Драч Г.В. - Культурология. - Р-на-Дону, 2002. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений Ростов нД Феникс, 2002. 608 с
 Скачать 6.31 Mb.
|
|
Министериалитет — это служба недоговорного характера, при которой слуга находится в прямой и безусловной зависимости от господина. В победе нового, министериального типа социальных связей в России большую роль сыграл татаро- монгольский фактор. С одной стороны, русские князья в условиях татаро-монгольского ига сохранили власть, свободу действий внутри страны, но с другой — великий князь назначался ордынским ханом и до- лжен был оказывать хану внешние формы почтения, которые, по русским меркам, были просто унизительными. Отношения подданничества по линии хан — великий князь постепенно распространились и на всю систему социальных связей русского общества и стали господствующими в XIV—XVII вв. Становление министериального типа социальных отношений сопровождалось и изменением ментальности и нравственности русского человека. Во-первых, на основе подданнического типа социальных связей сложилось и особое представление о поведении человека в обществе. Оно стало оцениваться и в общественной, и в частной жизни с точки зрения выполнения им своего «чина», т. е. в соответствии с его местом в социальной иерархии. 186 Культурология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений — Ростов н/Д: «Феникс», 2002. — 608 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da ) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru || 187 Появилась и особая, холопская, психология и нравственность, безответственно-пренебрежительная по отношению к своим подданным и рабски-уничижительная — к своему господину. 402 Формирующееся в XIV—XVI вв. русское общество было социоцентричным. Человек в нем поглощен социумом, что не означает, однако, наличия между индивидом и обществом непримиримого противоречия. В таком обществе существует особый тип социальных связей и мышления, при которых человек не осознает себя личностью, и поэтому для каждого в этом обществе существует только одна социальная ниша и доминирует стремление «быть как все». Это стремление приводит к замещению внутренних духовных интенций, нравственных императивов деятельности внешними стандартами поведения, моральными или идеологическими предписаниями. Ответственность как внутренний контролер и самооценка уступают место общественному мнению и оценкам референтных групп. Потребность «быть как все» актуализирует у русского человека стремление переложить ответственность за результаты своей деятельности, а в целом и за свою судьбу и жизнь на социум, государство, к которым принадлежит. Это рождает у русского человека не только чувство единства, определенной безопасности и стабильности, но и комфорта, счастья, довольства. Установка «быть как все» в русском культурном архетипе тесно связана с такой предрасположенностью поведения социума и человека, которая получила название соборности. Для этой предрасположенности характерно не противопоставление человека и мира, а ориентация на их единство при сохранении взаимной самостоятельности и самоценности. «Соборность» — это установка на приоритет целого и возможность совершенствования частей только в силу их нераздельного единства с целым. Кроме того, русская соборность «означает коммюнотарность, не знающую внешнего над собой авторитета, но не знающую и индивидуалистического уединения и замкнутости» (Н. Бердяев). Соборность проявляется в любви как отказе от всего «своего», от самого себя ради других, в свободной жертве, в самоотдаче. В этом плане истинная любовь является отрицанием свободы как эгоистического самоутверждения личности. В российской соборности обнаруживается вторичная ценность свободы (в контексте самоутверждения) по сравнению с равенством и справедливостью, а также тяготение к охлократическому толкованию свободы как воли. Поэтому в контексте соборности общественное принуждение существует не только благодаря насилию, оно является следствием неготовности людей к свободе, сопряженной с ответственностью. 403 Русские склонны к формальной свободе произвола (своеволию), которая является оборотной стороной подчинения или рабства. Русский человек скорее предпочтет государственность, а не политическую свободу, и в этом он — не раб, а патриот. Российская соборность есть не только растворение «Я» в «Мы», но и такая социальная ориентированность (общинность), которая проявляется в доверии и взаимопомощи, регламентированности отношений не законом, а нравственностью. Соборность в плане содержания установок на массовом и индивидуальном уровнях имеет различный смысл. Если на уровне массового культурного архетипа соборность проявляется в «любви к единству» и означает установку на равенство, «бегство от свободы», «Мы»-тоталитарность, то на уровне индивидуального архетипа соборность обнаруживается в «любви к согласию» и означает установку на справедливость, «свободу в единстве», «Я»-согласие. На уровне массового культурного архетипа соборность проявляется также в «любви к государственности» (установка на этатизм, державность, патриотизм) и «любовь к своеволию» (установка на нетерпимость, охлократизм, ригоризм). На уровне индивидуального культурного архетипа соборность проявляется в «любви к социальности» (установка на патернализм, общинный демократизм, солидарность) и «воле к любви» (установка на сопричастность, покорность, самопожертвование). Это еще раз подтверждает мысль В. Ключевского, что «русский человек лучше русского общества». Парадокс русской соборности заключаются в ее инверсии, т.е. переходе от одного крайнего состояния в другое: от единства (согласия) к своеволию (нетерпимости). Поэтому соборность может проявляться не только в единстве и согласии, но и охлократизме, нетерпимости, склонности к насилию по отношению к «не нашим», укрывшись за «Мы». Политизация общества в России сопровождается, как правило, доминированием массовой соборности над индивидуальной с перманентной инверсией от этатизма, патриотизма к нетерпимости и охлократизму. Деполитизация, наоборот, ведет к доминированию индивидуальной соборности с инверсией от па- тернализма, общинности к покорности и самопожертвованию. Символически установка соборности в русском культурном архетипе выражается в «поцелуйном» этикете, в манере энергично здороваться, в традициях «объятия», в выражениях типа «локоть к, локтю», «грудь в грудь», «сплотим ряды». Специфика проявления установок «быть как все» и соборности у русских людей проявляется в том, что среди них 404 доминирует интуитивно-чувственный психологический тип (К. Юнг), или «интуитивно-этический 187 Культурология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений — Ростов н/Д: «Феникс», 2002. — 608 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da ) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru || 188 интроверт» («тактиллингвик»). Характерной чертой этого типа является способность к предчувствию и «слабость» функций конкретной деятельности и волевой мобилизации, которые находятся на уровне «ребенка». Поэтому ситуация, требующая самостоятельности и проявления воли, в русском культурном архетипе вызывают к жизни «детское начало» и стремление обратиться в первую к «старшему» — государству. Отсюда доминирование в русском культурном архетипе такой установки, как «стремление жить в сильном государстве», которое бы взяло на себя функции защиты интересов человека и его волевой мобилизации. В культурном архетипе в отношениях с окружающими выражена, с одной стороны, потребность в близких контактах и взаимопонимании, с другой, «детская» доверчивость и доверительность. Стремление русского человека к эмоциональной вовлеченности базируется прежде всего на чувственном восприятии и образности его мышления, сосредоточенности на масштабных проблемах. Остро чувствуя тенденции и грядущие изменения, русский человек, однако, испытывает серьезные затруднения, пытаясь перевести предчувствия в рациональную форму конкретных решений. Поэтому у русского человека склонность к размышлениям не всегда заканчивается поступками. В альтернативных ситуациях русский человек нерешителен и импульсивен. При угрозе конфликта часто предпочитает уступить, но сохранив нормальные взаимоотношения с окружающими. Культурный архетип русского человека формирует его «добродетели» и «пороки»: открытость, гостеприимство, терпеливость, готовность помочь, миролюбие, надежность, безответственность, лень, непрактичность. Человек социоцентристского общества идентифицирует себя с социумом. Поэтому часто на этой основе говорят о коллективизме как характерной черте культуры русского человека. Однако совместная деятельность не всегда является коллективной. Подлинный коллективизм основан не только на сотрудничестве и взаимопомощи, но и признании ценности как коллектива, так и личности, осознающей себя частью этого коллектива и связывающей результаты коллективных действий с собственной деятельностью. Русский же человек, втягиваясь в совместные действия, которые лишь внешне обставляются всяческими коллективными ритуалами, никогда не может претендовать на то, чтобы его личное мнение и участие практически что-то да значило. 405 Поэтому коллективизм русского человека — это миф. На самом деле мы сталкиваемся с псевдоколлективизмом, т. е. лишь с имитацией « групповой сплоченности», маскирующей на практике иной тип социальных связей и социального управления, основанных на властно-принудительной социальной организации общества, эксплуатирующей развитое чувство конформизма у русского человека. Надо сказать, что в псевдоколлективе конформизм является его атрибутом, порождающим очень сильные адаптационные возможности, такие, например, как у русских людей, которые в период становления культурного архетипа в XIV—XVII вв. обнаружили удивительную способность молча приспосабливаться к самым невыносимым условиям существования, вызванным и татаро-монгольским игом, и разгулом деспотизма во времена опричнины Ивана Грозного, и в период Смутного времени, и в эпоху беспрерывных войн XVII столетия. Все трудности бытия воспринимались русским человеком в то время как наказание за грехи, поэтому у него сложилось своего рода мистическое отношение к действительности, на основе которого складывалась психология исихазма, установка на катарсис, молчаливое «очищение сердца» слезами. Социоцентристский характер русского общества определял также отношение людей друг к другу. Основу его составляла антиличностная социальная установка и замещение понятия свободы в ментальности русского человека понятием воли, которые блокировали всякую индивидуальность, «незапрограммированную» активность отдельных людей. Антиличностная установка — «все как один» — порождала и запретительный агрессивный антииндивидуализм поведения, основой которого были корпоративная зависть и принцип уравнительной справедливости. В русском культурном архетипе стремление «быть как все» трансформировалось в проблему «быть не хуже других», которая, с одной стороны, порождала завистливо неприязненное отношение к «высунувшемуся» собрату, к тем, кто «выше», и, соответственно, стремление сделать их «как все». С другой стороны, — сострадание к тем, кто «ниже», стремление помочь им подняться до уровня «как все». В этом смысле русский стереотип «быть не хуже» резко отличался от западного, который порождал морально- психологическую установку поведения, ориентировавшую личность на то, чтобы стать лучше, выше преуспевающего соседа, что требовало прежде всего мобилизации собственного индивидуального потенциала. 406 Однако в процессе социализации человек не только овладевает общепринятой системой норм, ценностей и стереотипов поведения, но и осуществляет становление собственного «Я» как единичной, отдельной и особой сущности. Эту потребность в самореализации можно рассматривать в качестве другого человеческого стремления — «быть личностью». Если в российском культурном архетипе преобладало стремление «быть как все», то в западноевропейском 188 Культурология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений — Ростов н/Д: «Феникс», 2002. — 608 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da ) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru || 189 — «быть личностью» . Сформировавшееся в ходе цивилизационной трансформации в XIV—XVII вв. западноевропейское общество было антропоцентристским, основу которого составили либеральные ценностные ориентации. В фокусе либерального мироощущения находится человек, его неповторимая и уникальная судьба, частная «земная» жизнь. Либерализм — это ощущение личной свободы и личной ответственности, расчет на собственные действия и собственную судьбу. Идеалом либерализма выступает человек-личность, гражданин, который не только осознает потребность, но и жить не может без гражданских прав и свобод, прежде всего права собственности и права индивидуального выбора, т. е. права на самого себя. Стремление «быть личностью» является не только достоянием новоевропейской культуры, стержнем которой выступает радикальное понимание личности с присущей ей индивидуальной свободой и ответственностью. Стремление к личной самоопределенности присуще и человеку социоцентристского общества, но это порождает в нем внутренний конфликт между предопределенностью и свободой. Формами разрешения этого конфликта в России становятся «уход в пустынь» или «юродство в миру». В житейском представлении юродство непременно связано с душевным или телесным убожеством. Это — заблуждение: есть, действительно, юродство природное, а есть добровольное, «Христа ради», и тогда юродство — это есть пребывание «в подвиге». Юродство, как уже отмечалось ранее, имеет две стороны — пассивную и активную. Первая, обращенная на самого юродивого, предполагала аскетическое самоуничижение, мнимое безумие, оскорбление и умерщвление плоти. Поскольку активная сторона юродства требовала «ругаться миру», т. е. жить среди людей и обличать пороки и грехи сильных и слабых, то среди юродивых были не только душевно здоровые люди, но и достаточно образованные. Среди такого рода юродивых было много выходцев из церковной среды. Поэтому юродство в России приобретало зачастую черты ярко выраженного интеллектуального критицизма. 407 3.3.5. Российская государственность и русский культурный архетип Российская государственность представляет собой государственно-организованную форму общества, спе- цифика которой определялась на разных этапах его развития особенностями государственно-правовых организаций и институтов, содержания национально-государственной идеи («общего дела») и практики ее реализации. В российской цивилизации государственность выступает доминантной формой социальной интеграции, задавая единый для российского общества нормативно-ценностный порядок как символической основы национального единства. Испытывая постоянное «давление» с Запада и Востока, российское государство с самого начала формировалось как «военно-национальное», основной движущей силой развития которого была перманентная потребность в обороне и безопасности, сопровождавшаяся усилением политики внутренней централизации и внешней экспансии. Еще в эпоху Московского царства сложился особый тип «вотчинного государства». Московские князья, русские цари, а затем советские вожди, обладавшие огромной властью, были убеждены в том, что вся страна является их «собственностью», ибо создавалась она, строилась и перестраивалась по их повелению. Основу «вотчинного государства» составлял принцип централизованной редистрибуции, базирующийся на представлении о том, что именно государственная власть рождает собственность и что все живущие в России являются государевыми слугами, находящимися в прямой и безусловной от царя зависимости и не имеющими возможности претендовать ни на собственность, ни на какие-либо личные права. «Вотчинное государство» в России, особенно в условиях социально-экологического кризиса XV в., црисвоило неограниченные права по отношению к обществу. В этих условиях сработало универсальное правило: если сами люди не могут остановить падение уровня и качества жизни, то общество делегирует государству право на проведение радикальных реформ. При этом предполагался и пересмотр если не всей системы культурных ценностей, то по крайней мере некоторых фундаментальных ее элементов. Самостоятельность российского государства оказалась максимальной из всех возможных вариантов тогдашнего состояния русского общества. Это в значительной степени предопределило выбор пути социального развития, связанного с переходом 408 общества в мобилизационное состояние, основу которого составляли внеэкономические факторы государственного хозяйствования, экстенсивное использование природных ресурсов, ставка на принудительный труд, внешнеполитическая экспансия и колонизация, ставшая, по выражению В. Ключевского, стержнем всей российской истории. Начиная с преобразований Петра I в России складывается особый тип «регулярного, всепоглощающего государства», бюрократически заботливого ко всем сторонам не только общественной, но и частной жизни людей. Основой этого государства стал полицеизм как замысел «регулярно сочинить и учредить» всю жизнь страны, народа, а также каждого отдельного обывателя ради его собственной пользы и ради «общего блага». 189 Культурология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений — Ростов н/Д: «Феникс», 2002. — 608 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da ) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru || 190 Учредительство и попечительство составляют пафос «полицейского государства». Его символом стала «оте- ческая», бюрократическая забота «вождя-государя» и государственной власти о «благе народа», общественной и личной пользе всех подданных. Наряду с переходом от «военно-национального» и «вотчинного государства» к «полицейско- бюрократическому» прочно утвердилась вера в возможность достижения прогресса путем насилия, сохранившая свое значение вплоть до конца XX столетия. Действуя в рамках мобилизационного развития, российское государство постоянно испытывало «перегрузки» в силу того, что государственная власть во внутренней и внешней политике ставила такие цели и задачи, которые намного превосходили потенциальные возможности страны. Решая эти задачи с помощью насилия, государственная власть принуждала население принимать любые лишения. Отсюда проистекали деспотические черты этой власти, опиравшейся в основном на силу и «военные» методы управления. В результате были созданы такие механизмы социально-экономической и политической организации российского общества, которые перманентно превращали страну в некое подобие военизированного лагеря с жесткой централизацией и бюрократизацией управления, строгой социальной иерархией и дисциплиной поведения, тотальным контролем за различными сферами жизни и деятельности, «государственным» еди- номыслием. Становление «военно-национального», «вотчинного», а затем «регулярного» государства в России; перманентная потребность в обороне, сопровождавшаяся политикой внешней экспансии и внутренней политической централизации; переход на мобилизационный тип социального развития, основанный |