Сочинение. 2. Т.Полякова - Вкус ледяного поцелуя. Ты как спросил он с душевной мукой
 Скачать 402.4 Kb.
|
|
– Вдруг там осталось что-то интересное? – Пусть менты ищут, они зарплату за это получают. – Плевая у них зарплата, я б за такую савраской бегать не стала. – Так они и не бегают. – Вот именно. Так что пойдем глянем на жилище. В квартире не так давно закончили ремонт. Из мебели – кухонный гарнитур, диван в гостиной и телевизор на подоконнике. На диване аккуратной стопочкой постельное белье. Я на всякий случай проверила шкафы. Чай, соль, бутылка масла, две картофелины, сморщенные, с отростками. – Довольна? – заглядывая в кухню, спросил Лукьянов. Что я могла ответить? – Никаких тайников я не обнаружил, – продолжил Саша. – Да и глупо было что-то оставлять здесь. Ванька узнал об убийстве, выбросил вещи и смылся от греха подальше. – Чего-то я недопонимаю, – хмуро глядя в окно, сообщила я. – Чего? – Приезжает подруга, так? Иванова ее встречает. Тут же пасется ее дружок, но близко не подходит. Подругу Иванова ведет не к себе домой, а на эту квартиру, хотя репутация возлюбленного ей должна быть хорошо известна. Я имею в виду тот факт, что он ни одной юбки не пропускает. – Ну и что тебя смущает? – Все, – лаконично ответила я. Лукьянов усмехнулся. – Подружка из тюрьмы не так давно вернулась, чего ж ее в дом тащить, с мужем знакомить? – А зачем тогда дружбу с ней водить? – Может, не было никакой дружбы? Может, их связывали исключительно деловые отношения? – И какие у них дела? – Поехали к учителям, вдруг узнаем что-нибудь путное. Поторопи своего Вешнякова. Вешняков, легок на помине, появился сам: мы встретились возле подъезда. – Ну, что? – спросил он, косясь на Лукьянова. – Соседка видела женщину в сером плаще. – Похоже, это Серафимович, – сказал Артем. – Похоже, – согласилась я. – Кого-нибудь из учителей нашел? – Вот адрес классного руководителя Ивановой и Серафимович. Что за дерьмо у нас вырисовывается? – вдруг спросил он с тяжким вздохом. – Ну, дерьма у нас всегда немало, – решила успокоить его я. – Такого вроде еще не было. Час назад получили телефонограмму: в прошлый четверг в Омске был убит Вадим Краснов. Нашли на скамейке в парке с перерезанным горлом. – Интересная новость, – присвистнул Лукьянов. – Не успел парень выйти из тюрьмы… – Ага. Похоже, кто-то ждал этого момента. – Месть за убитую девочку? – нахмурилась я. – Допустим. А две другие женщины: Иванова и Тюрина? – Они учились с Серафимович в одной школе, и очень может быть… – Вот тебе и маньяк, – вздохнул Вешняков. – Зорро хренов. Может, мы того… фантазируем? – Может. Мы поедем к учительнице, потом заглянем к матери погибшей девочки, она-то должна знать или, по крайней мере, догадываться, кто такой Зорро. Мы простились с Артемом и отправились к Сталине Васильевне Белобородько, так звали бывшего классного руководителя. Она нас ждала, предупрежденная Вешняковым по телефону. Женщине было лет семьдесят, седые волосы тщательно уложены, элегантное платье. В старой даме было что-то аристократическое. Женщина поздоровалась, провела нас в кухню, быстро сервировала стол, чай у нее был восхитительный. Заметив мою улыбку, она пояснила: – Ученик привозит из Японии. Бывший ученик, я имею в виду. Теперь он глава крупной фирмы, очень хороший мальчик. – Артем Сергеевич предупредил, о чем мы хотели поговорить с вами? – спросила я. – Да. О той ужасной истории. До сих пор не могу вспоминать без содрогания. – Вы извините, мы не из праздного любопытства. – Я понимаю, и все же… – Убиты три женщины, все три бывшие ученицы вашей школы. Серафимович-Уфимцева, Иванова-Корнеева и Тюрина, она замуж так и не вышла и фамилию не сменила. – Да, я помню всех трех. Хорошо помню. Так их убили? – Сталина Васильевна, вы телевизор смотрите? – вздохнул Лукьянов. Иронии она не уловила, или ей на чужую иронию было начихать. – Очень редко. Я человек книжный. – Понятно. Но об убийствах в универмаге, надеюсь, слышали? – Соседка что-то рассказывала, но я не очень интересуюсь. – Так вот, все три женщины были убиты в универмаге. В прошлый четверг убит бывший приятель Уфимцевой Вадим Краснов, недавно освободившийся из тюрьмы. У нас вопрос: Уфимцева была дружна с Тюриной и Ивановой или они просто учились в одной школе? – Они дружили. Троица – не разлей вода. Беда всей школы. Совершенно неуправляемые девочки. Хамство, прогулы. Когда Уфимцева познакомилась с этим парнем… – Красновым? – Да. Начала всех терроризировать, грозилась, в случае чего, избить до полусмерти. Родители были вынуждены встречать детей из школы. – И ничего нельзя было сделать? – Уфимцева была очень хитрой девчонкой, стоило на нее нажать, становилась паинькой, обещала хорошо учиться, слезы лила, подхалимничала. Две другие плясали под ее дудку. Когда ей пригрозили, что отправят в специнтернат, она испугалась, учителям больше не хамила, уроки не прогуливала, хлопот от троицы не стало. А потом этот ужас. Свои дикие игры они не оставили, а просто перенесли их на улицу. – За убийство осудили Уфимцеву и Краснова. Как вы думаете, две другие подружки могли быть соучастницами? Я просто спрашиваю ваше мнение. – Я в этом абсолютно уверена. У Тюриной дед в то время был в городе большим начальником, да и Уфимцева с Красновым настаивали на том, что убивали вдвоем. Но все прекрасно знали… Я уже говорила это вашему сотруднику, повторю и сейчас. – Вы имеете в виду сотрудника, который вел следствие двенадцать лет назад? – спросил Лукьянов. – И тогда тоже. – Подождите, – насторожился Лукьянов. – А когда еще к вам приходили из милиции? – Недели три назад. Симпатичный такой мужчина. Мы быстро переглянулись. – Как он объяснил свой визит? – Сказал, что совершено преступление и нити тянутся к тому давнему убийству. Мы с ним долго беседовали. – А фамилию его вы не помните? – с надеждой спросила я. – Помню, конечно. Елагин Алексей Николаевич. Очень милый человек. Майор милиции. Лишь только мы покинули квартиру учительницы, я позвонила Вешнякову. – Артем, проверь, есть ли в городе мент по фамилии Елагин Алексей Николаевич, предположительно, майор. Узнай, каким боком он в этом деле. – Накопала что-то интересное? – насторожился Вешняков. – Интересного пруд пруди. Узнай поскорее, это важно. Ну, что? – повернулась я к Лукьянову. – Не знаю, как ты, а мы с Сашкой не прочь поужинать. Несчастный пес целый день в машине. – Проявим сострадание. Мамаша убитой девочки от нас никуда не денется, а желудок беречь надо. К тому же твой Вешняков за это время, может, расстарается, и мы узнаем об этом менте. Он меня очень интересует. – На мой немой вопрос Лукьянов пояснил: – Похоже, кто-то вел следствие еще до убийства. Я вижу кафе. Потопали. Я выпустила из машины Сашку, немного прогулялась с ним, а потом отправилась в кафе. К тому моменту Лукьянов уже сделал заказ. – Семга без гарнира тебя устроит? – спросил он с улыбкой. – Меня устроит все, лишь бы набить желудок, – ответила я, устраивая Сашку на соседнем стуле. Подошла девушка и, мило улыбаясь, спросила: – Ваша собачка тоже будет кушать? – Обязательно. Кусок сырой свинины без жира, и порежьте помельче. – Сделаем, – кивнула девушка, удаляясь, а я подмигнула Сашке. – У тебя сегодня праздник, будешь есть, как человек. Только не чавкай. Сашка отвернулся, демонстрируя обиду по поводу моих сомнений в том, что он может достойно себя вести. – Да брось ты, – хмыкнула я. – Я же пошутила. – У тебя странные отношения с собакой, – съязвил Лукьянов. – Нормальные у нас отношения, – отмахнулась я. – Нет, в самом деле. Может, тебе пересмотреть свои принципы и замуж выйти? К примеру, за Колю. Ну и что, что он импотент. Зато хороший человек рядом. Простое человеческое тепло дорогого стоит. И он намного крупнее таксы. Опять же, умеет разговаривать. – Я лучше за тебя замуж выйду, ты еще и трахаться умеешь, – осчастливила его я. Он засмеялся. – На самом деле ты за меня не пойдешь. – На самом деле – побегу. Только позови. Лучше свистни. “Ты свистни, тебя не заставлю я ждать, пусть будут браниться отец мой и мать”. Кстати, я сирота, так что никаких проблем. – А Дед? – Он мечтает возить моих детей на закорках. Лукьянов радостно фыркнул: – Представляю эту картину. – Мне она тоже нравится. Ну, так что, осчастливим человечество? – Лучше с кем-нибудь другим. Боюсь, что от меня может родиться что-то двухголовое, с клыками и когтями. – Не преувеличивай, не такой уж ты страшный парень. Просто выпендриться любишь. – Спасибо за добрые слова, – шутливо поклонился Лукьянов. – Пожалуйста, я их много знаю. Девушка принесла пластиковую тарелку с мясом для собаки. Сашка неохотно полез под стол, думаю, в глубине души он надеялся, что есть будет вместе с нами. – Хорошая собачка, – приговаривала девушка. – Можно его погладить? – Конечно. Он успел вас полюбить. – А ты пользуешься популярностью в родном городе, – заметил Лукьянов, когда официантка отошла. – Ага. Прославилась после статейки в газете. – Выходит, Дидонову надо сказать спасибо. – Его уже отблагодарили. Вернемся к нашим баранам. Так что ты там говорил о следствии накануне убийства? – Бьюсь об заклад, мента с фамилией Елагин в городе не окажется, как не окажется и дела, связанного с тем давним убийством. – Допустим, – кивнула я. – За несколько дней до известных событий у классного руководителя Серафимович появляется мент. Об убийстве двенадцатилетней давности и о том, кто такая Серафимович, он хорошо знал и гораздо раньше, чем Вешняков, получил официальный ответ на свой запрос. Протоколы допроса уборщицы с вокзала пылятся в столе, а пока мы, то есть вы, плутали впотьмах, зарезали еще двух женщин и господина Краснова. – Иными словами, кто-то провел свое расследование, нашел всех четверых предполагаемых убийц и свершил правосудие так, как он сам себе это представлял. – А у тебя есть другая версия? – хмыкнул Лукьянов. – Нет. Твоя очень похожа на правду. Кто реально мог провернуть такое? – Родители. – Допустим. Но Серафимович найти было не так просто, она сменила фамилию. – Оттого на это и ушло два года. – Меня смущает мент. Ведь учительница видела его удостоверение. Возможно, кто-то попросил его об услуге или попросту нанял, а возможно… Кто-то вел это дело двенадцать лет назад. Вешняков говорил, там такие подробности, у кого хочешь крыша съедет. Для мента провести следствие и найти всех четверых – работа привычная. – Романтично. Я склоняюсь к мысли, что все гораздо проще. Жаждущие мести просто заплатили наемному убийце или убийцам. А также менту. – Дорогое удовольствие. – Так, может, и люди не бедные, – пожал плечами Лукьянов. – Мы тут много всего напридумывали, – продолжил он со смешком, – а сами даже толком не знаем, имеют ли две другие женщины отношение к тому давнему убийству. Одних слов учительницы, что они были подругами “не разлей вода”, недостаточно. В конце концов, велось следствие и осудили только двоих. – Черт, – пробормотала я, почувствовав нечто вроде озарения. – В чем дело? – насторожился Лукьянов, наблюдая за мной. – Доедай скорее свою рыбу, и поехали, – поторопила я. – Куда? К матери девочки? – Нет. Это подождет. Поехали к Иванову. – Зачем тебе Иванов? С ним уже говорили. – Ага. Одна его фраза меня еще тогда насторожила, а теперь… Поехали. Лукьянов спорить не стал, закончил свой ужин и поднялся. – Поехали. Любопытно, что ты задумала. Иванова дома не оказалось. Старушка-соседка, что встретилась нам в подъезде возле его квартиры, сообщила: – В пивнушку он пошел, здесь, за углом. Тяжело мужику, такое горе… Иногда и выпить не грех, чтоб хуже не стало. Люди разные, кто-то и руки на себя от горя может наложить. А на нем лица нет. Говорит, пойду с народом посижу, а я ему: и правильно, Сережа, с народом легче горе унять. Вы бы оставили мужика в покое. – Мы бы рады, – вздохнула я, – но работа такая… – Ясное дело. Убийцу искать надо, весь город гудит, только и разговоров. Найдете? – Найдем, – сказала я убежденно, потому что в тот момент была уверена в своих силах. У меня такое случается, правда, случается, что и уверенность, и силы куда-то улетучиваются, остается лишь кукиш с маслом, но не всегда же… иногда и мне везет. – Ну-ну, – кивнула старушка, не очень-то поверив, а Лукьянов, косясь на меня, усмехнулся. Мы простились со старушкой возле подъезда, я еще раз уточнила, где пивная, и устремилась туда. Лукьянов по-прежнему вопросов не задавал и мое утверждение, что убийцу мы найдем, не комментировал. Пивнушка действительно оказалась тут же за углом, в полуподвале. Скромная вывеска “Рюмочная”, три ступеньки вниз. В прокуренном помещении за столами сидели мужчины, одежда да и весь облик которых намекали, что деньги, с которыми они сюда явились, скорее всего, последние, а то и просто зашли наудачу, вдруг кто поднесет по доброте душевной. Возле деревянного столба, поддерживающего низкий свод, сидела крикливая компания, украшением которой были две юные особы – у одной синяк под глазом, у другой разбита губа. Они выясняли отношения с кавалерами, мужиками без возраста, один из которых, со всклоченной бородой и шалыми глазами, вдруг заорал, повернув ко мне голову: – О, власть пожаловала. Гляди-ка, не побрезговала. У нас что, опять выборы? Заступнички в народ пошли. – Да она девка простая, – радостно заржал второй, – она с нами выпьет. Выпьешь, красавица? – Ага, – кивнула я. – На твоих похоронах. Как надумаешь копыта отбросить, свистни. – А вот я тебе сейчас… – начала девица с синяком, грозно поднимаясь. Я легонько толкнула ее в грудь, и она рухнула на пол вместе со стулом, не оттого, что я толкнула ее действительно сильно, просто пьяная была в стельку. Обе девицы завизжали. Я ожидала продолжения, но мужики точно прилипли к своим стульям, даже попыток поднять подругу и то не предприняли. – Уймите баб, – посоветовал им Лукьянов, а бабы, как по волшебству, стихли. Лукьянов мог быть очень убедителен, это я хорошо знала. Бармен вытянул шею, пытаясь сквозь завесу дыма разглядеть, что происходит. – Эй, что за шум? – крикнул он грозно. – А никакого шума, братан, – разводя руками, заверил его Лукьянов, и тот, понятное дело, сразу поверил. А я тем временем смогла обнаружить Иванова. Он сидел в углу, спиной к публике, в компании поллитровки и двух кружек пива. Одна кружка была пуста, бутылка тоже наполовину оприходована. На шум он даже не повернулся. Мы подошли, я устроилась рядом на свободный стул, Лукьянов замер возле стены, сложив руки на груди. Иванов поднял на него взгляд и покачал головой. – Оставьте меня в покое. Горе у меня, ясно? – У нас тоже, – заверила я. – Большое. Зовется – маньяк. Не люблю я маньяков. Он их вообще терпеть не может, – кивнула я на Лукьянова. – Не понимаю, чего ты болтаешь. – Ничего страшного. Я сама не всегда понимаю. Главное другое, главное, чтобы ты сообразил: пока ты мне кое-что не расскажешь, водку не допьешь. Выдохнется водка, благо бутылка открытая. Ну так что, поговорим и разбежимся, или хочешь, чтоб я тебе душу мотала? – Я милицию позову. Нет такого закона, чтоб человека… – Я сама милиция. И закон. А у него вообще звезда шерифа. Хочешь, покажет? – У меня, между прочим, жена погибла. Могу я… – Вот о жене мы бы и хотели поговорить. – Так ведь говорили уже, – скривился он. – Ага. Ты про записную книжку рассказывал, про охи, ахи и вздохи, а что, кроме охов и ахов, там было? Он вроде бы удивился, молча уставился на меня, но выражение его глаз быстро менялось. – Ты почему записную книжку сжег? – перешла я на ласковый шепот. – А чего ж мне эту дрянь хранить? Перечитывать на ночь? – разозлился Сергей. Я кивнула, вроде бы соглашаясь, и опять спросила: – А может, ты просто не хотел, чтобы следователь узнал некоторые обстоятельства ее жизни? Не про любовника, нет. Про ту давнюю историю. И даже убийцу ее простил? Он вновь замер, потом подался вперед, навалился грудью на стол, торопливо налил водки в стакан, выпил, передернул плечами и закрыл глаза. – Каково мне было узнать… – сказал он тихо. – Я ведь любил ее, ей-богу, любил. Может, как-то не так, но я старался, а она… Кому верить после этого, как жить? – О жизни потом, – перебила я. – Сейчас по делу. Что ты узнал из записной книжки? Начнешь отнекиваться… – Да не пугай… – Он тяжело поднялся, кивнул: – Пошли на воздух. Здесь дышать нечем. Мы с Лукьяновым переглянулись. Он все время держался рядом с Сергеем, было ясно: сбежать не даст. Вышли на улицу. После душного помещения здесь показалось холодно, я зябко поежилась. Сергей направился во двор, сел на скамейку неподалеку от детской площадки. Я села рядом, Лукьянов привалился к дереву. – Как узнали? – вдруг спросил Сергей. – Впрочем, понятно… не зря, значит, вам деньги платят. Тяжело мне говорить… – вышло у него жалко. И взгляд стал затравленным. – Вы лучше спрашивайте, я отвечу. – Двенадцать лет назад в городе было совершено убийство. Девочку четырнадцати лет сначала пытали, а потом сожгли. Он зажмурился, точно увидел все это наяву. – Она убила, – сказал он поспешно, точно черти гнались за ним и уже сидели на закорках. |