Хорькова-учебник. Учебное пособие для вузов. М. "Издательство приор", 1998. 496 с. Isbn 5799000560 Рецензенты

• Название: Учебное пособие для вузов. М. "Издательство приор", 1998. 496 с. Isbn 5799000560 Рецензенты
• Анкор: Хорькова-учебник.doc
• Дата: 28.12.2017
• Размер: 2.47 Mb.
• Имя файла: Хорькова-учебник.doc
• Тип: Учебное пособие; #13379
• страница: 26 из 47

До крестьянской реформы бюджет страны вообще хранился в глубокой тайне, а к 1861 году свыше 40 % бюджета шло на армию, 7 % - на нужды промышленности, 1 % - на образова­ние. В последние пореформенные годы сильно выросла задол­женность России, к 1861 году она была второй после Франции по размерам государственного долга. Для покрытия расходов правительство не стимулировало производство и торговлю, а прибегало к "позаимствованиям" из государственных кредит­ных учреждений, внешним займам, выпуску бумажных денег, что не могло надолго укрепить финансовую систему, но душило налогами население, которое не могло по этой причине актив­но производить, пополнять казну. А казна нуждалась в попол­нении и для представления России в Европе, и для приукраши­вания деспотизма и рабства. "Сверху блеск, снизу гниль" -писал об этом будущий министр Александра II П. А. Валуев.

В начале 30-х годов появилось столь необходимое в таких ус­ловиях идеологическое обоснование реакционной политики са­модержавия - теория "официальной народности", слияния инте­ресов народа и государства. Министр просвещения С. С. Уваров выразил вековые основы русской жизни: "православие, само­державие, народность... обратить... развивающиеся и пробуж­денные силы, по мере возможности, к одному знаменателю... искать этого знаменателя в тройственном понятии православия, самодержавия и народности". Конфликт власти и народа как бы был разрешен, иные суждения считались подрывом этого единства, поэтому споры и проблемы переместились из сферы политической в сферу философскую, религиозную, литератур­ную, историческую. Не имея возможности быть деятельными, лучшие умы Отечества углублялись в духовные сферы, отсюда расцвет культуры в годы николаевской реакции. Но, с другой стороны, из-за оторванности от реальной, практической жизни переход от подражания Европе к творчеству в общественной жизни так и не произошел.

Власть в России старалась представить себя сильной, хотя пружинами этого механизма были казарма и канцелярия, сле­пая и лишенная здравого смысла дисциплина в сочетании с бездушным формализмом... (А. И. Герцен). И это не оставило равнодушным русское общество, которое желало величия и мощи России. Воздействие казенного патриотизма, идей о "превосходстве" царской России над Европой на русскую общественность было немалым.1 Привычное для русского обще­ственного сознания историко-культурное сопоставление России и Европы уходило в прошлое. Ему на смену пришло и глубоко укоренилось противопоставление русских и западноевропей­ских политических, социальных институтов, идея особого рус­ского пути. Постепенно мысль об особом характере русского исторического развития входила и мировоззрение тех "недо­вольных", кто не был склонен безоговорочно следовать уваров-ским восхвалениям православия, самодержавия и народности. Противопоставление России и Европы, отчетливо сформулиро­ванное и внедряемое в русское общество идеологами николаев­ского царствования Сперанским, Блудовым, Уваровым, было принято либерачьной общественностью. Но понимание осо­бенности России этой общественностью было неоднозначным. В предреформенные годы вопрос о судьбе России звучал со страниц газет и журналов, его стремились разрешить ученые и общественные деятели, он обсуждался и в правительственных кругах. Были и сторонники европейского пути: по дороге про­мышленного развития, высвобождения предпринимательской активности людей, строительства железных дорог и т. д. Но в условиях николаевской России этот путь оказался слишком туманным и недостижимым и порождал лишь пессимизм. Сто­ронники "особого пути России" из либеральных кругов были более пессимистами, чем оптимистами в оценке этого пути. Имела хождение идея об отсталости России, обреченности ее на развитие сельского хозяйства и торговли, и в этом находили даже преимущества. Это направление более способствовало осмыслению причин реального социально-экономического от­ставания России от развитых капиталистических стран Европы и поиску путей их преодоления.

Позиция П. Я. Чаадаева, высказанная им в первом "Фило­софическом письме" от 1 декабря 1829 года, об убожестве рус­ского прошлого и настоящего и величия Европы, противостоя­ла знаменитой формуле Бенкендорфа: "Прошлое России было блестяще, ее настоящее более чем великолепно, а что касается ее будущего, оно превосходит все, что может представить себе самое смелое воображение". Чаадаев, первым из русских, дал такую убийственную характеристику России и народу, который столько перенес и выстрадал: "Мы никогда не шли об руку с прочими народами, и не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспи­танием человеческого рода... Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя... Наши воспоминания не идут дальше вче­рашнего; мы, так сказать, чужды самим себе...".1

Основание такого печального результата развития великого народа в том, что с самого начала по многим перечисленным уже причинам развитие России было неестественным. Над ре­альной жизнью людей, стремящихся к естественным для человека целям, постоянно совершали насилие, облекавшееся в более поздние времена в самые благородные одежды. При бо­лее свободном развитии жизни создавались бы не анар­хические, а соответствующие нормальному ходу вещей формы жизни и традиции. Основным носителем естественного уклада человеческой жизни является "средний класс", создающий не рабские, из-за своей самостоятельности, и не деспотические, из-за недостатка власти, способы человеческого общежития. Этот класс достаточно стабилен, чтобы обеспечить спокойствие общества, и в тоже время достаточно предприимчив и активен, осознавая выгоды трудолюбия и нравственных качеств. Нравст­венные качества формируются от того, что для достижения це­лей своего благополучия не нужно в принципе идти на обман, изворачиваться, приспосабливаться, впадать в утопии.

Такого естественного и на этой основе законного, с точки зрения общественного договора, развития был лишен россий­ский народ. Крепостничество много веков означало беззаконие снизу, самодержавие - беззаконие сверху, которое желало в безгласном обществе проводить реформы, не сообразующиеся с человеческими интересами. Присоединившееся революционное движение - это тоже беззаконие, но только еще более разруши­тельное. Россия мучительно искала тот путь, который давно уже был проложен человечеством, лишь в самые благоприятные моменты своего развития выходя на этот путь, а потом снова углубляясь в буераки и колдобины российской истории.

Самым большим обвинением николаевской и всей прежней самодержавной жизни России был тот образ жизни россиян, который возник из-за такого насилия над человеческой приро­дой, постоянного подавления стремления людей к благопо­лучию, успеху, а также - предприимчивости в достижении этих целей. Самые яркие описания этого образа жизни принадлежат иностранцам, которые, в дополнение к отвлеченным рассужде­ниям русских, например, Чаадаева, об особенностях склада жизни, добавляют ставшие привычными и естественными для россиян черты диких нравов и отношений.

Самую убийственную характеристику образа жизни, кото­рый складывался в менталитет русского народа, дал проехав­ший в 1839 году по России француз Астольф де Кюстин. ' Он пишет, что весь русский народ, от мала до велика, опьянен своим рабством до потери сознания. "Среди населения, ли­шенного радостей и собственной воли, видишь лишь тела без души и невольно содрогаешься при мысли, что столь огромное число рук и ног имеют всего лишь одну голову". Русский госу­дарственный строй - это строгая военная дисциплина вместо гражданского управления, это перманентное военное положе­ние, ставшее нормальным состоянием государства. Между по­мещиками и царем находится стена людей, заинтересованных в том, чтобы злоупотребление властью продолжалось. Полиция, столь проворная, когда нужно мучать людей, отнюдь не спе­шит, когда обращаются к ней за помощью. Де Кюстин считает, что помещики страдают от крепостного порядка не меньше, чем крестьяне, особенно те помещики, дела которых идут пло­хо. Поместья продавать очень трудно, и те дворяне, которые обременены долгами, вынуждены для покрытия их получать ссуды и закладывать свои имения в государственном банке. Отсюда следует, что царь является казначеем и кредитором всего русского дворянства.

В других странах человек тоже трудится, но он свободен, может сменить работодателя. Русский крепостной - это рента богача. Он трудится для того, чтоб доставить рабовладельцу роскошь, и эта роскошь не имеет оправданий. В государстве, в котором не существует среднего класса, всякая роскошь должна быть запрещена, так как она может быть объяснена и оправда­на лишь в благоустроенных странах, где средний класс извлека­ет выгоды и средства к жизни из тщеславия и роскоши выс­шего общества.

Если Россия станет промышленной страной, из среды сво­бодных граждан и крепостных должно образовываться сословие независимых купцов и ремесленников, которое сейчас на­мечается и пополняется главным образом за счет иностранцев. Буржуазия почти отсутствует в России, ее заменяет сословие мелких чиновников и помещиков средней руки, людей незнат­ного происхождения, не дослужившихся до дворянства. До сих пор почти все фабриканты и купцы - немцы.

Все повернуто в сторону двора. Например, князь Репнин' управлял и государством и государем, но два года назад он по­пал в немилость, и с тех пор в России не произносится его имя, бывшее до этого у всех на устах. С вершины власти он был низвергнут в глубочайшую пропасть, и никто не осмелился ни вспомнить, ни думать о его жизни. Язва замалчивания в России распространена шире, чем думают за границей.

В истории России никто, кроме государя, не выполнял того, что было его долгом, его прямым назначением. Самый нич­тожный человек, если он сумеет понравиться государю, может стать первым в государстве. Из-за нестабильности жизни - бес­пробудная лень, тревожное безделье, как результат северной ав­тократии. Страх не создает порядка, а только прикрывает хаос.

Обыкновенно первым результатом цивилизации является то, что она облегчает материальные условия жизни. Здесь же они чрезвычайно тяжелы. Нет путеводителя по Петербургу, и все скрывают нелестные стороны жизни. Те 400 - 500 тыс. человек, которые живут в Петербурге, отнюдь его не заселяя, теряются в безмерном просторе города, сердце которого сделано из гранита и металла, тело - из гипса и цемента, а конечности - из раскра­шенного дерева и гнилых досок. Колосс на глиняных ногах, этот город сказочной роскоши не похож ни на одну из столиц циви­лизованной Европы, хотя при его основании их всех копировал.

Петербург - это штаб-квартира армии, а не столица государ­ства. Стоит только покинуть центр города, и вы теряетесь в едва намеченных улицах казарменного вида. Это провиантские магазины, склады фуража, обмундирования и всевозможных воинских припасов. Улицы поросли травой, так как слишком свободны для пользующегося ими населения. Великолепный город, созданный Петром Великим, украшенный Екатериной II и вытянутый по ранжиру прочими монархами на кочковатом, почти ежегодно затопляемом болоте, окружен ужасающей не­разберихой лачуг и хибарок, бесформенной гурьбой домишек неизвестного назначения, безымянными пустырями, завален­ными всевозможными отбросами, омерзительным мусором, накопившемся за сто лет жизни беспорядочного и грязного от природы населения. В столице очень мало кафе, а на бульварах немного публики, которая не гуляет, а спешит куда-то со сте­пенными лицами, мало говорящими о развлечении.

Гостиницы в Петербурге похожи на караван-сараи. Если у вас нет слуги - вы остаетесь безо всяких услуг. Вельможи, при­езжающие из внутренних губерний в столицу, привозят с собой многочисленную челядь. Она является признаком богатства, так как люди - собственность господина. Эти люди, в отсутствие своих господ, валяются на диванах и заражают их насекомыми. Дорога от Петербурга до Шлиссельбурга плоха во многих мес­тах, в которых набросаны доски или бревна над топыо. Ездить можно только в простой телеге. В России поражают громадные пространства, все голо и бедно. Разбросанные там и тут дере­вушки, становящиеся чем дальше от Петербурга, тем неряшли­вее, не оживляют ландшафта, но, наоборот, усугубляют его печаль. Избы - это груды бревен с деревянной крышей, крытой иногда соломой. В этих лачугах, вероятно, тепло, но вид у них прегрустный. Напоминают они лагерные бараки, с той лишь разницей, что последние внутри чище. Крестьянские же кле­тушки грязны, смрадны и затхлы. Кровати в них отсутствуют. Летом спят на лавках, идущих вдоль горницы, зимой - на печи или на полу вокруг печи. Отсюда следует, что русский крестья­нин всю жизнь проводит на биваке. Домашний комфорт этому народу не известен.

Что касается Москвы, то издалека она - создание фей, но вблизи - большой торговый город, хаотический, пыльный, пло­хо застроенный, слабо заселенный. Главные московские точки -это Церковь Василия Блаженного и Кремль. Но Москва более свободна, чем Петербург.

"Все говорит мне, - продолжает де Кюстин, - о природных способностях угнетенного русского народа, если бы он был свободен. Я часто повторяю себе: здесь все нужно разрушить, чтобы создать заново народ". Нравы народа являются продук­том взаимодействия между законами и обычаями. Они изме­няются не по взмаху волшебной палочки, а чрезвычайно мед­ленно и постепенно. Нравы русских, вопреки всем претензиям этого полуварварского племени, еще очень жестоки и надолго останутся жестокими. Только частная собственность делает человека существом общественным, только она одна является основой семьи.

Только крайностями деспотизма можно объяснить царст­вующую здесь нравственную анархию. Там, где нет законной свободы, всегда есть свобода беззакония. Отвергая право, вы вызываете правонарушение, а отказывая в справедливости, вы открываете двери преступлению. Недобросовестность печально отражается на всем, особенно на коммерческих делах. Посто­янные колебания ценности денег благоприятствуют всевозмож­ным проделкам. Величайшее удовольствие русских - пьянство, другими словами - забвение. Им нужно бредить, чтобы быть счастливыми.

Де Кюстин пишет, что, переправившись через Неман, он нашел в Европе "прекрасные дороги, отличные гостиницы, чистые комнаты и постели, образцовый порядок в хозяйстве, которым заведуют женщины" и т. д. Он делает вывод, что нуж­но жить в этой пустыне без покоя, в этой тюрьме без отдыха, которая именуется Россией, чтобы почувствовать всю свободу, предоставленную народам в других странах Европы, каков бы ни был принятый там образ правления.

Государство, от рождения не вкусившее свободы, государст­во, в котором все серьезные политические кризисы вызывались иностранными влияниями, такое государство не имеет буду­щего... Россия грозная, поскольку она борется с азиатскими народностями, будет сломлена в тот день, когда она сбросит маску и затеет войну с европейскими державами.

Длительное описание экономического, социального и нравст­венного состояния России в первой половине XIX века необхо­димо по нескольким причинам. Прежде всего следует предста­вить себе обстоятельства, в результате которых и в XIX веке слово "предпринимательство" не могло использоваться в России по прямому назначению: оно означало не совсем то, что обычно понимают под экономической активностью заинтересованного и свободного в своих действиях человека, предпринимателя. Для российских предпринимателей это было именно приспособление к реальностям жизни, на которое они тратили свою "пред­приимчивость", поэтому так важен общественный фон этой дея­тельности. С другой стороны, социальная жизнь и нравы являют­ся следствием недостаточной развитости естественной предпри­имчивости достигающего свои цели человека.

Но все же процесс развития предприимчивости в России пошел, иначе нельзя было бы объяснить взлет активности в конце XIX века, после создания относительно нормальных ус­ловий ее развития. Начинался процесс предпринимательства в России и в предреформенное время, как всегда, с торговли и деятельности торговцев-купцов, крестьян, а также и других сло­ев населения. Именно торговля становилась связующим зве­ном, причиной и следствием развития промышленности, товаризации сельского хозяйства, роста городского населения. Обо­рот внутренней торговли в начале XIX века оценивался от 500 до 900 млн. рублей. Важная роль торговца-купца - это рус­ская особенность, которая обусловлена большим пространством и редкостью населения. Характерным для России стало и мед­ленное развитие путей сообщения, хотя некоторые изменения в предреформенные годы произошли и здесь. Улучшились сухо­путные и водные пути, появился паровой транспорт. К концу первой четверти XIX века в России действует система судоход­ных каналов: Волга соединялась с Прибалтийским бассейном и Северной Двиной, Днепр с западными реками - Вислой, За­падной Двиной, Неманом. Во втором десятилетии возникло пароходное сообщение, к 1861 г. в России насчитывалось свы­ше 300 паровых судов. В 1834 году крепостные изобретатели отец и сын Черепановы построили на Нижнетагильском заводе Демидовых первый паровоз. В 1838 г. была открыта железная дорога между Петербургом и Царским Селом, протяженностью 25 километров. Возникли железные дороги: Москва - Петербург и Москва - Нижний Новгород. Общая протяженность желез­ных дорог к 1861г. была 1,5 тыс. верст, в то время как в Англии - 15 тысяч, в Германии - 10 тысяч верст. В судоходст­ве преобладали суда с конной тягой или бурлаками. В результа­те волжский хлеб доставлялся в Петербургский порт только на второй год после уборки урожая. Большая часть внутренних перевозок проводилась гужевым способом на основе подводной повинности крепостных и государственных крестьян. Купцы и крестьяне сами организовывали свои перевозки.

Медленное развитие путей сообщения приводило к тому, что торговля внутри страны в ряде районов продолжала носить ярмарочный характер. Но удельный вес ярмарок во внутренней торговле падает, так как растет постоянная - лавочная и мага­зинная торговля. Ярмарки дольше играют свою роль в земле­дельческих районах, а также на окраинах - в Сибири, Закавка­зье, так как они более характерны для феодального хозяйства, а стационарная торговля - для капитализма.