Учебники психотерапии Выпуск 1 Серия основана в 2001 году. Н. С. Бурлакова В. И. Олешкевич

• Название: Учебники психотерапии Выпуск 1 Серия основана в 2001 году. Н. С. Бурлакова В. И. Олешкевич
• Дата: 28.02.2023
• Размер: 4.57 Mb.
• Имя файла: fd63b555439fc887f1c68cfe5bc74bbe.doc
• Тип: Учебники; #961231
• страница: 31 из 51

Возраст 3-4 года (30 человек: 16 мальчиков и 14 девочек)

Дети этого возраста, как правило, называют изображенных персонажей "медведями" (83,3%), некоторые упоминают "медведей" и какое-либо другое животное (например, "собака", "волк", "лиса") (10%); 2 ребенка считают, что на картинке изображены "волки" (6,7%). Таким образом, центральной фигурой (предметностью) восприятия выступает обозначение изображенных персонажей в качестве медведей.

Обратимся теперь к характеру восприятия изображенного на картине. Обнаружились следующие варианты: 1) восприятие синкретично и представлено называнием группового множественного субъекта у 26,6% детей ("медведи"); 2) выделяется оппозиция "большие медведи — маленький медвежонок" (26,6%); 3) медведи воспринимаются порознь с указанием на каждого из них пальцем и произнесением отграничивающей речевой конструкции типа "этот... этот... этот ..." или "вот... вот... вот", или же простым называнием, "волк... волк ... волк" (16,6%) — вариант переходный к следующей возрастной группе. Итак, с одной стороны отмечается некоторая синкретическая предметность, а с другой стороны — присутствует стремление идентифицировать персонажей и отделить их друг от друга, представив как отдельные единицы. Таким образом, синкретичность представляет собой некоторую совокупность таких единиц, и сама синкретичность, представленная "множественным субъектом" — медведи, сосуществует в некотором единстве со способностью выделения отдельных элементов. Помимо этого, в рамках так структурированного отношения части и целого значимым является отношение между частями: "большой" и "маленький". Эта предметная оппозиция (структура предметности), в сущности, является и фундаментальной оппозицией самосознания детей данной возрастной группы.

Реже встречающимися вариантами восприятия являются:

1) игнорирование самого крупного медведя, изображенного на картинке, мальчик говорит "о медведе и маленьком медведе" (единич. вариант), что обычно свидетельствует о сложных отношениях в семье, об эмоциональном игнорировании одного из родителей, либо в данном случае, о выраженных конкурентных отношениях с отцом при выраженной симбиотической близости с матерью; 2) в восприятии выделяется оппозиция "собака — медведь и медведь", "волк — медведь и медведь", "медведь — волки маленький и поменьше"(10%). Указанные варианты ответов принадлежат девочкам, акцентирующим группу однородных животных против чуждого по роду. Согласно нашим наблюдениям, это может указывать на значительные эмоциональные сложности для девочек в связи с отношениями с матерью, отсылать к процессам эмансипации от матери и установления новых отношений с отцом. В том же случае, если отец в семье отсутствует либо в контакте с ним присутствуют значительные ограничения, то возникает вариант формирования абстрактной оппозиции "свои — чужие". В отличие от нормального процесса развития, когда привязанность к отцу плавно перетекает в ощущение внутренней безопасности, стабильности, в случае осложнений в его течении формируется страх и указанная оппозиция. Данная оппозиция может указывать и на раннее заостренное противопоставление по типу "мы — они" ("это наша семья — а это все чуждые, чужие"), и в эту оппозицию начинают укладываться все конфликты ребенка, перемещая "арену битвы" из плоскости внутрисемейной (что характерно для периода эдипова конфликта) в плоскость внешних отношений, противостоящих союзу с материнской фигурой ("мы с мамой — чужой мир", "мы — и другие по роду и природе). Данное противопоставление характерно в большей мере для девочек, в силу того, что феномен "родственности, близости" воспринимается ими раньше, чем мальчиками. Кроме того, в данную группу вошли девочки, чье интеллектуальное развитие по ряду параметров (прежде всего вербального интеллекта) носило опережающий характер по сравнению со сверстниками, и в этом, смысле противопоставление персонажей по "роду" позволяет говорить о наличии средств для большей экспликации конфликта, расширенных возможностях самовыражения, что делает понятным "подавление" стимула посредством привнесения фигур, реально не изображенных.

В этом возрасте 13,3% детей, из которых 18,75% составляют мальчики (от общего количества мальчиков) и одна девочка (7,1%) спонтанно проецируют какое-либо обозначение семейной структуры. Например, "папа, мама и медвежонок Мишутка"; "медведи... жена, а тут Борис Иванович и Мишутка"; "волки... папа с маленьким и дедушка пьяный"; "медведи... мама, папа и я Настя, тоже я большая". Все три последних варианта указывают на конфликтность в семейной среде. Например, последний вариант отличается от обычно присутствующих в данной возрастной группе ответов навязчивым характером идентификации со взрослым (и Я! и Я!), интенсивном полоролевом самоопределении, фиксации на сложностях семейных отношений.

После же заданного дополнительного вопроса, носящего абстрактный характер "Кто эти мишки?", или широкого предложения альтернатив в том случае, если ребенок не отвечал на поставленный ранее вопрос ("Кто это: папа, сын, ребенок, мама, бабушка, тетя, дедушка, дядя?"), предложенного 14 детям, которые не обозначили спонтанно структуру изображенных персонажей (12 детям этот вопрос не задавался): 8 человек (57,14%) (разницы по полу нет) ответили, что это "папа — мама и медвежонок (ребеночек, сыночек)"; 4 человека (28,57% , все девочки (28% от общего числа девочек)) ответили "мама — папа и маленький волчонок (медвежонок)"; 1 девочка сказала, что это "мама — медвежонок и дедушка" (ответ принадлежит девочке, у которой отсутствует отец, роль которого замещается иной мужской фигурой, причем идентификация с ней является в значительной мере защитной и протекает сложным образом); 1 мальчик отметил, что это "лиса — медвежонок и медведь". В случаях, где мама противопоставляется всем остальным персонажам, интересен выраженный характер оппозиционности мужского и женского персонажей, и более абстрактно атрибутов мужественности и женственности в развитии ребенка, имевший в нашем случае ярко навязчивый характер, заостряющий представление о том, что каждый должен знать свое место, причем преимущественно это оказывается характерным для девочек. Помимо этого, факт видения девочками мамы как противостоящей союзу ребенка и папы, возможно, указывает на значимость эдиповой проблематики для них (это не исключает значимость этой проблематики и для мальчиков, но у девочек она звучит обостреннее).

Таким образом, все дети, которым задавался вопрос (за исключением двоих детей), спроецировали определенную семейную структуру. Важно отметить, что для этого возраста характерной является оппозиция "папа — мама и ребенок"; в целом мальчики и девочки в этом возрасте; склонны объединять себя с мамой и в этом союзе противопоставляться папе. Согласно нашим наблюдениям, это является нормой в данный возрастной период. По всей видимости, это связано прежде всего с тем, что отношения с матерью являются базовыми, фундаментальными, и в ситуации конфликта, эксплицированного в стимуле, для ребенка важно подтвердить их устойчивость и неизменность. Отношения же с отцом у большинства детей менее эмоционально окрашены и не имеют превалирующего характера в эмоциональной жизни детей этого возраста (по данным рисунка семьи и опроса родителей). В этом смысле достаточно распространенным примером является бурная реакция на расставание с матерью и постоянное ожидание ее прихода в детском саду (именно мамы, а не папы) и наряду с этим соседствующая относительно нейтральная реакция на присутствие отца (так, одна из девочек долго плакала и ждала прихода мамы, но, когда в этот день в группу пришел отец, чтобы что-то починить в детском саду, то девочка даже не обратила внимания на его приход и присутствие в группе, продолжая спрашивать воспитателя о том, когда же придет мама). Это говорит также о некоторых культурных особенностях функции отца, сложившихся в данное время в России, где отец в целом минимально включен в жизнь ребенка в этот период.

Другой причиной, приводящей к образованию союза "папа — мама и ребенок", является то, что, как мы уже говорили, языковый опыт и непосредственный эмоциональный опыт ребенка не идентичны и не перекрывают друг друга: возможно, то, что говорит ребенок, связано скорее с предыдущей стадией развития, когда ребенок непосредственно связан с матерью и не дает ярких реакций эмансипации. В связи с этим оправдан акцент и на первоначальном изучении восприятия, поскольку в его характере присутствуют моменты, которые не перекрываются языком и прямо не представлены в нем. Как мы увидим далее, непосредственные манипуляции с картинкой (ее приближение, отодвигание, верчение, отбрасывание и. т.п.), равно как и с собственным восприятием, с возрастом постепенно трансформируются в манипуляции собственной речью, когда защитные стратегии в большей мере становятся ориентированными на речь. Возвращаясь к реакциям эмансипации, необходимо иметь в виду то, что они всегда возникают в рамках определенной привязанности, с которой они диалектически связаны (М. Mahler и ее последователи).

Среди обозначения предмета, который держат медведи, встречаются: "веревка" (80% детей), 6,67% (2 человека) называют ее "ниткой", встречаются также единичные варианты (на них падает 13,33% ответов) — типа "резинка", "канат" и т.д. Называние веревки "ниткой", "резинкой" также может указывать на определенную специфику семейных отношений. Например, определение веревки как каната говорит о значимости конкурентных, соревновательных отношений в семье к соответствующей идентификации у ребенка. "Нитка", напротив, свидетельствовала о хрупкости эмоциональных связей, как в семье, так и в самосознании ребенка.

Восприятие фона нехарактерно для детей этого возраста, лишь один ребенок (мальчик) с выраженными проявлениями тревожности говорит, что на рисунке присутствует "горка" и "речка".

Возраст 4-5 лет (39 человек: 20 мальчиков и 19 девочек)

Наряду с по-прежнему, наиболее часто называемыми "медведями" (76,9%), начинает использоваться в этом возрасте отстраненное и неопределенное местоимение "они" (12,8%), которое, впрочем, при просьбе уточнить ("кто они?"), также трансформируется в обозначение героев "медведями". 7,7% детей называют персонажей "волками", у двух человек встречается путаница при обозначении "медведи ..." А чуть позже, "волки", либо противоположный вариант "волки", а через некоторое время появляется название "медведи". По нашим наблюдениям, местоимение "они" используется для отстранения от эмоционально-заряженного воздействия картинки. Как говорилось ранее, в предыдущей возрастной группе, характер воздействия стимула носит непосредственный характер, употребление же местоимения "они" в возрасте 4-5 лет отражает тенденцию к рациональному оформлению восприятия, что имеет также и защитный характер. Одновременно употребление "они" может также указывать и на процессы свертывания предшествующих структур восприятия и превращения их в объектно-рациональное и одновременно в само собой разумеющееся содержание, которое при соответствующем вопросе может развернуться вновь. Использование же вместо "медведей" таких номинаций как "волки" или же путаница в обозначениях, изменение названий персонажей свидетельствует о сложностях процессов идентификации с образом Другого. К примеру, феномен спутанного называния указывает на неустойчивый характер этой идентификации.

При анализе восприятия по-прежнему наиболее выражена оппозиция "медведи — медвежонок" (20,5%, из них 3 (15% здесь и далее от общего числа М) мальчика и 5 девочек (26,32% здесь и далее от общего числа Д)), либо более конкретно "большие медведи — маленький мишка" (10,26%, все 4 (20%) — М), появляется также количественная оппозиция "два медведя — один медведь" (10 чел. — 26%, равное количество девочек (26,32%) и мальчиков (25%)). Таким образом, становится заметной появление значимости количественных отношений, а также увеличение значимости экстенсивной величины, а также ее рационализация.

Из 39 человек уже 8 человек (20,5%, 3 (15%) мальчика и 5 девочек (26,32%)) спонтанно проецируют семейную структуру: 3 Д (7,7% от общего числа девочек) называют "папа — мама и сыночек". По сравнению с предыдущим возрастом начинает намечаться тенденция к спонтанному проецированию семейной структуры в большей мере для девочек, в то время как раньше это было присуще в большей мере мальчикам. Можно предположить, что в возрасте от 3-до 4 лет девочки были оппозиционно настроены по отношению к матери, здесь же в большей мере представлена вторичная идентификация с ней, благодаря которой и осуществляется подобное проецирование ("смотрение глазами матери", т.е. в большей мере ориентированными на семью). Кроме того, специфика игры девочек все сильнее начинает определяться погруженностью в семейный контекст, что помимо соответствующей идентификации способствует и наработке соответствующей схемы восприятия. Напротив, для мальчиков в данный возрастной период в большей мере характерно отделение от матери, за счет чего они в меньшей мере проецируют семейную структуру.

Далее как единичные встречаются следующие варианты оппозиций "они — мама" (М) (в этом случае ребенок выделяет оппозицию мамы и абстрактных других). Во многом такое видение присуще детям, растущим без отца, с нарушенным чувством безопасности, а также в случае со сверхтревожной и неуверенной матерью, либо такой вариант восприятия появляется у детей, где по разным причинам происходит заострение оппозиции "мы — они", а также для детей с выраженным чувством неполноценности); "Старший брат — папа и медвежонок" (Д) (характерно для детей из многодетных семей, где присутствует конкуренция за обладание вниманием одного из родителей); "мама — папа и маленький ребенок" (Д) (присуще детям с чувством неполноценности и со стремлением скомпенсировать его, а также детям, чьи отношения с матерью носят сложный, противоречивый характер, что может быть вызвано, например, чрезмерной избалованностью ребенка в предыдущий возрастной период, а затем с появлением выраженных фрустраций в связи с взрослением); "папа — дедушка и сыночек" (М) (отмечается у детей, материнское отношение к которым носит черты холодности, а отец выражение оппозиционен в семейной структуре, а также для детей с выраженными страхами — в нашем случае, у ребенка явные страхи фрагментации и поглощения); "большой — большой и маленький" (М) (у ребенка с выраженной тревожностью, фиксированном на эмоциональных отношениях).

При специальном общем вопросе " А кто эти мишки?", заданном 16 детям (15 оставшимся детям вопрос не задавался), была получена следующая картина: 1) "мама — папа и сыночек" (43,75%, из них 4М и 3Д). Таким образом, можно заключить, что в контексте способа разрешения конфликта (в частности, в разрешении Эдипова комплекса) характерной для этого возраста является тенденция в целом к разотождествлению с матерью и значительно большей идентификации с отцом. Это можно понять прежде всего как некоторую общую тенденцию развития эмансипации от матери, но не абстрактного свойства, которая была в предыдущем возрасте, но направленную на определенную идентификацию с Другим, с образом Другого (в этом смысле мы говорили о "подражательности" и превалировании женского элемента в структуре самосознания), таким образом, заостренное выражение (Я!) сменяется позицией Я как Другой, похожий на Другого, который выступает образцом для подражания. И этим Другим в этом возрасте все чаще становится отец. Это обусловлено тем, что, в соответствии с нашими наблюдениями, матери детей этого возраста, как правило, выходят на работу и начинают предъявлять гораздо более широкий спектр требований к ребенку, чем было ранее. В свою отец, менее обремененный домашними делами, как правило, чаще всего к ребенку в этом возрасте относится снисходительно, нередко балуя его, да и в целом дети его видят меньше. Здесь же, вероятно, играют роль и процессы половой идентификации у девочек при нормальной структуре семейных отношений. По всей видимости, в силу высказанных причин, обследованные нами дети, как мальчики, так и девочки, склонны в большей мере идентифицироваться с образом отца.

Другие варианты ответов на вопрос о том, "кто эти мишки?", расположились следующим образом: "папа — мама и сын" (18,75%, 1 М 2 Д) (в семьях девочек характерны выраженные "привязывающие" действия матери по отношению к дочерям); "дедушка — папа и медвежонок" (1 М) (ответ, отражающий конфликт поколений, акцентирование мужской роли, при слабой функции матери, которая живет в родительской семье мужа); "враг — папа и его сын" (1 М) (эта оппозиция в большей мере характерна для следующего возрастного этапа, в данном случае она указывает на повышенную тревожность мальчика, ощущение враждебности окружения и т.п.); "папа — дедушка и мишка" (1 М); "старший — средний, а маленький не говорит" (1 М) (явно защитный уход от конфликтного содержания). Один ответ относился к предметному восприятию персонажей, мальчик ответил на заданный вопрос "косолапые".

Если обобщить данные по структуре изображенных персонажей и попытаться выделить половые различия, то можно заметить, что у девочек в 5 случаях рядом с "малышом" оказывается "мама" и в 5 случаях — "папа" (сюда попали девочки с выраженной самостоятельностью, опережающие по интеллектуальному развитию свою возрастную группу, с развитой речью и обособившейся функцией рассказывания. Кроме того, это является показателем и специфики роли отца в семье — девочки в силу своей независимости и "праву голоса" (в прямом и переносном смысле) начинают защищать более слабого отца, входя таким образом в конкурентные отношения с матерью, на которую они, как правило, очень похожи), у мальчиков же видится рядом с "малышом" чаще всего "папа" (в 6 случаях), и лишь в одном случае — "мама".

Из сопоставления результатов восприятия по 1-ой и 2-ой таблицам САТа можно заключить, что в ответах на 2-ую таблицу проявляется модус самосознания, функционирующего в конфликтной ситуации, в отличие от более спокойной в целом ситуации кормления (и в целом процессов интроецирования), актуализируемой при ответах на 1 таблицу. В конфликтной ситуации мальчики и девочку склонны скорее идентифицироваться в этом возрасте с отцом, через идентификацию с которым разрешаются конфликтные ситуации, у девочек же этот процесс протекает более сложным образом.

Предмет, который держится "медведями" называется "веревкой" 76,9% детей, 10,26% детей видят "веревки" (множественное число), что указывает на наличие отдельного куска веревки у каждого из воспринимаемых персонажей (сюда вошли в основном мальчики  3М и 1Д).Единичными вариантами предстают "канат", "резинка", "змея". Один ребенок также отмечает наличие у веревки "узла". Все выделенные детали могут указывать несложности во внутреннем мире ребенка (здесь мы привлекаем контекст рассказа). В случаях, имевшихся в нашем распоряжении, обозначение "веревки" (множественное число) являлось аргументом в пользу гипотезы о внутренней раздробленности, "змея" — являлась показателем тревоги и страха, а также оттесняемой агрессии, "резинка" — выступала в качестве индикатора инфантильности, а "узел" — тревожности.

Начинают отмечаться детали у воспринимаемых персонажей, так упоминаются "здоровенные лапы" (1 М), "глазки у маленького медвежонка" (1 Д); "уши, носик, ноги, язык" (1 М), "руки" (1 М). Как видно, восприятие деталей персонажей в большей мере представлено у мальчиков. Аналогичная картина встречается и при восприятии фона — так, дети упоминают "море", "вода", "земля" (все 3 М) и "пол" (1 Д). Подобное детализированное восприятие позволяет заключить о том, что данный проективный стимул в большей мере вызывает тревогу у мальчиков, что связано в первую очередь со скрытыми и явными требованиями достижений применительно к мужской роли, задаваемых культурой и актуализирующихся по отношению к детям, и в этом смысле ситуация выраженного конфликта и возможного поражения воспринимается как фрустрирующая.

Возраст 5-6 лет (42 человека: 19 Д и 23 М)

В этом возрасте 95,23% детей видят "медведей", 4,76% (2 человека) говорят, что нарисованы "волк и собаки" (свидетельство, с одной стороны, эмоциональных сложностей у ребенка в связи с темой внутрисемейного конфликта, с другой стороны — показатель выбора более дифференцированных средств для его выражения).

При этом спонтанно детьми проецируются следующие оппозиции: "медведи — медвежонок", которая в дальнейшем рассказе раскрывается как социальная с появлением элементов семейной структуры (16,66%, 4 М и 3 Д); "папа — мама и ребенок (сынок)" (11,9%, из них 2 М и 3 Д); "другой медведь (старый сосед, другой папа) — папа и сынок" (9,52%, из них 3 Д и 1 М); "мама — папа и медвежонок" (7,14%, все 3 Д); "медведь — мама и мишка"(7,14%, 1 М и 2 Д); единичный вариант — "медведь — медведь с ребенком". Таким образом 54,54% детей спонтанно проецировали в речевом выражении социальные оппозиции, отображающие семейную структуру либо выход за ее пределы. Единичными вариантами были: случай синкретического восприятия — "медведи", и вариант "волк — собаки".

При специальном вопросе, заданном в случае неявного обозначения семейных позиций самим ребенком ("кто эти мишки?") 14,3% (4 М и 2 Д) сказали "папа — мама и сынок"; 4,76% (2 М) — "мама — папа и медвежонок"; далее,4,76% {1 М и 1 Д) "Михайло Потапыч — Настасья Петровна и Мишка" (т.е. и здесь сохраняемся тенденция к восприятию доминирующей структуры "папа — мама и медвежонок"); далее следуют единичные варианты: "злой, злой волк — пана и медвежонок" (1 М) (вариант защитной идентификации с отцом и проецирование агрессивной оппозиции внесемейного окружения); "дедушка — папа и медвежонок — сын" (1 М) (вариант ребенка, воспитывающегося отцом; в семье, помимо мальчика и отца еще двое мужчин (два взрослых старших брата от другого брака), мамы и других женщин в семье нет); "медведь — два медвежонка, побольше и поменьше" (1 М) (нивелирована роль матери, отношения рационализированы); "папа — медвежата" (1 М) (у данного ребенка папа — центральная фигура в семье, к нему приковано основное внимание всех ее членов); "папа Потапыч — второй папа и мишутка" (1 М); "брат — мама и медвежонок" (1 Д) (вариант конкурентных отношений между детьми за право находиться ближе к матери); "Дима Ботов — Миша и медвежонок" (1 М) (выход за пределы семьи для овладения ситуацией приближения ради установления фамильярных отношений). Таким образом при суммировании показателей спонтанных и полученных при задании вопроса ответов, оказалось, что наиболее выраженной является оппозиция "папа — мама и сын" (35,7%, из них 34,8% от общего числа М и 36,8% от общего числа Д, характерно, что разницы по полу детей не выявляется), далее следует оппозиция "другой медведь (сосед, другой папа, волк злой) — папа и сын" (16,6%, 3 Д 4 М), и оппозиция "мама — папа и сын" (11,9%, 3 Д и 2 М).

Итак, возможно выделить в вышеназванном перечне оппозиции, выражающие внутрисемейный конфликт ("медведи и медвежонок", "папа — мама и ребенок" и т.д.), и социальные оппозиции, которые выражают конфликт, выходящий за пределы семьи ("другой медведь, другой папа, старый сосед и т.д. — папа и сынок"). В последнем случае конфликт в контекст внесемейной обстановки переносит введение взрослого персонажа. Этот вариант может быть вариантом нормы как определенной идентификации с образом одного из родителей, благодаря которой ребенок выходит за пределы семьи. Но одновременно это может свидетельствовать и о негативном развитии, к примеру, об ощущении окружения чуждой средой и как следствие ярко выраженной идентификации со взрослым. При этом вариант "другой папа — папа и сынок" является промежуточным звеном между внутрисемейным расположением и внесемейным. Как показано в психоанализе, именно отец выводит ребенка во внешний мир и через идентификацию с ним этот выход становится возможным, на фоне определенной фрустрирующей функции, которую фигура несет в себе отцовская фигура. (Если быть более точным, то необходимо говорить не о конкретной фигуре отца, но об определенной функции, выполняемой кем-либо из взрослых, если отец отсутствует, либо по разным причинам неспособен к ее реализации (Kohut Н. (1971); Д.В. Винникотт (1994)). В том же случае, если отец — слабый, не соответствующий своей функции (напр., злоупотребляющий алкоголем и пр.), соответственно контакты с ним носит не систематический, но часто в этом возрасте очень глубокий эмоциональный характер, приводя к следующим вариантам развития: 1) ребенок, идентифицирующийся с отцом, получает осуждение извне, таким образом возникает случай противостояния с опасностью я враждебностью, идущими извне, и вариант идеалистического восприятия родителя ("Я ничего не вижу, он хороший, а другие плохие"); 2) идентификация со слабой отцовской функцией и желание защитить его, возникает жалость к отцу; 3) иногда данные варианты связываются для ребенка с "дополнительным" выраженным желанием уйти от опеки матери.

Отметим, что тенденция к выходу конфликта за пределы семьи будет сохраняться и усиливаться в следующей возрастной группе. Сохраняет свою важность оппозиция "папа — мама и медвежонок", другая оппозиция "мама — папа и медвежонок", как мы покажем далее, становится диагностическим критерием для выявления крайне неблагополучных в эмоциональном плане детей.

Так, последние 5 детей, выбравшие оппозицию "мама — папа и сын", являются наиболее неблагополучными в эмоциональном плане, так для 3 Д подобная "расстановка сил" является крайне неуютной, вызывающей сильнейшую тревогу, (неслучайно поэтому в дальнейшем рассказе появляется называние персонажа "мамы" — волком), в отличие от детей, спокойно проецирующих и говорящих о "папе — маме и сыне". Оставшиеся два мальчика, проецирующие вышеуказанную оппозицию при специальном вопросе, имеют явно "недееспособных" отцов, так, один мальчик имеет отца-инвалида, который обездвижен и не может самостоятельно передвигаться и ухаживать за собой, у другого мальчика отец пожилой (55 лет), а мама — властно доминантная, гораздо моложе своего мужа, при этом ребенок в конце рассказа добавляет следующую фразу "мне это даже больше напоминает двух пап (хотя раньше повествование шло именно о маме, папе и сынке) и сынке".

Предмет, который держат персонажи, называется "веревкой" 73,22% детьми, возрастает процент называния этого предмета "канатом" (14,6%), единичный вариант — "шнурок". Двое детей отмечают наличие у "веревки" узла ".

Среди фона чаще всего говорится о "лесе" (12,2%), "горке" (7,3%), упоминается "лед" (4,8%), "земля (4,8%), а также "лужа" и "река" (единичные варианты).

Возраст 6-7 лет (43 человека: 25 Д и 18 М)

Подавляющее большинство детей видят на картине "медведей" (95,5%), 4,5% упоминают "медведя" и еще какое-нибудь животное. В этой связи можно говорить о возрастании объективности, развитии логического мышления, формировании количественных отношений. Так, 22,7% детей обязательно уточняют "три медведя", 13,6% осуществляют указание на медведей пальцем и таким образом пересчитывают их.

Начиная с 3-летнего возраста, продолжается тенденция спонтанного проецирования семейной ситуации на проективный стимул, и очень важно, что структура "папа — мама и медвежонок" носит характерный и устойчивый оттенок, независимо от пола детей.

Анализ восприятия в этом возрасте показывает, что 18,17% детей (4 М и 4 Д) спонтанно проецируют семейную структуру "папа — мама и медвежонок". Сохраняется оппозиция "чужой — папа и сынок" ("другой медведь (грубый; злой-презлой другой медведь) — папа и сынок"), выражающей выход за пределы семьи, при этом важно, что медвежонок всегда с папой, что говорит об особых тенденциях идентификации с отцовской фигурой в противоположность привязанности к матери, такая тенденция характерна преимущественно для девочек: в виде этой оппозиции структурируют видимый материал 9,1% детей (3 Д и 1 М); 6,8% (3 Д) в силу выраженной тревоги не обозначают расположение членов семьи, хотя проговаривают ее состав "мама, папа и сынок"; оппозиция "мама — папа и сын" присутствует у 6, 8% детей (2 Д и 1 М). Последняя оппозиция с очевидностью указывает на крайнюю степень семейного неблагополучия, так, у двух детей, выбравших такой способ структурации стимульного материала, отцы серьезно злоупотребляют алкоголем, позиция матери явно противопоставляющая себя "слабому" мужу, к которому дети тем не менее испытывают амбивалентные чувства любви — жалости. У одной девочки отец умер после длительной болезни, и в силу обстоятельств жизни она рано приняла на себя "роль маленького и самостоятельного взрослого", что нередко приводило к конфликтам с матерью.

Помимо указанных встречалась как единичная спонтанно проецируемая оппозиция "дедушка — мама с мальчиком, его внук" (1 М), отражающая вторичный союз с мамой, первичен — дедушка и его внук. Данный вариант в нашем случае отражает конфликты между поколениями, проживающими в одной квартире.

После специального вопроса (он был задан 7 детям), 42,85% детей вновь проецировали оппозицию "папа — мама и сынок" (2 М и 1 Д), характерную для этого возраста; в качестве единичных проявились следующие варианты "дядя — дядя и маленький" (1 М) (для матери ребенка крайне травматично даже упоминание о муже, поэтому ребенок начинает говорить о нейтральном "дяде"); "мама — папа и медвежонок" (1 Д) (об этом варианте уже говорилось ранее); "приятель злой — папа и медвежонок" (1 Д) (характерно для случая, когда отцу неуютно в семье, он ищет контактов вовне ее, что крайне негативно воспринимается матерью, девочка воспроизводит эту структуру); "мама (папа) — Мама (папа) с сыночком" (1 М) (В последней оппозиции ребенок несколько раз менял решение о том, кого он видит на картинке. Это ответ мальчика, который с самого раннего возраста воспитывался только пожилым папой и старшим братом, маму за свою жизнь видел лишь дважды, поэтому имеет спутанное представление о характере материнского и отцовского отношения).

Если попытаться суммировать полученные результаты, то можно по частоте упоминания выстроить следующую иерархию оппозиций: 1) "папа — мама и медвежонок" — 24,97% (6 М и 5 Д); 2) "другой медведь — папа и сынок" — 11,62% (1 М и 4 Д); 3) "мама — папа и сынок" — 9,1% (1 М и 3 Д).

В качестве предмета, который находится в лапах у Медведей, дети отмечают "канат" — 43,2%, что является указанием на развитие конкурентно-соревновательных мотивов (в предыдущем возрасте этот процент существенно ниже и составляет 14,6%); 40,9% детей по-прежнему видят "веревку" (ранее в предыдущем возрасте этот процент составлял 73,22%). В одном случае встречается сомнение "может это змея, а не веревка?".

Среди деталей фона 6 детей (13,6%, все Д) упоминают "водные" реальности ("река", "вода", "море", "прорубь"). Это приходит на смену акцентированию водного фона у мальчиков в возрасте от 4 до 5 лет, и сопряжено с выраженной тревогой. Трое девочек (6,8%) видят "яму", "овраг"; 2 детей отмечают наличие "леса", как единичный вариант видится "гора". Упоминание деталей персонажей не встречалось, лишь один мальчик отметил "руки" у одного из медведей.

7.4. Сравнительный анализ данных по восприятию детей России и Кипра

Исследование проводилось в типичном детском саду в г. Никосия (Кипр), в нем приняли участие 35 детей в возрасте от 3 до 7 лет (16 Д и 9 М): в возрасте от 3 до 4 лет 5 человек (3 Д 2 М), от 4 до 5 лет — 10 человек (6 Д 4 М), от 5 до 6 лет — 10 человек (6 Д 4 М), от 6 до 7 лет 10 человек (5 Д 5 М). Все дети воспитывались в полных семьях, где помимо ребенка был еще хотя бы один брат либо сестра. Уровень развития детей, социально-экономический статус семьи, особенности физического развития, состояния здоровья, а также особенности адаптации к детскому саду этой группы были сопоставимы с российской выборкой. По возможности были соблюдены условия, описанные в части по проведению методики. Сразу оговоримся, что в виду малочисленности выборки можно говорить лишь о тенденциях, вытекающих из анализа материала, и требующих дальнейшего уточнения. Мы не будем приводить подробно данные по возрастам, как мы это делали ранее, фокусируясь преимущественно на различиях при сопоставлении ответов детей России и Кипра.

В целом для кипрских детей характерно разнообразие в назывании изображенных персонажей — встречаются "волки", "лисы", "собаки", "медведи", так что ни один из вариантов не является доминирующим, что отличается от стойкого и стабильного использования обозначения "медведи" в российской выборке.

У киприотов стабильна тенденция противопоставлять животных по роду в каждой возрастной группе (3 года "волк — медведи" — 2 реб.; 4-5 лет — 3 реб.; 5-6 лет — 2 реб; 6-7 лет — 3 реб). "Медведь" в греческом языке женского рода, и в том случае если дети прибегали к оппозиции "волк — и медведи", то этим достигалось не только выражение заостренности отношений внутри семьи ("волк" отрицательный и устрашающий персонаж для кипрских детей), но и противопоставление женской и мужской позиций.

Общая закономерность, обнаруженная вами, о возрастании с возрастом спонтанного проецирования семейной структуры (и шире — социальной) подтвердилась и в кипрской выборке. Если в возрасте от 3 до 5 лет это присутствовало скрытым образом и лишь частично явным, то в последующих возрастах спонтанное проецирование социальных структур восприятия приобрело стабильный характер. Опишем социальные структуры восприятия, выделенные у киприотов.

В возрасте от 3 до 4 лет и у мальчиков и у девочек проявляется оппозиция (задавался специальный вопрос о том, "кто эти "волки, мишки?" и пр.) "папа — мама и ребенок" (у киприотов присутствует уточнение по полу ребенка), аналогичная таковой в российской выборке.

В возрасте от 4-5 лет у 6 детей (все Д) в структуре восприятия присутствует противостояние мужской (отцовской фигуры) и материнской с ребенком (который в 4-ех случаях уточняется по полу как "девочка" или "дочка"), у четырех детей (все М) наблюдается союз папы и ребенка (в двух случаях "мальчик"; "дочка" (единич. вариант), "ребенок" (единич.)), противопоставленный "большой девочке" и "маме". Результат, касающийся девочек, более однозначен, чем в российской выборке, где в большей мере отражается сложность процессов идентификации и представлена тенденция к разотождествлению с матерью в союзе с отцом. Номинации "дочка", "девочка", "мальчик" в ответах российских детей упоминаются крайне редко, (чаще говорится о "сынке"), у киприотов уточнения по полу встречаются гораздо чаще, что может быть связано с тем, что "мишка" в греч. языке является существительным женского рода, с одной стороны, а с другой — "медвежонок" — существительное сред, рода (в отличие от мужского в русском языке), неопределенность рода заставляет доопределять, более прямо проецировать себя. Другой причиной, возможно, выступает более патриархальное устройство семьи на Кипре, где значительно жестче поляризованы женские и мужские функции как возможные объекты для идентификации, соответственно жестче разница между характером воспитания мальчиков и девочек в семье. В кипрской семье момент половой принадлежности культурно заостряется — радость при рождении мальчика, нейтральность при рождении девочки и вытекающие отсюда стили семейного воспитания лежат в основе обостренного чувства половой идентичности (цит. по Лэонтиу Ф., 1999). В этом смысле патриархальная структура семьи подчеркивает особенность женской функции, а не ее принижение. Еще одной причиной выступает наличие нескольких детей в кипрской семье (у всех обследованных детей имелись по крайней мере одна сестра или брат), в отличие от российской, где в этом возрасте, как правило, ребенок единственен. Это также задает определенную модель воспитания и. поведения (есть мальчик, а кто-то — девочка). Кроме того, наличие нескольких детей означает большее количество ограничений, а следовательно, более четкое осознание своих особенностей, в отличие от российской популяции, где чаще всего есть один ребенок, что, как правило, свидетельствует о меньшем количестве фрустраций. Применительно к российской выборке наличие одного ребенка в семье предполагает ограниченный набор моделей для постоянного наблюдения поведения, и в этой связи гораздо меньшую дифференциацию мужской и женской роли, характер которых иной, чем при традиционно-патриархальном укладе.

В возрасте 5-6 лет для мальчиков — киприотов характерен выход за пределы семьи и переход в однополую дружескую среду (оппозиции "они  друзья мальчики"; "друзья: волк-мальчик — волк-мальчик и маленький мальчик"; "медведи: мальчик большой — мальчик большой и маленький"), как следствие подчеркивания обособленности мужской роли. Другой причиной этому могут служить выраженные требования со стороны отца к мальчику, что подталкивает к своеобразному уходу от конкуренции с отцом и проявлению себя в среде себе подобных по полу. Кроме того, для детей важно подчеркивание возрастных различий (старший, младший), при помощи которых моделируются различные социальные отношения. Таким образом, именно у мальчиков (что в целом нехарактерно для России) происходит выход за пределы семейного окружения к более широкой половозрастной модели для идентификации. Дети в России гораздо больше, чем кипрские дети замкнуты на контекст семейности, гораздо более опекаемы, поскольку, как правило, семья состоит из родителей и одного ребенка и старшего поколения — бабушек и дедушек, проживающих в одном доме, и преимущественно занятых воспитанием. Гиперопека часто оборотной стороной несет скрытые и явные требования по отношению к ребенку, поскольку каждый из опекающих видит в нем единственную возможность для приложения собственных душевных сил, а также реализации нереализованного.

Кроме того, у российских детей если и намечается выход за пределы семьи, то конфликт начинает разворачиваться среди старших по возрасту ("сосед", "другой взрослый" и пр.) и младших, таким образом дети рано явно начинают конкурировать со взрослыми, в некоторых случаях это принимает форму выраженной борьбы за власть (так, одна девочка в ответ на перечисление мамой названий детских фильмов в магазине видео продукции уверенно и настоятельно выбрала фильм с характерным названием "Кто в доме хозяин?"), а не с детьми, что связано с особенностями российской семьи, о которых мы говорили чуть выше.

У кипрских девочек в этом возрасте "выход" за пределы семейной среды наблюдался лишь в одном случае, в котором, впрочем, все же есть и упоминание об определенных родственных отношениях ("медведи: два брата и их друг"). В четырех случаях у девочек происходит проецирование семейной структуры, причем, в одном случае из указанных, где возможности стимула не позволяют спроецировать всю семью, ребенок вводит дополнительного персонажа, таким образом добиваясь максимального соответствия реальной жизненной ситуации изображенному сюжету. Еще один вариант проявляется в актуализации скрытой семейной структуры (волк — большой мальчик — медведь ("она" на греч.) со своим малышом".

В возрасте 6-7 лет у девочек — киприоток проецируется в трех случаях семейная структура, где папа противостоит маме и ребенку (девочке), и соответственно сильнее идентификация с матерью, в двух случаях — появляется ситуация детской конкуренции ("волки — друзья, все мальчики" и "мальчик — мальчик и девочка самая маленькая"), чего раньше не наблюдалось. В этом смысле можно отметить тенденцию запаздывания выхода в контекст общения с другими детьми у девочек, становящуюся позже, чем у мальчиков, и менее однозначную в плане пола детей.

У мальчиков-киприотов в этом возрасте проецируются социальные отношения следующего характера: в двух случаях появляется абстракция типа "люди — 10 лет и 9 и 10 лет (возраст может меняться)"; в двух случаях — "собака (иногда указывается возраст) — папа и медвежонок"; и "волк, у него нет детей — мама и медвежонок" (единичный вариант). Подобный характер оппозиций свидетельствует о сложных отношениях с отцом в этот период, с которым (по характеру рассказов), сначала борются, а затем предлагают себя связать. Например, приведем текст рассказа мальчика "собака, ей 10 лет, и папа с медвежонком тянут веревку. Выиграют двое, и они получат подарок. Собака им отдаст маленького медвежонка как подарок, а потом собака отдаст папе — медведю игрушку — веревку, чтобы связать веревкой собаку, чтобы она не ушла".

Обратимся далее к некоторым, любопытным, на наш взгляд, деталям ответов детей-киприотов. В их рассказах проявляется устойчивая тенденция восприятия выигрывающим либо одного персонажа — папы, либо папы в паре с кем-то (ребенком), либо выигрывает старший по возрасту (мальчик), т. е. победитель — обязательно мужчина (около 83% ответам по всем протоколам). Победа "мужского начала" отражает авторитет фигуры отца, часто ассоциируемой (особенно в возрасте от 3 до 5 лет) с устрашающей фигурой ("волк"). Таким образом чаще всего подчеркивается сила и властность отцовской фигуры, что используется женщинами ради влияния на детей, ради целей воспитания (так, самая страшная угроза для кипрских детей состоит в сообщении о характере их поведения или проступке отцу) в отличие от достаточно "слабого" отца в российской популяции, который чаще всего проигрывает союзу "мамы с ребенком", (около 75% ответов), и мнение которого, судя по характеру ответов детей, менее значимо, чем мнение женщины.

В ответах кипрских детей обнаруживается, что именно от отцовской фигуры начинается процесс становления идентификации со старшими детьми, появляется стремление быть большим, что выступает у мальчиков в качестве косвенной, опосредованной идентификации с отцом.

Интересно, что кипрские дети, начиная с 3 лет и далее, в добавлении к тому, что персонажи "тянут веревку", часто (около 48% ответов) уточняют, что "они играют". По всей видимости, это свидетельствует о выраженном чувстве защищенности у кипрских детей, в отличие от российских, где подобное упоминание встречалось редко (20% ответов), да и то ответы касались в основном более поздних возрастных трупп, как правило от 5 лет. Данный факт говорит об уже упоминавшемся чувстве защищенности, непосредственно связанном с сильной отцовской фигурой, а также об особом устройстве детских учреждений, в структуре которых ребенок в большей мере занят игрой, в отличие от аналогичных структур в России, где дети в обследованной нами популяции самой структурой резкима пребывания в детском саду сфокусированы на занятиях, обучении и соответствующих достижениях, при этом воспитатели выполняют скорее функцию наблюдения за детьми и обеспечения их безопасности, в отличие от функции организатора игр и общения внутри группы на Кипре.

На возраст 5-6 лет в кипрской выборке приходится наибольшее восприятие выраженных конфликтных отношений между персонажами ("ссора", "драка") — всего три ребенка этого возраста (1 М и 2 Д) отметили, что персонажи "играют". Данный факт перекликается с тенденцией, наблюдающейся в России среди детей возраста 5-6 лет, где обостренной темой начинает звучать отстаивание себя в ситуации явного конфликта (специфика этого конфликта описана нами ранее). Таким образом, в этих данных отражается период "бурь", выраженных стычек и конфликтов, актуализируемых в данный возрастной период.

Интересно, что в полученных результатах тема соревнования, начинающая проявляться в ответах киприотов от 5 лет и обостренно в диапазоне от 6 до 7 лет представлена именно у мальчиков ("соревнование и получение приза за победу"), в российской выборке — эта тема в равной мере близка не только мальчикам, но и девочкам. При этом тема соревнования у кипрских детей вырастает из темы игры и определенного созревания в рамках игровой деятельности в отношениях со своим полом. В России ситуация иная- тема игры незначительно отражена в ответах детей, и поэтому тема соревнования актуализируется в качестве продукта социальных введений и режима воспитания в детском саду, построенного по принципу "кто лучше, кто быстрее".

7.5. Развитие внутреннего диалога в контексте процессов идентификации с родительскими

фигурами

Подведем итоги, сфокусировавшись на задаче уточнения первоначально обрисованной модели развития внутреннего диалога в связи с процессами зависимости/ эмансипации и процессами идентификации с родительскими фигурами, применительно к российской выборке.

Возраст от 3 до 4 лет характеризуется, по нашим данным, склонностью детей (вне зависимости от пола) объединять себя с матерью, и в этом союзе противопоставляться отцу. По всей видимости, это связано с выраженно-конфликтной ситуацией, изображенной на картинке, которая вызывает проявление преимущественно другой стороны внутреннего диалога — не чувства бесконечного могущества, но, напротив, зависимости и неполноценности. Те данные, которые были зафиксированы нами, в этой связи являются отражением известного стремления ребенка в стрессовой для него ситуации обращаться к матери за помощью, поддержкой и защитой, процессы же эмансипации обусловлены предшествующей привязанностью и зиждутся на систематической поддержке матери (Mahler М.).

В следующем возрасте от 4 до 5 лет более активно проявляется тенденция к отождествлению с образом Другого, что мы н мадии в проективных материалах. Вне зависимости от пола дети склонны располагать себя рядом с отцом и рассматривать как оппозиционно стоящую мать. Данный факт свидетельствует с одной стороны, о достаточно устойчивой способности к разотождествлению с матерью, о появлении образа себя в противоположность матери, а с другой стороны, это также указывает на способность отождествления также и с отцом, что подтверждается близостью расположения с ним в рамках воспринимаемого стимула. С процессов разотождествления с матерью и идентификации с отцом начинается разрешение эдипова комплекса, подробно описанного в психоаналитической литературе. В этом возрасте намечается тенденция, в которой папа чаще оказывается рядом с ребенком (особенно у мальчиков, но также и у девочек), что подтверждает тот факт, что, во-первых, через процесс идентификации с отцом проходят как мальчики, так и девочки, и это необходимо, в частности, для того, чтобы появилась большая независимость от матери, и, во-вторых, указывает на то, что у девочек этот процесс более сложен. Таким образом, как это подчеркивалось нами ранее, появляется структура внутреннего диалога, в котором укрепляется значимость образа Другого, с которым теперь ребенок способен идентифицироваться, чего не было в предыдущем возрасте, где ребенок осознавал свою зависимость от матери лишь незначительно. В этом же возрасте проявляется способность противопоставлять себя матери (равно, как и отцу), средством чего служит идентификация с противоположной родительской фигурой.

В 5-6 лет, после того как ранее произошло заимствование отцовской позиции, происходит возвращение к себе и формируется идентификация "Я как Я", что помогает заново отождествиться на более глубокой основе с матерью. Поскольку в этом возрасте в норме формируется феномен обратимости во внутреннем диалоге, то ребенок в этой связи в норме не должен ригидно противостоять матери, и если это случается, то такой факт будет говорить о сложностях в отношениях с матерью, и здесь возможны два варианта. Первый вариант связан с тем, что сам феномен обратимости у ребенка не сформировался, следствием чего выступает недостаток эмпатии и понимания Другого. Второй вариант обусловлен выражение негативными отношениями с матерью, что не позволяет ребенку идентифицироваться со столь отрицательно окрашенным ее образом. Выход за пределы семейной структуры, актуализирующийся впервые в этом возрасте, также указывает на устойчивость идентификаций, большую эмансипацию и уменьшение зависимости от родительских фигур.

В 6-7 лет, где выраженной становится способность заместить конфликтную ситуацию рационально опосредованными звеньями, внутренний диалог в большей мере характеризуется равновесием между полюсами Я и Другого, что достигается за счет рациональных средств нормативности деятельности (к примеру, это выражается в появлении объяснений поступкам героев, в рациональной структуре описываемых взаимоотношений), т.е. появляется феномен содеятельности или совместной деятельности. В этой связи интересным является все большее подчеркивание детьми того факта, что в ситуации противостояния "никто не победит", что указывает на ценность для ребенка любви как во стороны матери, так и со стороны отца, и на нежелание потерять ее. Усиление тревоги в этом возрасте у девочек по отношению с более "тревожным" возрастом 4-5 лет у мальчиков, в частности, может свидетельствовать о более позднем массивном включении процессов вытеснения.

Итак, наши данные подтверждают представление о том, что отношения привязанности и независимости (эмансипации) не противоположны друг другу, а напротив, связаны друг с другом, эмансипация существует на основе привязанности, на основе контекста и качества привязанности, предполагая проработанность привязанности, существующую внутри ребенка. Таким образом, эти процессы дополнительны, и важно точно говорить о характере привязанности и эмансипации в зависимости от возраста. До тех пор, пока ребенок не чувствует, что он может потерять объект, привязанности к нему не возникает (Фрейд 3. (1989, 1991); Winnicott D.(1971)) и тогда, отношение привязанности формируется на основе ощущения определенной фрустрации по отношению к ребенку или же в его отношении к кому-то. В этом контексте развиваются и различные формы внутреннего диалога.