Учебник для юридических вузов Москва зерцало 2001 ббк 67. 99(2)0 м 29

• Название: Учебник для юридических вузов Москва зерцало 2001 ббк 67. 99(2)0 м 29
• Дата: 30.09.2022
• Размер: 4.5 Mb.
• Имя файла: 8ef6948.doc
• Тип: Учебник; #706395
• страница: 3 из 61

§ 1. Противоречивый характер истории развития сравн. правоведения 13

Но только глупец отвергнет хинную кору на том основании, что она выросла не на его капустнике"¹.

Выступая против исторической школы права, проповедовавшей тезис о том, что право должно развиваться только на основе "сущ­ности национальности", автор резонно замечал, что в таком случае мы не должны были бы вводить суды присяжных, поскольку они произрастали не на нашей почве. Конституционную же форму прав­ления как чужеземное явление следовало бы нам не применять, что мы и делаем, а осуждать. Как будто мы сомневаемся, ввозить ли чужое вино только потому, что не мы его выжимали из винограда, употреблять ли хинную кору, потому что она не у нас выросла².

В данных рассуждениях Иеринга есть огромная доля правды и убедительности. С ними трудно спорить. Нельзя не согласиться, в принципе, и с тезисом о том, что "преуспеяние народа, точно так­же, как и преуспеяние единичной личности" есть непрерывное за­имствование извне. Что его язык, искусство, право, нравы, вся его культура, одним словом, вся его индивидуальность и национальность являются, "как и телесный и душевный организм единичной лич­ности, продуктом бесчисленных влияний и заимствований из внеш­него мира"³.

Однако нельзя согласиться с утверждением Иеринга о том, что торговля, обмен материальными и духовными ценностями между народами "не есть только дело интереса и свободной воли народов, но есть право и обязанность", и что "сопротивление исполнению этой обязанности есть возмущение против порядка природы, про­тив заповеди истории".

Иеринг явно разделял имперские, колониалистские по своему духу и характеру устремления и идеи великих, "цивилизованных" держав того времени, когда писал, что если какой-нибудь народ оказывается неспособным пользоваться землей, вверенной ему при­родой, то он должен уступить ее другому народу. Земля принадле­жит руке, умеющей ее возделывать. В силу этого, по мнению авто­ра, кажущаяся несправедливость, оказываемая англосаксонской нацией в.Америке туземным индейцам, "с точки зрения всемирной истории есть право". И не менее правы, считает автор, те европей­ские народы, которые, открывая силой реки и гавани Небесной Им­перии и Японии, принуждают эти земли и населяющие их народы к торговле⁴.

Разумеется, подобное "сближение народов, сводящееся по сути к насильственному насаждению торговых обычаев и порядков одних


народов другим, правовых предписаний и традиций одних, наций другим, ничего общего не имеет с объективным, естественноистори-ческим процессом обмена материальными и культурными ценно­стями, включая правовые, с процессом свободного, чуждого какому бы то ни было насилию, развития сравнительного правоведения"¹.

Также спорным является тезис автора, согласно которому на­роды должны принуждаться к взаимному общению, поскольку "выс­ший закон истории есть общение". Народ, который запирается от других, рассуждает Иеринг, совершает не только грех против самого себя, лишая себя средства воспитания, но в то же время допуска­ет несправедливость против других народов. Такой народ, не выно­сящий соприкосновения с чуждой ему культурой, не терпящий "вос­питания путем истории", теряет "свое право на дальнейшее суще­ствование, его погибель приносит пользу миру"².

Подобные радикальные выводы и суждения, противоречащие здравому смыслу, не только не способствуют, а наоборот, в макси­мальной степени препятствуют как материальному и духовному сближению народов, так и дальнейшему развитию на этой основе сравнительного правоведения.

Развитие последнего не имеет ничего общего ни с насилием, ни даже с самыми легкими и кажущимися на первый взгляд безобид­ными формами принуждения. Это — с объективной стороны самый обычный для нормального развития человеческого сообщества есте­ственный процесс, а с субъективной стороны — процесс сугубо доб­ровольный, не терпящий никаких форм давления, а тем более — принуждения и насилия. Таким он был в течение всего периода сво­его развития — в прошлом и настоящем. Таким же он должен оста­ваться и в будущем. Это — один из основных принципов процесса становления и всего последующего развития сравнительного право­ведения. В этом — залог его жизнестойкости, долговечности и эф­фективности.

Из сказанного следует, что, изучая историю развития сравни­тельного правоведения, рассматривая его сложную и противоречи­вую эволюцию, для глубокого и разностороннего понимания иссле­дуемой материи весьма важным представляется держать в поле зрения не только традиционные для такого случая вопросы, каса­ющиеся движущих сил, мотивов, условий, основных этапов разви­тия и факторов торможения или ускорения, но и принципы форми­рования и развития сравнительного правоведения. Это поможет

¹ Иеринг Р. Дух римского права на различных ступенях его развития. Ч. I. Спб., 1875. С. 7.

² Там же.

³ Там же. С. 6.

⁴ Там же.


¹В Западной, особенно немецкой литературе роль Иеринга в развитии сравнительного правоведения зачастую искусственно преувеличивается (См., например: Zweigert К., Siehr S. Ihering's Influence on the Development of Comparative Legal Method // American Journal of Comparative Law, 1971, vol. 19).

² Там же.

глубже понять не только историю развития сравнительного право­ведения, но и его сущность, содержание, задачи, стоящие перед ним, пределы его применения, роль и назначение. Это поможет точнее определить особенности, специфику сравнительного правоведения по отношению к другим институтам и отраслям права.

Например, теоретически и практически важным представляет­ся понять, ради чего, для решения каких задач и достижения каких целей формируется и развивается сравнительное правоведение. Каковы формы и методы их разрешения. Существуют ли какие-либо ограничения или пределы применения этих форм и методов. И так далее.

Эти и другие им подобные вопросы на первый взгляд могут показаться простыми, даже тривиальными. На самом же деле все выглядит гораздо сложнее. Не случайно, что по каждому из них, как правило, предлагается не одно, а два и более решений.

В частности, в отношении метода сравнительного правоведе­ния, пределов его применения одни авторы склонны считать, что данный метод не имеет никаких ограничений ни во времени, ни в пространстве. Другие же, наоборот, полагают, что он эффективен лишь до определенной степени. Такого мнения придерживается, на­пример, видный английский ученый-историк А. Тойнби, использу­ющий сравнительный метод при изучении различных цивилизаций.

В своей широко известной работе "Цивилизация перед судом истории", а точнее — в ее фрагменте под названием "Греко-рим­ская цивилизация", написанном в послевоенный период, автор де­лал следующее заключение. Итак, писал он, покончим с нашими сравнениями. Это образный метод, позволяющий несколько ярче представить себе историю различных цивилизаций, но он эффекти­вен только до определенной степени. Если отнестись к этому мето­ду слишком серьезно и не отставить его своевременно в сторону, он может стать препятствием к более глубокому проникновению в ис­торию. "Метафорическое приложение законов и процессов мира неживой природы к описанию жизненных процессов, в особеннос­ти человеческой жизни, сейчас, видимо, особенно опасно, хотя бы из-за того, что стало чересчур модным"¹.

Неоднозначно обстоит дело и с решением других вопросов, та­ких, например, как цели и задачи развития сравнительного право­ведения, а также изучение его весьма непростой и противоречивой истории. Здесь также нет единства мнений. Ибо если одни авторы склонны акцентировать внимание на академической значимости данных вопросов, то другие — на их прикладной, практической зна­чимости. Третья же группа исследователей исходит из необходимо­сти и важности их рассмотрения как в академическом, так и в при­кладном, прагматическом плане.


Не касаясь сейчас данных вопросов по существу, следует лишь заметить, что методологически важным, адекватно отражающим ре­альную действительность, представляется их решение по аналогии. Необходимо исходить из того, что история развития сравнительного правоведения — это не только часть истории развития правовых идей, но и неотъемлемая составная часть всеобщей истории.

Из этого следует что, если не все, то, по крайней мере, неко­торые стороны и аспекты всеобщей истории, включая ее основные цели и задачи, в определенной мере отражаются и на истории раз­вития сравнительного правоведения. Смысл использования анало­гии при этом заключается в том, что история развития сравнитель­ного правоведения условно приравнивается по отношению к всеоб­щей истории как история отдельно взятого государства, права (пра­вовой системы), народа, нации, общества.

Аналогия эта — весьма несовершенная, условная. Но она по­могает лучше понять рассматриваемую проблему. По аналогии с це­лями и задачами изучения общей (национальной) и всеобщей исто­рии, с учетом специфики исследуемой материи можно глубже и об­стоятельнее понять цели и задачи изучения сравнительного право­ведения.

"Начиная курс русской истории", — обращался к студентам Московского университета ученый-историк В. О. Ключевский, — "я предпошлю ему несколько самых общих элементарных соображе­ний, цель которых — связать сделанные вами наблюдения и выне­сенные впечатления по всеобщей истории с задачей и приемами изучения истории России".

Преломляя цели и задачи изучения всеобщей истории приме­нительно к задачам и приемам изучения истории России, автор утверждал: "Понятен практический интерес, побуждающий нас изучать историю России, особо выделяя ее из состава всеобщей истории: ведь это история нашего отечества". Но этот практический, он же — воспитательный интерес не только не исключает, а наобо­рот, всячески предполагает и научный интерес. Благодаря практи­ческому интересу последнему придается по мере развития общества "все более дидактической силы"¹.

Вдумаемся в суть рассуждений ученого и попытаемся, исполь­зуя с известными оговорками и исключениями аналогию, мыслен­но перенести его умозаключения со всеобщей истории и истории развития российского общества, государства и права на историю сравнительного правоведения.

Если смысл и содержание, основные цели и задачи изучения всеобщей истории, так же как, впрочем, и истории России, в конеч­ном счете сводятся к научному, практическому и воспитательному интересу, то не в этом ли заключаются основной смысл, цели и за-

¹Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М., 1995. С. 48.


¹ Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. I. М., 1987. С. 33.

дачи развития и изучения истории сравнительного правоведения? Ведь история развития последнего является хотя и не основной, но тем не менее неотъемлемой составной частью первых.

Ответ на эти и другие вопросы, касающиеся сравнительного правоведения, будет дан при последующем изложении материала.
§ 2. Зарождение и развитие идей сравнительного правоведения в древнем мире

Сравнительное правоведение имеет весьма длительную и про­тиворечивую историю, берущую начало еще в древнем мире. Вви­ду отсутствия достоверных документальных источников и соответ­ствующих научных работ невозможно пока точно установить, где именно возникли идеи сравнительного правоведения, в каких стра­нах и регионах впервые появилась необходимость и потребность в сравнительном исследовании.

Говоря о существований сравнительного правоведения "всегда" на протяжении всего периода функционирования государства и пра­ва, как это делают, например, Рене Давид и некоторые другие ав­торы¹, тем самым допускаем известную условность, выдаем жела­емое за действительное, ибо не всегда наши догадки и предположе­ния в достаточной мере, прямо и основательно подкрепляются до­стоверными источниками.

Выводы иногда строятся на исторических догадках, аналогиях, логических рассуждениях, косвенных доказательствах и предполо­жениях. Это естественно в таких обстоятельствах, и в этом есть свой резон. При одном, однако, непременном условии, что все эти ум­ственные операции и логические приемы носят не умозрительный характер, а основываются на достоверных исторических фактах.

Трудно, например, предположить, что правовая жизнь Древне­го Китая 'знала сравнительное правоведение в том виде, в каком оно представляется ныне. Изучая китайские источники того времени, мы не найдем ни специальных исследований в области сравнительно­го правоведения, ни тем более указаний на правовые акты, постро­енные на основе сравнительного анализа и прямого заимствования норм или принципов других правовых систем.

Однако на основе изучения и логического анализа дошедших до наших дней Многочисленных философских, политических и юриди­ческих произведений того времени мы достаточно легко можем обна­ружить признаки зарождения и существования в этой стране в тот период идей сравнительного правоведения.

Например, явные признаки существования и применения идей сравнительного правоведения прослеживаются в одном из таких


широко известных памятников общественно-политической мысли Древнего Китая (IV в. до н. э.), как "Книга правителя области Шан".

В этом произведении, посвященном изложению учения основа­теля китайской школы легистов Ян Шаня, отстаивавшего деспоти­ческую форму правления, явно в сравнительном плане высказыва­лись нравоучительные по своему характеру суждения. Одно из та­ких рассуждений состоит, в частности, в том, что "в одних государ­ствах поощряют порядок, в других — смуту. Если наверху умный государь, он будет выдвигать на должности лишь способных людей и поручать им соблюдение законов. Когда законы будут соблюдать способные люди, они будут восприняты теми, кто находится внизу, и недостойные на осмелятся совершать дурные дела". Вот какой смысл, делал вывод автор, я вкладываю в слова "поощрять поря­док". И тут же продолжал. Если же наверху какого-либо государст­ва окажется неумный правитель, то он станет выдвигать на долж­ности глупых людишек. В результате — "в стране не будет ясного закона" и недостойные осмелятся творить дурные дела. «Вот какой смысл я вкладываю в слова — "поощрять службу"¹».

В таком же сравнительно-правовом ключе построены и другие рассуждения—предостережения автора. Например, рассуждения о том, какими должны быть законы в разных странах. В тех стра­нах, где закон извращается, пишет автор, там нарушается порядок. "Когда во всем исходят лишь из добродетели, то множатся и пус­тые речи, коль распоряжения правителя многочисленны, в стране воцаряется беспорядок. Там, где множатся пустые речи, армия бес­сильна. Когда закон ясен, сокращаются распоряжения правителя; когда во всем полагаются лишь на силу, исчезают пустые речи; коль распоряжения правителя сокращаются, в стране воцаряется хоро­шее правление"².

Подобные нравоучения и выводы, сделанные в результате сравнения одних государственно-правовых систем с другими, неред­ко встречаются в работах других авторов, живших в тот период в различных странах и регионах мира. Помимо всего прочего они сви­детельствуют о том, что идеи применения сравнительного метода в изучении государства, права, различных общественно-политических явлений, институтов и учреждений были на вооружении исследо­вателей-теоретиков и практиков не только всегда, но и везде.

Разница при этом заключалась лишь в том, что в одних стра­нах и регионах древнего мира, согласно имеющимся данным, ис­пользование сравнительного метода имело более открытый и систе­матический характер, а в других — носило лишь случайный и не всегда прямо проявляющийся, условный характер.


¹ См.: Давид Р. Указ. соч. С. 25.


¹ См.: Книга правителя области Шан (Шан Дзюнь Шу). М., 1993. С 212—213.

² Там же.





Наиболее наглядно идеи сравнительного правоведения прояв­лялись, например, в странах, прилегающих к побережью Средизем­ного моря. Среди них в особенности выделяются государства Древ­ней Греции и Рима. По мнению западных исследователей, именно здесь впервые появились не только сравнительно-правовые идеи, но и первый практический опыт проведения сравнительных исследо­ваний в области государства и права.

Этот опыт начался, по-видимому, с того, пишет В. Хуг, что представители одних народов и государств тщательно изучали оп­равдавшие себя или показавшиеся им более совершенными, чем свои собственные, правовые нормы, принципы и институты, функ­ционировавшие в пределах границ других государств, с целью их полного или частичного принятия, приспособления и использования¹.

Менее зримо, зачастую косвенно и далеко не всегда система­тически идеи сравнительного правоведения проявлялись в других странах и регионах древнего мира: в странах Ближнего и Средне­го Востока, Индии, Китае и др. В силу этого ученые всего мира уже длительное время спорят, например, о том, является ли факт сход­ства правовой культуры Месопотамии — одного из древнейших очагов цивилизации — с другими цивилизациями элементом слу­чайности, не зависимого друг от друга развития различных куль­тур или же он является результатом взаимного переплетения и вли­яния различных правовых культур друг на друга, проявлением не­кой закономерности.

Спектр мнений, высказываемых в научной литературе по этому вопросу, весьма широк и разнообразен*. Он колеблется от полного признания факта существования и влияния сравнительно-правовых-идей на процесс зарождения сходных институтов в различных си­стемах данного региона до его полного отрицания².

Однако, как бы там ни было, установленным считается то, что широко известные законы Хаммурапи — царя Вавилона, правивше­го в XVIII в. до н. э., имеют много общего с законами царства Эш-нунны, располагавшегося в одном и том же географическом и отча­сти культурном регионе³. Предполагается при этом, что данная об­щность явилась результатом взаимного воздействия друг на друга различных правовых систем, отдельных юридических норм, актов и институтов.

По мере развития общества и государственно-правовых систем данного региона общность законов, издаваемых в различных госу­дарствах Месопотамии, не только не уменьшилась, а наоборот, еще больше возросла.


Как отмечалось в связи с этим в отечественной литературе, для законов и других источников права, функционировавших в различ­ных государствах Месопотамии, в том числе и для законов Хамму­рапи, характерной была примитивная правовая техника, казуистич-ность норм права, их формализм, символический характер. В них нельзя было найти ни четкого понятия преступления, ни абстракт­но сформулированной нормы, касающейся убийства, кражи и пр.

Символична была ответственность за ряд преступлений, напри­мер, отрезание груди у кормилицы, подменившей ребенка. Формаль­ный и символический характер имела также клятва.

Нет в источниках права различных царств Месопотамии и обо­снованной системы изложения норм: нормы уголовного права чере­дуются с нормами процессуального права, нормами, регулирующими имущественные отношения, и пр. Однако внутренняя логика изло­жения правового материала присутствует и здесь¹.

Элементы сходства законов, правовых обычаев, отдельных юридических норм, институтов и в целом правовых систем просле­живаются в древнем мире не только у государств, расположенных в одном и том же географическом регионе, но и в самых отдален­ных по стандартам того времени друг от друга частях мира. Одни из них возникали в результате торгового обмена между народами. Другие — в результате завоевания и покорения одних государств другими.

Читая, например, сочинения знаменитых римских историков Квинта Курция Руфа, Юстина, Диодора или Плутарха о походах и завоеваниях Александра Македонского, нельзя не обратить внима­ние на то, что завоевателями в изложении авторов приобретались и присваивались не только города, земли и другие несметные богат­ства, но и перенимались у завоеванных народов отдельные право­вые акты и обычаи.

В сочинении под названием "Александр" Плутарх с осуждени­ем повествует о том, что, покорив Персию и проведя приятные две недели с Минитией — царицей амазонок, Александр совсем поте­рял голову: "стал носить одежду персидских царей и диадему, чего не было принято ранее у македонских царей", "как будто заимство­вал законы у тех, кого победил", "стал подражать персам в распу­щенности нравов не менее, чем в одежде"².

Когда же в его военном лагере "в эту пору", пишет автор, стали возмущаться тем, что Александр "оказался таким выродком по срав­нению с отцом *своим Филиппом, что даже отрекся от своей роди­ны и перенял те самые персидские нравы, вследствие которых пер­сы были побеждены" и "чтобы не показалось, что только он один

¹ Cm.: Hug W. The History of Comparative Law / Zweigert K., Puttfar-ken H. Rechtsvergleichung. Darmstadt, 1978. P. 110.

² Cm.: Hicks St. Comparative Law in Ancient Times: The Legal Process // The American Journal of Comparative Law, 1986, vol. XXXIV. P. 81—82.

³Ibid. P. 81.


¹ См.: История государства и права зарубежных стран. Ч. I / Отв. ред. О. А. Жидков и Н. А. Крашенинникова. М., 1996. С. 62.

² Плутарх. "Александр" / Квинт Курций Руф. История Александра Македонского. М., 1993. С. 362.

опустился до порочной жизни тех, кто был побежден его оружием", Александр позволил и своим воинам перенимать персидские обы­чаи и вести соответствующий образ жизни¹.

Приказав именовать себя "царем всех стран мира", Александр также распорядился "по обычаю персов, порожденному царской надменностью", чтобы его "не приветствовали обычным образом, а поклонялись ему, как Богу". Тех же, кто сопротивлялся этим обы­чаям и не следовал перенятым у персов нововведениям македон­ского царя, последний объявлял заговорщиками и казнил. Среди сопротивлявшихся этому обычаю, заключает Плутарх, "самым ярым был Каллисфен, что привело его и многих виднейших македонян к гибели"².

Согласно историческим данным, аналогичные ситуации, когда правовые институты, нормы, обычаи и нравы в силу завоеваний или иных самых различных причин переходили в древности целиком или частично, добровольно или принудительно от одних народов к другим, встречаются практически во всех регионах мира. Это, не­сомненно, свидетельствует не только о зарождении, широком рас­пространении, но и о применении идей сравнительного правоведе­ния в данный период.

Разумеется, что пути и формы проявления идей сравнитель­ного правоведения в разных странах и у различных народов далеко не одинаковы. Это в значительной степени зависит как от уровня развития и широты распространения идей сравнительного правове­дения в той или иной стране и регионе, так и от ряда других фак­торов. Согласно имеющимся историческим данным, у одних народов эти пути и формы проявления идей сравнительного правоведения имели прямой, открытый и непосредственный характер, в то вре­мя как у других — опосредованный и скрытый характер.

Наиболее полно и всесторонне идеи сравнительного правоведе­ния, как уже отмечалось, проявились в Древней Греции и Риме. И это естественно. Поскольку именно здесь в I тысячелетии до н. э. — первой половине I тыс. н. э. развитие античной цивилизации достиг­ло своего апогея. Данный процесс начал свое движение с Древнего Востока и продолжил его на гораздо более высоком уровне на юге Европейского континента, в бассейне Средиземного моря.

Именно к этому времени относятся впечатляющие успехи гре­ков и римлян во всех сферах человеческой деятельности, в том чис­ле и в политико-правовой. Именно античности человечество обяза­но многими шедеврами литературы и искусства, достижениями на­уки и философии, уникальными образцами демократической госу­дарственности и права³.


В чем же выражалось развитие идей сравнительного правове­дения в Древней Греции и Древнем Риме и как оно конкретно про­являлось? Что свидетельствовало о развитии идей сравнительного правоведения в этих странах и о наличии различных форм или способов их выражения? Отвечая на эти вопросы, необходимо обра­тить внимание прежде всего на то, что идеи сравнительного право­ведения нашли свое прямое воплощение в ряде законов, обычаев, правовых институтов и даже отдельных норм, регулирующих отно­шения внутри каждой отдельно взятой страны, отношения между различными слоями населения и государственными учреждениями Древней Греции и Рима.

И хотя в западной юридической и исторической литературе давно и резонно обращается внимание на то, что не следует пере­оценивать процесс развития сравнительного правоведения ни в Древней Греции, ни в Древнем Риме и что необходимо расширить научные исследования в этой области для того, чтобы выявить ре­альное состояние дел¹ в данной сфере, тем не менее никто не оспа­ривает тот общеизвестный факт, что ряд дошедших до нас источ­ников права является результатом воздействия на них сравнитель­но-правовых идей.

К числу таковых относятся в первую очередь широко извест­ные Законы XII таблиц. Это важнейший источник древнеримско­го права, восходящий к 451—450 гг. до н. э. и вобравший в себя нор­мы и отрывки из сочинений как римских, так и греческих авторов. По мнению некоторых западных исследователей, в Законах XII таб­лиц обнаружилось самое яркое проявление того огромного влияния, которое оказывалось греческим правом на римское.

Как отмечали, в частности, немецкие ученые еще в начале XX в., независимо от того, когда появился данный источник права², оста­ется бесспорным то, что как само его появление, так и его долговре­менное функционирование явились результатом огромного воздей­ствия на него со стороны греческих правовых идей и институтов³.

Примеры такого воздействия встречаются в Законах XII таб­лиц буквально в каждой их составной части — главе (таблице). Но особенно отчетливо это прослеживается в таблице I, устанавлива­ющей сходный с греческими судебными процедурами, точнее — их принципами, порядок "судоговорения",' а также — в таблице VII, закрепляющей, со ссылкой на содержание законов Солона в Афи-


¹ Плутарх. Указ. соч. С. 362.

² Там же. С. 365, 373.

⁵ См. подробнее: История государства и права зарубежных стран. С. 99.


¹ См.: Weiss К. Griechiesches Privatrecht auf Rechtsvergleichender Grundlage. Berlin, 1923. S. 7—8.

² Оригинал Законов XII таблиц не сохранился. Среди западных исто­риков идет длительный спор о точной дате появления на свет этого доку­мента.

³См.: Kruger К. Geschichte und Quellen des rцmischen Rechts. Berlin,

1912.





нах, порядок и принципы размежевания границ земельных участ­ков между соседями.

В таблице I, подготовленной под сильным влиянием греческих процессуальных принципов и норм, в частности, устанавливаются следующие правила "судоговорения". "1. Если вызывают (кого-ни­будь) на судоговорение, пусть (вызванный) идет. Если он не идет, то пусть (тот, кто вызвал) подтвердит (свой вызов) при свидетелях, а потом ведет его насильно. 2. Если (вызванный) измышляет отговорки (для неявки), или пытается скрыться, пусть (тот, кто вызвал) нало­жит на него руку. 3. Если препятствием (для явки вызванного на судоговорение) будет его болезнь или старость, пусть (сделавший вызов) даст ему вьючное животное..."¹. Аналогичные принципы и процедурные правила содержались и в древнегреческом праве.

Они охватывали собой не только весь процесс подготовки дела к рассмотрению в суде, но и собственно сам процесс "судоговоре­ния". "Привилегий, т. е. отступлений в свою пользу от закона, пусть не испрашивают, — говорилось в связи с этим в таблице IX. — При­говоров о смертной казни римского гражданина пусть не выносят иначе, как в центуриатных комициях". И далее: "Преславные Зако­ны XII таблиц содержали два постановления, из которых одно унич­тожало всякие отступления от закона в пользу отдельных лиц, а другое запрещало выносить приговоры о смертной казни римского гражданина иначе, как в центуриатных комициях"².

Влияние греческого права на римское прослеживалось не толь­ко в Законах XII таблиц, но и в других источниках римского пра­ва, в частности в Институциях Гая. В книге первой этих Институ­ций, которые одновременно выступали и в качестве учебника рим­ского права, написанного отчасти в сравнительно-правовом плане, говорилось в связи с этим: "Все народы, которые управляются за­конами и обычаями, пользуются частью своим собственным правом, частью общим правом всех людей". То право, которое каждый на­род сам для себя установил, является его собственным правом и называется правом гражданским. А то право, которое "между все­ми людьми установил естественный разум, применяется и защища­ется одинаково у всех народов и называется правом, которым поль­зуются все народы". Таким образом, делался вывод, римский народ "пользуется отчасти своим собственным правом, отчасти же правом, общим всем людям"³.

Влияние идей сравнительного правоведения сказывалось в рас­сматриваемый период не только на взаимосвязи и взаимодействии правовых систем Древней Греции и Рима, но и на взаимоотношени­ях правовых систем самих греческих городов-полисов.


Возникнув под воздействием целого ряда, в том числе природ­ных, факторов, в силу того, что горные хребты и заливы, рассекав­шие морское побережье, где проживала значительная часть насе­ления, оказались труднопреодолимыми препятствиями для полити­ческого объединения страны и создания в ней единого, централизо­ванного управления, греческие города-государства в подавляющем большинстве своем обладали полной политической самостоятельно­стью, имели свои собственные законодательные, исполнительные и судебные органы, свои самостоятельные правовые системы.

С точки зрения внутренней организации античный полис пред­ставлял собой закрытое государство, за бортом которого оставались не только рабы, но и чужаки-иностранцы, даже выходцы из других греческих полисов. Для самих же граждан полис являлся своего ро­да политическим микрокосмосом со своими формами правления, традициями, обычаями, своим правом¹.

Разумеется, политическая самостоятельность этих городов-го­сударств вовсе не означала их изолированности друг от друга и от иных государств. Не означала она, естественно, и изолированности их правовых систем. Последние были не только взаимосвязаны меж­ду собой, но и оказывали активное воздействие друг на друга. Это в первую очередь касалось таких, выделяющихся из множества дру­гих городов-полисов, государств, как Афины и Спарта.

Они, будучи наиболее крупными и развитыми в военном, поли­тическом и ином отношении городами-государствами, притягивали к себе, как к противостоящим друг другу и противоборствующим друг с другом полисам, другие города-государства.

Под знаком антагонизма этих двух полисов, как отмечалось в исторической литературе, развертывалась вся последующая исто­рия государственности Древней Греции. В Афинах, где наиболее полное развитие получили частная собственность, рабство, рыноч­ные отношения, где сложилась гражданская община, связывающая ее членов при всем различии их имущественных и политических интересов в единое целое, античная демократия достигает своей вершины и становится, как свидетельствует последующая история, огромной созидательной силой.

В противоположность Афинам Спарта вошла в историю как образец аристократического военно-лагерного государства, которое ради подавления огромной массы подневольного населения (силотов) искусственно сдерживало развитие частной собственности и безус­пешно пыталось сохранить равенство среди самих граждан государ­ства².

¹ История государства и права зарубежных стран. Ч. П. Кн. 1 / Сост. проф. Н. А. Крашенинникова. М., 1994. С. 52.

² Там же. С. 61—62.

³ Там же. С. 63—64.


¹ См.: История государства и права зарубежных стран. Ч. I / Под ред. О. А. Жидкова й Н: А. Крашенинниковой. М., 1996. С. 101—105.

² Там же. С. 102—103.

24


Гл. I. Формирование и развитие идей сравнительного правоведения