Флиер - Культурология для культурологов. Учебное пособие для магистрантов, аспирантов и соискателей 2 издание, исправленное и дополненное Москва 2009 удк ббк ф
Скачать 1.47 Mb.
|
Трансляция и обмен элементами социального опыта Типологически в социальном опыте людей, видимо, можно выделить следующие пласты: (1) групповой опыт, приобретенный всем обществом или его значимыми социальными слоями в ходе разного рода исторических коллизий; (2) заимствованный опыт, возникший таким же образом у других народов, но «взятый на прокат» интересующим нас сообществом; (3) индивидуальный жизненный опыт каждого члена общества в отдельности, вносящего свой маленький персональный взнос в «копилку» всего сообщества. Нередко это бывает уникальный личный опыт познания жизни и ее смыслов, обретенный, отрефлексированный и опубликованный в каких-либо текстах выдающимися по своим способностям или статусу личностями. Подобные тексты называются «шедеврами» интеллектуального, литературного и иного художественного творчества. В данном случае существенно более важно то, что совокупный опыт – из каких бы источников этот опыт ни черпался – устойчивого исторического коллектива (народа) становится социально функциональным, только если люди имеют возможность обмениваться им (или, говоря шире, информацией вообще), передавать друг другу сообщения и, главное – транслировать его во времени последующим поколениям. Последнее составляет крайне важный механизм социокультурного воспроизводства общества в истории. Поэтому межпоколенная социальная коммуникация является одной из самых существенных культурных функций вообще, даже если речь идет о синхронном обмене социальным опытом между современниками, обществу необходимо обладать как минимум языком устной речи, письменностью, системами звуковой и графической экстралингвистической передачи информации, соматическими языками коммуникации и пр. все это дополняется более или менее развитой системой герменевтических символов (мифологических, религиозных, эзотерических), эстетико-стилевой и этической символикой, символикой поведения, власти, социальной престижности и тому подобное. В этой связи высвечивается еще одна проблема. Как показывает история, эффективная концентрация социального опыта и оседание его в традиции требуют определенной информационной изоляции общества. Сегодня в условиях информационной открытости большинства сообществ на Земле наблюдается катастрофическая ломка формирующихся традиций и постепенное размывание устойчивых традиций внешними информационными потоками. Показательно, что на индустриальной стадии развития в мире не сложился ни один новый этнос и соответствующая этническая культура, возможно, по причине именно недостаточной изоляции от внешних информационных потоков. Вопрос о деградации существующих локальных культур еще не встал в полный рост, но предвидеть такую перспективу наука обязана. Возможно ли сохранение традиционных локальных культур в условиях современной информационной открытости? Или в перспективе сложатся иные культурные локусы на основаниях, которым информационная открытость не будет угрожать? Пока наука не может ответить на эти вопросы сколь-либо определенно. Важнейшей функцией информационного обмена между людьми является организация их совместной жизнедеятельности в бытовой, производственной, познавательной, социально-организационной и других сферах практики. В конечном счете, опыт организации практического взаимодействия является опытом построения межличностных отношений особого рода – в максимально отрегулированной совместной деятельности (по монтажу самолета или созданию энциклопедии – это уже не принципиально). Нет необходимости доказывать, насколько значимую роль в подобных процедурах играют коммуникативные процессы, функционирование каналов обмена информацией, ее фактическая циркуляция по этим каналам и т.п. Еще одна важнейшая сфера реализации коммуникативно-информационных способностей людей – их общение, не имеющее прямого производственного или организационно-технологического характера и не преследующее каких-либо утилитарных целей. Этот тип общения и обмена информацией (так же как и искусство, философия, религия) примерно на 90% посвящен обсуждению вопросов допустимости или недопустимости тех или иных форм межчеловеческих отношений, образцов поведения, суждений и др., только высказываемые в данном случае точки зрения отражают позиции рядовых участников социальной жизни. Здесь я вновь возвращаюсь к мысли о том, что абсолютное большинство всех актов обмена информацией (от бытовых дискуссий и сплетен до многотомных фолиантов по философским или религиозным проблемам или же инструкций по технике безопасности) посвящены одной и той же теме: как правильно или неправильно поступать по отношению друг к другу в тех или иных обстоятельствах. Какие суждения и оценки допустимы в нашем обществе, а какие подвергаются осуждению. Обобщенно эту тему (или тематический блок) можно назвать «интерпретацией исторического социального опыта коллективного сосуществования», или проще – постоянной «дискуссией о добре и зле»1. Потому что добро и зло в основном (хотя и не исключительно) – это есть допустимые и недопустимые формы поведения людей по отношению друг к другу. Все это принято называть словом «этика», что пронизывает всю культуру в каждом ее проявлении. Культура в существенной своей части – это этика совместной жизнедеятельности. С каких бы позиций мы не определяли бы культуру – как деятельность, творчество, как порождающую символы практику и т.д., – в любом из этих определений будет присутствовать фактор социальной коммуникации, обмена информацией между людьми как неотъемлемая составляющая культуры. В конечном счете, культура появляется там, где людям удается договориться между собой о сколько-нибудь приемлемых правилах общежития, той или иной деятельности и общих мировоззренческих или нравственных взглядах, о моральных и эстетических оценках, о системе ценностей как таковой. Наш выдающийся филолог и философ М.М.Бахтин очень точно заметил, что культура – это то, что пролегает между людьми. Можно сказать, что культура является продуктом социальной коммуникации, информационных связей между людьми и нахождения языка взаимопонимания. Человек, живущий один на необитаемом острове, не может создать культуру этого острова, поскольку ему не с кем коммуницировать, находить общий язык, договариваться о «правилах игры» и мирном сосуществовании, создавать коды и тексты культуры и т.п. Переживание и интерпретация социального опыта индивидом Уже на этапе автономного формирования отдельных человеческих популяций (родов и племен, что позже привело к этническому многообразию человечества и его локальных культур) начало намечаться определенное половозрастное распределение обязанностей, позднее трансформировавшееся в привычную для нас социально-функциональную дифференциацию. В эпоху неолита началось так называемое «первичное» разделение труда (на тех, кто собирает продукты природы в готовом виде, и тех, кто взращивает их собственными усилиями); в период радикального разложения первобытного строя и формирования аграрных цивилизаций (4–2 тыс. до н.э.)1 началась «тотальная» дифференциация человеческих функций. Она происходила одновременно (или с некоторым расхождением во времени) по нескольким линиям: лингвистической, профессионально-технологической, экономической, социально-сословной, религиозной, мировоззренческой, политической, властно-должностной и т.д. Люди, принадлежавшие к разным функциональным группам, даже будучи представителями одного и того же народа, являлись носителями и исполнителями уже весьма различающихся культурных стереотипов и навыков. Это фактически означало, что произошло распределение культуры (ее функциональных сегментов) между разными действующими лицами и их группами. Разумеется, у каждого народа сохранялись и некие общеэтнические черты культуры – язык, ментальные стереотипы, единая, как правило, религия и задаваемая ею иерархия базовых ценностей, набор рациональных знаний, комплекс предрассудков и поверий и тому подобное – все то, что в последние годы получило название «культурной компетентности личности» (естественно, характерной лишь для данного общества). Помимо того все члены сообщества были, как правило, более или менее осведомлены об основных законах и обычаях, регулирующих их бытовое поведение, что в свою очередь называется «социальной адекватностью индивида» все в том же обществе. Для социума дифференциация реализаторов специализированных фрагментов культуры и деятельности исторически неизбежна. Видимо, на первобытной стадии развития распределенность культуры была вообще неактуальна для общины, и уровень культурной компетентности практически всех членов рода или племени была почти идентичен. И напротив, чем выше стадия развития общества, тем тоньше и дифференцированней в нем система профессиональной специализации, и, соответственно, более дробной является социальная распределенность культуры. Точно так же очевидно, что с переходом общества с одной исторической стадии на другую, эти параметры заметно меняются. Освоение людьми разных специальностей накладывает отпечаток на общекультурную эрудицию, манеру поведения, стиль мышления. Существенную роль играет полученное образование, а также та культурная «подкладка», на которое это образование ложится (выходцы из разных социальных слоев, получая одинаковое образование, могут стать носителями совершенно несопоставимой культуры в рамках одной и той же профессиональной субкультуры). При этом получение людьми разных профессий – офицера, священника, художника и др. – в принципе не мешает им общаться и понимать друг друга, обсуждая темы общекультурного характера. На уровне индивида понимание феномена культуры, мотивирующих ее установок и форм проявления обретает еще более высокую степень сложности. В силу врожденной уникальности свойств индивида, он воспринимает, переживает и интерпретирует эти культурные стереотипы в большей или меньшей степени индивидуально, что неизбежно в силу соответствующих черт его натуры. Индивид, в большей или меньшей степени усвоивший социокультурные стереотипы сознания и поведения своей социальной среды, становится продуктом культуры того или иного сообщества или личностью. Представляется, что восприятие человеком культуры на сто процентов является результатом того, как его образовали, воспитали, насколько убедили в том, что это его культура, то есть культура, с которой он может идентифицировать себя, принадлежностью к которой он может гордиться и т.д. Иначе говоря, все это зависит от того, насколько его инкультурировали, то есть ввели в нормы этой культуры. Гораздо сложнее вопрос с индивидуальным переживанием тех или иных составляющих культуры. Как существо от природы эмоциональное, каждый человек, совершая те или иные культурообусловленные действия или высказывая суждения, испытывает определенные эмоции, оценивает эти действия как правильные или неправильные, обоснованные или несправедливые, достаточные или недостаточные… То же самое можно сказать о его отношении к действиям и суждениям других лиц. Момент переживания, видимо, возникает тогда, когда личный жизненный опыт и идеальные ценностные ориентации культуры не совпадают или даже входят в антагонистическое противоречие. Человек оказывается перед выбором – как правильно? Так или иначе, важно понять то, что присутствие фактора личностных переживаний неизбежно корректирует действия и суждения индивида, даже высоко стереотипизированные, в ходе которых он сознательно или подсознательно стремиться совершать их в формах, более психологически комфортных для него лично и для системы взглядов, сложившихся на основе его индивидуального жизненного опыта. Все это касается ситуаций отсутствия выбора, когда человек обязан действовать в соответствии с предписаниями культурных норм. А если при этом у него еще есть и достаточно широкий выбор? Такая ситуация прямо отсылает к третьему ключевому понятию данного раздела – интерпетации1. Нельзя не признать того, что никаких культурных феноменов, существующих вне процессов их интерпретации, просто не бывает. Помимо описанных выше эмоциональных стимулов интерпретации существует и некая общая закономерность, в соответствии с которой культурные формы могут существовать (по крайней мере, в режиме актуального использования) только в виде их вариативных интерпретаций. Это определено общей теорией культурогенеза и функционирования культурных форм и процессов. Поэтому можно утверждать, что культура, известная всем нам из истории, – это в существенной мере нарратив или сумма комментариев и интерпретаций, принадлежащих многочисленным апологетам и подражателям, варьирующими гениальные откровения немногих выдающихся представителей человечества. Исторические документы (по крайней мере, последних трех веков) более или менее подтверждают эту точку зрения. Таким образом, место личности в культуре заключается не только в создании шедевров, но в их усвоении и потреблении, что сопровождается непрерывной интерпретацией, варьированием, комментированием и пр. Именно в этом и заключается жизнь культуры, в отличие от ее музейного экспонирования. Межпоколенная трансляция социального опыта как воспроизводство культурно-исторической специфики общества Различные сообщества, тем более те, что находятся на разных ступенях исторического развития, формируют для себя самые разнообразные целеустановки на будущее. В самом общем плане можно выделить три их основных типа: - эсхатологический, при котором общество ожидает неминуемой гибели трансцендентного свойства (конец света) еще при жизни нынешнего поколения или в ближайшем будущем и, соответственно, никаких планов касательно продолжения своего земного существования не строит; - традиционалистский, в целом ориентированный на максимально точное воспроизводство накопленного исторического и социального опыта, обрядов, нравственных установок, технологий жизнеобеспечения и социальной активности (традиции). В зависимости от системы оснований подобное традиционалистское мироощущение может выражаться, например, в магико-мистериальной консервативности, при которой появление любой культурной новации воспринимается как святотатство, покушение на трансцендентальные основы бытия и подлежите беспощадному искоренению. Другой тип традиционализма в меньшей степени связан с религией и построен преимущественно на авторитете этнических традиционных форм существования, что проявляется в низком уровне общего социокультурного развития, малограмотности, бедности, незначительной урбанизированности, слабости современной индустрии и т.п. Этот тип традиционализма можно было бы назвать этнографическим: религиозно-ритуальная сторона жизни играет в нем меньшую роль, а консервативные деревенские нравы и обычаи, нередко сохраняющие свое решающее влияние на жизнь малых и средних городов, – большую; - модернизационный тип характеризуется общим экзистенциальным настроем общества на исторический прогресс, на улучшение качества жизни посредством развития просвещения, науки и техники, но в основном – за счет повышения уровня личной свободы и возможностей конструктивной самореализации каждого гражданина в условиях открытого конкурентного рынка труда и таланта. Главное – воспитать внутренне свободного и хорошо образованного субъекта социальной деятельности, который добивается успеха и набора жизненных благ в честном соперничестве с конкурентами за счет собственных усилий: труда, инициативы, энергии, таланта и пр. Разумеется, такому типу исторической динамики сопутствует ускоренное научно-техническое, энергетическое и информационно-коммуникационное развитие, возрастающая урбанизация, растущее вложение национального богатства в социальную сферу, образование, науку, медицину и т.п. Именно такому типу культуры свойственна постепенная переориентация на превентивное предощущение будущего. Любой вариант исторической динамики (а она имеет место и у самых консервативных и, казалось бы, «застывших» в своем развитии обществ) включает процесс постоянного социокультурного воспроизводства данного общества, или трансляцию накопленного исторического опыта следующим поколениям. На каждой из постпервобытных стадий своего развития общество становится все более разнообразным, социально стратифицированным, профессионально дифференцированным. В этих условиях передача всего массива исторически накопленного социального опыта всему социуму (или этносу) одновременно становится практически не возможной. Даже в современных индустриальных и постиндустриальных обществах общеобразоваельная школа и СМИ передают крайне упрощенную и предельно обобщенную часть общенаучной, социально-политической и общегуманитарной эрудиции, необходимой современному человеку. Как свидетельствует вся историческая практика человечества, наиболее эффективными объектами трансляции социального опыта являются малые группы (в которых происходит постоянное и непосредственное общение между людьми), максимально однородные по возрастному, а желательно и по социальному составу, но – что самое главное – отдельные человеческие индивиды. Социализация вводит человека (группу людей) в основные правила общежития, разделения труда, стратификации общества, норм бытового и иного разрешенного поведения, в систему действующего законодательства, допустимых норм политико-идеологических суждений, в языки социальной коммуникации, а также предполагает освоение категорических запретов, принятых в данном обществе. Инкультурация связана с усвоением оценочных критериев добра и зла, красивого и ужасного, с введением в основы этики, эстетики, символики, принципов самоидентификации, в основной массив общей гуманитарной эрудиции этого народа и его национальной философии. Такого рода обучение проходят иммигранты в чужой стране, но в первую очередь – молодое поколение жителей самой этой страны, ибо только таким путем конкретно-историческое сообщество в основных своих чертах может повторить себя в следующем поколении. В числе основных механизмов социализации и инкультурации современной личности следует назвать такие институты, как воспитание, образование, просвещение, традиции, религии и, наконец, искусство. Если социализация преимущественно вводит человека в систему социальных отношений, их иерархию и особенности тех или иных социальных ролей, то инкультурация приобщает человека к таким компонентам включенности в общественную жизнь, как компетентность в сфере институциональных норм социальной организации и регуляции (законов), конвенциональных норм социальной регуляции (традиции, господствующая мораль, нравственность, мировоззрение, ценности, оценочные критерии, нормы этикета, обычаи, обряды и др.), компетентность в области кратковременных, но остроактуальных образцов социальной престижности (мода, имидж, стиль, жаргон, гендерные символы и т.п.); и, наконец, к полноте и свободе владения языками социальной коммуникации. Межпоколенная трансляция и закрепление в культуре каждого следующего поколения конкретного набора базовых ценностных ориентаций и образцов поведения, взаимодействия с другими людьми т.п. обеспечивают историческое воспроизводство данного общества, как целостности, и его уникальной культуры во всей глубине ее своеобразия. Разумеется, ни одно новое поколение не повторяет социального опыта предков буквально, но всегда более или менее интерпретирует и адаптирует его к новым обстоятельствам. Тем не менее, оно воспроизводит, пусть и вариативно, именно данный набор социально-технологических, интеллектуальных, эмоционально-образных, психико-компенсаторных и иных правил жизни и ее оценок, представлений о добре и зле, о правильном и неправильном, сохраняя тем самым принципиальную культурную преемственность с предыдущими поколениями. Таким образом, культурная жизнь общества (понимаемая не в отраслевом, а социальном смысле слова «культурный») заключается в «работе» общества с собственным социальным опытом – его наследыванием, рефлексией, проверкой на практике и пр. и, наконец, – трансляции следющим поколениям. В соответсвии с такой концепцией культура – это и есть социальный опыт, реализуемый в сегдняшней социальной практике, «отблеск вчерашнего дня» (выражение Э.А.Орловой), присутствущий в дне сегодняшнем. Конечно, существуют и другие представления о том, что такое культура, акцентирующие внимание на ее современных, актуальных свойствах. Но представляется, что представление о культуре, как социальном опыте, – наиболее операционально с точки зрения работы с понятием «культура», как научным концептом. |