Учебник для студентов филологического факультета Томск 2007 ббк 81. 411. 2 923 в 99 Печатается по решению
Скачать 0.84 Mb.
|
2. 4. 2. 2. Художественная литература Киевской Руси. «Слово о полку Игореве» До революции исследователи мало использовали данные «Слова о полку Игореве». Принято считать, что «Слово…» было написано вскоре после неудачного похода Новгород-Северского князя Игоря Святославича на половцев (апрель – май 1185 г.) – в 1187–1188 гг. Оригинал рукописи не сохранился. Имеющиеся в нашем распоряжении тексты «Слова…» представляют собой копии со списка XV в. или начала XVI в., найденного в 1795 г. в библиотеке Спасо-Ярославского монастыря. Этот список был приобретен собирателем русских древностей графом А.И. Мусиным-Пушкиным в Ярославском архиерейском доме в числе других старинных рукописей. В 1796 г. была сделана копия для Екатерины II, впервые опубликованная академиком Пекарским в 1864 г. В 1800 г. «Слово…» было издано А.И. Мусиным-Пушкиным в сотрудничестве с А.Ф. Малиновским и Н.Н. Бантыш-Каменским. Рукопись «Слова…» погибла при пожаре вместе с другими книгами библиотеки А.И. Мусина-Пушкина в 1812 г. во время нашествия французов на Москву. Погибшая рукопись была отдалена от оригинала более, чем на 300 лет. Но дошедший до нас список восходил, разумеется, не непосредственно к оригиналу, а к какому-то другому списку, в свою очередь переписанному с более раннего списка. Какое количество таких промежуточных списков отделяет единственную известную нам рукопись «Слова…» от его подлинника, неизвестно. После гибели сборника, содержавшего текст «Слова…», стали высказываться сомнения в подлинности памятника (И.И. Давыдов, М.Т. Каченовский, митрополит Евгений Болховитинов, О.Л. Сенковский). Защитниками подлинности «Слова…» были Н.М. Карамзин, А.С. Пушкин, М.А. Максимович, Р.Ф. Тимковский. В качестве доказательства подлинности «Слова…» приводятся следующие факты. 1. Были обнаружены памятники, созданные после XII в., но ранее XVIII в., содержащие ссылки на «Слово…», цитаты из него. К.Ф. Калайдович в Пскове обнаружил «Апостол» (церковный памятник, включавший в свой состав отрывки библейских книг) 1307 г. с припиской писца, представляющей собой немного измененную цитату из «Слова…», был открыт другой памятник древнерусской литературы – «Задонщина» (XIV–XV вв.), являющийся по существу переработкой текста «Слова…». 2. Язык «Слова…» совпадает с реальным языком XII в. В тексте «Слова…» последовательно употребляются формы двойственного числа, звательного падежа; формы имен существительных со свистящими «з, ц, с» на месте заднеязычных согласных перед «» и «и» (влъци, на брез, пороси, греци); формы дат., твор. и мест. пад. мн. ч. имен существительных разных типов склонения; хорошо представлена система глагола древнерусского языка: формы инфинитива с суффиксом «-ти» (начати, быти, пти); формы 2-ого л. ед. ч. глаголов наст. вр. с флексией «-ши» (сидеши, отворяеши, стреляеши); четко различаются три формы прошедшего времени глаголов (имперфект, аорист, перфект); используются старые формы сослагательного наклонения. Синтаксическая структура памятника также свидетельствует о древности «Слова…»: собирательные имена существительные требуют формы мн. ч. глагола; формы вин. пад. одушевленных существительных не совпадают с формами род. пад.; употребляются словосочетания с беспредложным управлением. Все эти конструкции, вероятно, были свойственны живой восточнославянской речи, т.к. они широко представлены в деловых памятниках XI–XIII вв. 3. В тексте «Слова…» присутствует лексика, которая встречалась в повествовательных жанрах XI–XIV вв., но исчезла из языка после татаро-монгольского нашествия и в более поздних памятниках не употребляется: # потяти («убить»), комони («кони»), туга («печаль»), тур («зубр»), поскепати («расщепить»), зегзица («чайка или кукушка»), носады («речные суда»), котора («распря, раздор»), карна («мука, скорбь»), клюка («хитрость»), хоть («супруга»), къметь («воин»), чага («рабыня»). Значение «Слова о полку Игореве» в ИРЛЯ «Слово…» – ценный источник сведений о русском литературном языке старшего периода. Судить по «Слову…» о фонетической стороне литературного языка того времени трудно, т.к. в дошедшем до нас списке стерлись многие фонетические данные того живого языка, который отражал оригинал памятника. Известный нам текст «Слова…» в числе прочих более поздних речевых отклонений отражает второе южнославянское влияние на русский язык, имевшее место в XV в. Многие церковнославянизмы были внесены в текст его последующими переписчиками. Об этом свидетельствует выписка из текста «Слова…», сделанная переписчиком «Псковского апостола» в 1307 г. Однако некоторые сведения представляются достоверными. Последовательно различаются «» и «е», что свидетельствует о том, что звук «» в языке того времени был еще вполне живым. Что касается употребления «ы» и «и» после заднеязычных, то в тексте «Слова…» встречаются сочетания «ги», «ки», «хи», но, наряду с ними, наблюдаются и старые «гы», «кы», «хы». С.П. Обнорский считал сочетания «гы», «кы», «хы» элементами второго южнославянского влияния. Большее значение имеет «Слово…» для изучения морфологии: последовательно употребляются формы двойственного числа у имен существительных; правильно и последовательно употребляется форма звательного падежа; широко представлены формы существительных на «-у» в род. и мест. пад. ед. ч. (# у Дону, о плъку, из луку, на слду), которые должны были иметь в род. пад. ед. ч. окончание «-а», а в местном падеже – «-». Окончание «-у» – свидетельство влияния распавшегося склонения с основой на *u. Имен. пад. мн. ч. основ на *о сохраняет древнее окончание «-ы / -и» (# позвониша въ колоколы, врани, князи, орли); последовательно выдержаны архаические формы существительных в дат., твор. и мест. пад. мн. ч. (# начати старыми словесы, под облакы, пред пълкы, другаго дни, преградиша чрьвлеными щиты). У существительных еще не вполне определилась категория одушевленности: у одушевленных существительных формы вин. пад. совпадают то с род. пад., то с имен. пад. Встречаются такие своеобразные конструкции, как родительный разделительный (# да позрилъ Синего Дону; под снию зелену древу; на брез синему морю); дательный принадлежности (# погасоша вечеру зори; отворяеши Кыеву ворота). Правильно употребляются формы аориста, перфекта, имперфекта, особенно часты случаи употребления аориста, что связано с повествовательным характером памятника. В области синтаксиса характерны: (а) закономерная постановка прилагательных перед существительными (препозитивная позиция); (б) преобладание сочинительных конструкций с союзом «а» над подчинительными, частое бессоюзное сочетание предложений; (в) употребление беспредложных конструкций (# копие приломити конец поля половецкого, избивая гуси и лебеди завтраку и обеду и ужин); (г) повторение предлогов (# по Руси и по Сули). В языке «Слова…» очень полно представлено богатство и разнообразие лексики. В отличие от лексического состава религиозной литературы, насыщенной словами с символически отвлеченным значением, лексика «Слова…» носит ярко выраженный предметный, конкретный характер. Представлены различные тематические группы лексики: природная лексика, военная лексика, названия животных и птиц, представлена охотничья и земледельческая терминология, богата и разнообразна глагольная лексика: много глаголов, значение которых связано с движением (# ехать, лететь, скакать, рыскать помчать), и глаголов звучания (# шуметь, звенеть, кликнуть, кричать, ржать, брехать), глаголов военного действия (# стрелять, опешить, биться, одолеть, побеждать, полонить). Многочисленны существительные и прилагательные, обозначающие зрительное восприятие, многочисленны прилагательные цвета (# багряный, серый, белый, зеленый, синий, шизый ( = сизый), светлый, темный). Многочисленны в «Слове…» синонимические ряды существительных: # слава – хвала – честь; печаль – тоска – туга; время – година – веци – лето; ратный дух – буесть – буйство – мужество. Преобладает исконно русская по происхождению лексика. Иноязычная лексика редко встречается в «Слове…»: в нем присутствует небольшой процент лексических старославянизмов, представлено небольшое количество латино-греческих заимствований (# вино, къметь, поганый, корабль, теремъ, кровать, оксамитъ («парча»), паполома («шелковая ткань») и др.), несколько полнее представлены слова, заимствованные из тюркско-татарских языков (# бояринъ, коганъ (титул хазарского правителя, а затем титул киевских князей), кощей («пленник, слуга»), телега, харалугъ («сталь»), жемчугъ, япончица («верхнее платье, покрывало»), орътьма («накидка, плащ»), чага («молодая невольница»), яруга («овраг») и др.). Очень часто встречается в «Слове…» параллельное употребление старославянских и русских вариантов того или иного слова – с неполногласием и полногласием: # Володимиръ и Владимиръ, преградиша и перегородиша, глава и голова, соловию и славию, ворота и врата, воронъ и вранъ, дорогый и драгый, городъ и градъ, хоробрый и храбрый, берегъ и брегъ, голосъ и гласъ, младой и молодой, а также ночь и нощь, одинъ и единъ. Такое параллельное употребление связано со стилистическими задачами автора. Старославянские формы встречаются в книжных контекстах, а русские – в контекстах, связанных с влиянием УНТ. Слова, связанные либо с повседневной бытовой жизнью, либо с военным делом Киевской Руси, встречаются только в полногласном варианте: # колокол, корова, паволока, солома, шелом. В конкретном значении также употребляются восточнославянские варианты: # голова. В составе же различных устойчивых словосочетаний с отвлеченно-переносным значением обычно представлен старославянский вариант слова с неполногласием: глава. Например: главу приложити = погибнуть в бою, главы подклонити = изъявить покорность. Аналогично употребляются варианты боронь и брань, хоробрый и храбрый. Старославянский корень злат- употребляется в составе устойчивых украшающих эпитетов: златъ столъ, злато седло, злато стремя, златый шеломъ. Старославянизмы играют значительную роль в ритмическом строе поэтического памятника. Они ярко выделяются в качестве речевых элементов, создающих ритмическую завершенность поэтического синтаксиса, подчеркнутую звуковыми повторами, ассонансами и аллитерациями. Ритмическая стройность была бы нарушена, если бы автор предпочел восточнославянскую полногласную лексику. Старославянизмы способствуют созданию синтаксического параллелизма, подчеркнутого морфологической рифмовкой: # «Тогда по Русской земли ретко ратаеве кикахут, но часто врани граяхут», «Страны ради, гради весели», «отня злата стола поблюсти», «отвори врата Новуграду». Старославянские элементы способствовали значительному обогащению древнерусского литературно-письменного языка. Наличие в словарном составе древнерусского литературного языка парных стилистических вариантов многих слов позволяло авторам свободно выбирать любые из них, искусно избегая монотонности и тавтологии. Обогащая синонимические ряды, старославянизмы давали возможность русским авторам избегать буквальных повторений при построении параллельных оборотов. В лексике «Слова…» встречается много архаических элементов. В «Слове…» нашли отражение древнее мировоззрение славян, их древние обычаи и обряды. «Слово…» – это памятник не только литературного языка, но и художественного, поэтического языка. Язык «Слова…» насыщен метафорами, сравнениями, но в отличие от символически абстрактных метафор церковной литературы здесь метафоры конкретны: в них заложен образ конкретного предмета или явления. Метафоры основываются на образах из мира природы или крестьянского труда: битва метафорически сравнивается с молотьбой, или предстоящая битва сравнивается с надвигающейся грозой, гибель воинов Игоря сравнивается с брачным пиром, пролитая кровь – с вином. Мир «Слова…» динамичен. Природа, животные, растительный мир активно участвуют в событиях. Природа действует или «аккомпанирует» действиям людей, она динамична, «события» мира природы параллельны событиям людской жизни, символичны. В «Слове…» нет статичного литературного пейзажа, типичного для литературы нового времени. Для этого произведения характерна передача состояния человека через состояние природы. Динамизм, действенный характер передается обилием и семантическим разнообразием глагольной лексики. Язык и стиль «Слова…» отражают сочетание и тесное единство двух речевых потоков: (1) устного народно-поэтического творчества, фольклора; (2) книжной речевой традиции, идущей от Византии. В «Слове…» представлены многие фольклорные черты, характерные для языка былин, сказок, народных песен: а) постоянные эпитеты: # сизый орел, синее море, зелена трава, стрелы каленые, чистое поле, острые стрелы, острые мечи, бръзые комони, серые влъцы, красные девы, кровавые раны, храбрая дружина, черный ворон, черная туча, студеная роса; б) отрицательные сравнения: # «Не десять соколов пускал Боян на стадо лебедей, но возлагал свои вещие персты на живые струны», «Не буря соколы занесе чрес поля широкая – галици стады бежать к Дону великому»; в) повторения однокоренных слов (тавтологизмы, или плеоназмы): # трубы трубять; мосты мостити; ни мыслию мыслити, ни думою сдумати; свет светлый; пети песнь; г) синтаксические параллелизмы: # Комони ржуть за Сулою, звенить слава в Кыев; д) многочисленные сравнения из мира природы: действия людей часто сравниваются с повадками животных и птиц. Синтаксис «Слова…» имеет песенно-эпический характер (параллелизм, одинаковое начало предложений, повторяющиеся концовки, симметричность расположения членов предложения, значительное количество безличных предложений). Встречаются в «Слове…» и книжные элементы, например, метафорические эпитеты: # вещие персты, железные полки, злато слово, жемчужна душа. Книжный характер носят такие метафорические выражения, как: # «истягну ум крепостию своею и поостри сердца свою мужеством, наплънився ратнаго духа»; «спала князю умь похоти, и жалость ему знамение заступи искусити Дону великаго»; «храбрая мысль носит ваш ум на дело»; «растекашется мыслию по древу … шизым орлом под облакы»; «скача славию по мыслену древу, летая умом под облакы». Традиции книжной литературы сказываются и в тексте «мутного сна» Святослава, и в его «золотом слове». Простое сопоставление часто вырастает в противопоставление, параллелизм перерастает в антитезу. Автор «Слова…» творчески обогатил традиции новыми чертами. Он использует приемы цветописи и звукописи. Цветовые прилагательные используются в символическом значении: в сочетаниях чръная паполома, синее вино, бусови врани они выступают в качестве символов беды, несчастья. Таким образом, в «Слове…» произошло соединение и взаимообогащение двух типов древнерусского литературного языка: книжно-славянского и народно-литературного. 2. 4. 2. 3. Язык летописи. «Повесть временных лет» Летописи являются главным источником изучения древнерусского литературного языка. Они создавались с XI по XVIII вв. Летописи – это самые обширные памятники, представляющие собой свод разнородных произведений. Они скомпонованы из различных источников и включают в себя: (а) подлинные законодательные и дипломатические документы; (б) народные предания, произведения УНТ; (в) обрамляющий текст, содержащий комментарии автора. «Повесть временных лет» – это летописный свод, составленный в начале XII в. в Киеве монахом Нестором. Его называют также Начальной летописью и летописью Нестора. Подлинник «Повести…» не сохранился, а самый старший из известных списков (в составе т.н. Лаврентьевской летописи) относится к 1377 г. Цель создания «Повести…» – ответить на вопрос: «Откуда есть пошла русская земля?» Это сложный по составу памятник, в который вошли и материалы предшествующих летописей, и некоторые документы (например, договоры русских с греками), и отдельные литературные произведения (например, «Поучение Владимира Мономаха»), и устные исторические предания и легенды. Разнообразна «Повесть…» и по содержанию: от религиозных рассуждений до бытовых присказок и пословиц; от описаний воинских походов и битв до рассказов о дипломатической хитрости княгини Ольги и «испытании вер», учиненном Владимиром. Можно выделить три группы летописных записей: 1) записи церковно-религиозного характера («Речь философа», сказание об основании Печерского монастыря, «Поучение о казнях божиих», сказание о кончине Феодосия и о печерских чернецах); 2) записи исторических сказаний и легенд (сказания об основании Киева, о смерти Олега, об Игоре и Ольге, о Святославе, о женитьбе Владимира на Рогнеде, о поединке Матвея Кожемяки с Печенегом); 3) описания событий, близких по времени и современных созданию «Повести…» (сказание о киевском городском восстании 1068 г., повесть об ослеплении князя Василька Ростиславича 1097 г. и т.д.). В летописи имеет место, по словам Б.А. Успенского, постоянная смена языкового кода. В летописях в большей степени, чем в других текстах, отражается специфика языковой ситуации Древней Руси: их особенно характеризует языковая неоднородность, гетерогенность, т.е. переходы от церковнославянского языка к русскому и наоборот. Противопоставление церковнославянского и русского языков проявляется в летописях не только в противопоставлении целых текстов, написанных на том или другом языке, но и в противопоставлении различных сегментов – от фраз до отдельных форм. Употребление церковнославянского или русского языка определяется отношением к излагаемым событиям. Старославянизмы преобладают в записях церковно-религиозного характера и в тех отрывках, которые заимствованы из Священного Писания: библейские легенды, выписки из византийских источников, рассказ о крещении Ольги. В других частях летописи преобладает язык, близкий к деловому (например, договоры русских с греками). Значительно представлена в «Повести…» и фольклорная струя. В летописи содержится много вставок – самостоятельных произведений внутри летописи. Принцип организации текста летописи – погодная запись. Две трети летописи составляют тексты на светские темы. Древнейший из сохранившихся списков «Повести…» отдален от времени ее создания более чем на 250 лет, в процессе неоднократного переписывания были допущены существенные отступления от оригинала. Памятник многократно перерабатывался, поэтому невозможно говорить об единстве текста. Язык летописи свободен от резких диалектных различий, ему не свойственна значительная языковая пестрота. Манера письма зависит от характера и темы повествования, летописец сознательно производит отбор языковых средств в зависимости от используемого источника, от принадлежности отдельных летописных статей к определенному жанру древнерусской литературы. В повествовательных текстах, рассказывающих о быте, войнах, правовых институтах, социальных отношениях восточных славян, о реальных происшествиях и исторических событиях, преобладают восточнославянские языковые элементы. Две трети текста составляет исконная восточнославянская лексика, одну треть – старославянские единицы. Слова с полногласием и неполногласием используются не безразлично, а с определенным расчетом: # храм (о церкви) – хоромы (о жилом доме); враг (о дьяволе) – ворог (о неприятеле); порог (о Днепровских порогах) – праг (о церковном пороге). В «Повести…» обильно представлены различные древнерусские «воинские формулы» и термины: # и бысть сеча сильна и страшна, всести на конь ( = выступить в поход), взломити полк ( = разбить строй полка), изломити копие ( = начать бой), взяти город на щит ( = на добычу каждому воину). В летописи много записей старинных исторических преданий и легенд, в языке которых сказывается древнерусская устная повествовательная традиция, присутствуют народные, фольклорные элементы. Встречаются описания стихийных бедствий, притчи. Встречаются и средние по языку отрывки, промежуточные между церковнославянским и повседневным русским языком. В летописях широко представлена русская военная терминология: # коньникъ, пшьць, стрльць, полонъ, пробишася свиньею; много бытовых слов: # черевикъ, черевье, порты, сорочица, узорочье, лапоть, усобица. В летописи используется много греческих слов и калек с греческого языка, встречаются названия различных привозных товаров: # паволока, узорочье; но преобладает исконно русская лексика: # лапоть, усобица, хвостатися, срубити город. Широко представлены пословицы – как народные, так и княжеские. Особенности синтаксического строя летописи:
Для языка летописи характерны следующие специфические стилистические черты:
|