Хрестоматия. Петухов. Том 3. Книга 2. Учебник по общей психологии, предназначено для проведения семинарских занятий по данному курсу и самостоятельного чтения

• Название: Учебник по общей психологии, предназначено для проведения семинарских занятий по данному курсу и самостоятельного чтения
• Анкор: Хрестоматия. Петухов. Том 3. Книга 2.doc
• Дата: 22.09.2018
• Размер: 20.88 Mb.
• Имя файла: Хрестоматия. Петухов. Том 3. Книга 2.doc
• Тип: Учебник; #24954
• страница: 30 из 53

Б.И. Компанейский ПСЕВДОСКОПИЧЕСКИЕ ЭФФЕКТЫ¹

В настоящем разделе мы вновь будем излагать эксперименты, в которых переплетается и взаимно обусловливает друг друга влияние центральных и периферических факторов. Но в этих экспериментах пре­имущественное влияние будут оказывать центральные факторы. Отде­лить влияние центральных факторов от периферических при исследова­нии проблемы формы почти невозможно, и лишь условно, в целях боль­шей четкости изложения, мы подразделили наше исследование на два раздела. В настоящем разделе мы будем описывать преимущественное влияние центральных факторов. <...>

Наблюдатель смотрит в псевдоскоп на человеческое лицо. При этом никаких изменений в лице вовсе не наблюдается. Этот негативный опыт является одним из наиболее замечательных. Благодаря измененным глу­бинным ощущениям наблюдатели должны были бы видеть обратный ре­льеф лица с провалившимся носом, вогнутыми глазами и т.д. Однако наблюдатели этого не видят и не могут увидеть даже в том случае, если стараются представить этот образ. На сетчатой оболочке глаза даны все условия для восприятия формы в обратном рельефе. Однако такая фор­ма не воспринимается потому, что опыт всей жизни человека противоре­чит такому восприятию.

Наблюдателю предлагалось посмотреть в псевдоскоп на выпуклую скульптуру. В этом случае она так же, как и живое человеческое лицо, продолжала казаться выпуклой. Однако когда испытуемому предлага­лось посмотреть на вогнутую маску лица той же скульптуры, эта маска воспринималась выпуклой. И даже в том случае, когда испытуемый смотрел одновременно на выпуклую и вогнутую формы лица, он видел обе формы выпуклыми.

¹ Хрестоматия по ощущению и восприятию / Под ред. Ю.Б.Гиппенрейтер, М.Б.Ми-халевской. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1975. С. 353-360.

320

Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

На вертикальной оси устанавливалась передняя половина целлуло­идной головки куклы. Без псевдоскопа головка воспринималась спере­ди выпуклой, а сзади вогнутой.

При восприятии в псевдоскоп кукла с обеих сторон выглядела вы­пуклой. Мы устанавливали ту же половину головки куклы на вращаю­щейся вертикальной оси. При определенной скорости вращения голов­ки зрителю казалось, что головка не вращается, а поворачивается слег­ка только направо и налево.

Положение головки «в профиль» зритель не видел, хотя при каж­дом полном повороте такое положение головка принимала два раза.

В данном опыте сознание объединяет в новый образ отдельные фазы (enfaceи troisquart) вращающейся головки и выключает те фазы, которые этому новому образу не соответствуют.

Если наблюдателю предлагалось посмотреть в псевдоскоп на какой-либо объект, имеющий неизвестную ему форму, то объект воспринимал­ся в этом случае в обратных глубинных отношениях. Однако если наблю­датель смотрел на известные ему предметы, то воспринимаемые формы не изменялись. Данное явление есть проявление константности восприя­тия формы. В то время как в первом разделе нашего исследования глу­бинные ощущения способствовали константному восприятию формы, дан­ный эксперимент показывает, что глубинные ощущения, антагонистич­ные прошлому опыту человека, не возникают, а вместо них возникают представления, противоположные глубинным ощущениям. Эти представ­ления входят в восприятие данной формы и осознаются как заместители глубинных ощущений.

При восприятии (в псевдоскоп) известных и неизвестных форм вос­принимается нередко странная смесь форм, которые даны одновременно и в прямых и в обратных пространственных отношениях. Нередко один и тот же предмет в одной своей части (более знакомой) воспринимается в прямых глубинных отношениях, а в другой — в обратных. Например, если посмотреть на письменный стол в псевдоскоп, то можно нередко увидеть плоскость стола в прямых глубинных отношениях, а рельефные вырезы на его боковых сторонах — в обратных отношениях. Знакомые формы на этом столе также могут восприниматься в прямых глубинных отношениях (чернильница, лампа), а случайные формы (мятая бумага, веревка) — в обратных отношениях. <...>

Были установлены четыре пробирки с цветными жидкостями на вращающемся круге (рис. 1). Перед пробирками был поставлен экран, закрывающий круг, на котором стояли пробирки. Смотревшие в псевдо­скоп испытуемые отмечали, что ближняя пробирка — дальше и больше, а дальняя — ближе и меньше. При медленном вращении круга, на кото­ром стояли пробирки, испытуемые замечали, что дальняя пробирка зак­рывает ближнюю, и в этот момент им казалось, что пробирки менялись местами: дальняя становилась ближней, а ближняя — дальней. Но дос-

Компанейский Б.Н. Псевдоскопические эффекты 321

таточно было заслоняющим друг друга

пробиркам несколько отодвинуться друг _{с п} ^с | П

от друга, как испытуемым казалось, что пробирки вновь возвращались на пре­жние места. При медленном вращении такие перемены происходили при каж­дой встрече друг с другом обеих проби­рок и при каждом их отклонении друг от друга. При быстром вращении кругов сохранялось только одно положение, большей частью соответствующее нор­мальному восприятию.

Данный эксперимент вновь иллюс­
трирует влияние сознания на констант­
ность восприятия формы. Восприятие
пробирок в обратных глубинных отно­
шениях возможно только в том случае, Рис. 1. Третий эксперимент:
когда оно не противоречит прошлому Э - экран;

нашему опыту. Как только мы убежда- ⁿ

пробирки с цветными

емся, что задняя пробирка начинает за- жидкостями

крывать переднюю, положение пробирок

мгновенно «перевертывается», и вступает в силу явление константности восприятия формы. Ощущения глубины пространства снимаются, и воз­никает трансформированное восприятие формы в прямых и глубинных отношениях. <...>

Если взять в руку рюмку или стеклянный бокал на длинной нож­ке и посмотреть на него в псевдоскоп, то верхняя часть бокала (или рюм­ки) «вывернется», так что передняя стенка его будет казаться просвечи­вающей через заднюю стенку. Это произойдет потому, что бокал — стек­лянный, и то обстоятельство, что передняя стенка просвечивается через заднюю, не осознается. Однако задняя сторона основания бокала засло­няется его ножкой. Поэтому основание бокала не переворачивается, и ближняя его сторона кажется ближе, а дальняя — дальше. Если в мо­мент восприятия слегка наклонить бокал вперед или назад (верхней его частью), то при наклоне вперед мы будем воспринимать наклон не впе­ред, а назад. Однако низ бокала воспринимается в прямых глубинных от­ношениях и также отклоняется назад. Что же делается с ножкой бока­ла? Она сгибается. Бокал как бы складывается пополам; и только когда бокал наклоняется вперед очень сильно и малопрозрачные части бокала закрываются прозрачными его частями, то бокал воспринимается в со­ответствии с действительным своим положением.

Данный эксперимент показывает, насколько сильно влияние созна­ния при оценке пространственных форм. <...>

322

Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

В этом случае суммируется весь пред­шествующий опыт, на основе которого и да­ется более правильная оценка явления.

Рис. 2.

Шестой эксперимент (А, Б, В):

а - жгуты; поверхность тела

На человеческую руку были положены жгуты, скрученные из папиросной бумаги. Фиксируя внимание на фактуре жгутов, пос­ле нескольких секунд испытуемые начинали видеть жгут в обратном рельефе, т. е. в виде вогнутого желоба. Вслед за тем они через не­которое время замечали, что жгут постепен­но как бы вдавливался и опускался под кожу. Если жгут был положен на руку выше ее кисти и опоясывал руку несколько раз в виде браслета, то через некоторое время ис­пытуемые воспринимали в виде желоба так­же и руку. При этом кожа между двумя кольцами жгута казалась сплошным пузы­рем, поднимающимся над желобами жгутов. Рис. 2, А изображает схематический продоль­ный разрез поверхности руки с наложенны­ми на нее жгутами. Рис. 2, Б изображает форму руки так, как она дана в обратном рельефе, и рис.2, В изображает ту же форму так, как она воспринимается испытуемыми. Из рисунка видно, что при рассматривании руки в псевдоскоп участки кожи б, б, б под­нимаются над жгутами, которые превращаются в желоба а, а, а. Но со­знание трансформирует висящие в пространстве над желобами полоски кожи в пузыревидные вздутия, опускающиеся вниз, так как весь опыт предшествующей жизни противоречит осознанию такой формы, которая представляла бы собою висящие в воздухе полоски кожи над помещенны­ми в глубине желобами. И вот края полосок кожи опускаются вниз так, что кожа воспринимается как некоторые опухоли, поднимающиеся над жгутами. Ощущения глубины трансформируются, и возникает хотя и урод­ливая, но все же возможная форма. Что же касается теней, которые пада­ют от жгутов на кожу, то они также не могут более восприниматься, как тени, так как кожа находится над жгутами и теням быть неоткуда. По­этому тени осознаются как землистый цвет изъязвленных опухолей.

Если на лицо человека (с закрытыми глазами) положить тот же жгут, расположив его так, чтобы он образовал на лице клубок перепле­тающихся и образующих «окна» шнуров, то характер восприятия изме­нится еще в большей степени. В «окна», образуемые жгутом, будут вид­ны неправильной формы «пузыри», поднимающиеся над желобами жгу­та, нос провалится; если же случайно посредине его будет расположен

Компанейский Б.Н, Псевдоскопические эффекты 323

жгут, то нос будет восприниматься как два провала среди рваных взду­тий из человеческой кожи: от человеческого лица не останется ничего, что хотя бы отдаленно было в состоянии напомнить его. Воспринимае­мая форма будет скорее напоминать форму пузырей на человеческом тор­се¹. Впечатление усиливается еще тем, что воспринимаемый объект трех­мерен и что при некоторой перемене точки зрения форма будет вслед­ствие этого изменяться. При этом перспективные отношения исказятся, изменяющиеся тени будут восприниматься как изменения в землистом цвете отдельных участков кожи, а вся воспринимаемая форма в целом приобретет еще большую реальность своих пространственных форм и еще большую пластичность. Если жгуты, покрывающие лицо, снимаются, то испытуемый видит в псевдоскоп обычное человеческое лицо. Восприятие изменяется также в том случае, если человек, на лице которого положе­ны жгуты, откроет глаза: глаза не воспримутся в обратном рельефе, а вместе с глазами воспринимается в прямом рельефе и все лицо.

Анализируя данный эксперимент, следует прежде всего отметить, что испытуемые никогда не в состоянии предвидеть, как ими будет осоз­нана предъявляемая форма при ее восприятии в псевдоскоп. Осознание (в искусственных условиях нашего эксперимента) предъявляемого испытуе­мому объекта как человеческой руки непрерывно «мешало» процессу вос­приятия. Особенно трудно было сломать сопротивление сознания, когда оно «навязывало» хорошо известные формы и подавляло подлинные ощу­щения. При этом обнаруживались индивидуальные отклонения: одни ис­пытуемые видели то, что они ощущали, другие же — то, что представля­ли. Иногда для подавления привычных «представлений» требовалось очень большое время — 30 и более минут. При этом особенно помогало предъявление неизвестных испытуемому форм, в особенности имеющих небольшой рельеф: такие формы легко воспринимались в их псевдорелье­фе, а вслед за ними воспринимались в обратных отношениях и знакомые испытуемым формы.

Можно предполагать, что трудности для такого псевдоглубинного восприятия возникали также и вследствие зависимости между конверген­цией и аккомодацией. Аккомодация в данном случае была отрицатель­ным фактором, так как чем дальше был объект, тем сильнее была кон­вергенция, и чем ближе был объект, тем слабее была конвергенция.

Однако на близком расстоянии глаз должен аккомодировать силь­нее, а на далеком слабее. Поэтому аккомодация была в антагонистичес­ких отношениях к конвергенции: ощущения, возникающие вследствие аккомодации, вызывали восприятие прямого рельефа, а глубинные ощу­щения и ощущения, возникающие вследствие конвергенции, вызывали восприятие обратного рельефа.

¹ При иных условиях освещения воспринимаемая форма может осознаваться так же, как группа полупросвечивающих минералов.

324

Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

Трудности возникали также и вследствие того, что при предъявле­нии в псевдоскоп трехмерного объекта оба изображения не сразу слива­лись в одно. Если же объект воспринимался одним глазом, то действи­тельная его форма легко осознавалась, а затем, когда возникало слияние обоих изображений, представления прямых глубинных отношений были достаточно сильными, чтобы противодействовать восприятию новой фор­мы. Поэтому во время эксперимента рекомендуется предварительно зак­рывать предъявляемый объект и постепенно открывать его лишь после того, как осуществится слияние открытых частей обоих изображений. «Знание», что объект должен восприниматься в «псевдоглубинных» от­ношениях, никому из испытуемых помочь не могло. Испытуемые смот­рели на объект, например, на руку со жгутами, и «видели» то, что им дано в представлении: сознание, что перед ними человеческая рука, по­давляло ощущение глубины. Мы советовали в этом случае не обращать внимание на воспринимаемое, «забыть» о том, что они видят, думать о постороннем и относиться к воспринимаемому как к неизвестному и без­различному. При этом мы накладывали дополнительно на руку папирос­ную бумагу и постепенно ее отодвигали. Если процесса «узнавания» постепенно открывающейся руки не возникало, то рука воспринималась в псевдоглубинных отношениях и осознавалась уже в новой своей фор­ме. Восприятие новой формы было обусловлено глубокими центральны­ми процессами больших полушарий коры головного мозга. Сознание уча­ствовало в процессе восприятия лишь в качестве «зрителя». Иногда про­ходило довольно много времени, пока автор настоящей работы внезапно начинал «видеть» рассматриваемый им объект в псевдоглубинных отно­шениях. Что будет воспринято, испытуемому неизвестно, и предвидеть это весьма трудно. Новая форма созидается вне контроля нашего созна­ния; сознается только то, что создано более глубокими процессами при одном, конечно, условии, что новая форма не находится в противоречии с нашими представлениями. Но в этом «согласовании» сознание не уча­ствует. Почему рука и лицо не изменяются без наложенных на них жгу­тов? Потому, что жгуты имеют случайную форму, и привычные «пред­ставления» не подавляют псевдоглубинных «ощущений» при восприятии жгутов в псевдоскоп. Эти отдельные участки, воспринимаемые в обрат­ных глубинных отношениях, являются как бы очагами, распространяю­щими свое влияние на окружающие участки кожи руки или лица, кото­рые при этом «поднимаются», если удается вытеснить «представления» этих участков, кожи рук или лица.

Из данного эксперимента видно, какие трудности возникают в тот момент, когда ощущения находятся в противоречии с привычными пред­ставлениями, и какие условия необходимы, чтобы увидеть то, что мы ощущаем.

Данный эксперимент интересен не только тем, что испытуемые видят в псевдоскоп новую, неизвестную им форму. Наибольший интерес

Компанейский Б.Н. Псевдоскопические эффекты 325

представляет та часть экспериментов, в которой обнаруживается, что испытуемые видят в псевдоскоп неизменное человеческое лицо в прямых глубинных отношениях, как только с этого лица сняты жгуты. Суще­ственно подчеркнуть, что трансформация формы возникает легче в том случае, когда при помощи жгутов удается: 1) создать очаги, через кото­рые в восприятие проникают глубинные ощущения, и 2) замаскировать форму лица.

Но чем более «мешает» прошлый опыт формированию нового обра­за в искусственных условиях, тем более он «помогает» правильному ото­бражению формы в реальной действительности.

В. В. Столин

ПРОСТРАНСТВЕННАЯ ФОРМА И ПРЕДМЕТНОСТЬ ОБРАЗА¹

Многочисленные замечания о связи значения и формы можно найти в литературе, в частности в описаниях зрительных эффектов при ношении оптических устройств. Так, Эймс, описывая свои впечатления от ношения анисейконических очков, вызывающих видимый наклон плоскостей, заме­тил, в частности, что озеро вместо того, чтобы выглядеть наклоненным своей наиболее удаленной стороной, выглядело обычным, но дальше рас­положенным². Как мы уже замечали, для трансакционалистов подобные наблюдения подразумевали проблему того, какая из возможных эквива­лентных конфигураций будет воспринята. Основной механизм выбора ка­кой-то конкретной конфигурации — это предположения. Мы уже крити­ковали, в общем, последний тезис трансакционалистов. Обратимся теперь вновь к псевдоскопическим трансформациям с тем, чтобы на эмпиричес­ком уровне по крайней мере наметить существенные черты того процесса, который, как мы предполагаем, состоит в придании значения некоторому фузированному фрагменту видимого поля и одновременной его простран­ственной локализации.

Перед испытуемым ставилась на полу обычная фарфоровая миска, не доверху наполненная подкрашенной жидкостью. Когда происходила трансформация воспринимаемой формы миски, жидкость оказывалась поверх вывернутой поверхности. Однако теперь это уже не было жидко­стью: одни испытуемые видели желе, другие — пластмассу, третьи — «студень», иногда металл. В любом случае жидкость превращалась во что-то такое, что могло бы удержаться на выпуклой поверхности. Вмес­те с тем изменялись все переживаемые (как зрительно, так и незритель-

¹ Восприятие и деятельность / Под ред. А.Н.Леонтьева. М.: йзд-во Моск. ун-та, 1976.
С. 186-192.

² См.: IttelsonW. Visual Space Perception. N. Y., 1962.

Столин В.В. Пространственная форма и предметность образа 327

но) качества того, что до трансформации было жидкостью. Так, в пря­мом рельефе наблюдатель мог воспринимать два цвета, соответствующие двум предметам, — цвет самой миски и цвет жидкости, которая налита в миску. Однако эти два цвета передаются единым цветом одного фраг­мента зрительного поля. Когда этот фрагмент служит исходным матери­алом для образа другого предмета — металла, пластмассы, то меняется и цвет. Вместо двух воспринимается один, соответствующий новому предмету. Возник вопрос, подчиняется ли это переозначение единому се­мантическому целому или для восприятия такая целостность семанти­ческих свойств не является необходимой, т.е. на некоторые воспринима­емые противоречия можно «закрыть глаза»¹. С этой целью каждый из вариантов видения был оценен с помощью специально составленных се­мантических шкал, которые представляли из себя набор пар антонимов. Примерами таких пар могут служить оппозиции типа твердый — мяг­кий, густой — жидкий, гладкий — шероховатый и т.д.; наличие каж­дого свойства оценивалось по четырехбалльной системе².

Всего было выделено три типа видений: желеобразные тела (кисель, мед, студень), твердые полупрозрачные тела (стекло, янтарь, пластмас­са), твердые непрозрачные тела (металлы). По каждому из типов виде­ний только те оценки обладали низкими дисперсиями, которые относи­лись к свойствам, могущим быть связанными в единое видение.

Можно возразить, что это лишь осознаваемое, но не воспринимае­мое единство. Мы не отрицаем, что оно осознаваемо, тем не менее пред­полагаем, что это и перцептивное семантическое единство. В этом убеж­дает сам характер ответов испытуемых: так, если в процессе восприятия происходила смена видения у одного и того же испытуемого, например, он видел то лед, то студень, он так сообщал свои впечатления: «Вижу то лед — твердый и прозрачный, то студень; когда вижу лед, то по нему плавают блики, а когда холодец, то блики неподвижны, а трясется он сам». В любом случае эти опыты показывают, что семантическая струк­тура образа обладает иерархией. Однако это исследование, конечно, не отвечает на вопрос, как соотносятся элементы зрительного поля с семан­тической системой, образуя собственно перцептивные единицы. Этот вопрос затрагивался в другом опыте, проведенном Петренко. В этих опы­тах исходным было допущение, что участки поверхности, ограниченные какими-либо контурами, в том числе и ограниченные теневыми конту­рами, могут быть приравнены к элементам зрительного поля. Опыты ве­лись в редуцированных условиях, но без применения оптических иска-

¹ См.: Столин В.В., Петренко В.Ф. О семантике визуального мышления /,/' Материалы
Всесоюзного симпозиума «Мышление и общение». Алма-Ата, 1973.

²См.: Петренко В.Ф. О методике категориальной классификации семантических
образований в мышлении и восприятии: Дипломная работа. Факультет психологии МГУ,
1973.

328

Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

жений. Испытуемому предъявлялся круг с отверстием, через которое был виден небольшой участок другого круга, несколько меньшего раз­мера, и оба круга на белом гомогенном фоне. На малом промежуточном круге и на фоне возникали тени. Испытуемого, наблюдавшего эту фигу­ру через редуцирующую трубу, просили нарисовать ее после периода наблюдения так, как она, по его мнению, выглядела бы в разрезе. Ока­залось, что, несмотря на отсутствие оптических искажений, восприятие пространственных отношений варьировало от испытуемого к испытуемо­му. И соответственно с этими вариациями изменялись пространственные координаты, значения и особенности видимых контуров. Точнее, харак­теристики контуров как элементов зрительного поля оставались сохран­ными, поскольку экспозиция не изменялась, однако, входя в то или иное перцептивное целое, они приобретали качества, не свойственные им как элементам поля. Каждое такое перцептивное целое¹, если отвлечься от цветовых или яркоетных компонентов, представляет собой такую предметную отнесенность элемента зрительного поля, которая опре­деляет его пространственные свойства. Работа Петренко и представля­ет попытку описать инвариантные пространственные характеристики, соответствующие той или иной предметной отнесенности элемента зри­тельного поля.

Вернемся, однако, к демонстрации миски с жидкостью. Выше мы цитировали опыт Кильпатрика с бросанием мяча в комнате Эймса. Как уже отмечалось, эти опыты показали, что недостаточно чисто словесно­го указания на действительные пространственные отношения. Неваж­ным оказалось и то, кто именно производил действие — сам испытуе­мый или кто-то, за чьими действиями он мог наблюдать. Главное, что­бы эти действия обнаруживали такие характеристики данного предмета, которые заставили бы субъекта по-новому организовать его зрительное поле.

Для проверки вывода из опытов Кильпатрика мы так продолжили демонстрацию с миской. В миску с жидкостью, после того как она вос­принималась трансформированно, бросался твердый предмет. При этом у большей части наблюдателей вновь происходило возвращение к вос­приятию прямого рельефа. Этот промежуток времени мог быть неболь­шим, но наблюдатель все же успевал отметить этот переход. Иногда воз­никала иная картина: разжимался тот участок «желе», в который не­посредственно попадал предмет. Если же твердый предмет бросался в пустую миску, также воспринимаемую инвертированно по глубине, пе­рехода к прямому восприятию, как правило, не происходило. Несколь­ко иная модификация состояла в том, что в миску наливалась вода в тот момент, когда она воспринималась в обратном рельефе. В этой ситуации

¹ См.: Столин В.В. Проблемы значения в акте восприятия и единицы чувственного образа // Эргономика. Труды ВНИИТЭ. М., 1973. Вып. 6.

Столин В.В. Пространственная форма и предметность образа 329

вновь либо происходил переход к прямому восприятию, либо в «перевер­нутой» миске появлялось как бы перцептивно подразумеваемое углубле­ние, в которое и вливалась жидкость.

В этой демонстрации предметные взаимодействия обнаруживали такие свойства видимого предмета, которые никак не могли быть свой­ственны предмету реальному. Это и обусловливало опредмечивание соот­ветствующего фрагмента поля в соответствии с логикой возможного.

Конечно, не обязательно, чтобы действие, проявляющее свойства предмета, состояло в физическом взаимодействии тел. Достаточно, ока­зывается, и перцептивного действия — того, что обычно называют раз­глядыванием, подразумевая при этом смену точек фиксации и, главное, позиций наблюдения. Очень наглядным в этом смысле является тот факт, что такое разглядывание в псевдоскоп некоторого воспринимаемо­го в обратном рельефе предмета, при котором наблюдатель меняет пози­цию наблюдения, покачиваясь и отклоняясь назад и вперед, отнюдь не ухудшает стабильность воспринимаемой картины. Наоборот, эти движе­ния, как правило, приводят к большей стабилизации воспринимаемого обратного рельефа. С традиционной точки зрения этот факт парадокса­лен: казалось бы, при движениях наблюдателя самые сильные моноку­лярные признаки — динамические (монокулярный параллакс, измене­ние размеров, изменение крутизны градиента текстуры) — должны вы­ступать против обратного рельефа. Однако никакого парадокса нет: качества зрительного поля, соответствующие этим признакам, приобре­ли новое значение в псевдоскопическом образе. Теперь, если изменение воспринимаемой картины не противоречит этому новому значению, то они будут только поддерживать, а не ослаблять воспринимаемую орга­низацию.

Чтобы отдифференцировать различные аспекты действия семан­тических факторов на восприятие пространственной формы, было введе­но понятие предметных норм¹. Под нормами понимались некоторые пра­вила, отображающие существование предметов и выражающиеся в пост­роении образа этих предметов. Описанная ситуация с преобразованием жидкости категоризовалась как действие «физических норм». Нижеопи­санная демонстрация иллюстрировала действие «геометрических норм».

На полу располагался конус из плотной «бархатной» зеленой бума­ги. Рядом с конусом, хоботом к наблюдателю, ставился слоник. На спи­не слоника и на поверхности конуса, соединяя их, укреплялся строго параллельно полу карандаш (рис. 1, А). На пол от карандаша падала чет­кая тень, подчеркивающая параллельность карандаша плоскости пола. Если при восприятии через псевдоскоп конус «проваливался» в пол, то следовало ожидать, что и карандаш тем концом, который касался кону-

¹ См.: Столин В.В. Построение зрительного образа при псевдоскопическом восприя­тии // Вопросы психологии. 1972. № 6.

330

Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

ca, «уйдет» под пол, в то же время второй конец карандаша, поддержи­ваемый слоником, должен был бы оставаться над полом. Однако карти­на, открывшаяся в опытах, оказа­лась более сложной.

Испытуемым давалась инст­рукция: «смотреть через псевдоскоп и как можно подробнее рассказы­вать все, что видится». Затем испы­туемому предъявлялся конус. Если он трансформировался, испытуемому предъявлялся слоник рядом с кону­сом, но карандашом они еще не со­единялись. Обычно слоник никак не изменялся и не «уходил» под пол. Затем карандашом соединялась спи­на слоника и поверхность конуса, после чего испытуемый смотрел на это в течение 7-15 мин и рассказы­вал о видимой картине. По ходу опы­та экспериментатор задавал иногда вопросы, фиксирующие внимание на тех или иных моментах ситуации.

Рис. 1: А — схема исходной ситуации; Б-Ж - схема видения ситуации испы­туемыми (по вариантам). Вариант Д - условен, изобразить наклон так, как он виден испытуемым, невозможно

В этих условиях у разных испы­туемых возникали неодинаковые формы восприятия ситуации. По со­держанию этих форм мы группирова­ли их в шесть «вариантов». Каждый из этих вариантов представляет собой своеобразный «выход» из перцептив­ной проблемной ситуации (рис. 1).

Первый вариант мы условно обозначили как «удвоение ситуации» (рис. 1, Б). В этом случае конус легко трансформируется и видится как во­ронка. Слоник остается на поверхно­сти поля и не трансформируется. Карандаш там, где он находится над по­лом и на спине слоника, видится в реальных пространственных отношени­ях. Там, где карандаш касается конуса, он «уходит» под пол вместе с поверхностью конуса и как бы просвечивает через нее, т.е. видится еще ниже поверхности конуса. Часть карандаша под полом параллельна ему, но снизу, в то время как часть карандаша над полом параллельна ему сверху. Испытуемый отмечает, что карандаш «как бы обрывается там, где

Столин В.В. Пространственная форма и предметность образа 331

он находится под зеленым», т.е. над поверхностью конуса. Испытуемый видит «отдельно одну половину карандаша наверху и отдельно другую внизу, в воронке». Испытуемые также отмечали, что не могут одновремен­но воспринимать слоника, конус и карандаш. При попытке «схватить» ситуацию в целом у некоторых испытуемых начинались зрительные флук­туации конуса: он виделся то в прямом, то в обратном рельефе. По-види­мому, мы сталкиваемся здесь с невозможностью совместить результаты отдельных фиксаций в целостный образ и, как следствие, с феноменаль­ным существованием двух предметных ситуаций и двух зрительных (бино­кулярных!) полей.

Второй вариант мы обозначили как «сгибание карандаша» (рис. 1, В). Испытуемые видели одновременно слоника, стоящего на полу, конус — трансформированным, карандаш — плавно изогнутым под некоторым уг­лом там, где он находится над конусом. Характерно, что при просьбе оце­нить угол изгиба карандаша испытуемые оценивали его как «небольшой, незначительный», но достаточный, «чтобы коснуться поверхности кону­са». Оценивая угол в градусах, называли величины, не превышающие 30°, хотя по логике картины он должен бы быть почти прямым (75-80°).

Третий вариант (рис. 1, Г) условно обозначался нами как «наклон карандаша». Этот вариант отличен от предыдущего только тем, что вме­сто изгиба карандаша видится наклонным целиком весь карандаш. Ког­да внимание испытуемых обращалось на тень, они охотно признавали, что она параллельна полу, но тем не менее утверждали, что карандаш наклонен. Когда их спрашивали, как такое возможно, они спокойно при­знавали: «значит, это не так».

Четвертый вариант («навес над воронкой») (рис. 1, Д) состоял в том, что карандаш как бы отрывался от поверхности конуса и виделся в нормальных пространственных отношениях. Однако иногда испытуе­мые затруднялись ответить, касается ли карандаш края воронки или висит над ней.

В пятом варианте («углубление слоника») (рис. 1, Е) слоник видит­ся под полом, но при этом спина слоника видится почти на одном уров­не с вершиной воронки. Сам слоник не трансформируется.

Шестой вариант мы условно обозначили как «разрезание слоника» (рис. 1, Ж). Приведем этот случай более подробно в виде описания про­цесса преобразования ситуации. Описание дается на примере словесного отчета одного из наших испытуемых: этот отчет в главном совпадает с отчетами других испытуемых.

Конус сразу видится как воронка, слоник — в его истинном поло­жении. Карандаш видится то слегка наклоненным, то изогнутым. При фиксации конуса, а затем переводе взора на карандаш конус «пытается приподняться». Внезапно испытуемый начинает видеть карандаш под полом. Отношения карандаша и слоника испытуемый воспринять не ус­певает — слоник тоже «уходит» под пол, карандаш все еще на спине ело-

332 Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

ника. Испытуемый и на этот раз не успевает отчитаться в подробностях картины — карандаш «разрезает» спину слоника. Картина очень реаль­ная, она обладает «изумительной устойчивостью» — даже можно видеть (несуществующие сенсорно!) стенки «выреза» в спине. Порой эта карти­на несколько меняется: слоник как бы становится сахарным и «подтаи­вает» в том месте, где сквозь него видится карандаш. При длительном разглядывании у испытуемого возникает впечатление, что хобот «пыта­ется задраться». Если переставить слоника головой от наблюдателя — «ноги пытаются вывернуться». Но, как утверждает испытуемый, «слон все время остается слоном».

Процесс трансформации в описанном случае особенно интересен потому, что позволяет увидеть динамику перцептивного переосмысления ситуации. То, что в других случаях выступало как конечный продукт трансформации (»наклон» или «изгиб карандаша»), здесь выступает как промежуточные формы, как перцептивные пробы, в дальнейшем отбра­сываемые.

Только двое (из 19) испытуемых не искали выхода из «геометри­ческого» противоречия, «спокойно» относились к тому, что карандаш одновременно и наклонен по отношению к полу, и параллелен ему. Вос­приятие возникшей ситуации всеми остальными испытуемыми строилось в соответствии с объективно пространственными отношениями, что и выразилось в своеобразных «выходах» из проблемной ситуации. Каждый из остальных пяти вариантов не противоречит предметной целостности воспринимаемого: первый — за счет «удвоения» ситуации и тем самым устранения конфликта, второй — за счет иллюзорного изгиба, там, где нет четких ориентиров параллельности карандаша плоскости пола, чет­вертый — за счет зрительного отрыва карандаша от поверхности конуса, пятый — за счет большего «углубления» слоника, шестой — за счет «про-резания» фигурки.

Эта и предыдущие демонстрации показывают, что «семантико-ло­гическая» регуляция действует внутри самого процесса порождения про­странственного образа. Они иллюстрируют единство пространственного формообразования и опредмечивания зрительного поля. Конечно, «гео­метрические», «физические» и т.п. нормы — это лишь условный термин, служащий для дифференциального описания феноменологии. Прочесть истинные формулировки семантических правил, диктующих то или иное опредмечивание зрительного поля, — задача будущих исследований.