юр. антропология. Учебник для вузов Издательство норма (Издательская группа нормаинфра М) Москва, 2002 удк 340. 15 Ббк 67. 0 К 86

• Название: Учебник для вузов Издательство норма (Издательская группа нормаинфра М) Москва, 2002 удк 340. 15 Ббк 67. 0 К 86
• Анкор: юр. антропология.doc
• Дата: 20.05.2017
• Размер: 2.79 Mb.
• Имя файла: юр. антропология.doc
• Тип: Учебник; #7974
• страница: 8 из 33

§ 1. Табу как прототип правового запрета

Уже на стадии становления человеческого общества важ­нейшим фактором биологической эволюции человека высту­пает групповой отбор. В современной антропологии все чаще находит обоснование идея о том, что индивидуальный есте­ственный отбор происходил прежде всего как отбор популя­ций, выступающих как интегративное целое, и лишь груп­пы-стада ранних предлюдей в ходе длительной эволюции фор­мировали самих индивидов ("грегарный отбор" по терминологии энтомологов) и стимулировали индивидуальный отбор. В ходе такого отбора видоизменялись как сами объединения, так и составляющие их индивиды (так называемый грегарно-ин-дивидуальный отбор), причем условия этого отбора качествен­но отличаются от условий остальных видов отбора: "сохра­нение формы объединения происходит не через посредство механизма биологической наследственности, а путем следо­вания существующему образцу, подражания"². Рассмотрим эти условия подробнее.


107
Глава 3. Генотип права: мононормы

Выше мы отмечали, что открытия антропологов и ар­хеологов позволяют сейчас удлинить историю человечества более чем вдвое, почти до 2 млн. лет, а возможно, и боль­ше. История человеческого рода может брать свое начало с homohabilis("человека умелого"), а не с питекантропа, обнаруженного в Юго-Восточной Азии. Во всяком случае зарубежные авторы склонны квалифицировать хабилиса как "первое действительно социальное существо"¹. Следо­вательно, эпоху первобытного стада можно попытаться про­следить с "человека умелого", хабилиса, т. е. позволитель­но утверждать, что люди вышли из животного состояния 2—3 млн. лет назад.

Возникновение нового качества - - человеческого обще­ства — нельзя объяснить исходя только из законов биологии. Необходимо учитывать и "социальные" факторы, определя­ющие характер взаимоотношений людей между собой и с группой в целом. В конце концов, в этот период истории мы видим только людей и никого кроме людей — ни машин, ни технологий, ни письменности.

Коль скоро археологией доказано, что уже неандерталь­цы строили совместные жилища, знали развитое охотничье хозяйство (опять же - - коллективное), практиковали охот­ничью магию, т. е. жили в сообществе, которое уже нельзя называть стадом², а следует именовать тем, что ученые ус­ловились называть праобщиной (или протообщиной), следо­вательно, можно утверждать, что начала родовой организа­ции просматриваются уже в эпоху палеолита. Именно это открытие дало исследователям право также утверждать, что, во-первых, родовая организация оказывается старше homosapiens, во-вторых, что поворотный момент в социоге-незе (т. е. возникновении элементарнейшей социальной струк­туры) опережает поворот в антропогенезе (т. е. формирова­нии физического типа человека, близкого к современному).


¹ Черных Е. П., Венгеров А. Б. Структура нормативной системы в древних
обществах // От доклассовых обществ к раннеклассовым. М., 1987. С. 25.

² История первобытного общества: Общие вопросы. Проблемы антропо-
социогенеза. М., 1983. С. 296.

¹ Western Civilizations: Their History and Their Culture. L., 1984. P. 6. '• "Эпоху первобытного стада характеризует аморфность, недифферен-цированность общественных отношений, отсутствие общинного домаш­него хозяйства" (Возникновение человеческого общества: Палеолит Африки. М., 1977. С. 38).

108

Часть II. Становление "человека юридического"

От совместной охоты человеческие особи начинают пе­реходить к более высокой ступени своего существования — сознательно организовывать свою жизнь сообща. Начало фор­мирования "общественного" бытия и "общественного" созна­ния было одновременно и началом превращения стада в со­циальный организм, развивающийся по законам, отличным от биологических, началом становления человеческого об­щества, а тем самым, и человека.

Переход от стада к праобщине был длительным. Не будем забывать, что элементарная производственная деятельность, с одной стороны, развитые мышление и язык - - с другой, воз­никают с разрывом примерно в 1—1,5 млн. лет. Антропологи предостерегают нас от приписывания производственной дея­тельности с самого начала сознательного и волевого характе­ра¹. Иными словами, социальное начало, а именно организо­ванная жизнь сообща автаркической, т. е. самодостаточной, об­щности человеческих особей зарождается на более поздних стадиях элементарной производственной деятельности архант-ропов, но все же раньше завершения процесса антропогенеза.

П. Тейяр де Шарден высказал блестящую по своей афо­ристичности мысль: "Человек вошел в мир бесшумно..."² Французский ученый поясняет свою мысль: человек в мо­мент своего появления ничего не поколебал в природе, не­смотря на уникальность уровня, на который его подняла реф­лексия. Действительно, первоначальные формы человечес­кой жизнедеятельности — это приспособление человека к среде. И это приспособление носит коллективный характер: "первым человеком" является и может быть только множе­ство людей"³. Логично предположить, что у этого "множе­ства" появляются внутренние связи, требующие определен­ной регуляции.

Основными формами приспособления людей к среде были использование естественных орудий, их совершенствование

¹ Эту идею отстаивал Э. Дюркгейм с позиций своей концепции "соли­
дарности", возникающей в процессе любой трудовой кооперации. См.:
Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Пер. с франц. Кн. I.
Гл. I—VII. М., 1991.

² Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М., 1987. С. 150.

³ Там же. С. 151.

109

Глава 3. Генотип права: мононормы

методом проб и ошибок и подражания удачным образцам, а также охота, обустройство убежищ, жилищ, что требовало передачи этих навыков из поколения в поколение. В отличие от животных, передававших эту информацию половым пу­тем в генетическом коде и путем обучения молодняка эле­ментарным повадкам, развивающиеся морфологические, т. е. речевые, способности древних людей позволяли им заимство­вать друг у друга производственные навыки, передавать эти навыки другим поколениям. У праобщины появляется то, чего не могло быть у стада: коллективная собственность на добы­чу, орудия труда и охоты, жилище как жизнеобеспечиваю­щее начало. Эта собственность была основным "социализирую­щим" фактором, требовала такого отношения к себе, которое регулировалось уже определенными "нормами", правилами поведения. Коммуналистические отношения поддаются уже регулированию при условии участия всех членов праобщины в этом процессе, иначе рецидивы зоологического индивидуализ­ма грозили разрушить зыбкую основу существования перво­бытного коллектива. Итак, потребность в саморегуляции про­является на самых ранних стадиях социогенеза как естествен­но необходимая предпосылка выживания в условиях жесткого отбора. Данные археологии и этнографии дают на этот счет отрывочные, но достаточно достоверные сведения.

Начало социогенеза трудно проследить по памятникам каменной индустрии, обнаруженным на стоянках хабилисов. Тем не менее можно привести пример погребения из Ля Шапелля, в котором находился 40—50-летний палеоантроп, пораженный жесточайшим деформирующим артритом. Этот пример свидетельствует о том, что только при бесперебой­ном обеспечении пищей этот человек с тяжелым недугом (у не­го было также сломано бедро и отсутствовали почти все зубы) мог просуществовать несколько лет. Полным калекой от рождения был и человек из пещеры Шанидар в Ираке. Эти и другие погребения подтверждают существование своеоб­разной "социальной помощи" и коммуналистических принци­пов распределения пищи в праобщинах. Неандертальские по­гребения 60-тысячелетней давности позволяют говорить не только о существовании определенного ритуала (в могилы

110

Часть II. Становление "человека юридического"

Глава З. Генотип права: мононормы

111


были даже положены цветы), но и об отношении к умершим общинникам по определенным правилам и традициям.

Такой же регламентации подвергалась, очевидно, и по­вседневная жизнь живущих. И одним из доказательств опе­режающего антропогенез процесса социогенеза служит ин­ститут экзогамии, т. е. требование вступать в брачно-поло-вые отношения только с представителями другого рода, а не с кровными родственниками.

В антропологической литературе запрет на совершение какого-либо действия обозначается термином табу. Первое употребление этого термина европейцами восходит к море­плаванию Дж. Кука, который во время своего третьего пла­вания в 1777 г. услышал на островах Тонга в Океании, а за­тем и на Таити слово tabu, означавшее запрет совершать какое-либо недопустимое действие. С тех пор это слово полинезийского происхождения вошло как в научный оби­ход, так и в обычную лексику¹. Далее мы будем применять это понятие именно как запрет.

Запрет (табу) вступать в интимные отношения с кровными родственниками основывался на убеждении, что последствием их становится появления дефективного потомства, а коли так, необходимо соблюдать это табу со всей суровостью. Сейчас с уточнением выводов медицины и этологии (науки о поведении животных) прямая зависимость половых связей с кровными родственниками и аномальным потомством не получает под­тверждения. Зато учитывается фактор "привыкания" к близ­ким родственникам, находящимся в том же замкнутом жиз­ненном пространстве, не допускающий кровосмешения - - ин­цеста: "...можно предположить, что в мире природы существуют биологические, эмоциональные, поведенческие и обществен­но-экологические силы, которые препятствуют сексуальным отношениям между родственниками, а также слишком хоро­шо знакомыми животными, и ориентируют их на внешние

¹ Из специальных исследований института табу см. статью Дж. Фрэзера "Табу" в Британской энциклопедии, а также: Radcliffe-BrownA. R. Taboo. Cambridge, 1939;Sahlins M. Culture and Practical Reason. Chicago, 1976; Steiner F. Taboo. L., 1956; WebsterH. Taboo: A Sociological Study. Stanford, 1942.

объекты..."¹ Остается предположить, что у существ, с детства привязанных к кому-либо, возникает определенное торможе­ние сексуальных эмоций в отношении близкого существа. На­против, родственные существа, разлученные в раннем дет­стве, без особых комлексов вступают в связи.

3. Фрейд (на то он и Фрейд) уподобляет табу навязчиво­му запрету невротика: "Табу является очень древним запре­том, наложенным извне (каким-нибудь авторитетом) и направ­ленным против сильнейших вожделений людей. Сильное же­лание нарушить его остается в их бессознательном. Люди, выполняющие табу, имеют амбивалентную направленность к тому, что подлежит табу. Приписываемая табу чародействен­ная сила сводится к способности вводить в искушение; она похожа на заразу, потому что пример заразителен и потому что запрещение вожделения в бессознательном переносится на другое. Искупление посредством воздержания за наруше­ние табу доказывает, что в основе соблюдения табу лежит воздержание"².

Нарушение табу на инцест практически у всех изучен­ных народов независимо от стадии их развития рассматрива­лось как преступление и жестоко каралось Так, у северной народности нивхов нарушитель этого запрета должен был покончить с собой. Кстати, более внимательное изучение быта народов мира³ опровергает свидетельства миссионеров о "по­вальном грехе" туземцев, а ведь на основе этих свидетельств

¹ Эритъе Ф. и др. Инцест или кровосмешение. Пер. с франц. М., 2000. С. 34—
35. Проблеме запрета инцеста посвящена обширная литература. Одним из
первых по-научному подошел к ней Э. Дюркгейм: DurkheimE.
La prohibition de 1'inceste et ses origines // L'Annce Sociologique. 1898. N° 1.
P. 1—70. Об инцесте писали 3. Фрейд ("Тотем и табу"), К. Леви-Строс ("Эле­
ментарные структуры родства"). См. также: Bishop N. Comparative Ethology
of Incest Avoidance // Biosocial Anthropology. N. Y., 1975.

² Фрейд З. Тотем и табу: Психология первобытной культуры и религии.
СПб., 1997. С. 52—53. Отсылаем и к другим работам Фрейда, для кото­
рого Эдипов комплекс, т. е. влечение сына к матери, — один из основ­
ных постулатов психоанализа.

^! См.: Олъдерогге Д. А. Некоторые вопросы изучения систем родства // Советская этнография. 1958. № 1; Он же. Основные черты развития си­стем родства // Советская этнография. 1960. № 6; Социальная организа­ция народов Азии и Африки. М., 1975.

112 Часть П. Становление "человека юридического"

Л. Г. Морган делал свое ошибочное заключение о том, что древнейшей формой брака являлась основанная на группо­вом браке всех лиц одного поколения так называемая кров­нородственная семья - - еще один пример того, как совре­менное научное знание способно корректировать наши пред­ставления, казавшиеся аксиомами¹.

Формирование общественных отношений, направленных на нейтрализацию сугубо биологических проявлений домини­рования и зоологического индивидуализма, происходило, та­ким образом, путем довольно жесткой саморегуляции праоб-щины². Можно по-разному терминологически определять эту саморегуляцию, но суть этой саморегуляции очевидна: обес­печение жизнедеятельности праобщины, соблюдение балан­са между коллективным и индивидуальным интересами³.

Уже одно требование экзогамии в половых отношениях делало необходимым существование жесткого коллективно­го контроля, а также соблюдение брачно-групповых предпи-

¹ См.: Алексеев В. П. Человек: Биология и социологические проблемы //
Природа. 1971. № 8; Он же. О самом раннем этапе расообразования и этно­
генеза // Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М., 1982; Карса-
евская Т. В. Социальная и биологическая обусловленность изменений в фи­
зическом развитии человека. Л., 1970; Рогинский Я. Я. Проблемы антропо­
генеза. М., 1977; Семенов Ю. И. Как возникло человечество. М., 1966;
Сержантов В. В. Философские проблемы биологии человека. Л., 1974; Чер­
ных Е. Я., Венгеров А. Б. Структура нормативной системы в древних обще­
ствах (методологический аспект) // От доклассовых обществ к раннеклас­
совым.

² В. И. Ленин писал в письме к А. М. Горькому в ноябре 1913 г.: "В дей­
ствительности "зоологический индивидуализм" обуздала не идея бога,
обуздало его и первобытное стадо, и первобытная коммуна" // Ле­
нин В. И. Поли. собр. соч. Т. 48. С. 232.

³ Более широкое и, возможно, обоснованное толкование саморегуляции
"как признака человечества" дает Т. В. Кашанина: "Социальные регуля­
торы первобытного общества выполняли две функции. Первая функция
социальных норм состояла в том, что они позволяли первобытным лю­
дям освободить свою психическую энергию от страха перед окружаю­
щим миром, тревожности и направить ее на производительную деятель­
ность. <...> Вторая функция социального регулирования заключается в
установлении в обществе стабильных отношений, поскольку именно та­
кие отношения исключают влияние случайных, чисто субъективных мо­
тивов и обстоятельств, могущих исходить от каждого из сородичей и
соплеменников" (Кашанина Т. В. Происхождение государства и права:
Современные трактовки и новые подходы. М., 1999. С. 182—184).


113
Глава 3. Генотип права: мононормы

саний, регулирующих эти отношения. Этнографами собраны и описаны производственные половые табу, обособление мужской и женско-детской групп в праобщине, имевшее по­всеместное распространение. И в этой сфере жизни людей социальные отношения вытесняли биологические, способство­вали укреплению праобщины, ее замкнутости как социума.

Возникновение рода (об этом пойдет речь в третьем раз­деле) стимулировало завершение антропосоциогенеза. Благо­даря жесткой саморегуляции общности древних людей при­обретали социальные качества. Изменялся и характер самой саморегуляции. Появляются многочисленные новые табу.

Дж. Фрэзер в своем знаменитом исследовании "Золотая ветвь" описывает различные виды запретов: запретные дей­ствия (глава XIX), табу на людей (глава XX), табу на пред­меты (глава XXI), запретные слова (глава XXII). Многие из этих запретов, нередко существенно трансформировавшись, дошли до наших дней. Не желая конкурировать с Фрэзером в красочности, а главное, в детальности описания многочис­ленных табу, назовем лишь некоторые из них.

Запретные действия. К ним Фрэзер относит прежде все­го табу на общение с иноплеменниками, потенциальными но­сителями "зловредной" магии, способной нанести вред тем, кто соприкасается с ними. (Не напоминает ли этот запрет контактов с иностранцами советскую действительность 30— 70-х гг., когда чуть ли не в каждом иностранце видели по­тенциального "шпиона" либо "идеологического диверсанта".) У многих народов существовал обычай закрывать лицо, осо­бенно женщин: считалось, что душа покидает тело именно через открытые части лица. Многие правители подвергались табу на выход из жилища: тем самым их личности придавал­ся мистический смысл, к тому же правитель не должен был ступать на землю, смешиваться с простыми смертными (та­кому запрету долгие века подвергались японский и китай­ский императоры, африканские правители). Распространен­ным было также табу на остатки пищи: согласно магии су­ществует связь между поглощенной пищей и ее остатками, поэтому нанесение вреда объедкам вредит и едоку; объедки следовало сжигать или закапывать. (До сих пор француз-

114

Часть П. Становление "человека юридического"

Глава 3. Генотип права: мононормы

115


ских детей учат "вылизывать" хлебом тарелку. Правда, в ари­стократических кругах Европы в XVIII в. было принято от­ведывать блюдо, оставляя его большую часть на тарелке, показывая, что не голоден - - к великой радости челяди на кухне.)

Табу на людей распространялось, как правило, на вож­дей и правителей: на них запрещалось смотреть во избежа­ние "сглаза", они были связаны с отмеченной выше изоля­цией Богочеловека. (Вспомним восточные сказки, в которых под страхом смерти запрещалось смотреть на проезжающую дочь правителя.) Было табу на общение с носящими траур как на состоящих в контакте с усопшими. Созвучно ему табу на рожениц или на женщин во время менструации. (Напом­ним существующий по сей день запрет женщинам входить в алтарное пространство в христианских храмах, запрет жен­щинам посещать храм в "трудные дни". Как известно, у му­сульман и у иудеев мужчины и женщины молятся отдельно.) Мужчины тоже подвергались табу: существовали табу, нала­гаемые на вернувшихся из военного похода воинов, ибо их души, преследуемые душами убитых им врагов, находятся оп­ределенное время в атмосфере опасности. Воины подвергались своего рода карантину или затворничеству в "мужских домах", они не должны были есть со всеми, вступать в интимные свя­зи и т. д. Еще более суровым было табу на убийц или на пала­чей: и в этом случае души убиенных ими преследовали их.

Табу на предметы и вещества. Таких табу великое мно­жество: табу на железо, на острое оружие, на кровь, на волосы или ногти при стрижке, на узлы и кольца. Можно продолжить список из нашего опыта примет: черная кошка, баба с пустыми ведрами...

Запретные слова. Здесь можно упомянуть запреты на собственные имена (отголосок — изменение имени при по­стриге в монахи для отвращения дьявола с его искушения­ми), на имена больных родственников (произнесение их име­ни могло ускорить их смерть), на имена покойников (вспом­ним наш обычай: о покойниках или хорошо, или ничего), на имена правителей и других особ.

Эти и другие табу были своего рода социальными нор­мами первобытного общества, а также важным инстру­ментом стандартизации поведения людей, подавления ре­цидивов "зоологического индивидуализма", наконец, ин­струментом воспитания детей и молодежи. Вспомним наше "счастливое детство": первое осознание опасности воспи­тывается родителями через многочисленные "нельзя" нельзя совать пальчики в розетку, нельзя брать иголки и гвозди в рот, нельзя выбегать на улицу не осмотревшись по сторонам и т. п. На смену бытовым приходят разного рода социальные "ни-и-зь-зья!": нельзя произносить не­которые слова, а уж тем более писать их своими ручонка­ми на заборе, нельзя говорить об определенных вещах за обеденным столом и т. д.

Запреты древних кажутся нам подчас нелепыми и дики­ми. На самом деле мы не всегда понимаем логики их появле­ния и сохранения через многие века Фрэзер пишет о них: "...философия эта, какой бы грубой и ложной она нам ни казалась, была логически последовательной. Она берет нача­ло в представлении о носителе жизни как о крошечном су­ществе, как о душе, пребывающей в живом существе, но отличной и отделимой от него. Для практического руковод­ства жизнью эта философия выводит из исходного принципа систему правил, которые в общем и целом гармонируют друг с другом и составляют связное целое"¹. По глубокому убеж­дению Фрэзера, мы должны испытывать чувство благодар­ности к далеким потомкам, которые методом проб и ошибок пытались установить миропорядок:

"Мы стоим на фундаменте, заложенном предшествующи­ми поколениями, и с достигнутых высот смутно ощущаем, что его закладка стоила человечеству длительных, мучитель­ных усилий. И мы испытываем чувство благодарности по от­ношению к безымянным, забытым труженикам, чей терпе­ливый поиск и кипучая деятельность сделали нас тем, чем мы ныне являемся. Та или иная конкретная эпоха, не говоря

¹ Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М., 1980. С. 297.

116

Часть П. Становление "человека юридического"

Глава 3. Генотип права: мононормы

117


уже о конкретном человеке, может внести в сокровищницу знания лишь весьма незначительный вклад. Поэтому пренеб­режительно относиться ко всей сокровищнице, похваляясь несколькими крупицами, которые внесла в нее наша эпоха, — это значит быть глупым и бесчестным. В настоящее время мала опасность недооценки вклада, который внесли в общее развитие человечества классическая древность и Новое вре­мя. В отношении других эпох дело обстоит иначе. На долю культуры первобытного общества слишком часто выпадают только презрение, насмешки и осуждение. Между тем в чис­ле благодетелей человечества, которых мы обязаны с благо­дарностью чтить, многие, если не большинство, были перво­бытными людьми. В конечном счете мы не так уж отличаемся от этих людей, и многим из того истинного и полезного, что так бережно сохраняем, мы обязаны нашим грубым пред­кам, накопившим и передавшим нам по наследству фунда­ментальные представления, которые мы склонны рассмат­ривать как нечто самобытное и интуитивно данное. Мы как бы являемся наследниками состояния, которое переходило из рук в руки столько раз, что изгладилась память о тех, кто заложил его основание, поэтому нынешние обладате­ли считают его своим изначальным и неотъемлемым досто­янием. Однако более глубокое размышление и исследова­ние должны убедить нас в том, что большей частью этого достояния мы обязаны своим предшественникам. Ошибки последних были не какими-то преднамеренными нелепос­тями или приступами безумия — они были гипотезами, ко­торые в свое время подкреплялись данными опыта, но не выдержали испытания временем. Истина выявляется толь­ко путем последовательной проверки гипотез и отсеивания тех из них, которые оказываются ложными. Истинной мы в конце концов называем гипотезу, которая нашла в опыте наилучшее подтверждение. Поэтому мы поступим благора­зумно, если будем взирать со снисходительностью на мне­ния и обычаи менее цивилизованных эпох и народов как на неизбежные ошибки в поисках истины. Это даст нам право на снисхождение, которым когда-нибудь придется воспользо-

ваться и нам самим: cum excusalione itaque veteres audiendi sun! (Предков следует выслушивать со снисхождением! Прим. пер.)"¹.

Итак, резюмируем: табу как биолого-психологическая запретная норма является генотипом других нормативных ре­гуляторов, о которых пойдет речь ниже; но не будет боль­шим преувеличением утверждать, что табу на инцест, т. е. требование экзогамии, было и первичным брачно-семейным регулятором.