокупностью «запрограммированных» действий подобен ненаписанному либретто драмы. Постановка драмы зависит от вновь и вновь повторяющего- ся исполнения живыми деятелями предписанных им ролей. Деятели воплощают роли и актуализиру- ют драму, представляя ее на данной сцене. Ни драма, ни институт в действительности не существуют без этой повторяющейся постановки. Тогда сказать, что роли представляют институты, значит ска- 37 зать, что роли дают институтам возможность постоянно существовать, реально присутствуя в опыте живых индивидов. (125:) Институты представлены и другим образом. Их лингвистические объективации — от самых про- стых вербальных названий до весьма сложных символических обозначений реальности — также представляют их (то есть делают их присутствующими) в опыте. Они могут быть представлены и фи- зическими объектами — как естественными, так и искусственными. Однако все эти репрезентации «мертвы» (то есть лишены субъективной реальности) до тех пор, пока они не будут «вызваны к жиз- ни» в актуальном человеческом поведении. Репрезентация института в ролях и посредством ролей есть, таким образом, репрезентация par excellence, от которой зависят все другие репрезентации. На- пример, институт права представлен, конечно же, и правовым языком, правовыми законами, юриди- ческими теориями и, наконец, предельными легитимациями института и его норм в этической, рели- гиозной или мифологической системах мышления. Такие, созданные человеком, феномены, как вну- шающие страх рычаги правосудия, зачастую сопровождающие правовое регулирование, и такие при- родные феномены, как удары грома, которые могут быть приняты за божественный приговор в испы- тании «божьим судом» и даже могут стать символом высшей справедливости, также представляют институт. Но значимость и даже умопостигаемость всех этих репрезентаций коренится в том, что они используются в человеческом поведении, которое оказывается поведением, типизированным в инсти- туциональных правовых ролях. Когда люди начинают размышлять обо всех этих вопросах, они сталкиваются с проблемой (126:) взаимосвязи различных репрезентаций в связное целое, которое имело бы смысл 39 . Любое конкретное исполнение роли связано с объективным смыслом института, а значит, и с другими дополнительными исполнениями роли и со смыслом института как целого. Хотя проблема интеграции различных ре- презентаций решается прежде всего на уровне легитимации, она может рассматриваться и в терминах определенных ролей. Все роли представляют институциональный порядок в указанном выше значе- нии. Однако некоторые роли лучше, чем другие, символически представляют этот порядок во всей его целостности. Такие роли имеют огромное стратегическое значение в обществе, так как представ- ляют не только тот или иной институт, но интеграцию всех институтов в осмысленный мир. Ipso facto эти роли помогают, конечно, поддержанию такой интеграции в сознании и поведении членов обще- ства, то есть они особым образом связаны с аппаратом легитимации данного общества. У некоторых ролей нет никаких иных функций, кроме этой символической репрезентации институционального по- рядка в качестве интегрированного целого, другие выполняют эту функцию время от времени, наряду с обычными для них менее возвышенными функциями. Например, судья в каком-то, особо важном случае может представлять все общество в целом. Монарх поступает так всегда, и в условиях консти- туционной монархии он, в сущности, может не иметь никаких иных функций, кроме того, чтобы быть «живым символом» институционального порядка для всех уровней общества, вплоть до самого рядо- вого человека. Исторически (127:) так сложилось, что роли, символически представляющие институ- циональный порядок во всей его целостности, обычно оказывались в ведении политического и рели- гиозного институтов 40 Для наших непосредственных целей важнее характер ролей, опосредующих особые сектора обще- го запаса знания. Благодаря ролям, которые он играет, индивид оказывается посвященным в особые сферы социально объективированного знания не только в узком когнитивном значении, но и в смыс- ле «знания» норм, ценностей и даже эмоций. Чтобы быть судьей, надо обладать знанием права, а также знанием в самых различных областях человеческой жизни, связанных с правом Оно включает также «знание» ценностей и установок, которые считаются присущими судье, а также, согласно по- словице, и жене судьи. Судья должен также обладать соответствующим «знанием» в эмоциональной сфере: например, он должен будет знать, когда сдержать свои чувства сострадания, помня о немало- важных психологических предпосылках этой роли. Таким образом, каждая роль открывает доступ к определенному сектору всего запаса знания, имеющегося в обществе Чтобы усвоить роль, недоста- точно овладеть рутинными действиями, обязательными для ее «внешнего» исполнения. Нужно быть посвященным в различные когнитивные и даже аффективные уровни системы знания, прямо или кос- венно соответствующей данной роли. Это предполагает социальное распределение знания 41 . Запас знания общества организован таким образом, что часть его является релевантной (128:) для всех, а часть — лишь для определенных ро- лей. Это верно в отношении даже очень простых социальных ситуаций, подобных нашему примеру с мужчиной, бисексуальной женщиной и лесбиянкой. В таком случае существует некое знание, реле- вантное для всех троих (например, знание процедур, необходимых для поддержания экономического положения этой компании), тогда как знание другого рода релевантно лишь для двоих (в одном слу- чае оно связано с лесбийской, а в другом — с гетеросексуальной связью). Иначе говоря, социальное распределение знания означает его разделение на общее и специфическо-ролевое. 38 Рассматривая процесс накопления знания в обществе в ходе исторического развития, можно пред- положить, что вследствие разделения труда специфическо-ролевое знание будет расти быстрее, чем общедоступное и релевантное для всех знание. Умножение специфических задач, связанное с разде- лением труда, требует стандартизованных решений, которые было бы легко усвоить и передать сле- дующим поколениям. В свою очередь для принятия этих решений требуется специализированное знание определенных ситуаций и связи средств и целей, в терминах которого ситуации являются со- циально определенными. Иначе говоря, появятся специалисты, каждый из которых должен будет знать то, что необходимо для выполнения его конкретной задачи. Для накопления специфическо-ролевого знания общество должно быть устроено таким образом, чтобы определенные индивиды могли сосредоточиться на своей специальности. Если в сообществе охотников определенные индивиды (129:) должны стать специалистами в области изготовления ору- жия, их следует обеспечить всем необходимым, чтобы освободить от охоты, которой заняты все взрослые мужчины. Такое более отвлеченное специализированное знание, как знание мистагогов или других интеллектуалов требует аналогичной социальной организации. Во всех этих случаях специа- листы становятся управляющими теми секторами запаса знания, которые были социально предписа- ны им. В то же время важной частью релевантного для всех знания является типология специалистов. Ес- ли специалисты определяются как индивиды, которые знают свою специальность, каждый должен знать, кем являются необходимые им специалисты. Рядовой человек не надеется узнать сложности магии, воздействующей на плодородие или снимающей злые чары. Что он должен знать, так это ка- кого мага позвать в случае нужды того или иного рода. Таким образом, типология экспертов (кото- рую современные социальные работники называют вспомогательным указателем) является частью общедоступного, релевантного для всех запаса знания, тогда как знание, необходимое для эксперти- зы, таковым не является. Практические трудности, которые могут возникать в определенных общест- вах (например, когда есть конкурирующие группы экспертов или когда специализация становится на- столько сложной, что неспециалист оказывается в тупике), не слишком интересуют нас на данном этапе. Следовательно, анализировать взаимосвязь между ролями и знанием можно с двух одинаково важных точек зрения. Если рассматривать ее (130:) в перспективе институционального порядка, роли оказываются институциональными репрезентациями и звеньями, опосредующими институционально объективированные системы знания 42 . Если рассматривать ее в перспективе различных ролей, каждая роль несет в себе часть социально определенного знания. Безусловно, обе перспективы указывают на один и тот же глобальный феномен, представляющий собой сущность общественной диалектики. Ис- ходя из первой перспективы, можно сказать, что общество существует лишь в той мере, в какой ин- дивиды осознают его; исходя из второй — что индивидуальное сознание социально детерминирова- но. Если свести это к проблеме ролей, то можно сказать, что, с одной стороны, институциональный порядок реален лишь постольку, поскольку реализуется в исполняемых ролях, а с другой стороны — роли представляют институциональный порядок, который определяет их характер (включая и то, что они являются носителями знания) и придает им объективный смысл. Анализ ролей особенно важен для социологии знания, так как он раскрывает связь между макро- скопическими смысловыми универсумами, объективированными в обществе, и способами, посредст- вом которых эти универсумы становятся субъективно реальными для индивидов. Так что теперь ока- зывается возможным проанализировать, к примеру, макроскопические социальные корни религиоз- ного мировоззрения определенных общностей (классов, этнических групп, интеллектуальных кру- гов), а также способ, каким это мировоззрение проявляется в сознании индивида. Проанализировать и то, и другое (131:) одновременно можно лишь в том случае, если исследуются способы связи индиви- да с рассматриваемой общностью во всей полноте его социальной деятельности. Такое исследование было бы неизбежно исследованием в области ролевого анализа. д. Границы и способы институционализации До сих пор мы рассматривали институционализацию в терминах существенных характеристик, которые можно было бы считать социологическими константами. Очевидно, что в данном исследова- нии мы не можем дать даже краткого обзора бесчисленных вариаций и комбинаций этих констант в их воплощении в исторической реальности. Эту задачу можно было бы решить, лишь написав уни- версальную историю с точки зрения социологической теории. Существует, однако, ряд исторических разновидностей характера институтов, столь важных для конкретного социологического анализа, что их следует рассмотреть хотя бы кратко. Конечно, наше внимание будет опять сосредоточено на взаи- мосвязи между институтами и знанием. 39 Исследуя любой конкретный институциональный порядок, можно задать следующий вопрос: ка- ковы границы институционализации в рамках всей совокупности социальных действий данной общ- ности? Иначе говоря, насколько велик сектор институционализированной деятельности в сравнении с сектором неинституционализированным? 43 Понятно, что по этому вопросу нет исторического едино- образия, так как разные общества допускают большие или меньшие возможности для институциона- лизированных действий. (132:) Нам важно понять, какие же факторы определяют большие или мень- шие границы институционализации. Формально границы институционализации зависят от всеобщности релевантных структур. Если многие или большая часть релевантных структур повсеместно разделяются членами общества, гра- ницы институционализации будут широкими. Если лишь некоторые релевантные структуры повсе- местно разделяются, границы институционализации будут узкими. В последнем случае существует возможность, что институциональный порядок будет весьма фрагментарным, поскольку определен- ные релевантные структуры разделяются отдельными группами, а не обществом в целом. В эвристическом смысле было бы полезно поразмышлять здесь в терминах идеально-типических крайностей. Можно представить общество, в котором институционализация является полной. В та- ком обществе все проблемы — общие, все решения этих проблем социально объективированы и все социальные действия институционализированы. Институциональный порядок охватывает всю соци- альную жизнь, которая напоминает непрерывное исполнение сложной чрезвычайно стилизованной литургии. Здесь нет или почти нет специфическо-ролевого распределения знания, так как все роли исполняются в ситуациях в равной степени релевантных для всех деятелей. Эту эвристическую мо- дель полностью институционализированного общества (достойная кошмара тема, отметим по ходу дела) можно слегка видоизменить, представив, что все социальные действия институционализирова- ны, но не только вокруг (133:) общих проблем. Хотя стиль жизни в таком обществе, предписываемый его членам, был бы столь же суровым, все же здесь была бы больше степень специфическо-ролевого распределения знания. Так сказать, одновременно совершалось бы несколько литургий. Нет необхо- димости говорить, что ни такой модели полностью институционализированного общества, ни ее мо- дификации мы не обнаружим в истории. Общества, существующие в действительности, можно рас- сматривать лишь в терминах их приближения к этому крайнему типу. Тогда можно сказать, что при- митивные общества приближаются к этому типу в гораздо большей степени, чем цивилизованные 44 Можно даже сказать, что в развитии архаических цивилизаций заметно прогрессивное движение в противоположную от этого типа сторону 45 Его крайней противоположностью было бы общество, в котором существует только одна общая проблема и институционализируются лишь те действия, которые связаны с этой проблемой. В таком обществе почти не было бы общего запаса знания, так как практически всякое знание — специфиче- ско-ролевое. Если говорить о макроскопических обществах, то даже приближений к этому типу не существует в исторической реальности. Но определенного рода приближения к нему можно обнару- жить в сравнительно небольших социальных образованиях — например, в освободившихся колониях, где общие интересы сводятся к экономическим мероприятиям, или в военных экспедициях, состоя- щих из ряда племенных или этнических соединений, единственная (134:) общая проблема у которых — ведение войны. Помимо развития социологического воображения, подобный эвристический вымысел полезен лишь в той степени, в какой он помогает прояснить условия, благоприятствующие приближению к нему. Наиболее общее условие — определенная степень разделения труда с сопутствующей диффе- ренциацией институтов 46 . Любое общество, в котором увеличивается разделение труда, движется в сторону, противоположную от вышеописанного первого крайнего типа. Другое общее условие, тесно связанное с предыдущим, — наличие экономических излишков, позволяющее определенным инди- видам или группам заниматься специализированной деятельностью, непосредственно не связанной с поддержанием жизни 47 . Как мы видели, наличие этих специализированных видов деятельности при- водит к специализации и сегментации общего запаса знания. Это дает возможность знанию, которое может быть отделено субъектом от любой социальной релевантности, стать «чистой теорией» 48 . Это означает, что определенные индивиды (если вернуться к нашему предыдущему примеру) освобожде- ны от охоты не только для того, чтобы ковать оружие, но и придумывать мифы. Так что теперь у нас есть «теоретическая жизнь» с присущим ей распространением специализированных систем знания, которые находятся в ведении специалистов, чей социальный престиж в действительности может за- висеть от их неспособности делать что-либо, помимо теоретизирования. Это порождает ряд теорети- ческих проблем, к которым мы вернемся позднее. (135:) Однако институционализация не является необратимым процессом, несмотря на тот факт, что од- нажды созданные институты имеют тенденцию сохраняться 49 . По многим историческим причинам границы институционализированных действий могут уменьшаться; в отдельных областях социальной 40 жизни может иметь место деинституци-онализация 50 . Например, частная сфера, появляющаяся в со- временном индустриальном обществе, значительно деинституционализирована в сравнении с пуб- личной сферой 51 Следующий вопрос, от решения которого будут зависеть различия исторических институциональ- ных порядков, — какова взаимосвязь различных институтов друг с другом на уровнях действий и значений? 52 Что касается первого крайнего вышеуказанного типа, то здесь налицо единство институ- циональных действий и значений в каждой субъективной биографии. Весь социальный запас знания актуализирован в каждой индивидуальной биографии. Каждый делает все и знает все. Проблема ин- теграции значений (то есть смысловой взаимосвязи различных институтов) является исключительно субъективной. Объективный смысл институционального порядка представляется каждому индивиду как данный, общеизвестный и само собой разумеющийся в качестве такового. Если здесь вообще су- ществует какая-либо проблема, то лишь вследствие субъективных трудностей индивида, связанных с интернализацией социально принятых значений. Чем большим будет отклонение от этой эвристической модели (в реально существующих общест- вах), тем большими будут модификации (136:) данности институциональных значений. На первые две мы уже указывали: сегментация институционального порядка, когда определенные типы индиви- дов совершают определенные действия; социальное распределение знания, когда специфическо- ролевое знание закреплено за определенными типами. По мере их развития возникает новая конфигу- рация на уровне смысла. Теперь проблема относительно интеграции значений в рамках всего общест- ва становится объективной. Эта проблема — совершенно иного рода, чем субъективная проблема, связанная с приведением в соответствие смысла, который индивид придает своей биографии, с тем смыслом, которым ее наделяет общество. Различие между ними столь же велико, сколь между пропа- гандой, убеждающей других, и личными воспоминаниями, которыми убеждают себя. В нашем примере с треугольником мужчина-женщина-лесбиянка мы подошли, наконец, к тому, чтобы показать: нельзя априорно утверждать, что различные процессы институционализации будут «поддерживать друг друга». Релевантную структуру, разделяемую мужчиной и женщиной (А-В) не следует объединять с теми, которые разделяют женщина с лесбиянкой (В-С) и лесбиянка с мужчиной (С-А). Разрозненные институциональные процессы могут продолжать сосуществовать друг с другом без всеохватывающей интеграции. Далее мы утверждаем: эмпирический факт, что институты под- держивают друг друга, несмотря на невозможность априорного допущения этого, может быть принят в расчет лишь в отношении рефлектирующего сознания (137:) индивидов, налагающих определенную логику своего восприятия на некоторые институты. Теперь мы можем несколько развить это утвер- ждение, допустив, что один из трех индивидов (предположим, мужчина) будет неудовлетворен от- сутствием симметрии в этой ситуации. Это не значит, что разделяемые им релевантности (A-B и C-A) изменились для него. Скорее, его теперь беспокоит релевантность, которую он раньше не разделял (B-C). Вероятно, потому, что она вступает в противоречие с его собственными интересами (C прово- дит слишком много времени, занимаясь любовью с B, и пренебрегает своей совместной с ним дея- тельностью по выращиванию цветов) или потому, что у него есть теоретические амбиции. В любом случае он хочет объединить три разрозненные релевантности и сопутствующие им процессы хаби- туализации в связное осмысленное целое A-B-C. Как он может это сделать? Представим, что он религиозный гений. В один прекрасный день он преподносит двум другим но- вую мифологию. Мир был сотворен в два этапа, суша создана богом-творцом при совокуплении с од- ной из своих сестер, а море — в акте взаимной мастурбации его сестер-близнецов. И когда мир был таким образом создан, бог-творец присоединился к сестрам-близнецам в великом танце цветов, в ре- зультате чего на суше появляются флора и фауна. Таким образом, существующая трехгранность гете- росексуальности, лесбиянства и возделывания цветов есть не что иное, как имитация человеком архе- типических действий богов. Неплохо? Читателю, имеющему кое-какие познания в области сравни- тельной мифологии, нетрудно (138:) будет найти исторические параллели этой космогонической кар- тины. У нашего мужчины могут возникнуть некоторые трудности с тем, чтобы убедить других при- нять его теорию, то есть он столкнется с проблемой пропаганды. Однако, если предположить, что у В и С тоже есть практические трудности с осуществлением их различных проектов или (менее вероят- но) что они вдохновились космической картиной, нарисованной А, тогда есть шанс, что его схема, возможно, приобретет популярность. Однажды он преуспел, и с тех пор все три индивида «знают», что некоторые их действия совершаются вместе для всего сообщества (включающее А-В-С), и это «знание» будет оказывать влияние на то, что происходит в данной ситуации. Например, С теперь мо- жет быть более расположенной делить свое время поровну между двумя главными занятиями. Если наш пример кажется притянутым за уши, можно попробовать сделать его более убедитель- ным, представив процесс секуляризации в сознании нашего религиозного гения. Мифология больше не внушает доверия. Ситуацию следует объяснить посредством социальной науки. Это, конечно, 41 очень легко. Очевидно (то есть для нашего религиозного гения, превратившегося в социального уче- ного), что два вида социальной деятельности, присутствующих в нашей ситуации, выражают глубоко укорененные психологические потребности ее участников. Он «знает», что фрустрация этих потреб- ностей приведет к «дисфункциональным» напряжениям. С другой стороны, то, что наше трио прода- ет цветы кокоса на другой конец острова, — это факт. И это решает (139:) дело. Поведение образцов А-В и В-С функционально в терминах экономической сферы «социальной системы». А-В-С — не что иное, как рациональное следствие функциональной интеграции на межсистемном уровне. Так что ес- ли А преуспеет, пропагандируя двум девушкам свою теорию, их «знание» функциональных импера- тивов данной ситуации будет иметь определенные последствия в виде контроля за их поведением. Mutatis mutandis, будем придерживаться той же самой аргументации, если отвлечемся от идилли- ческой лицом-к-лицу ситуации нашего примера и перейдем на макросоциальный уровень. Сегмента- ция институционального порядка и сопутствующее ей распределение знания ведут к проблеме обес- печения интегративных значений, которые будут охватывать все общество и придавать всеохваты- вающий контекст объективного смысла фрагментарному социальному опыту и знанию индивида. Бо- лее того, всеохватывающая интеграция значений будет не единственной проблемой. Возникает также проблема легитимации институциональной деятельности одного типа деятеля по отношению к дру- гим типам. Мы можем предположить, что существует смысловой универсум, придающий объектив- ный смысл деятельности воинов, фермеров, торговцев и экзорцистов. Это не значит, что у этих типов деятелей не будет противоречия интересов. Даже в рамках общего смыслового универсума у экзор- цистов может возникнуть проблема «объяснения» воинам некоторых своих действий и т.п. Методы такой легитимации исторически весьма различны. (140:) Другое следствие институциональной сегментации — это возможность существования в обществе изолированных смысловых подуниверсумов, начиная с акцентов на ролевой специализации вплоть до того момента, когда знание становится всецело эзотерическим, в отличие от общего запаса знания. Такие смысловые подуниверсумы могут быть скрыты или нет от обычного взора. В определенных случаях не только когнитивное содержание эзотерических подуниверсумов, но даже само существо- вание этих подуниверсумов и общностей может быть тайной. Смысловые подуниверсумы конструи- руются в обществе по разным критериям — полу, возрасту, профессии, религиозным предпочтениям, эстетическому вкусу и т.д. Конечно, возможность появления таких подуниверсумов постепенно уве- личивается по мере все большего разделения труда и накопления экономических излишков. В обще- ствах с экономикой, гарантирующей прожиточный минимум, возможна когнитивная разделенность мужчин и женщин, старых воинов и молодых, подобно тому, как она имеет место в «тайных общест- вах», распространенных в Африке и среди американских индейцев. Это дает возможность эзотериче- скому существованию некоторых священников и магов. Такие вполне сформировавшиеся смысловые подуниверсумы, как, скажем, характерные для индусских каст, образованной древнекитайской бюро- кратии или жреческой верхушки Древнего Египта, требуют гораздо более разработанных решений экономической проблемы 51 Подобно любым социальным смысловым системам, подуниверсумы должны (141:) «поддержи- ваться» определенной общностью 54 , то есть группой, которая непрерывно создает рассматриваемые значения, в которой они имеют характер объективной реальности. Между такими группами возмож- ны конфликт или конкуренция. На простейшем уровне может возникнуть конфликт по поводу рас- пределения излишков материальных благ между специалистами, освобожденными, к примеру, от производительного труда. Кто должен официально иметь эту привилегию: все врачи или только те, которые лечат семью повелителя? Или кто должен получать от властей постоянное вознаграждение за труд — тот, кто лечит больных травами или вводя их в состояние транса? Такие социальные кон- фликты легко перерастают в конфликты между соперничающими системами мышления, где каждая стремится самоутвердиться и в лучшем случае дискредитировать, а в худшем — ликвидировать кон- курирующую систему знания. В современном обществе мы продолжаем сталкиваться с подобными конфликтами (как социально-экономическими, так и когнитивными) между ортодоксальной медици- ной и такими ее конкурентами, как хиропрактика, гомеопатия или Христианская Наука. В развитых индустриальных обществах с их громадными экономическими излишками, позволяющими огромно- му количеству индивидов посвящать все свое время даже самым темным занятиям, конкуренция ме- жду множеством смысловых подуниверсумов любого мыслимого рода становится нормальным по- ложением дел 55 С установлением смысловых подуниверсумов возникает масса перспектив видения общества (142:) в целом, рассматривающих общество под углом зрения собственного подуниверсума. Хироп- рактик смотрит на общество под углом зрения иным чем у профессора медицины, поэт — иначе, чем бизнесмен, иудаист — иначе, чем иноверец, и т.д. Само собой разумеется, что эта множественность перспектив весьма усложняет проблему установления стабильной символической завесы для всего 42 общества Каждая перспектива, со всеми ее теориями или даже Weltanschauungen, будет связана с конкретными социальными интересами группы, которая ее придерживается. Однако это не означает, что различные перспективы, не говоря уж о теориях или Weltanschauungen, — не что иное, как меха- ническое отражение социальных интересов Особенно на теоретическом уровне вполне можно дос- тичь значительной степени отделения знания от биографических и социальных интересов его носите- лей. Таким образом, могут существовать вполне вещественные социальные причины того, почему ев- реи занимаются определенной научной деятельностью, но невозможно предсказать научные позиции в зависимости от того, кто их занимает — евреи или нет. Иначе говоря, научный смысловой универ- сум может достигать значительной автономии по сравнению с его социальной базой. Хотя на практи- ке возможны отклонения от этого, в теории это верно в отношении любой системы знания и даже когнитивных перспектив видения общества. Более того, система знания, однажды достигшая уровня относительно автономного смыслового подуниверсума, может оказывать обратное воздействие на общность, продуктом которой она (143:) является. Например, евреи могут стать социальными учеными, потому что у них есть свои особые проблемы в обществе как у евреев. Но после того как они уже приобщены к мышлению научного универсума, они могут не только смотреть на общество под углом зрения, отличным от того, который характерен исключительно для евреев, но даже и их социальная деятельность как евреев может изме- ниться в результате приобщения к новым перспективам социальных наук. Степень такого отделения знания от его экзистенциальных источников зависит от целого ряда исторических переменных (таких, как настоятельность вовлеченных в этот процесс социальных интересов, степень теоретической сложности рассматриваемого знания, его социальная релевантность или иррелевантность и т.д.). Весьма важен для нашего исследования принцип, согласно которому взаимосвязь между знанием и его социальной основой является диалектической; это означает, что знание — социальный продукт и фактор социального изменения 56 . Мы уже разъясняли этот принцип диалектической связи между со- циальным производством и объективированным миром, являющимся его продуктом; особенно важно помнить об этом, анализируя конкретные смысловые подуниверсумы. Возрастающее число и сложность этих подуниверсумов делают их все более недоступными для понимания неспециалистов. Они становятся эзотерическими анклавами, «герметически закрытыми» (в том смысле, что ассоциируются главным образом с Герметической системой тайного знания) для всех, кроме посвященных в эти тайны. (144:) В связи с возрастающей самостоятельностью подуниверсумов возникают особые проблемы леги- тимации как для посвященных, так и для непосвященных. Непосвященные должны держаться в сто- роне от этих подуниверсумов, иногда оставаясь в неведении даже относительно их существования. Однако если они не столь несведущи и если подуниверсуму требуются различные специальные при- вилегии и признание значительной части общества, встает проблема: оставить в неведении непосвя- щенных и при этом получить от них признание легитимности этой процедуры. Этого добиваются по- средством различных механизмов устрашения, рациональной и иррациональной пропаганды (обра- щенной как к эмоциям, так и к интересам непосвященных), мистификации и вообще манипуляции престижными символами. Посвященные, с другой стороны, должны поддерживать связь со своим знанием и оберегать его. Это требует разработки как практических, так и теоретических процедур, с помощью которых можно было бы контролировать попытки бегства от этих подуниверсумов. Де- тальнее эту проблему легитимации мы будем рассматривать позднее. А сейчас ее можно проиллюст- рировать. Недостаточно установить эзотерический подуниверсум медицины. Профаны должны по- нять его необходимость и пользу, а медицинское сообщество должно придерживаться стандартов этого подуниверсума. Так, основную массу населения запугивают тем, что, если не следовать советам врача, это может привести к смерти; ее призывают не делать этого по причине прагматической выго- ды от послушания и собственного (145:) страха перед смертью и болезнью. Для того чтобы подчерк- нуть авторитет своей профессии, медицина набрасывает на себя покров вековых символов тайны и власти — от диковинного костюма до непонятного языка, — которые, конечно, все легитимируются как для широкой публики, так и для самих медиков в практических целях. Между тем абсолютно преданные своей профессии представители медицинского мира воздерживаются от «знахарства» (как от того, что находится вне медицинского подуниверсума) не только из-за наличия мощных средств внешнего контроля, но и благодаря всей системе профессионального знания, выдвигающей «научные доказательства» глупости и даже греховности такого отклонения. Иначе говоря, идет в ход весь аппа- рат легитимации для того, чтобы профаны оставались профанами, доктора — докторами и чтобы все были (если такое возможно) довольны. Особые проблемы возникают в результате того, что темпы изменения институтов и подуниверсу- мов различны 57 . Это затрудняет как всеохватывающую легитимацию институционального порядка, так и специфические легитимации отдельных институтов и подуниверсумов. Феодальное общество с 43 современной армией, земельная аристократия, вынужденная существовать в условиях индустриаль- ного капитализма, традиционная религия, которая должна справиться с популяризацией научного мировоззрения, сосуществованием в одном обществе теории относительности и астрологии. В нашей современной жизни — множество примеров подобного рода, но вовсе не обязательно детально их рассматривать. Достаточно (146:) сказать, что в таких случаях работа, ведущаяся в направлении не- скольких легитимаций, становится особенно напряженной. Поскольку исторические формы институционализации весьма разнообразны, возникает вопрос, представляющий огромный теоретический интерес, который связан с тем, каким образом объективи- руется институциональный порядок, до какой степени весь институциональный порядок или его часть воспринимается в качестве нечеловеческой фактичности? Это вопрос о реификации (овеществ- лении) социальной реальности 58 Реификация — это восприятие человеческих феноменов в качестве вещей, то есть в нечеловече- ских и, возможно, в сверхчеловеческих терминах. То же самое можно сказать иначе. Реификация — это восприятие продуктов человеческой деятельности как чего-то совершенно от этого отличного, вроде природных явлений, следствий космических законов или проявлений божественной воли. Реи- фикация означает как то, что человек может забыть о своем авторстве в деле создания человеческого мира, так и то, что у него нет понимания диалектической связи между человеком-творцом и его тво- рениями. Реифицированный мир, по определению, мир дегуманизированный. Он воспринимается че- ловеком как чуждая фактичность, как opus alienum, который ему неподконтролен, а не как opus pro- prium его собственной производительной деятельности. Из нашего предыдущего обсуждения объективации должно быть понятно, что по мере становле- ния объективного социального мира, возможность реификации никогда не исчезает 59 . Объективность (147:) социального мира означает, что последний противостоит человеку как нечто внешнее по отно- шению к нему. Главный вопрос заключается в том, сознает ли еще человек, что каким бы объективи- рованным ни был социальный мир, он создан людьми и может быть ими переделан. Иначе говоря, реификацию можно считать последней ступенью в процессе объективации, благодаря которой объек- тивированный мир перестает восприниматься как человеческое предприятие и за ним закрепляется качество нечеловеческой, дегуманизированной и инертной фактичности 60 . Обычно реальная взаимо- связь между человеком и его миром перевернута в сознании. Человек -творец мира — воспринимает- ся как его продукт, а человеческая деятельность — как эпифеномен нечеловеческих процессов. Чело- веческие значения понимаются теперь не как создающие мир, но, напротив, как следствия «природы вещей». Следует подчеркнуть, что реификация — это модальность сознания, точнее, модальность объективации человеком человеческого мира. Даже постигая мир в реифицированных терминах, че- ловек продолжает создавать его. Парадокс заключается в том, что человек создает реальность, кото- рая отрицает его 61 Реификация возможна на дотеоретическом и теоретическом уровнях сознания. Сложные теорети- ческие системы могут быть описаны как реификации, хотя, вероятно, их корни — в дотеоретических реификациях, созданных в той или иной социальной ситуации. Так что было бы ошибкой сводить по- нятие реификации к мыслительным конструкциям интеллектуалов. Реификация (148:) присутствует в сознании самого обычного человека, что имеет большое практическое значение. Было бы ошибкой толковать реификацию и как искажение первоначального, нереифицированного восприятия социаль- ного мира, как своего рода когнитивное отпадение от благодати. Напротив, доступные нам этнологи- ческие и психологические данные доказывают обратное, а именно что первоначальное восприятие социального мира было весьма реифицированно как филогенетически, так и онтогенетически 62 . Это значит, что понимание реификации как модальности сознания зависит от по крайней мере относи- тельной дереификации сознания, что является сравнительно поздним образованием в истории и лю- бой индивидуальной биографии. И институциональный порядок в целом, и отдельные его части можно понять в терминах реифи- кации. Например, порядок общества во всей его целостности может быть понят как микрокосм, отра- жающий макрокосм всей вселенной, созданной богами. Что бы ни случилось «здесь внизу», все это лишь бледное отражение происходящего «там, наверху» 63 . Сходным образом могут быть поняты от- дельные институты. Главный рецепт реификации институтов — наделение их онтологическим стату- сом, независимым от человеческой деятельности и сигнификации. Специфические реификации — лишь вариации на эту общую тему. Например, брак может быть реифицирован как: имитация боже- ственных актов плодородия, универсальное проявление законов природы, необходимое следствие биологических и психологических сил, или, в определенном (149:) отношении, как функциональный императив социальной системы. Общее у всех этих реификаций — понимание брака как непрерывно- го человеческого воспроизводства. Как было видно из этого примера, реификация возможна как на теоретическом, так и дотеоретическом уровнях. Так, мистагог может придумать весьма сложную тео- 44 рию, простирающуюся от конкретного человеческого события до отдаленных интересов божествен- ного космоса. И неграмотная крестьянская пара, состоящая в браке, может воспринимать это событие сходным реифицированным переживанием метафизического страха. Благодаря реификации институ- циональный мир начинает сливаться с миром природы. Он становится необходимостью и судьбой и существует в качестве такового счастливо или несчастливо, в зависимости от обстоятельств. Таким же образом, как и институты, могут быть реифицированы и роли. Та часть самосознания, которая была объективирована в роли, воспринимается тогда в качестве неизбежной судьбы, за кото- рую индивид снимает с себя ответственность. Парадигмой такого рода реификации является утвер- ждение: «У меня нет выбора, я должен поступать так в силу своего положения» — мужа, отца, гене- рала, архиепископа, командира корабля, гангстера или палача, в зависимости от обстоятельств. Это значит, что реификация ролей уменьшает субъективную дистанцию, которая может быть установлена индивидом между собой и своим исполнением роли. Эта дистанция, подразумевающаяся всякой объ- ективацией, конечно, остается, но дистанция — как следствие (150:) деидентификации — уменьшает- ся, вплоть до полного исчезновения. Наконец, сама идентичность (или целостное Я) — как своя соб- ственная, так и других людей — может быть реифицирована. И тогда происходит полная идентифи- кация индивида с социально предписанными типизациями. Он воспринимается не иначе, как только такой тип. Это восприятие может позитивно или негативно акцентироваться в терминах ценностей или эмоций. Идентификация с «евреем» в равной степени может быть реифицированной и для анти- семита, и для самого еврея, с той разницей, что последний будет подчеркивать позитивную иденти- фикацию, тогда как первый — негативную. Обе реификации придают всеобщий онтологический ста- тус типизации, которая создана человеком и которая, даже будучи интернализированной, объективи- рует лишь часть Я 64 . К тому же реификации подобного рода могут существовать, начиная с дотеоре- тического уровня «того, что каждый знает о евреях» вплоть до наиболее сложных теорий относитель- но еврейства в качестве проявления биологии («еврейская кровь»), психологии («еврейская душа») или метафизики («тайна Израиля»). Анализ реификации важен, поскольку служит для постоянной корректировки склонности к реифи- кации как теоретического мышления вообще, так и социологического в частности. Он особенно ва- жен для социологии знания, так как предохраняет ее от сползания к недиалектической взаимосвязи между тем, что люди делают, и тем, что они думают. Историческое и эмпирическое измерения со- циологии знания требуют обратить особое (151:) внимание на социальные обстоятельства, благопри- ятствующие дереификации, — такие, как всеобщее крушение институциональных порядков, взаимо- действие между обществами, которые раньше были изолированными, имеющие огромное значение феномены социальной маргинальности 65 . Однако эти проблемы выходят за рамки нашего теперешне- го исследования. |