Главная страница

кохановский. Учебное пособие для аспирантов. Ростов нД Феникс, 2004. 608 с. Серия Высшее образование


Скачать 3.56 Mb.
НазваниеУчебное пособие для аспирантов. Ростов нД Феникс, 2004. 608 с. Серия Высшее образование
Анкоркохановский.doc
Дата29.08.2018
Размер3.56 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлакохановский.doc
ТипУчебное пособие
#23726
страница54 из 59
1   ...   51   52   53   54   55   56   57   58   59
Глава IX

Наука как социальный институт

§1. Наука как социокультурный феномен

Наука, имея многочисленные определения, выступает в трех основных ипостасях. Она понимается либо как форма деятельно­сти, либо как система или совокупность дисциплинарных знаний или же как социальный институт. Понимание науки как социо­культурного феномена говорит о ее зависимости от многообраз­ных сил, токов и влияний, действующих в обществе, о том, что наука определяет свои приоритеты в социальном контексте, тяго­теет к компромиссам и сама в значительной степени детермини­рует общественную жизнь. Тем самым фиксируется двоякого рода зависимость и взаимообусловленность науки и общества: как со­циокультурный феномен наука возникла, отвечая на определен­ную потребность человечества в производстве и получении ис­тинного, адекватного знания о мире, и существует, в свою оче­редь, оказывая весьма заметное воздействие на развитие всех сфер общественной жизни. Наука рассматривается в качестве социо­культурного феномена потому, что, когда речь идет об исследова­нии ее истоков, границы того, что мы сегодня называем наукой, расширяются до границ «культуры». И с другой стороны, наука претендует на роль единственно устойчивого и «подлинного» фун­дамента культуры в целом, в ее первичном — деятельностном и технологическом понимании.

Сами отношения социальности расшифровываются как отно­шения людей по поводу людей и отношения людей по поводу вещей. Из этого следует, что наука как социокультурный фено­мен вплетена во все сферы человеческих отношений, все формы деятельности, связанные с производством, обменом, распределе­нием и потреблением вещей, она внедряется и в базисные основа­ния отношений самих людей.

Наука не может развиваться вне освоения знаний, ставших общественным достоянием и хранящихся в совокупной социаль­ной памяти. Возникают различные образы науки: наука антично­сти, наука Нового времени, современная наука. Они пронизаны свойственными для той или иной эпохи нормами, ориентирами и установками, и обладают надындивидуальным характером. На­ука претерпевает процесс адаптации к культурной среде, подклю­чается к культурной традиции, вплетается в культурный контекст. Стиль мышления ученого и те задачи, которые он решает, во многом обусловлены его временем. Вместе с тем и сама культур­ная среда трансформируется под воздействием научных откры­тий и достижений. Наука является весомой движущей силой со­циально-исторического прогресса. Она способствует обеспечению преемственности в развитии цивилизации и ощущает на себе ее потенциал. Степень развития науки говорит об уровне цивилизо­ванности общества.

Культурная сущность науки влечет за собой ее этическую и ценностную наполненность. И хоть она украшена деятельностью своих творцов и каждое научное открытие связано с конкретными именами ученых и их личностным подвигом, в целом наука вос­принимается отдельным индивидом как структура внешняя, ему противостоящая. Назначение классической науки — фиксировать объективные параметры природной и социальной реальности. Од­нако наука, включенная в социальный процесс, вынуждена отве­чать на идеологические запросы общества. Она предстает как ин­струмент политики. Из истории отечественной науки видно, как марксистская идеология тотально контролировала науку, велась борьба с кибернетикой, генетикой, археологией (названной исто­рией материальной культуры), математической логикой и кван­товой теорией. Оценивая эту грань развития марксистской науки, Э. Агацци приходит к выводам: «.. .она (идеология) стремилась лишить науку имиджа объективного знания, который обеспечи­вал ей превосходство над идеологическим мышлением... Марк­систы твердили о социальной зависимости науки, особенно как деятельнести, в ее прикладных'областях и компромиссах с влас­тью (прагматический уровень), а кроме того, склонялись к отождествлению науки с технологией»1. Официальная наука всегда вы­нуждена поддерживать основополагающие идеологические уста­новки общества, предоставлять интеллектуальные аргументы и практический инструментарий, помогающий сохранить привиле­гированное положение государственных приоритетов. В этом от­ношении науке предписано «вдохновляться» идеологией, вклю­чать ее в самое себя. Как метко заметил Т. Кун, «ученые учатся решать головоломки и за всем этим скрывается большая идеоло­гия». Следует отметить, что степень идеологического давления неравномерно распределена среди трех крупных классов науки. Наиболее зависимыми от идеологического воздействия оказыва­ются общественные (гуманитарные науки), наименее зависимы­ми — естественные. Технические науки во многом ограничены прикладными целями, востребованностью со стороны производ­ства, степенью внедрения.

Поскольку усвоение социальных норм и стандартов начина­ется в процессе первичной социализации, то наука никогда не может освободиться от влияния общества, хотя всегда стремится быть антиидеологичной. К характеристикам идеологии относят ее намеренное искажение реальности, догматизм, нетерпимость, нефальсифицируемость. Наука исповедует противоположные принципы: она стремится к точному и адекватному отражению реальности, зачастую терпима к конкурирующим теориям, ни­когда не останавливается на достигнутом и подвержена фальси­фикации. Идеология варьирует следующими моделями отноше­ния к науке:

  1. осуждение;

  1. безразличие (предоставляет той или иной науке развиваться
    самой по себе);

  2. апологетика и эксплуатация. При этом в ход пускаются меха­
    низмы, направленные на то, чтобы запускать, замедлять или
    блокировать определенные научные направления.
    Постоянное давление общества ощущается не только потому,

что наука сегодня вынуждена выполнять «социальный заказ». Уче­ный всегда несет огромную моральную ответственность за по­следствия применения технологических разработок. В отношении точных наук большое значение имеет такая характеристика, как

секретность, которая распространяется на выполнение специаль­ных заказов, и в частности, разработки новых видов вооружения. Действительно, существуют такие технологии и разработки, о ко­торых человечеству лучше бы и не знать, чтобы не нанести себе вред, равносильный самоистреблению. В военной промышлен­ности в настоящий период известны не только виды оружия мас­сового поражения, но и инфразвуковое, радиочастотное, генети­ческое и этническое оружие. Инфразвуковое вызывает паничес­кое состояние, потерю контроля над собой, разрушение психики, стремление бежать от источника. Этническое оружие, как разно­видность химического и биологического, направлено на пораже­ние отдельных расовых групп. Оно воздействует на клетки, орга­ны, ткани, вызывает необратимые изменения, отрицательно ска­зывающиеся на полноценности потомства.

Социально-психологические факторы, определяющие науку, требуют введения в контекст научного исследования представле­ний об историческом и социальном сознании, размышлений о типах поведения ученых, когнитивных механизмах познания и мотивации научной деятельности. Они обязывают подвергнуть науку социологическому исследованию, тем более что как социо­культурный феномен она имеет не только положительные, но и отрицательные последствия своего развития. Венгерский иссле­дователь Лукач подчеркивает зависимость науки от товарного ха­рактера капиталистического производства, фетишизма. Филосо­фы особо предостерегают против ситуации, когда применение науки теряет нравственный и гуманистический смысл. Тогда она предстает объектом ожесточенной критики, остро встают пробле­мы контроля над деятельностью ученых, проблемы этоса науки: интеллектуальной и социальной ответственности, морального и нравственного выбора, личностные аспекты принятия решений, проблемы нравственного климата в научном сообществе и кол­лективе.

Сложность объяснения науки как социокультурного феноме­на состоит в том, что она стремится не поступиться своей автоно­мией и не растворяется полностью в контексте социальных отно­шений. Безусловно, наука — «предприятие коммунитарное» (кол­лективное). Ни один ученый не может не опираться на достиже­ния своих коллег, на совокупную память человеческого рода. На­ука требует сотрудничества многих людей, она интерсубъективна. Характерные для современности междисциплинарные иссле­дования подчеркивают, что всякий результат есть плод коллек­тивных усилий. Однако она включает в себя и сам процесс твор­чества, и уникальные особенности мыслительной деятельности творцов науки, и степень креативности научного коллектива.

Понятие науки простирается от университетской науки до про­мышленных лабораторий. Современная наука находится в зави­симости от множества определяющих ее развитие факторов, сре­да которых не только запросы производства, потребности эконо­мики и государственные приоритеты, но и собственно интеллек­туальные, философские, религиозные и даже эстетические фак­торы. Не следует упускать из виду и деятельность одержимых своей профессией изобретателей и рационализаторов. Важное t место принадлежит механизмам социальной поддержки научных : исследований. Все эти разные уровни существования науки объе­динены системой универсальных для нее норм, которые для про-; фессии научного работника имеют значение императивов. Напри­мер, быть объективным, бескорыстным, стремиться к постиже-,'нию истины, быть эмоционально бесстрастным, предоставлять ;! систему полного, аргументированного доказательства, исключать плагиат и пр.

Существующее в философии науки направление интернализма объясняло развитие науки только историей идей. Интерналис-ты выделяли в качестве движущей силы науки внутренние фак­торы, логику решения проблем, интеллектуальные традиции. Они отводили культурным и социально-экономическим процессам роль второстепенных факторов. Течение экстерналистов, напротив, в качестве факторов, определяющих динамику науки, выделяло со­циальные заказы, социоэкономические ориентиры, культурно-ис­торический контекст. Поэтому промышленная революция, эко­номический рост или упадок, политические условия стабильности или дестабилизации должны быть поняты как факторы, опреде­ляющие бытие науки.

Наука, понимаемая как социокультурный феномен, предпо­лагает соотнесение с типом цивилизационного развития. Соглас­но классификации А. Тойнби, выделяется 21 тип цивилизации. Более общий подход предлагает общецивилизационное разделе­ние с учетом двух разновидностей: традиционные и техноген­ные. Последние возникли в XVI—XVII вв. в связи с появлением в европейском регионе техногенных обществ. Некоторые традици­онные общества были поглощены техногенными, другие приоб­рели гибридные черты, эквилибрируя между техногенными и тра­диционными ориентациями.

При характеристике традиционных типов общества бросается в глаза, что они, обладая замедленным темпом развития, придер­живаются устойчивых стереотипов своего развития. Приоритет отдается канонизированным и регламентирующим формам мыш­ления, традициям, нормам, принятым и устоявшимся образцам поведения. Консерватизм способов деятельности, медленные тем­пы их эволюции отличают традиционную цивилизацию от техно­генной, которую иногда величают западной. Темп ее развития иногда достигает огромных скоростей. Перестройка и переосмыс­ление принятых основоположений, использование новых возмож­ностей создают внутренние резервы роста и развития техноген­ных цивилизаций. В техногенных обществах основной ценнос­тью являются не канон и норма, но инновация и новизна. Авторы учебного пособия «Философия науки и техники» В. С. Степин, В. Г. Горохов и М. А. Розов приходят к любопытному сравнению. В известном смысле символом техногенного общества может счи­таться Книга рекордов Гиннесса, в отличие от семи чудес света, которые подчеркивают завершенность мира, то, что все грандиоз­ное и действительно необычное уже состоялось1.

Культурная матрица техногенного развития проходит три ста­дии: предындустриальную, индустриальную, постиндустриаль­ную. Важнейшей ее характеристикой, весьма понятной из самого названия, становится развитие техники и технологии. Техноген­ный тип развития — это ускоренное изменение природной среды, соединенное с активной трансформацией социальных связей лю­дей. Считается, что техногенная цивилизация живет чуть более 300 лет. Она весьма агрессивна и приводит к гибели многих сак­раментальных культурных традиций. Внешний мир превращает­ся в арену деятельности человека. Диалог с естеством на основе принципа невмешательства — «увей» — прерывается.

В традиционном и техногенном обществах различны отноше­ния и к проблеме автономии личности. В техногенном обществе она-отстаивается, позволяет погружаться в самые разные социальные общности и культурные традиции. Человек понимается как активное деятельностное существо. Однако природа не может быть бездонным резервуаром для различного рода техногенных упражнений, поскольку человеческая деятельность изначально представала в качестве одного компонента биосферы, но не ее доминанты.

Наука есть род деятельности, осуществляемый конкретными людьми — учеными. Основоположник социологии науки, амери­канский исследователь Мертон при признании ведущей роли уче­ного-исследователя предлагал различать многообразие его соци­альных ролей — учителя, администратора, эксперта и пр. Иногда науку даже определяют как то, что делают ученые. Последние же по большей части разобщены, одни из них работают в секретных и недоступных лабораториях, другие занимаются сложными вы­числениями и доказательствами, все они пользуются языком, по­нятным только их коллегам. Вместе с тем на смену представле­ния о том, что открытие, так или иначе, было бы совершено, не­зависимо от личностного вклада конкретного ученого, приходит ясное понимание того, что за теорией стоит личность определен­ного ученого, философа или мыслителя. Ценность его научного вклада определяется при использовании индикатора цитирования его работ.

Как же выглядит и что собой представляет современный уче­ный? Самым ярким образцом философского творчества, устрем­ленного к осознанию отличительных черт ученого нашей эпохи, созданию его портрета, являются страницы, вышедшие из-под пера американского методолога Пола Фейерабенда. Он создает портрет ученого, обращаясь к образу друга и коллеги Имре Лака-тоса. Портрет выписан жестко, ибо основная задача методоло­га — быть реалистом. Сам Пол Фейерабенд, по отзывам совре­менников, был колоритной фигурой и экстравагантной личнос­тью с большим чувством юмора. Он нещадно высмеивал истеб­лишмент, казенную иерархию и разного рода помпезность. Как и всякая яркая, критически настроенная личность, он был принят в штыки и вызывал к себе неизбежную враждебность.

Фейерабенд настолько антагонистичен академической школе, что громко провозглашает тезис: ученый добивается успеха именно потому, что не позволяет связать себя законами природы. Уче­ный порывает с боязливым конформизмом. В его уме в целостности слит разум и антиразум, смысл и бессмыслица, расчет и случай, сознание и бессознательное, гуманность и антигуманизм. Иногда он проявляет необыкновенно точное понимание психики оппонентов, однако может питать и отвращение к эмоциональ­ным, духовным и социальным путам. Бесспорным выводом Фей-ерабенда, имеющим огромную традицию, в том числе и в русской философии (вспомним «сродное делание» Сковороды, обознача­ющее труд по призванию и способностям), является вывод о том, что человечество и наука получают пользу лишь от тех, кто зани­мается своим делом.

Необходимо добавить к портрету то, что ученый ценит исти­ну превыше всего, он убежден, что знание— это высший дар жизни, что сама истина важнее всяких убеждений, идеологий и общественного мнения, что ученый призван проповедовать исти­ну, а значит, иметь учеников и последователей. Изучая вековеч­ные проблемы Вселенной и природы, он глух к молве мира. Для ученого смысл его существования состоит в поиске истины, «в повышении качества осознания» бесконечного универсума.

Существует предположение, согласно которому чрезмерное развитие рациональных способностей ведет к сужению и даже ат­рофированию всех прочих каналов мировосприятия. Естествен­но, что уменьшение информационной базы данных о действи­тельности никак не способствует ее целостному постижению, а напротив, ведет лишь к ограниченному способу мировосприятия. И когда ученые ссылаются на интуицию, они тем самым манифе­стируют свое стремление вырваться за пределы обусловленности только рациональным разумом. Рационализм пытается проинтер­претировать объект и все многообразие мира вместить в виде слов и понятий в рамки концептуализации.

Постоянно присутствующая в ориентациях ученого амбива­лентность нашла отражение в одноименной работе Р. Мертона1, фиксировавшей наличие противоположно направленных норма­тивных требований, на которые ориентируются ученые в своей деятельности. Противоположность норм и контрнорм сказывалась практически в каждом моменте научного исследования. К приме­ру, ученому надлежит как можно быстрее сделать свои результа­ты доступными для коллег. Однако он обязан тщательно и не торопясь проверить свои результаты перед их публикацией, что­бы в них не проскользнула ошибка. Далее, ученый должен быть восприимчивым по отношению к новым идеям и веяниям. Но при этом он призван отстаивать свои научные принципы и не под­даваться интеллектуальной моде. От ученого требуется знать все относящиеся к области его интересов работы предшественников и современников. Вместе с тем он намерен сохранять самостоятель­ность мышления и его эрудиция не должна влиять на оригиналь­ность его взглядов. Ученому необходимо стремиться вписать до­бытые им результаты в сокровищницу науки, однако с самого начала он должен быть скептически настроенным ко всем добы­тым в рамках предшествующей парадигмы знаниям. Таким обра­зом, амбивалентность ценностно-нормативной структуры науки всегда ставит ученого перед дилеммой. С одной стороны, жить и работать на благо человечества, с другой — в условиях, когда ре­зультаты его исследований смертоносны и разрушительны, не взваливать на себя бремя ответственности за последствия их ис­пользования.

Очень часто обращают внимание на то, что хоть подлинные ученые и представляют собой личности энергичные, большин­ство из них испытывают большие сложности в повседневном бытии, они, как говорится, «не от мира сего». В быту они не все­гда рациональны и, как малые дети, нуждаются в уходе и опеке, ибо мысль их устремлена в научные дали-горизонтали.

Ученый — это тот, кто превосходит по своему интеллекту сред­ний тип, кто в принципе отвращен от лжи, кто, не впадая в отча­яние, терпеливо идет по пути поиска и обнаружения истины. Об­раз мыслей ученого избегает путаницы, смешения понятий, но признает взаимосвязь и взаимозависимость всего существующе­го. Накопление и систематизация знания — ключ к тайникам мыс­лительной лаборатории ученого. Критический пересмотр и новая оценка традиции есть механизм движения вперед. Обильные, но хаотичные знания не позволяют отделить ценное от бесполезно­го, извлечь реальную и практическую пользу. Все это ставит под вопрос подлинные достижения. И потому процедуры классифи­кации, а затем и выявление основополагающих принципов столь необходимы, ибо ведут к упорядочиванию обширных, но несис­тематизированных знаний. В результате подобных процедур уче­ный говорит: «Моя точка зрения на мир состоит в утверждении, что... И она непрерывно подтверждается как предшествующими знаниями, так и существующими опытными данными, а также на основании внутреннего диалога с самим собой».

Обратим внимание на модель, которую предлагает Дж. Хол-тон, опираясь на высказывания А. Эйнштейна о мотивах, движу­щих учеными: «Ученый, мыслитель или художник для того, что­бы скрыться от хаоса мира, образованного опытом, создает «упро­щенный ясный образ мира», помещая в него «центр тяжести своей эмоциональной жизни»1. Ученый убеждает себя в том, что объект исследования представляет собой нечто целое, самодостаточное. Взаимосвязи объекта, оборванные жесткими рамками эксперимен­та, оцениваются как второстепенные, не влияющие на полученные результаты. Ученый вынужден идеализировать объект, так как в противном случае он не сможет осуществить эксперимент, т. е. поставить перед природой некоторые сформулированные им воп­росы и получить от нее удовлетворяющие его ответы. А если все это происходит именно так, то о предсказаниях и прогнозах, пост­роенных на данных предпосылках, можно говорить с огромной сте­пенью вероятности. Ученый вряд ли может предсказать все по­следствия, вызванные вмешательством в природу.

Масса сложностей и проблем связана и с процедурой интер­претации, поскольку то, что увидел или понял ученый, требует своего лингвистического оформления. Таким образом, он вынуж­ден вступить в царство языковых норм и форм. Здесь фактор раз­личия интерпретации указывает на то, где и как учился ученый, что у него за душой, какая перспектива видится ему в частном, единичном эксперименте. Эти и множество подобных проблем объединены одним тезисом — о социальной природе научного по­знания, социальной обусловленности деятельности ученого.

Анализ высказываний ученых, проведенный Н. Гильбертом и М. Маклеем, привел к выводу: «Вариабельность суждений — их неотъемлемое свойство, а не следствие методологических неувя­зок». Ученые весьма различно оценивают поведение своих коллег, иногда они отказываются понимать очевидный смысл употребляе­мых терминов и теорий, крайне непостоянны в своих предпочтени­ях и мнениях. И могут даже поменять их на прямо противополож­ные и перейти в стан интеллектуальных противников. В результате

берутся под сомнение основания великой идеализации: ученый — рыцарь истины, истины единой и объективной. И когда в споре все-таки рождается истина, она представляет собой определенный консенсус, который достигают ученые, несмотря на разногласия, различные мнения и взаимоотрицающие позиции.

Таким образом, труд ученого и условия достижения консен­суса становятся проблемой, дополняющей его портрет. На одном полюсе требуемое единодушие по поводу содержания теории, ме­тодов ее построения, обоснование экспериментальной базы и вы­воды о последствиях, на другом — явно выраженное нежелание понять доводы оппонента, перевести их в приемлемую для дис­куссии форму. Исследователи подчеркивают, что и консенсус, и дисконсенсус могут существовать как в явной, так и в неявной форме. Явный консенсус находит свое отображение в учебниках, монографиях. Он проявляется институционально: открытием но­вых кафедр в учебных заведениях, выделением ассигнований на исследования. Неявный консенсус проявляется, когда ученые при обсуждении не затрагивают «больные» темы, либо считают, что они думают одинаковым образом по одному и тому же поводу. Достижение консенсуса предположительно осуществляется на уровнях парадигмы; научно-исследовательской программы; школ и направлений; индивидуальных решений и согласий.

Ученые, достигшие определенных успехов, стремятся сохра­нить status quo. А следовательно, они не заинтересованы в быст­рой смене существующих представлений, которые согласовыва­ются с их личным вкладом в науку. Поэтому труд ученого сопря­жен с надеждой оставить свой след на страницах Великой книги Природы. Ф. Франк как-то заметил, что ученых часто упрекают в том, что они все упрощают. Это верно: нет науки без упрощения. Работа ученого и состоит в нахождении простых формул. После того, как он сформулировал какую-либо простую формулу, он дол­жен вывести из нее наблюдаемые факты, затем проверить эти следствия, чтобы убедиться, действительно ли они находятся в согласии с наблюдением. Таким образом, по мнению Ф. Франка, труд ученого состоит из трех частей: 1. Выдвижение принципов. 2. Выведение логических заключений из данных принципов для получения относящихся к ним наблюдаемых фактов. 3. Экспери­ментальная проверка наблюдаемых фактов.

Далее он указывает, что эти три части осуществляются благо-




552




Основы философии науки

даря трем разным способностям человеческого духа. И если экс­периментальная проверка совершается благодаря способности на­блюдать, фиксировать чувственные впечатления; а вторая часть требует логического мышления, то каким образом получаем мы принципы? Здесь Ф. Франк рассуждает весьма прогрессивно, с учетом возможностей не только рационального, но и внерацио-нального способа постижения бытия. «Общие принципы, — за­мечает он, — могут прийти человеку во время сна», а «способ­ность, которая необходима для получения общих принципов на­уки, мы можем назвать воображением»1.

Современный портрет ученого можно дополнить штрихами, которые отмечает Макс Вебер. Он видит долг ученого в беспрес­танном преодолении себя, инерции собственного мышления. Со­временный ученый — это прежде всего профессионал и специа­лист. И тот, кто не способен однажды надеть себе, так сказать, шоры на глаза и проникнуться мыслью, что вся его судьба зави­сит от того, правильно ли он делает эти вот предположения в этом месте рукописи, тот не должен касаться науки.

Научная элита и интеллектуалы представляют собой особый тип научной среды — это производители интеллектуальной соб­ственности. Последняя в общих чертах определяется как собствен­ность на знание и информацию, происхождение которой связано с трудом данного ученого или научного коллектива. Вследствие весьма свойственных для нашего общества уравнительных тен­денций отношение к интеллектуальной элите со стороны широ­ких слоев населения во многом негативное или, мягко говоря, осторожное. Элита от лат. (eligo) — выбирать, и совершенно оче­видно, что в разномастной прослойке интеллигенции выкристал­лизовываются ее отборные экземпляры и типажи. Поэтому мож­но смело предполагать постоянное наличие интеллектуальной элиты в среде интеллигентской прослойки. Это поистине цвет общества, включающий в себя создателей духовных ценностей, выдающихся теоретиков, инженеров, медиков, признанных про­фессиональным сообществом. К суперинтеллектуальной элите относят лауреатов Нобелевской премии. Это небольшая когорта ученых, внесших наибольший личностный вклад в научно-иссле­довательское развитие всех сфер человеческой деятельности.

Элита представляет собой некоторое избранное меньшинство,

1 Франк 4Г Философия науки. М., 1960.


553

1   ...   51   52   53   54   55   56   57   58   59


написать администратору сайта