Сочинение. 2. Т.Полякова - Вкус ледяного поцелуя. Ты как спросил он с душевной мукой
 Скачать 402.4 Kb.
|
|
– С намерением подставить? – Конечно. И тем самым лишить Игнатова поддержки. – Лялин мило улыбнулся, а я скривилась. – Очередное судебное разбирательство по поводу землицы в этом месяце, следовательно, тут каждое лыко в строку. – Хорошо. Хотели подставить, но убивать-то зачем? – Скорее всего, решили, что так проще. Плюс обстоятельства гибели… Игнатов лишился соратника, да еще в дерьме по самое не могу. – А зачем надо было убивать Борьку? – вздохнула я. Чужие фантазии не очень-то мне нравились, слишком они были похожи на правду. – Надо лучше знать людей, с которыми пьешь, – хмыкнул Лялин. – Кто его жена, знаешь? – Преподает в институте, в каком, не помню. – В педагогическом. А вот ее дядя – Лобко Геннадий Ильич. – Черт, – выругалась я. – Именно. Председатель суда, где слушается дело об интересующей нас землице. Выстраивается цепочка: Дидонов обращается к сестре твоего Борьки, которая у него в редакторах, она к братцу, а он к дяде жены. В результате они выигрывают дело. – Ну у тебя и фантазия. – Ага. Я даже знаю, в какую сумму это вылилось Игнатову. – Откуда? – Ну… – Лялин самодовольно усмехнулся. – Ты имеешь дело с профессионалом. От дурных привычек трудно избавиться. Год назад по долгу службы я был просто обязан знать, что делается в нашем городе. Сейчас это что-то вроде хобби. Вряд ли твой Борька намеревался подставить тебя, скорее всего, сестрица просто была в курсе, как вы проводите свободное время. Говорят, с головой у нее большие проблемы и мания величия в придачу. Вот она и решила поведать народу о том, что местная власть у нас сплошь алкаши и дебоширы. А когда твой друг увидел статейку, то сообразил, что ты можешь отнести ее на его счет, и испугался, потому что крови ты ему могла попортить ого-го сколько. Он позвонил Дидонову и, думаю, нелицеприятно высказался. Далее еще проще: допустить душевной беседы между вами не могли. Твою хватку в городе знают, если ты к кому-то прицепишься, можно гроб заказывать. – Это шутка? – не поверила я. – Нет, это мнение, которое бытует в народе. Надо иногда интересоваться собственной репутацией. Так как в деле завязаны очень многие люди, а Борька фигура незначительная, им охотно пожертвовали. – Чёрт-те что, – вздохнула я и принялась грызть ногти. – Прекрати, – сказал Лялин, понаблюдав за мной некоторое время. – Я демонстрирую ужас и потрясение. – Но как-то по-дурацки. – Я не дура. По крайней мере, один умник вчера убеждал меня в этом. – Не стоит всему верить. Кстати, появление в городе Лукьянова… – Ты и об этом знаешь? – удивилась я, хотя удивляться было глупо, Лялин всегда все узнавал первым. – Конечно. Живет у тебя и спит, скорее всего, в твоей постели. Угадал? – У меня что, на роже написано? – хмыкнула я. – Ага. Ты похорошела. Взгляд с дурнинкой… в общем, мне нравится. Хотя Дед наверняка другого мнения. Хочешь совет старого человека? Лукьянов приедет и уедет, а Дед… оно тебе надо? Опять же, появление Лукьянова не только делает мои фантазии весьма реалистичными, оно настораживает. Грядет что-то великое… и опасное, в основном для таких незначительных личностей, как мы. Оттого заявляю прямо. Фантазировать с тобой больше ну буду, даже если ты в голом виде завалишься на мой диван. Зажму хозяйство в кулак и, рыдая, пойду на свежий воздух. – Какая страшная картина, – ужаснулась я. – Вот-вот. Пусть менты возятся с этим убийством, а ты постой в сторонке. – Так они же никого не найдут. – И правильно. Зачем им лишние хлопоты? Есть чудная версия: ограбление квартиры, Дидонов случайная жертва. Это всех устраивает. Я простилась с Лялиным и, взяв Сашку на руки, побрела к дому, решив пораскинуть мозгами по дороге. Я не сомневалась, что Лялин прав. За долгие годы нашей дружбы я не помню случая, чтобы он ошибся. – Ох, горе горькое, – вздохнула я, сетуя на людскую жадность. Кто-то громко свистнул, я машинально повернулась и в десятке метров от себя обнаружила Лукьянова рядом со своей машиной. – Ты что здесь делаешь? – продемонстрировала я бездну удивления. – Решил проветриться, вдруг вижу – ты идешь. Ты гуляешь с собачкой довольно далеко от дома. – Он же охотник, ему надо больше двигаться. – Поехали, – сказал Лукьянов с усмешкой. Я устроилась в машине, а он сообщил: – Звонил Вешняков, очень тебя домогался. – Тогда сворачивай направо. Если домогался, значит, что-то серьезное. Вешняков сидел в своем кабинете, обложенный бумагами. – Наконец-то, – сказал он хмуро, увидел Лукьянова и несколько растерялся. – Придется смириться с тем, что он свалился на нашу голову, – вздохнула я, – но он парень неплохой, и польза от него иногда есть. Что нового? – Вот, – подвинул ко мне пухлую папку Артем. – Волосы встают дыбом, когда читаешь. – Уголовное дело Серафимович, в девичестве Уфимцевой? – Ага. Просто фильм ужасов. – Я ужасы не люблю, так что читать меня это не заставишь. Давай коротенько и без жутких подробностей. – Короче, так. Серафимович и ее дружок Вадим Краснов болтались по улицам и не знали, чем себя занять. На свое несчастье, четырнадцатилетняя девчонка на ту пору шла из музыкальной школы и попалась этим уродам навстречу. Они затащили ее за гаражи… далее просто жуть берет. Что они с ней делали, не опишешь… То есть описано довольно подробно, просто повторить сил нет. Наиздевавшись всласть, они облили девчонку бензином и подожгли. За бензином, кстати, в гараж залезли, замки сбили… Серафимович получила десять лет, ее дружок двенадцать, хотя я бы расстрелял. И девку тоже. Не смотри так. Расстрелял бы собственноручно. – Не заходись. Кто-то стрелять не стал – ножом пырнул. Так что справедливость восторжествовала. Как звали убитую девочку? – Елена Лисицина. Мать до сих пор на инвалидности, что неудивительно. Тут вот еще что. Я внимательно прочитал дело, и у меня появились кое-какие мысли. Прежде всего, похоже, убийц было не двое, а трое или даже четверо. Когда они свои зверства описывали, то путались в показаниях, кто как ударил и прочее. Но сколько на них ни давили, на своем стояли твердо: были вдвоем. Заводилой там, конечно, был парень. Он к тому времени уже побывал за решеткой по малолетству за разбойное нападение и законы знал. А Серафимович сразу начинала рыдать и твердила, как попугай, вдвоем были. Видно, успел проинструктировать. – Очень интересно, – кивнула я. – Парню пора уже выйти на волю, – подал голос Лукьянов. – Ага. Три недели назад у него вышел срок. – Пошлите запрос, – доброжелательно сказал Саша, когда хотел, он мог выглядеть очень милым. – Жив ли господин Краснов? Может, тоже в ящик сыграл, как его боевая подруга? Артем на мгновение задумался, затем кивнул: – А что? Проверим. Слушай дальше. Всех знакомых Ивановой опросили. О том, что у нее был любовник, многие догадывались. Одна даже имя назвала – Иван. Живет он где-то на Литейной. Но ничего конкретного. – С матерью говорили? Обычно дочери делятся своими радостями. – Конечно, говорили. Очень возмутилась на вопрос: “Не было ли у дочери любовника?” Дама высоконравственная. – А сколько лет старушке? – Никакая она не старушка. Лет пятьдесят, может, чуть больше. – Отлично. Черкни адрес, мы ее навестим. Лукьянов у нас спец по обольщению, ежели ей что-то известно о друзьях дочки, выложит как на духу. Артем улыбнулся, не зная, как реагировать на мои слова, а Лукьянов посмотрел на меня с насмешкой, мол, мели Емеля, твоя неделя. – Что там с Дидоновым? – спросил Артем. Я пожала плечами: – Хуже не бывает. Тонна дерьма и нулевые перспективы. – Сочувствую. Ты сейчас куда? – К матери Ивановой. Потом по обстоятельствам. Если что, звони. – И ты тоже. Мать погибшей Ивановой, в девичестве Корнеевой, жила в частном доме на окраине. Нас встретила громким лаем огромная собака. Мы постояли возле калитки, пока на крыльце не появилась женщина в цветастом халате. – Вам кого? – спросила она сурово. Я назвала фамилию и предъявила удостоверение. – Заходите, – кивнула она и оттащила собаку. Мы вошли в чистенькую прихожую. Женщина указала рукой в сторону кухни. – Чего вы от меня хотите? – вздохнула она устало. – Поговорить, – пожал плечами Лукьянов. – Что толку от ваших разговоров? Дочь вы мне не вернете… и убийцу не найдете. – Почему же, очень может быть, что и найдем. – Как же… – Она зло усмехнулась. – Ладно. Садитесь, поговорим. Я скромно устроилась в уголке, Лукьянов напротив женщины. Она машинально поправила волосы, выпрямила спину. Положительно во взгляде Лукьянова было что-то магнетическое. – Какие у вас были отношения с дочерью? – спросил он. В глазах женщины появилось удивление. – Обыкновенные. Почему вы спросили? – Ну… всякое бывает. Она с вами своими проблемами делилась? – Какие у нее проблемы. Так, блажь одна. Работа хорошая, по крайней мере, платили прилично. Я вон за тысячу рублей горблюсь. Муж – чистое золото. И зарабатывал дай бог каждому. – Между собой они ладили? – С ее Серегой только дура не поладит. Он же точно теленок. Говорю, чистое золото. – Но она завела любовника, – сказал Лукьянов, не спросил, а поставил ее перед фактом. Женщина быстро взглянула на него, облизнула губы. – Ничего такого я не знаю. – Выходит, о своих сердечных делах она вам не рассказывала. – Я бы ей рассказала… Радовалась бы, что муж такой достался. Я-то со своим намучилась. Слава богу, прибрал господь. – Тут вот какая вещь получается, – вздохнул Лукьянов. – Есть показания свидетелей, что накануне ваша дочь поссорилась с мужчиной. Разговаривали они на улице, одна из женщин, работающих в торговом центре, как раз шла мимо и слышала, как он ей угрожал. – Так ведь ее маньяк… все говорили… вон и по телевизору… – Первое убийство и убийство вашей дочери совершено разными людьми. Это установленный факт. Женщина с минуту растерянно смотрела на него. – Но как же так, – начала она плаксиво. – Очень может быть, что человек, убивший вашу дочь, просто воспользовался ситуацией. Кстати, погибла еще одна женщина, которая дружила с вашей Леной. Тюрина Ольга. – Господи… о господи. С него станется, он же уголовник. – Кто? – вкрадчиво спросил Лукьянов. – Ее хахаль. – Так она вам все-таки о нем рассказывала? – Нет, – покачала женщина головой и заплакала. – Я догадалась, что она завела кого-то. Звоню им, а Серега с удивлением: “Так она, мама, к тебе поехала”. Я давай ее пытать. Наврала с три короба. Ладно, думаю, а у самой на душе кошки скребут. Потом замечать стала: заедет ко мне на минутку и на часы зыркает. И быстрее к двери. Тут до меня дошло, что она мною прикрывается, Сережке врет, что у матери, а сама… Ну я ее и выследила. А уж когда узнала, кто он, совсем худо стало. Год как освободился. Ну на что он ей, господи? Сидел за убийство. Мне соседи сказали. А Серега добрый… Нет бы ребенка ему родила, куда там… Вот уж правду говорят, яблоко от яблони… Папаше ее тоже все на месте не сиделось. – Вы с ней разговаривали на эту тему? – О любовнике? Нет. Я ее характер хорошо знаю. Характер-то тоже папашин. Разругались бы вдрызг, а что толку? И вашим ничего не рассказала, не хотела грязное белье трясти, но раз такое дело… – Как зовут ее любовника? – Ванька. Мещеряков Иван Сергеевич. – Где живет, вы знаете? – На Второй Литейной. Номер дома не помню, напротив гастронома, четырехэтажный, с аркой. Он там один такой. Первый подъезд, квартира на втором этаже, как войдешь, направо. Я с соседкой говорила, что под ним живет, она мне все про него рассказала. Вы уж только Сереге пока не говорите, ему бедному и так нелегко. Каково про жену узнать, что она за твоей спиной любовь крутит? А уж как я радовалась, когда они поженились. Думала, хоть вздохну спокойно. – А что, с Леной были проблемы? – вкрадчиво спросил Лукьянов. – А у кого с детьми проблем нет? Моя не хуже других. Если вам что наболтали, так не очень слушайте, язык-то без костей. – Подруги у Лены были? – спросил Лукьянов. Голос его звучал завораживающе ласково, не голос, а райская музыка. – Конечно. Девочка она общительная. – Вы многих знаете? – Я в основном знаю тех, с кем она со школы дружила. Приходили они к нам. А когда Лена замуж вышла, стали жить врозь. – А среди школьных подруг вы не помните Веронику Уфимцеву? Лицо женщины словно окаменело. Она наконец сглотнула и с большим трудом произнесла: – Помню. В одном классе учились. Только подругами они не были. Вероника – сорвиголова, а моя – нормальный ребенок. Ну, может, видели их вместе, на танцах или еще где, но это ничего не значит. – Собственно, я задал этот вопрос только потому, что женщина, которую первой убили в универмаге, и есть Уфимцева. – Но ведь фамилию-то совсем другую называли. И не больно похожа, я фотографию видела. – Фамилию она сменила. После освобождения вышла замуж. А когда приехала в этот город, здесь встречала ее ваша дочь. – Не может быть. Зачем Леночке ее встречать, с какой стати? Леночка, когда все это случилось, сказала: знать ее не хочу. Вы ведь, должно быть, в курсе, что она со своим парнем натворили? Уму непостижимо. Вероникина мать сразу отсюда уехала, не могла людям в глаза смотреть. – А у вас нет школьных фотографий дочери? – робко вклинилась я в их разговор. – Есть. Зачем вам? – Может, и Уфимцева на них случайно промелькнула, нам бы это очень помогло идентифицировать ее личность. Такого слова женщина не знала и озадачилась. – Хорошо, – пожала она плечами и скрылась в комнате. Через пять минут в руках у меня была фотография: три девицы лет пятнадцати стояли в обнимку, короткие юбки, боевая раскраска, выражение лиц такое, что мимо проходить желательно с кастетом, но и тогда этих юных особ не стоит задевать. – Вот это Леночка, это Вероника, а это Ольга. – Какая Ольга? – нахмурилась я. – Тюрина. – Подождите, Ольга Тюрина училась с вашей дочерью в одном классе? – Нет. Она на год младше, но тоже училась в пятнадцатой школе. Я внимательно посмотрела на фотографию. Здесь Ольга Тюрина мало походила на женщину, увиденную мною в подсобке универмага. Правда, там она сидела с перерезанным горлом, да и времени с того момента, когда была сделана фотография, прошло немало, хотя Лену и Веронику узнать было нетрудно. – Что ж, спасибо вам большое, – поднимаясь, сказала я. Лукьянов тоже поднялся, пожал женщине руку, вышло это трогательно. – Что скажешь? – спросила я, когда мы оказались на улице. – Вырисовывается нечто в высшей степени интересное, – ответил он. – Все три убитые – школьные подруги, одна из которых отсидела срок за убийство. – А в деле глухой намек на то, что убийц было не двое, а больше. – В этом что-то есть, – нахмурился Лукьянов. – Есть, чувствую. Понять бы, с какого бока здесь любовник Ивановой. Что он делал на вокзале, почему прятался? – Это мы у него спросим. Поехали, адрес есть. – Надо позвонить Вешнякову, – усомнилась я. – Без него справимся. В этом я не сомневалась, Лукьянов справится. Правда, пару раз я присутствовала при том, как он сел в лужу, но кто ж за собой такие мелочи помнит? – Поехали, – вздохнула я, вовремя сообразив, кто у нас тут главный. Найти дом и в самом деле оказалось легко. Обшарпанная “сталинка” с огромной аркой. Двор, кстати, поражал чистотой – детская площадка, аккуратные кустики, клумба, правда, сейчас она обилием цветов не баловала, но все равно чувствовалась хозяйская рука. Мы поднялись на второй этаж, позвонили в квартиру. Тишина. Лукьянов позвонил еще раз. Безрезультатно. – Может, он на работе? – взглянув на часы, подумала я вслух. – Спустись к соседке, а я здесь покараулю, может, наш мальчик просто не желает открывать дверь. Если верить матери Елены Ивановой, соседка, снабдившая ее ценными сведениями о верхнем жильце, жила в квартире под номером три. Я спустилась на первый этаж и позвонила в дверь. Открыть мне тоже не пожелали. “Не везет”, – философски решила я, тут открылась противоположная дверь, и резкий женский голос осведомился: – Вам чего? – Мне бы увидеть жильцов третьей квартиры, – радостно сообщила я. Женщина нахмурилась. – Зачем они вам? – Хотела поговорить по поводу вашего соседа. Мещерякова. – Я предъявила удостоверение. – Его что, опять сажают? – Пока нет. А есть за что? – Кто его знает. Пословицу слышали: как волка ни корми… Ладно, идемте. Женщина решительно направилась к третьей квартире, открыла дверь ключом и вошла первой. – У соседки кино смотрела, – милостиво пояснила она. – У меня НТВ что-то плохо показывает. Как звать-то? – Ольга. – А меня Лидия Васильевна. Проходи. Мы устроились в гостиной. Судя по обстановке, Лидия Васильевна жила одна. Мебель старенькая, салфеточки, окна наполовину заклеены газетами, летом, когда жарило солнце, в квартире, должно быть, царила духота. – Все никак не займусь окна почистить, – заметив мой взгляд, сказала Лидия Васильевна. – Старость не в радость, кости болят, на подоконник влезешь, а слезть уже мочи нет. Ну, зачем тебе сосед-то? Сотворил чего? – Да вроде пока не успел. Есть сведения, что он состоял в близких отношениях с Еленой Ивановой, одной из женщин, убитых в универмаге. – Видно, это ее мать приходила с месяц назад, выспрашивала. – Ее. Она нам его адрес и сообщила. – Ну, что я могу тебе сказать? Ванька – парень непутевый, всегда таким был. В отца пошел, а тот в своего папашу, то есть в Ванькиного деда. Оба сидели, ну и внучок по их стопам. Лет с пятнадцати начал куролесить, пока не начудил по-крупному. Чего-то не поделил с дружком и убил его. Ванькина мать, царство ей небесное, святая была женщина, уж сколько вытерпела. Ваньку ждала, все надеялась, образумится сынок. Померла в прошлом году. Здесь ее все уважали. Да и про Ваньку ведь ничего плохого не скажешь. Я не убийство имею в виду, а так, по соседскому делу. Вон клумбу копать никто из молодых не вышел, а он – пожалуйста. Тут я пристыдила его, что лестницу не убирает, так он с соседкой договорился, денег ей дал, она теперь полы моет. Есть у парня совесть. |