Телефонное консультирование 3 от научного редактора 3

• Название: Телефонное консультирование 3 от научного редактора 3
• Анкор: Mokhovikov.doc
• Дата: 10.06.2018
• Размер: 2.11 Mb.
• Имя файла: Mokhovikov.doc
• Тип: Документы; #20172
• страница: 23 из 38

Рекомендуемая литература

Александровский Ю.А., Лобастое О.С, Спивак Л.Н., Щу­кин Б.П. Психогении в экстремальных ситуациях. М.: Медицина, 1991.

Александровский Ю.А., Щукин Б.П. Психические расстройст­ва во время и после стихийных бедствий и катастроф // Журн. невропатол. и психиатр. 1991. Вып. 5. Т. 91. С. 39—43.

Анциферова Л.Н. Личность в трудных жизненных условиях: переосмысливание, преобразование ситуаций и психо­логическая защита // Психол. журн., 1994. № 1. Т. 15. С. 3-18.

Бузунов В.А., Дружинин A.M., Дружинина Е.С. Опыт изуче­ния психологических последствий на ЧАЭС // Вестник Рос. АМН, 1993. № 3. С. 27-31.

Гиринг Т. Посттравматический стресс с позиций экзистен­циально-гуманистической психологии // Вестник пси­хологии, 1994. № 1.С. 92—96.

Знаков В.В. Психологическое исследование стереотипов понимания личности участников войны в Афганистане // Вопросы психологии, 1990. № 4. С. 108—116.

Ляховский А.А., Забродин В.М. Тайны афганской войны. М.: Планета, 1991.

Мазур Е. Гештальт-подход при оказании психотерапевти­ческой помощи пострадавшим при землетрясении // Моск. психотерапевтич. журн., № 3. 1994. С. 81—91.

Материалы 1-й Российско-Американской школы по работе с посттравматическим стрессом // Вестник РАТЭПП, 1995. № 2. С. 3-31.

Колодзин Б. Как жить после психической травмы / Пер. с англ. М.: Шанс, 1992.

Пушкарев А.Л., Доморацкий В.А., Гордеева Е.Г. Посттравма­тическое стрессовое расстройство: диагностика, психо­фармакотерапия, психотерапия. М.: Изд-во Института психотерапии, 2000.

Сидоров П.И., Борисова Л.Г. Психическое здоровье бежен­цев и мигрантов в Европе // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В.М.Бехтерева, 1994. № 1. С. 75-86.

Сидоров П.И., Лыткин В.М., Лукманов М.Ф. Клинико-со-циальные особенности развития алкоголизма у ветеранов войны в Афганистане // Обозрение психиатрии и меди­цинской психологии им. В.М.Бехтерева, 1993. № 2. Т. 1. С.5-13.

Сукиасян С.Г. Особенности посттравматических стрессовых нарушений после землетрясений в Армении // Обозре­ние психиатрии и медицинской психологии им. В.М.Бех­терева, 1993. № 1. Т. 1. С. 61-70.

20.3. Психология болезни и умирания
Что с музыкой, когда молчит струна, с лучом,

когда не светится маяк? Признайся, смерть, — и ты лишь тишина и мрак?

Хуан Рамон Хименес

Неотъемлемой частью любой болезни является пси­хологический кризис, поскольку она затрагивает или изменяет течение жизни человека. Болезнь имеет свою «внутреннюю картину», состоящую из следующих ком­понентов: (а) сенсорного — восприятия боли или дру­гих нарушений; (б) эмоционального — переживания по поводу случившегося с разнообразным спектром эмо­ций, от страха до надежды; (в) волевого — необходи­мости справиться с болезнью и (г) рационального — знания и оценки болезни. Кроме того, довольно часто возникает амбивалентное отношение к болезни. Поми­мо проявлений кризиса, которые болезни несут с со­бой, многие из них имеют невротический фон, то есть содержат механизм «бегства», рассчитанного на полу­чение определенной пользы. Например, она может стать защитой собственного достоинства. Амбивалентность проявляется в сопротивлении улучшению состояния здоровья, что называется «боязнью выздоровления». С этим отношением связано социальное явление, когда в некоторых группах болезнь возводится в культ. Не­мало пожилых людей с воодушевлением обсуждают свои телесные ощущения и переживания, возникающие по этому поводу. Чем чаще болеет человек, тем больше его потребность завоевывать этим признательность или восхищение других. Более того, при обсуждении темы болезни есть шанс избегнуть зависти окружающих по поводу положительных сторон жизни.

Несмотря на амбивалентность, отношение к болез­ни бывает достаточно определенным: (а) адекватным, соответствующим состоянию; (б) пренебрежительным, когда серьезность заболевания недооценивается; (в) от­рицающим, когда связанные с заболеванием мысли и факты отвергаются; (г) фобическим — при переоцен­ке серьезности болезни и (д) одобряющим, когда она связывается преимущественно с положительными пе­реживаниями, например, с возможностью получить материальные или иные выгоды.

Знания о психологии болезни бывают актуальны для телефонных консультантов, поскольку эти беседы, на­ряду с общим использованием активного слушания, требуют применения других важных консультативных навыков. Немало трудностей сулят собеседники, стра­дающие неизлечимым заболеванием или умирающие. Психологические феномены, возникающие при умира­нии, впервые были описаны Элизабет Кюблер-Росс, известным в США специалистом в области танатоло­гии. Эти феномены протекают в определенной после­довательности. При описании их мы предварим каждый фрагментом из «Посмертного дневника» русского по­эта Георгия Иванова.

Для голодных собак понедельник, А для прочего общества вторник. И гуляет с метелкой бездельник, Называется в вечности дворник.

Если некуда больше податься И никак не добраться домой, Так давай же шутить и смеяться, Понедельничий песик ты мой.

1. Отрицание. Человек, узнавший о своем неизлечи­мом заболевании или инвалидности, настойчиво отвергает возможность неизбежности случившегося, близкого фатального конца. Это естественная психологическая зашита: ведь болезнь и инвалидность требуют сущест­венного, часто кардинального изменения жизненного стереотипа. Поэтому иногда отрицается даже сам факт существования болезни: «Это не могло случиться со мной, это ошибка, наверное, вы говорите о ком-то другом». Отрицание является наиболее мощной защи­той из всех последующих, дающей время собраться с силами и принять печальную реальность. Как любая за­щита, отрицание способствует адаптации человека, ус­траняя из его сознания психотравмирующую ситуа­цию. Однако, обладая ограниченным потенциалом, при длительном существовании отрицание вызывает призна­ки невроза. Примером может служить болезнь и судьба первой знаменитой пациентки З.Фрейда Анны О., с ис­тории которой начался психоанализ.

Если консультант беседует с отрицающим факт бо­лезни или инвалидности абонентом, то более всего сле­дует использовать активное слушание, понимая, что собеседник не осознает случившееся. Не стоит активно вмешиваться, в консультативной беседе возможности ускорить осознание не велики. Вместо сосредоточения на понимании ситуации следует предложить собеседни­ку открытое принятие и исследование мыслей и чувств.

Вот так же в мученьях дойдя до предела, Вот так же, как я, умирающий Пруст Писал, задыхаясь. Какое мне дело До Пруста и смерти его? Надоело! Я знать не хочу ничего, никого!

2. Гнев. Человек, понимающий, что его сразила бо­лезнь, изменившая, пусть даже на время, его жизнь, привычки, увлечения, отдалившая от него друзей и привычное окружение, раньше или позже (каждый со своей скоростью и силой) начинает переживать гнев. Это негодование на несправедливость судьбы может переходить в явную агрессию в адрес окружающих. Гнев и враждебность также является нормальным этапом переживания болезни. Болеющего мучительно за­нимает вопрос: «Почему я?» — и, не найдя ответа, он бывает склонен к раздражению, гневу и ярости или зависти. Они на время защищают человека.

В случае встречи с этими реакциями консультант должен приложить силы, чтобы принять их, воздержи­ваясь от искушения осудить или наказать собеседника собственным возмущением.

Если бы жить... Только бы жить... Хоть на литейном заводе служить, Хоть углекопом с тяжелой киркой, Хоть бурлаком над Великой рекой: «Ухнем, дубинушка»... Все это сны...

3. Сделка. Если эмоциональные ресурсы истощают­ся, то человек начинает прибегать к сделкам. Болезнь прогрессирует и истощает; силы, истраченные на от­рицание и гнев, не восстанавливаются, поэтому жиз­ненный горизонт резко сужается. Больной начинает выспрашивать, выторговывать поблажки у окружаю­щих, часто делая ставкой в сделке собственную жизнь: «Если меня вылечат, я никогда не буду обманывать», «Давайте бросим на картах, если выпадет (масть), я останусь жив, если нет, то...», «Если я брошу курить, Вы мне поможете остаться в живых?». Эти попытки сделок длятся некоторое время, незаметно оттягивая момент исполнения приговора. Они являются вполне естественными реакциями, помогая человеку смирить­ся с реальностью болезни или оканчивающейся жизни. Больной может стать общительным или доверительным, ожидая за хорошее поведение вознаграждения — избав­ления от болезни или продления жизни. Сужение жиз­ненного горизонта приводит к тому, что ставка в этих сделках с течением времени становится все меньше и они касаются все более ограниченных целей.

Беседуя с человеком, следует помнить, что предла­гаемую сделку надо принять и быть не только слушате­лем, но и активным собеседником, обсуждая возмож­ные варианты. Этот подход, хотя и может показаться игрой, в конкретной ситуации для тяжелобольного оказывается долгожданным утешением, а остающемуся в живых позволит предпринять шаги к принятию и интеграции с новой реальностью. Нет смысла обсуждать темы, находящиеся за пределами суженного сознания больного, — это вызывает лишь непонимание и уста­лость. Следует избегать искушения обсуждать «детскость» сделок: к ним стоит подходить тем ответственнее, чем серьезнее является состояние собеседника.

Кто плачет так? И почему? Я вглядываюсь в злую тьму И понимаю не спеша, Что плачет так моя душа От жалости и страха.

4. Депрессия (горе, печаль). Когда сделки не приносят желаемого изменения к лучшему, а сил становится все меньше, неизбежно возникает депрессия. Окружающее ка­жется мрачным, человек чувствует себя нагим и незащи­щенным, теряет интерес к жизни и становится малооб­щительным, превращаясь в пророка своей собственной обреченности. Но и в депрессии, являющейся естествен­ной, по мнению Э.Кюблер-Росс, есть своя положитель­ная сторона: больной оказывается в состоянии принять страшную цену смерти и подготовиться к расставанию со всем тем, что любит. Если для болеющего главным в это время становится переживание потери части тела или важ­ной функции, то депрессия проявляется в меланхоличес­ком настроении, сильном чувстве обиды или вины. Для других главным становится преждевременная скорбь по поводу утраты семьи, друзей, жизни и будущего. Она сви­детельствует о приближении принятия.

Беседовать с человеком в депрессии очень трудно. Его не следует чрезмерно ободрять, что выглядит неумест­ным, противоречит реальности печальных обстоятельств и лишает законного права страдать. Консультанту очень важно быть с человеком все то время, которое требу-ется, поскольку ничто так не травмирует в депрессии, как утрата значимых отношений. Даже молчаливое присутствие в диалоге вызывает благотворные перемены, напоминая о душевном комфорте и эмоциональной теплоте. Его фразы должны быть простыми, понятны­ми и краткими, но обязательно заботливыми и пони­мающими. Если звонят «третьи лица», то их, несомнен­но, следует побудить к общению, посещению и про­ведению времени с их близким.

Будничнее и беднее — Зноен опаленный сад, Дно зеркальное. На дне Никаких путей назад. Я уже спустился в ад.

5. Принятие. На этом этапе человек, горюя о потере, начинает думать о грядущих фатальных последствиях с каким-то тихим ожиданием, близким к смирению: «Я прожил полную и завершенную жизнь. Теперь я могу спокойно умереть». В этом принятии, как писал А.Мас-лоу, проявляется самоактуализация человека. Принимая неизбежное, многие напоминают обреченных, подчинив­шихся приговору. Другие кажутся нашедшими мир и спо­койствие. Они теряют интерес к окружающему, уходят в себя и отдаются неизбежному. Э.Кюблер-Росс считает, что эту стадию переживают не более 2% людей, поэтому для практики телефонного консультирования этот этап име­ет меньшее значение, однако принявших стоит воспри­нимать не как сдавшихся в борьбе, но как спокойно и достойно приготовившихся к фатальному исходу.

Нередко у болеющих возникают мысли о самоубий­стве, которыми они делятся с окружающими. Они чаще появляются: (а) у людей, чертами характера которых яв­ляется интенсивная потребность в контроле; (б) при вне­запном сообщении о неизлечимом заболевании: «Вряд ли что-то можно сделать, Вы обратились слишком поздно»; (в) если обещана нереальная перспектива выздоровления и (г) у больных, переживающих одиночество.

Иногда в консультировании встречается еще один аспект умирания — проблема «жизни после смерти». Его обсуждение обычно возникает не с находящимися в кризисном состоянии, а с абонентами, интересующи­мися недостаточно исследованными аспектами челове­ческой жизни. В этом случае важно не способствовать распространению стереотипов обыденного сознания4.
4 Сам по себе интерес к проблематике «жизни после смерти», если он возникает за рамками «поставленной» научной темы, заслуживает внимания. Когда человек удовлетворяет этот ин­терес не обычными познавательными путями, а звонком в службу психологической помощи, он, чаще всего, ищет та­ким способом ответ на какой-то другой, более глубокий и лич-ностно-значимый вопрос. Стереотипы обыденного сознания в отношении этой проблемы не менее противоречивы, чем сама проблема, и то, на каком из стереотипов и как задерживается звонящий, нередко может многое рассказать о его более глу­бокой проблеме.
Консультантам имеет смысл помнить о некоторых важ­ных ограничениях в беседах на темы болезни и смерти:

• не следует прибегать к пустым фразам, они сви­детельствуют о равнодушии, незаинтересованности и нежелании доверительного общения, страхе или сму­щении;

• не следует детализировать факты болезни или об­суждать диагноз, это находится вне сферы компетен­ции консультанта;

• при обсуждении важно избегать бытовых штам­пов, которые снижают и без того низкую самооценку больного;

• поучения и наставления снижают ценность кон­сультирования, убеждения и/или уговоры оказывают­ся малоэффективными;

• советы часто вызывают негативное отношение и чаще всего являются бесполезными.
Рекомендуемая литература

Арьес Ф. Человек перед лицом смерти / Пер. с франц. М.: Изд. группа «Прогресс—Академия», 1992.

Гнездилов А.В. Проблемы хосписной службы в России // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В.М.Бехтерева, 1994. № 1. С. 175-178.

Гроф С, Хелифакс Дж. Человек перед лицом смерти / Пер. с англ. М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1996.

Зорза Р., Зорза В. Путь к смерти: Жить до конца / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1990.

Калиновский П. Переход: последняя болезнь, смерть и после. М.: Новости, 1991.

Конечный Р., Боухал М. Психология в медицине. Прага: Авиценум, 1974.

Копьев А.Ф. Диалогический подход в консультировании и вопросы психологической клиники // Моск. психотера-певтич. журн., 1992. № 1. С. 33—48.

Кюблер-Росс Э. Весной она вернется // Жизнь после смер­ти: Сб. М.: Олимп, 1990. С. 57-64.

Левин С. Кто умирает? Исследование проблем осознанной жизни и осознанного умирания. Киев: София, 1996.

Рязанцев С. Танатология (учение о смерти). СПб.: Восточ­но-Европейский институт психоанализа. 1994.

Харди И. Врач, сестра, больной. Психология работы с боль­ными. Будапешт: Изд-во АН Венгрии, 1973.

Ялом И. Экзистенциальная психотерапия / Пер. с англ. М.: Класс, 1999.

Янкелевич В. Смерть / Пер. с фр. М.: Изд-во Литературного института, 1999.

20.4. Консультирование детей и подростков
О изменчивый мир!

Он давно мне в тягость, и все же

Решиться я не могу.

Как? Отказаться от мира,

В котором дети живут?

Идзуми Сикибу, японская поэтесса (976—1034)

Телефонное консультирование современных детей и подростков сталкивается с широким спектром психо­логических и социальных проблем, характеризующих современное противоречивое и охваченное повседневными изменениями общество. Консультанты служб «Молодежный Телефон Доверия» или разнообразных «Детских линий» сегодня имеют уникальную возмож­ность слушать представителей поколения XXI века, по­коления, которое обладает своими отличительными чертами и особенностями.

Прежде всего, это поколение является не только пассивным свидетелем, но и активным участником, по крайней мере, четырех революционных социальных сдвигов: (а) предоставления равных возможностей развития всем, невзирая на различия пола (гендерная революция), (б) радикальных изменений в системе об­разования, которая становится более гибкой и диффе­ренцированной, (в) феномена «глобализации», когда значимое событие, происходящее в самом отдаленном месте земного шара, имеет повсеместный отклик или неожиданное влияние на жизнь других стран мира, (г) информационной революции, связанной с глобаль­ным развитием сетей интерактивной коммуникации.

Явления молодежной субкультуры, подобные «панкам» и «яппи», несомненно, также обладают определенным значением в контексте ее понимания, но в долговремен­ной перспективе они вряд ли могут оказать серьезное влияние, подобное сдвигам, обозначенным выше.

Можно выделить несколько основных черт, прису­щих современным детям и подросткам. Они являются:

• поколением, обладающим международно при­знанными правами, о которых заявлено в Декларации прав ребенка, принятой ООН и одобренной большин­ством стран — членов ООН. Ее основным элементом яв­ляется признание того, что ребенок обладает всеми гу­манитарными правами, присущей ему уникальностью и целостностью в качестве человеческого существа, имеет свои особые нужды и потребности, а также впра­ве рассчитывать на заботу, поддержку и защиту. Совре­менная молодежь не только пользуется полученными правами, но и активно участвует в их реализации;

• договаривающимся поколением, которое растет в семьях, изменяющих преимущественный стиль воспитания с авторитарного на конвенциональный, и дети принимают непосредственное участие в социализации, обладают равными правами в семье;

• институционализированным поколением, жизнь которого в гораздо большей мере подчинена органи­зованной деятельности (в учреждениях) с широким вовлечением профессионалов в дифференцированное обучение и воспитание;

• поколением личностей, для которого приоритет­ными становятся не социальные ожидания или давле­ние, все менее ригидные, а индивидуальные решения;

• поколением, обладающим множественным выбо­ром карьеры и сталкивающимся с большей гибкостью будущей профессиональной направленности;

• поколением, на которое работает сфера потреб­ления: дети и молодежь являются весьма важными по­требителями многих товаров широкого спроса;

• поколением средств массовой информации: сегод­ня немалая их часть обслуживает интересы, потребнос­ти и увлечения молодых людей.

В довольно стройных рядах подрастающего поколе­ния присутствует изрядная толика тех, кого называют «чужаками», «аутсайдерами», «изгоями» или «козлами отпущения». Они составляют разнообразные группы риска среди молодежи. В силу неблагоприятных соци­альных условий, семейной дисгармонии или негатив­ных последствий индивидуально-личностных кризисов, их представители обнаруживают нарушения поведения, эмоциональные проблемы, испытывают сложности в общении, демонстрируют слабость эго или его преиму­щественно нарцистическую направленность, становясь жертвами жестокого обращения со стороны окружаю­щих, «детьми улиц», осваивают делинквентные стерео­типы, побеги, бродяжничество или оказываются в за­висимости от алкоголя, наркотиков или деструктивных культов. По жизни их ведут родители, предлагающие своим детям различные дисгармоничные формы семей­ного воспитания (гипер- или гипоопеку, эмоциональ­ное отвержение, жестокое обращение и т.д.), лишающие их, как сказал бы Герман Гессе, «сказочной муд­рости детства» — важного приобретения этого периода жизненного цикла, оставляют их равнодушными к тра­дициям прошлых поколений, лишая молодежь истори­ческой перспективы, утрачивают авторитет в качестве фигур воспитания или переживают серьезные трудно­сти в формировании, поддержании и сохранении эм-патических отношений с детьми.

Потенциальным клиентом служб телефонной помо­щи может стать любой молодой человек, интересую­щийся информацией, обеспокоенный ситуацией, скла­дывающейся в личной жизни, или происходящими в обществе событиями. Однако основными абонентами детских линий помощи являются как представители разнообразных молодежных групп риска, нуждающих­ся в силу испытываемых проблем в эмоциональной поддержке, заботе и поощрении потенциальных креа­тивных возможностей, так и их родители, которым дополнительно необходимо тематическое психологичес­кое консультирование. Фокусной группой для телефон­ного консультирования являются собеседники, пережи­вающие психический кризис. Практика работы детских линий показывает, что довольно много обращений со­ставляют так называемые «телефонные граффити» или «приколы», представляющие собой своего рода визит­ные карточки особой подростковой субкультуры.

В качестве абонентов служб телефонной помощи дети и подростки обладают теми же правами, что и взрослые. Им оказывается по силам внести в процесс консульти­рования свое уникальное видение актуальной проблем­ной ситуации. Без их непосредственного участия ни в коем случае нельзя решить, какой выход из нее является Для них лучшим или наиболее желательным. На практи­ке, однако, существует, по крайней мере, 4 исходных точ­ки зрения консультанта на абонента детской линии.

1. Одни рассматривают абонента детской линии как человека, которому присуща компетентность той или иной степени в разрешении сложных жизненных си­туаций, и поэтому предлагают в ходе консультирования конвенциональный, аналитический, партнерский подход к совладанию с проблемой.

2. Другие, напротив, подобно Джону Локку, счита­ют его tabula rasa («чистой доской» — лат.) и в силу это­го занимают позицию Учителя в его жизни.

3. Третьи слышат, прежде всего, абонента, обреме­ненного непосильными тяготами и, естественно, оп­ределяют (намеренно или бессознательно) свою пози­цию как родительскую.

4. Остальные готовы видеть в собеседнике по преиму­ществу существо чрезмерно любознательное (нередко этим любопытством вызывающее серьезные сомнения в собственном, десятилетиями создаваемом своде зна­ний и представлений о мире и человеке) или склон­ное к экспериментированию (нередко представляюще­муся несерьезным, необдуманным или рискованным).

Использование активного слушания не только спо­собствует изменениям эмоционального состояния, но и стимулирует развитие эго-идентичности, самооценки и уверенности в собственных силах молодых собеседников. Консультанту следует помнить, что решение, вытекаю­щее из результатов совместной работы, касается конк­ретного абонента и его жизни. Помимо проработки ак­туальной проблемной ситуации стоит определить его психологическую готовность к совладанию с события­ми ближайшего будущего. В самом общем виде прора­ботка состоит в уточнении того, каковы его знания о природе человеческих отношений (совместной жизни со значимыми людьми, возможностях налаживания про­дуктивного сотрудничества, приемлемых нормах пове­дения или ценностях), определении, существуют ли у него своего рода навигационные приборы, то есть спо­собность ориентироваться в океане разнородной, неред­ко захлестывающей с головой информации и отделять «зерна от плевел» (на психологическом языке — селек­тировать качество жизни и ее отдельных проявлений). Приходится уделять внимание особенностям отношений между поколениями, которые различны в различных со­циальных общностях: существуют постфигуративные культуры, где взрослые являются доминирующими аген­тами обучения и опыта для детей; кофигуративные куль­туры, где дети и взрослые учатся на опыте представите­лей своих поколений; и префигуративные культуры, где взрослые перенимают опыт у подрастающего поколения. Общеизвестно, что эти отношения могут давать поло­жительный (или отрицательный) опыт, вести к повы­шению (или снижению) самооценки, самоуважения, доверия и творческой активности.

Феноменология проблем, с которыми обращаются абоненты детских линий (из которых большинство — девочки, соотношение Ж:М=4:1) весьма разнообразна.

Среди доминирующих следует выделить: (а) хулиган­ство {bullying), когда ребенок рассказывает о пережива­ниях, связанных с фактами словесных оскорблений, уг­роз физического насилия, запугиваний, вымогательства, издевательского отношения (если ребенка обзывают или дразнят), краж или ограблений со стороны сверстников или более старших в школе или на улице; (б) взаимоот­ношения в семье, преимущественно конфликты поколе­ний; (в) физическое насилие; (г) беспокойство о других — переживания опасений или тревоги по поводу значимых людей, например их отсутствия; (д) сексуальное насилие; (е) беременность; (ж) беседы о фактах повседневной жизни, в частности развлечениях, досуге, в том числе и так называемые «приколы» примитивно-развлекательно­го характера.

Абонентов также беспокоят взаимоотношения с дру­зьями и любимыми, вопросы сексуальности, разводы родителей, различные школьные проблемы, побеги, переживания горя, депрессии и других проблем пси­хического здоровья. Редкими являются обращения в связи с бездомностью, злоупотреблением наркотиками, суицидальными тенденциями и самоповреждениями, одиночеством, СПИДом и др.

Большая часть из отмеченных проблем вызывает у де­тей и подростков кризисные состояния. Проблемы воз­никают при психологически трудных или непереносимых (критических) ситуациях и проявляются в форме преходящих состояний психического напряжения, замкнутос­ти, агрессивности, пассивности или эмоциональных рас­стройств. Критическую ситуацию у детей и подростков может обусловить фрустрация или конфликт.

Фрустрация, как известно, заключается в сильной мо­тивации достичь цели, удовлетворив потребность, и на­личии преграды, препятствующей этому. Фрустрационные барьеры могут быть физическими (детский сад, школа-интернат), биологическими (длительная болезнь, инва­лидность), психическими (страх, недостаток компетент­ности) или социокультурными (родительские правила, запреты учителей). Фрустрация порождает соответствую­щие формы поведения в виде бесцельного и хаотическо­го двигательного возбуждения, агрессии, апатии, стерео­типии — слепого повторения форм фиксированного по­ведения, регрессии — возвращения к ранним моделям поведения. Такое поведение лишено ориентации на ис­ходную цель, но не является совершенно бессмысленным. Дети дошкольного возраста, прежде всего, страдают из-за утраты безопасности в семье, беззащитности или от­рыва от родителей. Позднее возникают переживания не­удач в учебе при неспособности освоить школьные на­выки, нарушения отношений со сверстниками или угроза здоровью. Степень фрустрации может преувеличиваться детьми и подростками из-за эгоцентрических установок.

Конфликт возникает в условиях столкновения двух или более различных мотивов, целей или ценностей, касающихся нескольких важных сторон жизни челове­ка. Предполагается, что конфликт становится возмож­ным при наличии у субъекта определенной системы ценностей и способности испытывать чувство вины, что является характерным для подросткового возраста. Кри­зисные состояния подростков обусловлены ролевой спутанностью, «негативной» идентичностью, разочаро­ванием в дружбе, влюбленности или переживаниями, связанными с унижением человеческого достоинства.

Специализированные линии помощи детям по теле­фону возникли сравнительно недавно. В 1982 г. в США появилась служба «Телефонный Друг» (Phone Friend) при одном из колледжей в штате Пенсильвания, функциони­ровавшая по нескольку часов в день в будние дни для помощи школьникам; в 1983 г. — «Детская Линия» (Kids-line) в Элк Гроув Вилидж, штат Иллинойс, ставшая пер­вой круглосуточной линией эмоциональной поддержки детей, оказавшихся в критической ситуации; в 1984 г.— «Бабушка, пожалуйста» (Grandma Please) в Чикаго, во­лонтерами которой были пожилые люди, отвечавшие на обращения молодежи по своим домашним телефонам; ее организаторы полагали, что в чувстве одиночества и пе­реживаниях изоляции у стариков и детей много общего.

Со второй половины 1980-х гг. стали развиваться об­щенациональные телефонные службы детям — «Детс­кая линия» (Childline) в Великобритании (1986), «Те­лефон помощи детям» (Kids Help Phone) в Канаде, «El Telefono ANAR» в Испании, «Telefono Azzurro» в Ита­лии и других странах. Национальные детские линии функционируют 24 часа в сутки, являются доступны­ми в любой части страны и ежегодно получают каждая от 100 до 200 тысяч обращений детей и взрослых, со­четая телефонную помощь с очным консультировани­ем. В каждой из них работают по нескольку тысяч взрос­лых волонтеров, предварительно прошедших в течение полугода тренинговое обучение под руководством про­фессиональных координаторов и супервизоров. Многие телефонные линии предпочитают рекрутировать волон­теров из числа лиц, имеющих психологическое или педагогическое образование.

С конца 1980-х гг. первые телефонные линии помо­щи детям стали появляться в Восточной Европе: «Мо­лодежные линии» в Вильнюсе, «Телефоны Доверия для Детей и подростков» в Москве и Ленинграде (Инсти­тут психотерапии и консультирования «Гармония» впервые в бывшем СССР открыл негосударственный специальный телефон экстренной психологической помощи детям и семье, ставший потом центром орга­низации и объединения Российской Ассоциации Теле­фонов Экстренной Психологической Помощи), «Под­ростковая Линия» в Одессе и др.

Еще одной моделью телефонной помощи молодежи явились так называемые «сверстниковые линии» (peer line), в которых помощь собеседникам оказывается спе­циально подготовленными молодыми людьми. Вначале они получили интенсивное распространение в Южной Корее, Японии, Тайване, Малайзии, Новой Зеландии и других странах этого региона, а со временем стали появляться в Америке и Европе.

Таким образом, сегодня телефонные линии помощи детям и подросткам различаются типами моделей (ко­личеством часов ежедневной работы, характером под­готовки консультантов и т.д.). Ряд детских линий явля­ются подразделениями служб неотложной телефонной помощи, другие функционируют самостоятельно. Их специфика прежде всего состоит в том, что оказывае­мая абонентам помощь должна быть действенной. Это означает, что линии важно находиться в тесном кон­такте и взаимодействии с социальными службами, школами, приютами, юристами, правоохранительны­ми органами, врачами, а также иметь возможность осу­ществлять очное общение с родителями в случаях на­силия в семье или других трудностей.

Кроме того, существенные отличия имеются в харак­тере предлагаемой волонтерами супервизии, особенно на «сверстниковых линиях», качество которой находится в непосредственной связи с эффективностью деятельности службы. Регулярную групповую форму супервизии (ба-линтовские группы, ролевой тренинг) стоит проводить чаще, как правило, один раз в неделю. Обязательной для каждого молодого волонтера должна стать немедленная индивидуальная супервизия: ей следует уделять 45—60 минут сразу после завершения дежурства. Кроме того, ему должна быть обеспечена возможность получения помощи со стороны супервизора или старшего волонтера при за­труднениях, возникающих в случае обращения суицидаль­ного абонента или жертвы насилия.

Деятельность детских линий подобно общим службам телефонной помощи основана на принципах анонимно­сти и конфиденциальности, а также гуманистических подходах к защите семьи. Устанавливая отношения дове­рия и уважая личность ребенка, они предоставляют ему в критической ситуации эмоциональную поддержку, ува­жение, ободрение и необходимую информацию. Имеет смысл принять во внимание психологическую суть пере­живаемого кризиса в контексте фрустрации или конф­ликта. Фрустрацию можно существенно уменьшить, за­нявшись проработкой возможностей реализации мотива поведения, заблокированного преградой. Конфликт мо­жет начать разрешаться при прояснении жизненных мо­тивов и отношений собеседника.

Важное значение для служб имеет следование четким юридическим нормам и административным правилам в отношении конфиденциальности, особенно в случаях жестокого обращения, насилия над ребенком или инфор­мации, сообщаемой «третьим лицам». Важно отдавать себе отчет в том, что волонтеры детских телефонных линий не полномочны защитить ребенка непосредственно, но им следует быть оперативными в осуществлении компе­тентных отсылок в соответствующие социальные службы или правоохранительные органы. Большинство телефон­ных линий сегодня не пользуется устройствами, позво­ляющими определять номер абонента, за исключением тех случаев, когда на эту процедуру дается специальное раз­решение правоохранительных органов.

Ситуация насилия над ребенком должна быть, по возможности, точнее идентифицирована в ходе теле­фонной беседы путем прояснения следующих обстоя­тельств:

• получена ли травма случайно, по халатности стар­ших, или причинена намеренно;

• что по этому поводу думает и чувствует абонент;

• понимает ли ребенок, что случилось;

• насколько опасной является нанесенная травма;

• каков конкретный контекст причинения повреж­дений;

• каковы немедленные и долговременные послед­ствия насилия;

• каковы были намерения агрессора;

• является ли данный случай насилия допустимым для конкретной культурной среды;

• что означает этот факт насилия для ребенка и его родителей в настоящее время и в перспективе.

Целесообразно помнить, что ребенка не следует пе­регружать вопросами или суггестировать.

После прояснения консультант помогает разработать план понятных, конкретных и посильных действий по выходу из проблемной ситуации, стараясь максималь­но точно определить, есть ли у ребенка возможность его реализовать. Если становится очевидным, что або­нент находится в непосильной конфронтации с ситуа­цией и не руководит ею, то это обстоятельство следу­ет считать допустимым пределом конфиденциальности, после чего важно предпринять немедленные необходи­мые действия по спасению, даже если абонент об этом не просит. Вмешиваться в существующую систему вос­питания стоит только, если жизни ребенка начинает угрожать непосредственная опасность.

В остальных случаях консультанту не следует брать на себя обязанности родителей, но необходимо работать вместе с семьей. Рутинные задачи консультирования со­стоят в расширении возможностей общения и поощре­ния формирования конструктивных отношений родите­лей и детей. Важно помнить, что неадекватные консуль­тативные приемы или советы могут легко усугубить проблемную ситуацию или быть причиной несчастного случая с возможными юридическими последствиями.
Рекомендуемая литература

Байярд Р. Т., Байярд Д. Ваш беспокойный ребенок: практи­ческое руководство для отчаявшихся родителей. М.: Просвещение, 1991.

Бурменская Г.В., Карабанова О.А., Лидере А.Г. Возрастно-пси-хологическое консультирование: проблемы психического развития детей. М.: Изд-во МГУ, 1990.